Л. А. Дмитриев

ИССЛЕДОВАТЕЛЬ «СЛОВА О ПОЛКУ ИГОРЕВЕ»
И. П. ЕРЕМИН

10 июня 1943 г. в Саратове, где в это время находился в эвакуации Ленинградский государственный университет, на заседании Ассоциации филологов ЛГУ, Саратовского государственного университета и Саратовского педагогического института Игорь Петрович Еремин прочитал доклад «„Слово о полку Игореве“ (К вопросу о его жанровой природе)», который в 1944 г. с некоторыми дополнениями был издан в Ученых записках ЛГУ.1

Это первая печатная работа И. П. Еремина, специально посвященная «Слову». Общее количество работ И. П. Еремина о «Слове о полку Игореве» невелико, но значение ученого в науке определяется не количеством и величиной его печатных трудов, а их научным значением в той области, в которой этот ученый работает. И имя Еремина совершенно справедливо стоит в ряду самых известных русских исследователей «Слова о полку Игореве». Его вклад в изучение «Слова» очень значителен.

Дальнейшим продолжением и развитием статьи 1944 г. явилась статья «„Слово о полку Игореве“ как памятник политического красноречия Киевской Руси», опубликованная в 1950 г. в сборнике исследований и статей, посвященном 150-летию первого издания «Слова».2 Кратким дополнением к этим двум работам является статья «К вопросу о жанровой природе „Слова о полку Игореве“», напечатанная в 1956 г.3 Статья эта была ответом Еремина на статью А. А. Назаревского, опубликованную в 1955 г. в Киеве, в которой критиковалась точка зрения И. П. Еремина

221

на жанровую природу «Слова».4 Гипотеза Игоря Петровича о том, что «Слово о полку Игореве» в жанровом отношении является произведением ораторского искусства, не возобладала в науке о «Слове». Однако теперь, после его работ, даже те исследователи, которые не принимают концепции И. П. Еремина, признают бесспорное наличие в художественной структуре «Слова» ярко выраженного ораторского начала. В статье «„Слово о полку Игореве“ и эстетические представления его времени» Д. С. Лихачев, стоящий на иной точке зрения о жанровой природе «Слова», пишет: «Несомненно, что „Слово“ должно было для чего-то предназначаться, не исключена возможность, что это было ораторское произведение, предназначенное для какого-то светского церемониала, как это думал И. П. Еремин, но вероятнее, как об этом мы уже говорили, это были плач и слава, также имевшие точное обрядовое назначение».5

В своих работах о жанре «Слова» И. П. Еремин, рассматривая «Слово о полку Игореве» в единстве всех элементов его художественной структуры и анализируя его в ряду произведений античного, византийского и древнерусского художественного красноречия, показывает, что одновременное наличие всех художественных особенностей, всех формальных признаков, присущих жанру художественного красноречия, присуще «Слову о полку Игореве». Именно этот принцип как основополагающий в своей концепции подчеркивает И. П. Еремин в ответе на возражения А. А. Назаревского: «Почему я считаю указанные мною художественные Особенности „Слова о полку Игореве“ признаками его ораторской природы? Только потому, что в такой комбинации, в таком сочетании, в аналогичном идейно-художественном контексте они действительно встречаются только в памятниках старинного художественного красноречия, древнерусского в частности, и нигде больше не встречаются. Фактов, которые бы опровергали это наблюдение, мне пока никто не указал. И это, полагаю, дает мне право отстаивать с прежним „упорством“ то положение о жанровой природе „Слова о полку Игореве“, которое я впервые печатно сформулировал еще в 1944 году: пока не вижу достаточных оснований от него отказываться».6

Необходимо отметить, что Игорь Петрович здесь же подчеркивает свое недоумение тем, что, по мнению его критика, его гипотеза о жанровой природе «Слова о полку Игореве» обедняет «Слово» «и в его идейном значении и в значении художественном». «Для меня, — пишет он, — является загадкой, как вообще жанр может определять художественную и идейную ценность произведения...

