- 563 -

Бестужев-Марлинский

1

Видное место в прозе 20-х годов занимал писатель-декабрист Александр Бестужев (печатавшийся впоследствии под псевдонимом «Марлинский»). А. Бестужев, по меткому слову Белинского, пролетевший в русской литературе «ярким метеором» (XI, 150), явился одним из зачинателей и наиболее видным представителем русской романтической прозы 20—30-х годов. Прозаик, поэт и критик, Бестужев-Марлинский получил, однако, наибольшую известность именно своими повестями.

Александр Александрович Бестужев родился в 1797 году в Петербурге, в обедневшей дворянской семье, из которой четверо сыновей стали впоследствии декабристами. На десятом году Бестужев был отдан в Горный корпус, который окончить ему не пришлось. В 1816 году Бестужев был зачислен юнкером в драгунский полк, а через год произведен в офицеры. Уже в 1818 году А. Бестужев начинает выступать в печати. Известность принесли ему критические статьи о пьесах Катенина и Шаховского, обратившие на себя внимание новизной и смелостью суждений. Бестужев сближается с литературными кругами, сотрудничает в «Сыне отечества» и пытается организовать свой журнал. К этому времени у А. Бестужева уже складывается тот «свободный образ мыслей», о котором он говорил в своих показаниях во время следствия над декабристами. Большую роль в сближении с передовыми людьми эпохи сыграло участие А. Бестужева в Вольном обществе любителей российской словесности, членом которого он был избран в 1820 году. Там он познакомился с Кюхельбекером, Грибоедовым и Рылеевым. Последний становится вскоре его ближайшим другом. Совместно с Рылеевым А. Бестужев приступает к изданию альманаха «Полярная звезда», одного из замечательнейших литературных органов декабристского движения. В январе 1824 года А. Бестужев был принят в Северное общество и примкнул к радикальному крылу его, группировавшемуся вокруг Рылеева.

Записка А. Бестужева «Об историческом ходе свободомыслия в России», написанная во время следствия, показывает глубокое понимание причин и задач революции, серьезную теоретическую подготовленность Бестужева. Характеризуя широкое общественное недовольство всех слоев общества политикой Александра I, Бестужев писал: «... все элементы были в брожении. Одно лишь правительство беззаботно дремало над волканом; одни судебные места блаженствовали, ибо только для них Россия была обетованною землей. Лихоимство их взошло до неслыханной степени бесстыдства». Особенно подчеркивал Бестужев жестокость и самоуправство

- 564 -

крепостников и ужасающее положение крестьянства: «Негры на плантациях счастливее многих помещичьих крестьян. Продавать в розницу семьи, похитить невинность, развратить жен крестьянских — считается ни во что и делается явно. Не говорю уже о барщине и оброках, но есть изверги, которые раздают борзых щенков для выкармливания грудью крестьянок!! К счастию человечества такие примеры не часты, но к стыду оного они существуют».1 Сам Бестужев выступал от имени тех «людей с дарованиями», для которых, как он писал о себе в своем «прибавлении к показаниям» следственной комиссии, трудно было «выбиться на путь» «без знатной породы и богатства».

В апреле 1825 года А. Бестужев был выбран членом Верховной думы вместе с Рылеевым и Оболенским. Издание «Полярной звезды» и литературные обзоры А. Бестужева, печатавшиеся в ней, служили делу идеологической подготовки, воспитания русского общества в передовом духе и пропаганды новых политических идей. Агитационные песни, писавшиеся Бестужевым совместно с Рылеевым, его организаторская деятельность накануне событий 14 декабря, — все это свидетельствует, насколько значительна была его роль в движении декабристов.

В своих политических воззрениях А. Бестужев первоначально склонялся, как он писал во время следствия, к «монархии, аристократиею умеренной», ограниченной сенатом, монархии, которую проектировал в своей конституции Никита Муравьев. Однако в дальнейшем, под влиянием общественного подъема, а также выступления Пестеля, А. Бестужев, как и Рылеев, занял более радикальную позицию, высказавшись за республику и за уничтожение царской фамилии. В событиях 14 декабря А. Бестужев принял участие как один из активнейших организаторов восстания.

