473

ДИССЕРТАЦИЯ О „БРАТЬЯХ-РАЗБОЙНИКАХ“ ПУШКИНА

13 июня 1936 г. в Ленинградском Педагогическом институте имени А. И. Герцена. состоялась защита кандидатской диссертации на тему „«Братья-разбойники» Пушкина“ аспирантом В. А. Закруткиным.

Поэма „Братья-разбойники“, отметил в своей речи В. А. Закруткин, не была до сих пор предметом специального исследования. Не были установлены причины уничтожения Пушкиным незаконченной поэмы, так же как не подвергались изучению ее генезис, стиль и социальные функции опубликованного отрывка. Исследователи „Братьев-разбойников“ до сих пор не шли дальше изучения самого текста поэмы и ее сопоставления с „восточными“ поэмами Байрона, ограничив эти сопоставления замкнутым кругом компаративистской проблематики. Между тем, осмысление „Братьев-разбойников“ невозможно без изучения истории развития „разбойничьих“ жанров в европейской и русской литературе, без учета конкретной исторической обстановки, определившей содержание поэмы, без учета разбойничьего фольклора крепостного крестьянства и выяснения степени его воздействия на поэму, без изучения стиля и социальных функций поэмы и определения ее места как на общем литературном фоне, так и в творчестве самого Пушкина.

Фигура разбойника по-разному изображалась в европейской литературе. С одной стороны, радикальная часть немецкого бюргерства (Гете и Шиллер эпохи Sturm und Drang’a, Клейст), французская мелкая буржуазия, еще не вытравившая из своей идеологии духа революции (Нодье, Руайе, Барбье, Кювелье), а также передовые представители английского дворянства, поднявшиеся до острой критики дворянско-буржуазной действительности (Байрон) — дали в своем творчестве художественный образ разбойника-борца, ненавидящего окружающий его „гнусный мир“, романтический образ отверженного законом изгнанника, противопоставившего себя „миру рабов“ и разбоями водворяющего на земле „попранную справедливость“; с другой стороны, реакционная часть немецкого бюргерства (Цшокке, Шписс, Крамер, Коцебу), напуганная революцией французская буржуазия (Пиго-Лебрен, Дюкре-Дюминиль, М. ла-Рош) и английская аристократия (Уолпол, Радклиф, Льюис) — создали образ разбойника-злодея, залитого кровью своих жертв, преступника, попирающего „законы нравственности“. Кроме этих двух основных путей развития „разбойничьих жанров“, европейская мелкая буржуазия и ее поставщики культивировали бульварный роман „тайн и ужасов“, изобилующий сюжетными хитросплетениями, невероятными приключениями и фантастикой (Вульпиус, Марешаль, Бухгольц). В русской дворянской литературе XVIII и начала XIX вв. образ разбойника не получал художественного воплощения, так как считался „предметом, недостойным поэзии“. Представители „третьего сословия“ Чулков и М. Комаров создали оригинальные произведения о разбойниках, однако в допушкинской литературе распространен был только переводной „разбойничий роман“. Вместе с тем, как и в народном творчестве западноевропейских стран (легенды о Робин-Гуде, Симплициссимусе, Уленшпигеле), „разбойничья“ песня издавна получила широкое распространение в русском фольклоре крепостного крестьянства, создавшего образ разбойника-героя, заступника, мстителя за горе народное.

Исторической почвой „Братьев-разбойников“ В. А. Закруткин считает, прежде всего, „реальные черты новороссийской и бессарабской действительности.“ Новороссия и Бессарабия 20-х годов XIX в. были местами, куда, после их завоевания царским правительством, хлынули тысячи крепостных крестьян, бежавших от своих помещиков. На попытки правительства и помещиков частью закрепостить беглых на новых местах, а частью вернуть к прежним владельцам, — крестьяне ответили как крупным восстанием в Екатеринославской губернии (свидетелем которого был Пушкин), так и многочисленными разбоями, терроризировавшими бессарабских помещиков десятки лет.

„Братья-разбойники“ задуманы были Пушкиным как большое произведение из быта волжских разбойников, получившего художественное воплощение во множестве крестьянских песен, сказок и легенд. Присматриваясь

474

к конкретным чертам, свойственным бессарабским разбойникам и их похождениям, Пушкин избрал героями своей поэмы крепостных крестьян, бежавших от помещика в „зеленую дуброву“. Благодаря этому Пушкин, впервые в русской литературе, затронул необычайную в то время тему большой социальной остроты, тему, которая обязывала его поставить вопрос о поэтическом языке, о возможности обогащения литературной речи лексикой, синтаксисом и поэтикой народного творчества, что и нашло свое место в „Братьях-разбойниках“.

Далее диссертант останавливается на связи замысла поэмы с политическими настроениями наиболее передовых представителей дворянства, примыкавших к декабристам. Сила международного ареопага реакции, задушившего революционные восстания в ряде стран, и, главное, ведущая роль русского самодержавия в организации подавления европейских революций, — привели к тому, что в настроении Пушкина появились колебания, отнюдь не выражавшие идеологического движения вспять, но породившие размышления о неподготовленности России к „великим событиям“, скепсис и сомнения в необходимости „мятежной“ поэзии. Летом 1823 г., одновременно с работой над притчей „Сеятель“, наиболее полно выразившей эти настроения, Пушкин сжигает незаконченную им поэму о разбойнике-крепостном, сохранив первую часть ее, отосланную в конце 1822 г. Н. И. Раевскому в Петербург.