222

В рамках того или иного жанра могут быть написаны произведения плохие и хорошие, рядовые и гениальные. Ценность произведения определяет не жанр, а талант художника».7

Гипотеза И. П. Еремина о жанровой природе «Слова о полку Игореве» основана на скрупулезном анализе идейного и художественного содержания произведения, его формальных особенностей. В этом отношении его научная разработка поставленной задачи может служить образцом методики научного исследования филологической проблемы.

Теперь уже никто из исследователей, обращающихся к рассмотрению вопросов художественной структуры «Слова о полку Игореве», не может пройти мимо трех перечисленных выше его работ о жанре «Слова». В этих небольших, но насыщенных свежими мыслями, новыми идеями статьях Игоря Петровича очень много принципиально важных и ценных наблюдений над поэтикой памятника. И в этом отношении данные статьи И. П. Еремина имеют значение гораздо более широких и глубоких исследований по «Слову о полку Игореве», чем исследования только по проблеме жанра произведения.

И. П. Еремин останавливается на вопросах композиции «Слова», особенностях изображения в нем героев, на проблеме соотношения текста «Слова о полку Игореве» с устным народным творчеством, на стилистическом строе произведения, много внимания уделяется им проблеме личности автора и соотношения образа автора с текстом произведения.

Центральная часть «Слова» — «повесть» об Игоре, отличается не только от летописного повествования, но и от нашего понимания термина «повесть». Задача автора «Слова» заключалась не в том, чтобы рассказать об обстоятельствах похода Игоря, а в том только, чтобы напомнить читателям и слушателям о них и в связи с ними обратить внимание на те ассоциации с событиями прошлого, которые возникали у автора и должны были, следовательно, заинтересовать и читателя. Эта черта «Слова» объясняется его публицистичностью, злободневностью, что обусловило и присущее «Слову» соотношение образа автора с текстом его произведения. Автор «Слова о полку Игореве», — пишет И. П. Еремин, — «заполняет собою все произведение от начала до конца. Голос его отчетливо слышен везде: в каждом эпизоде, едва ли не в каждой фразе. Именно он, „автор“, вносит в „Слово“ и ту лирическую стихию, и тот горячий общественно-политический пафос, которые так характерны для этого произведения. В „Слове о полку Игореве“ нет и следа характерного для летописи внешнего „объективизма“ в изложении событий, в летописном рассказе закономерного, ибо иначе рассказ этот утратил бы именно то, чем летописец не мог не дорожить прежде всего, — свою документальность. Приглушенному, только в отдельных случаях прорывающемуся

223

прямо голосу „автора“ в летописи в „Слове“ противостоит ничем не сдерживаемая, часто прямая, в полный голос сказанная речь автора, непосредственно обращенная к читателю. Проявляется она в „Слове“ многообразно, часто даже там, где читатель мог бы ее и не встретить, — в чисто повествовательных эпизодах „Слова“».8

Эту сторону «Слова о полку Игореве», на которую И. П. Еремин обращал особо пристальное внимание, необходимо все время иметь в виду современному читателю. Принципиально важное значение имеет эта особенность «Слова о полку Игореве», когда мы решаем вопрос о современных изданиях «Слова». Естественно, что для современного читателя без подробного историко-литературного комментария многое останется в «Слове» непонятным с точки зрения исторических соотношений. Но возникает вопрос: всегда ли нужно давать в издании, рассчитанном на широкого читателя, подробный комментарий? Не отвлекают ли такие комментарии читателя от самого памятника, не создают ли неверного представления о его художественной природе?

В определенной степени подробный историко-филологический комментарий создает впечатление о «Слове» как о произведении прежде всего историческом. Не в этом ли кроется причина того, что все чаще появляется стремление у самых различных читателей «Слова» по-своему прокомментировать и истолковать то или иное место в произведении?

