814

ПО́ВЕСТЬ — эпический прозаич. жанр. В отличие от романа с его стремлением к драматичности и замкнутости действия, сюжета, П. тяготеет более к эпичности, к хроникальному сюжету и композиции. Возможна стиховая форма П., как особая разновидность, всегда специально обозначаемая: «повесть в стихах». Следует различать древнерус. термин «повесть», имевший широкое значение — всякий «рассказ», «повествование» о к.-л. событиях (ср. «Повесть временных лет», «Повесть о нашествии Батыя на Рязань» и т. п.), — и совр. термин, начавший складываться лишь в 19 в. Древний термин указывал, очевидно, на эпический характер произв., на то, что оно призвано о чем-то объективно поведать; в этом смысле «повесть» отличалась, напр., от слова — жанра, вбирающего в себя субъективную, лирич. стихию («Слово о законе и благодати», «Слово о полку Игореве» и т. п.). Совр. термин, сохраняя нек-рую связь с древним понятием, имеет иное значение. В теоретич. лит-ре бытует понимание термина «П.» как «средней» формы эпич. прозы. С этой т. з. П. сопоставляется с романом (большая форма прозы) и новеллой или рассказом (малая форма). При этом имеется в виду различие объема, охвата событий, временных рамок и нек-рые особенности строения (сюжета, композиции, системы образов и т. д.). Так, утверждается, что рассказ обычно изображает одно событие из жизни героя, повесть — ряд событий, роман — целую жизнь (или эпоху жизни), впрочем, при этом оговариваются, что есть рассказы, охватывающие целую жизнь (напр. «Ионыч» А. П. Чехова), и романы, посвященные всего одному дню («Время, вперед!» В. Катаева, «Улисс» Дж. Джойса). Объем и охват материала — существенный жанровый признак, но он играет определяющую роль лишь тогда, когда ярко выражен, напр. в романе при его сопоставлении с новеллой: одно только резкое различие объема кладет между этими жанрами принципиальную грань. П. же по размерам колеблется между новеллой (рассказом) и романом, ее объем весьма неопределенен и сам по себе не может выступать как существ. жанровая черта.

В лит-ведении давно складывается иное понятие о системе прозаич. жанров. Оно исходит из того, что существуют два разных типа эпич. прозы. К одному принадлежат рассказ и П., к другому — новелла и роман. Первый тип восходит к древней эпич. традиции; второй оформляется лишь в новой лит-ре. Иногда считают, что «рассказ» и «повесть» — это всего лишь рус. варианты заимствованных терминов «новелла» и «роман». Но во франц. и нем. языках, наряду с общими терминами (nouvelle, roman и Nowelle, Roman), также издавна существуют нац. термины «récit», «conte» и «Erzählung», «Geschichte», вполне адэкватные рус. терминам «рассказ», «повесть». Эти термины обозначают жанры, к-рые являются по своему происхождению рассказываемыми (что ясно выражается в самих терминах), уходящими корнями в устную традицию. Между тем роман и новелла — принципиально письменные жанры, оформившиеся лишь в новой лит-ре. Это не означает, конечно, что роман и П. — несовместимые явления. В новой лит-ре романное начало (см. Роман) вообще подчиняет себе все жанры. Но внутри романной прозы П. и роман (в узком смысле слова) выступают все же как существенно различные жанровые формы, и П., в частности, сохраняет нек-рые черты «дороманного» эпоса. Роман и новелла драматичней П. и рассказа. Для них типично отчетливо выраженное, выступающее как основа всего и замкнутое в себе действие; П. (и рассказ) более аморфны, события в них нередко просто присоединяются друг к другу, большую и самостоят. роль играют внефабульные элементы. Роман тяготеет к освоению действия; П. — бытия: она более эпична. В сравнении с романом П.