На Сенатской площади А. Бестужев проявил самую энергичную деятельность. Только когда восставших стали расстреливать картечью и восстание было окончательно подавлено, А. Бестужев ушел с площади и вечером этого же дня явился на гауптвахту Зимнего дворца. В донесении «Комиссии, избранной для основания разрядов» А. Бестужеву было вынесено следующее обвинение: «По собственному признанию: умышлял на цареубийство и истребление императорской фамилии; возбуждал к тому других; соглашался также и на лишение свободы императорской фамилии. Участвовал в умысле бунта привлечением товарищей и сочинением возмутительных стихов и песен. Лично действовал в мятеже и возбуждал к оному нижних чинов».2 Бестужев был приговорен к 20 годам каторжных работ, замененным ссылкой в Сибирь. После заключения в крепости «Форт слава» в Финляндии А. Бестужев был отправлен в конце октября 1827 года на поселение в Якутск. Эта царская «милость» обрекла Бестужева на жизнь изгнанника, полную бесконечных моральных и физических страданий. Однако ни следствие, ни тюрьма и ссылка не сломили писателя-революционера. Даже в заключении он продолжал свою литературную деятельность.

В начале 1829 года Бестужев обратился с просьбой о направлении его в действующую Кавказскую армию и был определен рядовым в Кавказский корпус, с тем чтобы его, согласно повелению Николая I, и «за отличия» «не представлять к повышению». На Кавказе, куда он прибыл в августе 1829 года, начинается новый этап жизни и литературной деятельности Бестужева. Постоянно участвуя в походах и сражениях, он выказывал исключительную храбрость, презрение к опасности и воинское уменье. Бестужев

- 565 -

мечтал дослужиться до офицерского чина, который дал бы ему возможность выйти в отставку и всецело отдаться литературной деятельности. Но этим мечтам не суждено было осуществиться. Правительство неизменно отказывало во всех ходатайствах об облегчении участи писателя.

 

А. А. Бестужев-Марлинский.
Акварель неизвестного художника, принадлежавшая
Е. А. Бестужевой (1824 г.).

Бестужев попал первоначально в Тифлис. Здесь он встретил многих своих прежних друзей и единомышленников, попавших из ссылки в действующую армию. Собрания ссыльных декабристов вызвали подозрение полиции, установившей за ними наблюдение и вскоре предпринявшей по отношению к ним репрессивные меры. А. Бестужева вскоре, по доносу, выслали из Тифлиса в Дербентский гарнизонный батальон, в котором он провел четыре года (1830—1834). Тоскливо тянулась тяжелая жизнь рядового Бестужева в Дербенте. «Хорьковая дремота» гарнизонной жизни время от времени прерывалась боевыми стычками. Единственной отрадой для писателя были его литературные занятия. Из Дербента он посылает в 1830 году в Петербург свою новую повесть «Испытание», напечатанную тогда же без подписи в журнале «Сын отечества». Повесть имела большой успех. А. Бестужев вновь становится постоянным сотрудником петербургских и московских журналов, печатаясь под псевдонимом А. Марлинского в «Сыне отечества», «Библиотеке для чтения» и «Московском телеграфе». В 1832 году издаются его «Русские повести и рассказы» (без имени автора), куда включены были и произведения 20-х годов.

- 566 -

В 1836 году Бестужев был переведен в Гагры, при «милостивом» производстве в первый офицерский чин. Перевод в Гагры, по словам Бестужева, был «однозначащ со смертным приговором», так как «лихорадки свирепствуют до того, что полтора комплекта в год умирает из гарнизона» (письмо к Полевым от 19 июня 1836 года).1 Однако в Гагры Бестужев не попал, а был переведен, благодаря ходатайству друзей, в Кутаис. Прикомандированный к Грузинскому гренадерскому полку, А. Бестужев был переброшен вместе с отрядом барона Розана в Абхазию для занятия мыса Адлер, возле Гагр. 7 июня 1837 года эскадра с отрядом Розена подошла к мысу Адлер. В боях за овладение мысом Бестужев отбился от цепи и был убит; тело его найдено не было.