Следует обратить внимание на то, что сам Игорь Петрович сопроводил свое издание текста и перевода «Слова» очень скромным по объему комментарием. Он занимает всего 5 страниц (0,3 листа) в книге «Художественная проза Киевской Руси XI—XIII веков».9 Это не значит, разумеется, что Игорь Петрович был против или не признавал необходимости обширного научного комментария к «Слову», но, видимо, он был против такого комментария в издании, рассчитанном на широкого читателя. О том, что Игорь Петрович считал принципиально важным отличать научное, специальное издание «Слова о полку Игореве» от изданий, адресованных широкому кругу читателей, свидетельствует его внутренняя рецензия на издание «Слова» в «Библиотеке поэта» в 1952 г. В этом отзыве он, в частности, писал: «Книга рассчитана на широкого читателя; она должна всемерно облегчить ему ознакомление с древнерусским оригиналом. В этих целях я бы предложил печатать текст без буквы ѣ, буквы і, а также ъ в конце слов. В настоящем издании в этом нет никакой необходимости... Исходя из тех же соображений, я считал бы возможным напечатать

224

текст „Слова“ без критического аппарата (в нем также нет никакой необходимости в настоящем издании, если учесть, что разночтения — по первому изданию и Екатерининской копии — носят преимущественно орфографический характер)».10 Отмечу, что в своем издании текста и перевода «Слова» в издательстве «Художественная литература» сам Игорь Петрович провел именно этот принцип.

Из работ, специально посвященных «Слову о полку Игореве», следует назвать еще две статьи И. П. Еремина. Обе они датируются 1948 г.: 1) «Слово о полку Игоревом» в русской, украинской и белорусской поэзии;11 2) «Слово о полку Игореве» в советском литературоведении.12

Первая статья безусловно может быть названа одним из лучших обзоров поэтической истории «Слова о полку Игореве» в поэзии трех братских народов с 1800 по 1946 г. Исследователь анализирует все наиболее известные поэтические переводы и переложения «Слова» как с точки зрения их самодовлеющей поэтической ценности, так и с точки зрения соотношения текста перевода с древнерусским текстом «Слова о полку Игореве». Принципиальное значение имеют характеристики отдельных переводов «Слова», незаслуженно пользовавшихся популярностью у современников и авторитетом в исследовательской литературе по «Слову». Так, например, о переводе Н. Гербеля И. П. Еремин писал следующее: «Перевод Н. Гербеля, в свое время довольно радушно принятый критикой, даже академической, выдержавший пять изданий, никаких новых горизонтов перед переводчиками „Слова“, однако, не раскрыл и раскрыть не мог: на всем переводе с первой строки до последней лежит печать глубокого, неисправимого эклектизма. Подбирая стихотворные размеры, соответствующие тональности той или иной песни, Н. Гербель поступал так, точно собирался составлять хрестоматию из всех существующих переводов „Слова“. Скачущий хорей, напоминающий „русский стих“ первых переводчиков „Слова“, сменяется у него „балладным“ амфибрахием, а этот последний — торжественным гекзаметром, чтобы затем снова уступить место хорею или ямбу или даже „народному сказочному размеру“ Л. Мея».13 И. П. Еремин на целом ряде ярких примеров показал несостоятельность и непродуктивность переводов «Слова» в стихотворной манере известных русских поэтов или же в духе народной поэзии. Переводы «Слова о полку Игореве» советских поэтов, вышедшие в свет ко времени написания статьи, И. П. Еремин подразделяет на 4 группы: 1 — переводы «в плане той или иной поэтической системы XIX—

225

XX вв., под того или иного поэта, обычно „любимого“»; 2 — представители этой группы, «следуя примеру Л. Мея и его эпигонов, считают своим долгом придать „Слову“ недостающий ему „народный“ колорит и соответственно этому переводят его в народно-песенном ладе»; 3 — авторы этой группы «создают свои собственные вольные композиции на текст „Слова“»; 4 — переводчики этой группы «ищут путей к такому переводу „Слова“, который наиболее адекватно оригиналу передавал бы не только его текст, но и его своеобразный, в силу своей архаичности, нелегкий для нашего современного понимания поэтический стиль».14 К переводам последней группы И. П. Еремин относит переводы «Слова» Г. Шторма, С. Шервинского, И. Новикова, А. Югова. Едва ли можно согласиться с тем, что И. П. Еремин относит к третьей группе переводов переложение «Слова» Н. Заболоцкого, а в четвертую включает перевод А. Югова. Правда, по-видимому, он и сам ощущал определенную условность такого подразделения, так как особо отметил высокие поэтические достоинства труда Н. Заболоцкого и упрекнул в гиперкритике древнерусского текста «Слова» А. Югова. Безусловный интерес представляет характеристика в статье украинских переводов «Слова» (М. А. Максимовича, Ст. Руданского, Панаса Мирного, В. А. Кендзерского, Н. Чернявского, В. Щурата, М. Рыльского) и отрывков из «Слова», переведенных Тарасом Шевченко. Останавливается И. П. Еремин и на переводе «Слова» на белорусский язык Янки Купалы.