815

нетороплива, спокойна; она не имеет сложного, напряженного и законченного сюжетного узла, к-рый характерен для романа. Это определяет своеобразие худож. воплощения времени и пространства, фабулы, композиции, сюжета. Кроме того, в структуре П. более активную и зримую роль играет автор, повествователь, рассказчик, что не противоречит утверждению о большей эпичности и, следовательно, большей объективности П. Иногда за объективность принимают очевидное отсутствие субъекта высказывания, полную «безличность» произведения (в этом случае точнее будет говорить не об объективности, а об объектности); но при таком понимании драма окажется, в сравнении с эпосом, чисто объективным жанром, ибо автор в ней вообще не выступает со своим словом. Но если понимать под объективностью широкое, как бы не ограниченное заранее поставленными рамками изображение мира, к-рое дает возможность свободного выявления многообразным событиям, предметам, лицам, словно не подчиняя их единой цели, гл. движению и развитию (как это типично для драмы), то тогда П. действительно объективней, точнее — эпичней романа. А если такая «объективность» положена в основу произв., то ее уже не может нарушить вторжение голоса автора, ибо автор как раз и ставит перед собой задачу объективно воплотить определ. мир людей, событий, вещей. С другой стороны — голос автора, повествователя художественно необходим в произв., являющемся П. в собств. смысле, ибо именно он создает единство, цельность, структуру. В противном случае П. может превратиться в бессвязную цепь разнокалиберных эпизодов. Типичной, «чистой» формой П. являются произв. биографич. характера, худож. хроники: дилогия С. Т. Аксакова, трилогия Л. Н. Толстого, «Пошехонская старина» М. Е. Салтыкова-Щедрина, тетралогия Н. Г. Гарина-Михайловского, «Жизнь Арсеньева» И. А. Бунина, трилогия М. Горького, «Кащеева цепь» М. М. Пришвина. Характерно, что Горький назвал повестью «Жизнь Клима Самгина». Термин «П.» соседствует с менее канонич. названием «история» (нем. Geschichte, фр. histoire, старорус. «гистория»), как раз и несущим в себе представление о рассказе типа хроники, в к-ром худож. единство определяет образ повествователя, «историка».

Граница между П. и романом, как и всюду в иск-ве, не может быть проведена четко. Есть романические П. и новеллистические рассказы. И все же, слово «рассказ» (то есть малая форма П.) едва ли следует понимать как рус. вариант слова «новелла», а «повесть» — как обозначение «средней» по объему формы (своего рода малого романа или крупной новеллы), хотя такая т. з. и высказана в ряде работ. Целесообразней не так уж редко встречающееся название «маленький роман» и, в конце концов, «большая новелла». Наряду с этим уместны и понятия о малой и крупной форме П. Колебания в объеме, неопределенность размера, характерные для П., естественно вытекают из ее «хроникальной» природы. Объем, в сущности, определяется временными рамками, количеством событий, к-рые охватывает П. — год, десятилетие, целая жизнь (между тем новелла и роман обычно осваивают определ. действие, не считаясь с последоват. ходом времени). Если в романе центр тяжести лежит в целостном действии, в фактич. и психологич. движении сюжета, то в П. осн. тяжесть переносится нередко на статические компоненты произв. — положения, душевные состояния, пейзажи, описания и т. п. Сами действенные моменты приобретают в ней как бы скульптурный характер, застывают в точке высшего напряжения, ибо единого сквозного действия нет, эпизоды нередко следуют друг за другом по принципу хроники. Так, в дилогии Аксакова, изобилующей острыми столкновениями

816

(особенно в «Семейной хронике»), эти отд. столкновения именно «застывают»: сильно воздействуя на душу рассказчика, они в то же время не ведут героев к дальнейшим последствиям. Аналогичное можно найти и в П.: «Записки из „Мертвого дома“» Ф. М. Достоевского, «Очарованный странник» Н. С. Лескова, «Степь» А. П. Чехова, «Деревня» И. А. Бунина. Осн. развитие худож. смысла П. совершается не в собственно сюжетном движении. Для П. существенно, во-первых, само по себе развертывание, расширение многообразия мира по мере простого течения жизни во времени, или смена впечатлений повествователя, видящего все новые и новые сцены, новых людей, или, особенно явная форма, — появление иных картин и персонажей в пути, в дороге или странствиях (напр., в чеховской «Степи»). Во-вторых, огромную роль в П. (и рассказе) играет, как правило, речевая стихия — голос автора или рассказчика. Авторский голос в П. может выполнять свою роль независимо от того, насколько непосредственно он выражен. Бывают повествования от первого лица (от автора или рассказчика), в к-рых повествующее «я» не имеет определяющего, первостепенного значения. Так, полагают, что авторский голос в «Жизни Клима Самгина» М. Горького, хотя формально здесь нет никакого «я», более значителен, чем во мн. романах, написанных непосредственно от первого лица, напр. в «Братьях Карамазовых» Достоевского. Жанр П. остается одним из ведущих в сов. прозе сер. 20 в. Образцы П. 60-х гг. — «Сад» А. Битова, «Привычное дело (Из прошлого одной семьи)» В. Белова, «На войне как на войне» В. Курочкина и др.

Лит.: Белинский В. Г., О рус. повести и повестях г. Гоголя, Полн. собр. соч., т. 1, М., 1953; его же, Разделение поэзии на роды и виды, там же, т. 5, М., 1954; Фишер В., Повесть и роман у Тургенева, в сб.: Творчество Тургенева, М., 1920; Пиксанов Н. К., Старорусская повесть, М., 1923; Тимофеев Л. И., Эпос, в его кн.: Основы теории лит-ры, М., 1966; Берковский Н. Я., О «Повестях Белкина», в его сб.: Статьи о лит-ре, М. — Л., 1962; Scholes R., Kellogg R., The nature of narrative, N. Y., 1966.

В. В. Кожинов.