2

Вся литературная деятельность А. Бестужева развивалась под знаком романтизма. Начиная с критических обзоров в «Полярной звезде» и исторических повестей 20-х годов, Бестужев выступал активным поборником передового в то время романтического направления в литературе и принципам романтизма оставался верен до конца своей жизни. В ниспровержении устарелых эстетических воззрений была его сила, в ограниченности романтического метода, которой он не смог преодолеть, — его слабость.

«Марлинский явился на поприще литературы тем самым, что называлось тогда романтиком, — писал о нем Белинский. — Как Сумароков, Херасков, Петров, Богданович и Княжнин хлопотали из всех сил, чтобы отдалиться от действительности и естественности в изобретении и слоге, — так Марлинский всеми силами старался приблизиться к тому и другому» (V, 133). Эта замечательная оценка не только характеризует Бестужева-Марлинского как представителя русского романтизма, но и подчеркивает в самом романтизме писателя-декабриста его прогрессивные тенденции. Утверждение «прав личности человека» против «эгоизма общества» — эта ведущая проблема прогрессивного романтизма является основной для творчества А. Бестужева.

А. Бестужев отчетливо отграничивал новое прогрессивное романтическое направление от дворянского сентиментализма начала века и реакционного романтизма немецких романтиков. Говоря о том, что «Карамзин привез из-за границы полный запас сердечности» и что «его Бедная Лиза» вскружила всем головы, он иронически замечает: «Все заговорили о матери-природе — они, которые видели природу только спросонка из окна кареты! — и слова „чувствительность“, „несчастная любовь“ стали шиболетом, лозунгом для входа во все общества» («О романе Н. Полевого „Клятва при гробе господнем“»). Этой сусальной «чувствительности» сентиментализма Бестужев противопоставлял прогрессивный романтизм, образец которого он видел в творчестве Пушкина, «ровесника своему веку и вполне родного своему народу».2 Призывая к созданию национальной литературы, Бестужев требовал от литературы выражения национального характера.

В своем «Взгляде на русскую словесность в течение 1824 и начале 1825 годов» Бестужев с горечью осуждал «безнародность», отсутствие национального характера литературы. Заявляя о том, что «у нас... нет литературы», он настаивает на создании национальной, самобытной литературы. В то же время он борется за политическую направленность произведений,

- 567 -

за гражданское содержание их, столь характерное для писателей-декабристов, видевших в литературе средство для пропаганды революционных идей.

В своих критических статьях и знаменитых обозрениях русской литературы, печатавшихся в «Полярной звезде» и других изданиях, А. Бестужев выступает в качестве последователя и теоретика активного, общественно-прогрессивного романтизма. Критические статьи его высоко оценивались современниками и имели значительное влияние на литературу. Впоследствии Белинский писал с похвалой о «светлых мыслях» и «верном чувстве изящного» в критических статьях Бестужева, отмечая, что «он был первый, сказавший в нашей литературе много нового, так что все, писавшееся потом в „Телеграфе“, было повторением уже сказанного им в его литературных обозрениях» (V, 140). Романтизм для А. Бестужева, по словам Белинского, был не преходящей модой, но «потребностью века», «жаждой ума народного», «зовом души человеческой». А. Бестужеву были глубоко чужды антиобщественные тенденции реакционного романтизма с его мистикой, идеализацией феодализма и уходом от действительности. В понятие романтизма он вкладывал прогрессивное, социально-острое содержание. Поэтому в начале 30-х годов, вновь вернувшись к литературной деятельности, А. Бестужев находит себе литературных друзей и союзников в журнале Н. Полевого «Московский телеграф», в течение ряда лет являвшемся проводником идей прогрессивного романтизма.