Несмотря на общий романтический колорит, свойственный „южным“ поэмам Пушкина, и незначительные „байронические“ черты, поэма „Братья-разбойники“ несет в своем содержании и стиле первоначальные элементы пушкинского реализма. Положительное же отношение Пушкина к своему герою и черты социального протеста в действиях разбойника способствовали тому, что „Братья-разбойники“ сыграли большую роль в укреплении политического настроения декабристов, ставивших пушкинскую поэму в один ряд с наиболее острыми поэмами Рылеева. Сущность „Братьев-разбойников“ определила собой историю критического осмысления поэмы: если Рылеев, Бестужев, Белинский, Огарев, Чернышевский высоко оценили поэму именно за ее глубокий пафос борьбы, действенность и реалистические черты, то реакционная критика увидела в пушкинском герое незаконно появившегося в литературе „земледельца, который режет встречного и поперечного“, „уголовного преступника“ и „злодея“.

„Братьями-разбойниками“ Пушкин открыл ряд прошедших сквозь все его творчество произведений, в которых образ разбойника-протестанта, мстителя за социальную неправду, то в виде крепостного, бежавшего с ножом в руках от барской сохи, то в виде дворянина, вооруженным разбоем протестующего против произвола, получил свое художественное воплощение.

Пушкинская поэма не была одинокой в русской литературе XIX века. Образ разбойника, выражавший протест против рабства, олицетворявший живое стремление к вольности, интересовал передовых дворянских писателей, связанных с декабризмом (А. Бестужев) и его традициями (ранний Языков, Лермонтов), представителей либерального дворянства, поднявшихся до высоты острой сатиры против крепостнической действительности (Нарежный) и революционеров-демократов (Некрасов). С другой стороны, представители „официальной народности“ создали свой тип „разбойничьих“ жанров; линия этих жанров, начатая Скобелевым, нашла свое завершение в „Разбойнике Чуркине“ Пастухова.

Таким образом, — закончил свою речь В. А. Закруткин, — „Братья-разбойники“, в общей цепи европейской и русской литературы, представляют собой выросшее на почве русской крепостнической действительности и направленное против этой действительности произведение, выражающее образ разбойника-крепостного, исстари воспетого в крестьянских песнях; эти черты „Братьев-разбойников“ сближают поэму с соответствующими произведениями передовых европейских писателей, но эти же черты четко определяют глубокую оригинальность поэмы. Широкое бытование „Братьев-разбойников“ в крестьянском фольклоре исторически закономерно: крепостные крестьяне, взрастившие своими песнями пушкинского героя, тяготели к „Братьям-разбойникам“ именно потому, что поэма Пушкина с гениальной простотой выражала отдельные мотивы их собственных песен о разбойнике, мстителе за угнетение и рабство.

Выступавший в качестве оппонента проф. Н. П. Андреев отметил, что В. А. Закруткин

475

широко и с большой эрудицией осветил генезис и значение поэмы „Братья-разбойники“. Не ограничиваясь опубликованным уже материалом, автор привлек новые архивные данные о крестьянских восстаниях и разбойничестве в Новороссии, а также изучил историю создания поэмы. Отдельные главы диссертации (история Екатеринославского восстания, история текста поэмы и пр.) и отдельные положения диссертанта (утверждение связи поэмы Пушкина с реальными условиями, утверждение прогрессивного характера и значения поэмы) должны войти в оборот советского пушкиноведения как новое и ценное приобретение. На ряду с этим проф. Андреев отмечает и недостатки работы, являющиеся, по его мнению, результатом чрезмерного увлечения диссертанта своим материалом, что приводит к поспешным заключениям. Автор так широко берет тему и привлекает так много данных, хотя весьма интересных, но не всегда имеющих прямое отношение к „Братьям-разбойникам“, что самой поэме посвящено не более половины работы. Так, слишком общими и вряд ли необходимыми являются исторические сведения о разбойничестве на Руси, начиная с летописных известий, ибо к поэме Пушкина этот материал никакого отношения не имеет. Недостаточен, как полагает оппонент, и анализ самой поэмы, следствием чего является ряд отдельных спорных положений. В. А. Закруткин не подчеркивает в достаточной степени композиционную „пестроту“ поэмы, ее сложный характер; поэтому характеристика его получается не всегда вполне убедительной. Соображения В. А. Закруткина о фольклорных элементах поэмы иногда оказываются натянутыми. Нельзя согласиться с диссертантом и в том, что Пушкин почти целиком „оформил свою поэму по фольклорным материалам“. Трудно серьезно думать, что упоминание „вокруг огней“ взято Пушкиным из песни „Уж как пал туман“ (кстати, песня эта — не разбойничья) или что „вспоила чуждая семья“ восходит к „воспоила-воскормила Волга-матушка“; нельзя в числе „фольклорных“ эпитетов и выражений приводить такие, как „юность удалая“, „поздняя дорога“, „завидная доля“, „грешная молитва“, слова „мертвец“, подаяние“ и т. п., сравнения „как лист он трепетал“ и т. п. Однако, отмеченные недостатки отнюдь не перекрывают достоинств работы, отмеченных выше, характеризующих В. А. Закруткина, как сформировавшегося научного работника.

После выступления второго оппонента — проф. С. А. Адрианова, сделавшего ряд методологических и литературно-критических замечаний о работе диссертанта (спорность тезиса о демократизации стихового языка в „Братьях-разбойниках“, недооценка фактов отрицательного отношения Пушкина к героям этой поэмы в этическом плане и пр.), — председатель диспута проф. В. А. Десницкий огласил постановление квалификационной комиссии: присвоить В. А. Закруткину ученую степень кандидата литературоведения.