Во второй статье, которая представляет собой переработку доклада И. П. Еремина, прочитанного им на юбилейной сессии Института русской литературы АН СССР 15 октября 1947 г., автор остановился на основных достижениях советского литературоведения в изучении «Слова о полку Игореве» за 30 лет советской власти и наметил основные перспективные задачи дальнейшего изучения памятника.

Не потеряли своей актуальности и научного значения отдельные высказывания И. П. Еремина по проблемам «Слово»ведения в вышедших посмертно его лекциях по истории древнерусской литературы.15

Останавливаясь на вопросе о древнерусском тексте «Слова о полку Игореве», И. П. Еремин обращает особое внимание на необходимость бережного отношения к тексту первого издания, которое заменило собой погибшую рукопись «Слова о полку Игореве». Исследователь подчеркивает, что «все наши усилия должны быть направлены на то, чтобы понять этот текст в том виде, в каком он лежит перед нами... Следует положить конец конъектурным поправкам там, где это не вызывается необходимостью, т. е. где текст первого издания понятен и сам по себе, без какого-либо вмешательства с нашей стороны. Обилие поправок, часто ненужных, недостаточно обоснованных, — серьезная угроза „Слову

226

о полку Игореве“. Мы должны выработать и у издателей „Слова“, и у переводчиков максимально бережное отношение к его тексту».16 Актуальность этого высказывания ученого не только не потеряла своего значения, но в последнее время возросла еще больше.

Если в серьезных научных трудах по «Слову» все отчетливее проявляется тенденция бережного отношения к древнерусскому тексту «Слова» в том виде его, в каком он дошел до нас в первом издании и в Екатерининской копии, то в научно-популярных работах по «Слову о полку Игореве» и в многочисленных опытах исследования памятника его любителями (часто издаваемых вполне солидными издательствами) явно преобладает стремление выдвигать самые невероятные гипотезы и толкования текста «Слова», и необходимо принимать какие-то более действенные меры в борьбе с такого рода тенденцией. В конечном счете все это действительно становится серьезной угрозой «Слову о полку Игореве».

Много самых разных (в том числе и явно фантастических) догадок появляется в последнее время об авторе «Слова о полку Игореве». По отношению к подавляющему большинству такого рода догадок по-прежнему вполне злободневным остается высказывание на этот счет И. П. Еремина: «По поводу всех предположений могу сказать только одно: жаль времени, потраченного на их обоснование, ибо для решения вопроса об авторе „Слова“ у нас нет никаких данных, — пока что, во всяком случае».17

В непосредственной связи с отношением к тексту «Слова о полку Игореве», с разработкой вопросов о жанровой природе «Слова», о ритмической структуре произведения стоит и вопрос о переводе «Слова о полку Игореве» на современный язык. Все это нашло отражение в переводе «Слова» самого И. П. Еремина. И. П. Еремин перевел «Слово» на современный русский язык прозой, разделив текст только на абзацы. Перевод И. П. Еремина очень близок к тексту оригинала, но это не буквализм, а близость, за которой чувствуется огромная работа по осмыслению и толкованию древнерусского текста. Я бы охарактеризовал этот перевод как особенно ясный, прозрачный и очень четкий.