В прогрессивных тенденциях русского романтизма были уже заложены элементы реализма. Обращение к изображению внутреннего мира человека, к верности «местных» красок в историческом романе, к «народности» языка, к изображению окружающей действительности без стеснения себя условными «правилами», — все это уже намечало пути реалистического развития литературы. Под лозунгами и оболочкой романтизма уже складывались принципы реалистического изображения действительности, борьба за «истину изображения».

3

В 20-е годы творчество А. Бестужева-Марлинского развивалось в сфере идейных устремлений декабристов. Его повести «Роман и Ольга», «Изменник», «Замок Эйзен», «Ревельский турнир», его критические обзоры с призывом к народности литературы связаны с основными идеологическими установками декабристов. Первым крупным произведением А. Бестужева была повесть «Поездка в Ревель», написанная на основе впечатлений от его поездки в 1820 году. Принципиально отличаясь от чувствительно-идиллической литературы «путешествий» эпигонов Карамзина, эта повесть была значительным явлением в русской прозе начала 20-х годов. В ней намечалось уже новое отношение к жизни, отличное от условно-эстетизированной прозы сентиментализма. Дорожные встречи и рассказы, описания городов и мест, исторические сведения о них, в ряде случаев краткий пересказ местных легенд и преданий (впоследствии А. Бестужев обработал многие из них в самостоятельные повести), суждения о литературе, — все это характеризует содержание повести, написанной в форме путевых писем. Наряду с легкими и остроумными зарисовками путевых картин и впечатлений, в повести содержатся и вдумчивые социально-исторические сопоставления и мотивы свободолюбивого протеста против крепостничества и феодализма. Говоря о положении крестьян в Эстонии, А. Бестужев писал: «Вечные праздники царствовали в городах и замках, вечные слезы — в деревнях...

- 568 -

Вся тягота налогов, работ и войны падала на бедных обитателей Эстонии, коих владельцы мучили из прихотей».

«Поездка в Ревель» интересна не только как свидетельство обращения Бестужева к реально-бытовому материалу, но она намечает и ту стилистическую манеру, которая будет последовательно развиваться в позднейшем творчестве Бестужева. Разговорная непринужденность языка, любовь к эффектным сравнениям и каламбурам, светское острословие героев — сочетаются с патетически-возвышенным стилем в передаче исторических преданий, что дает уже представление о том эмоционально-красочном, «кудреватом» стиле, который станет характерным для последующих произведений А. Бестужева. Вот один из примеров такого эффектно разукрашенного стиля: «... чтобы описывать женщин здешних, я скажу, как Сегюр: надобно омочить перо в радугу и засыпать пухом с крыльев бабочки; а теперь, друзья мои, нет ни радуги, ни мотыльков». Разговорное острословие, парадоксальность сравнений стали впоследствии главным признаком «марлинизма» как синонима романтически приподнятого стиля.

В А. Бестужеве читатели 20—30-х годов видели передового и блестящего писателя, впервые показавшего, хотя и в одностороннем виде, героя своего времени. Хотя герои Бестужева и были изображены им в мелодраматических тонах, но в основе своей выражали то стремление к проявлению свободной и независимой личности, которое направлено было против косного, попирающего человеческое достоинство крепостнического общества.

Уже в одном из своих первых рассказов «Вечер на бивуаке» (привлекшем внимание Пушкина) А. Бестужев рисует фальшивое лицемерие, нравственную развращенность и эгоизм светского общества. Герой повести оказывается обманутым в своих глубоких и искренних чувствах. Жестокие жизненные испытания заставляют героиню рассказа убедиться в тщете светского тщеславия и погони за богатством. Смерть героини как бы подчеркивает несбыточность и невозможность счастья для подлинно благородных и глубоко чувствующих людей, становящихся жертвами окружающего их общества. Но герои рассказа могут противопоставить этому обществу лишь свои благородные чувства, но не умеют бороться с той несправедливостью, которая является основой всего общественного строя.