Игорь Петрович, как уже отмечалось, с особым пиететом относится к древнерусскому тексту «Слова», представленному первым изданием 1800 г. Поэтому он все время стремится следовать в переводе за текстом оригинала, не изменяя в оригинальном тексте ничего, если этот текст XII в. понятен современному читателю и восприятие лексики оригинала, в контексте всей фразы в целом, не допускает произвольного или искаженного понимания исходного смысла текста. Вместе с тем, пользуясь при этом самыми минимальными добавлениями и стремясь передать при переводе того или иного слова на современный язык наиболее точное значение

227

его и, там, где это возможно, найти слово, близкое фонетически, И. П. Еремин, в отличие от многих переводчиков, в целом значительно дальше, чем он, отступающих от первоначального текста «Слова», стремится не оставлять в тексте перевода неизвестных современному читателю терминов. Слово «шереширы» он передает словом «копья», «бремены» — «клади», «насады» — «челны» и т. д. Как отмечает сам И. П. Еремин в краткой заметке к переводу, «в редких случаях в перевод внесены слова, в оригинале отсутствующие, — для прояснения тех мест текста, которые в дословном переводе остались бы для читателя не вполне понятными».18 Очень осторожное и тонкое пользование этим приемом помогает при максимально близком следовании древнерусскому тексту «Слова» раскрыть внутреннее значение, смысл того или иного оборота, образа, которые для современного читателя неясны.

«Шизым орлом под облакы» — «сизым орлом кружил под облаками»; «ущекотал» — «щекотом своим воспел»; «рища в тропу Трояню» — «волком рыща по тропе Трояновой»; «О Русская земле, уже за шеломянем еси» — «О Русская земля, а ты уже скрылась за холмом»; «печаль жирна тече средь земли Рускыи» — «печаль многая рекою протекла среди земли Русской» и т. п.

Как уже было отмечено выше, И. П. Еремин стремился в своем переводе не менять порядка слов оригинала, но иногда он это делает из соображений стилистически-смысловых, однако чаще для того, чтобы сильнее подчеркнуть ритмичность прозаического текста «Слова». Примечательно, что переводчик «Слова» В. И. Стеллецкий в статье, посвященной переводам и переложениям «Слова о полку Игореве» (1961 г.), счел нужным сказать несколько слов о переводе Игоря Петровича, хотя в статье своей он рассматривал только стихотворные переводы и переложения. Стеллецкий пишет: «Следует отметить вышедший в 1957 году перевод „Слова о полку Игореве“ И. П. Еремина... Перевод напечатан без разделения на какие-либо строки, ритмические единицы и т. п. Тем не менее перевод И. П. Еремина ритмичен».19

Перевод И. П. Еремина очень близок к тексту оригинала, он сделан прозой, он, в лучшем смысле этого слова, носит научный характер. И тем не менее, а может быть, именно поэтому, этот перевод с полным на то основанием может быть поставлен в один ряд с самыми лучшими художественными переводами «Слова о полку Игореве» на современный русский язык.

Изданные работы И. П. Еремина по «Слову о полку Игореве» могут создать впечатление, что он не занимался подробным комментированием памятника. К сожалению, действительно, мы не имеем такого издания, где были бы подробно рассмотрены и оценены им имеющиеся в литературе по «Слову» комментарии

228

к тексту произведения. Не имеем мы и подробного обоснования И. П. Ереминым его собственных прочтений и толкований текста «Слова». Но по всей видимости, он задумывал создать такой сводный комментарий к «Слову» с подробным анализом всех существующих точек зрения по комментированию «Слова» и обоснованием своих собственных соображений на этот счет. В конце 40 — начале 50-х гг. И. П. Еремин читал спецкурс по «Слову о полку Игореве» на филологическом факультете ЛГУ. Этот спецкурс как раз и заключался в медленном чтении текста «Слова о полку Игореве» с комментированием этого текста. Еремин рассматривал все существующие по поводу прочтения каждой фразы толкования в литературе, давал критический обзор всех предположений и гипотез и, если не соглашался с имеющимися в литературе толкованиями, приводил свое собственное, обосновывая его филологическими, лингвистическими, историческими данными.