Особенно близка к настроениям декабристов повесть А. Бестужева из истории древнего Новгорода «Роман и Ольга» (1823), в которой рассказывается о борьбе новгородцев за свою вольность и независимость. Описание новгородского веча, патриотическая речь героя повести, призывающего граждан бороться за свою независимость и свободу, — все это звучало в духе политических идеалов и высказываний декабристов. Политически злободневно звучали и такие призывы к выполнению гражданского патриотического долга: «Вольные местичи вольного Новагорода!.. Вам предлагают купить мир временною уступкою прав своих и вечным стыдом родины. Граждане! разве не испытали вы, что уступки становятся чужим правом?». Герой повести готов пожертвовать своей жизнью и привязанностью к невесте ради спасения родины и новгородской вольности. В этом основное идейное значение повести, передающей патриотический пафос декабристов.

В повестях «Замок Венден», «Замок Нейгаузен», «Замок Эйзен» А. Бестужев рисует бесчеловечную жестокость и алчность тевтонских «псов-рыцарей»: «Рыцари, воюя Лифляндию..., — говорит он в повести «Замок Венден», — изобрели все... на муку безоружного человечества. Смерть грозила упорным, унизительное рабство служило наградой покорности...

- 569 -

Вооружаясь за священную правду, рыцари действовали по планам алчного своекорыстия или зверской прихоти». Протест против жестокостей и насилия рыцарей-феодалов, идея гуманности и защиты прав человека на личное счастье — составляют идейное содержание этих повестей.

В «Ревельском турнире» Бестужев демонстративно делает центральным героем повести купца, побивающего на турнире рыцарей-феодалов. Это противопоставление аристократии и дворянству демократического героя, представителя «самого деятельного, честного и полезного класса»,1 усиливается иронически-насмешливым изображением жестоких и самодовольных рыцарей, «не унаследовавших мужества предков», но желающих «исключительно удержать за собой выгоды, которые, бог знает почему, называли правами».

В повести «Изменник» повествуется о соперничестве двух братьев из-за переяславского воеводства. Старший из братьев изменяет родине и переходит на сторону поляков, стремясь с их помощью занять место брата. Во время приступа он убивает своего брата и гибнет сам. Но даже польские мародеры с презрением обходят предателя, изменившего родине. В «Замке Нейгаузен» рассказывается о коварстве и вероломстве немецкого рыцаря, оклеветавшего жену своего друга и донесшего на него в тайное судилище. Этим мелодраматическим злодеям противопоставлены доблестные и благородные герои: новгородский «гость» Всеслав, освобождающий свою сестру из злодейских рук немецкого рыцаря Регинальд, мстящий свирепому барону за страдания крестьян и за свою невесту («Замок Эйзен»).

Сравнивая повести А. Бестужева с романтическими поэмами, Пушкин указывал на одну из наиболее существенных особенностей его прозы — на ее сюжетную насыщенность и неожиданность сюжетных «переходов»: «полно тебе писать быстрые повести с романтическими переходами — это хорошо для поэмы „байронической“» (XIII, 180). Образы положительных героев ранних повестей Бестужева, с их неудержимыми страстями и высоким благородством, и образы отрицательных героев с их жестокостью, презрением и ненавистью к людям напоминали во многом героев романтических поэм, так же как и самые художественные средства и стиль. Фрагментарность композиции при драматизме отдельных сюжетных ситуаций, «романтические переходы» от лирики к иронии, от трагического к комическому, эмоциональная напряженность авторского повествования, даже приподнятость языка и ритмическое строение фразы, — все это сближало повести Бестужева с романтической поэмой.

Мелодраматические, эффектные положения: убийства, преступления, тайны, открывающиеся в последнюю минуту, гибель героев, неудержимые страсти заполняют страницы повестей А. Бестужева. Эта искусственность и условность сюжетных ситуаций, патетика стиля связаны со стремлением ярче, острее показать героический облик рыцарски благородного и бесстрашного героя, презирающего опасность и пламенно любящего свое отечество. Она соответствовала экзальтированной настроенности самого А. Бестужева и той атмосфере, в которой вырастало его творчество.

Однако уже в «Ревельском турнире» (1825) А. Бестужев заметно отходит от этой манеры своих ранних повестей. В эпиграфе к «Ревельскому турниру», имевшем программное значение, Бестужев так определял свой переход к новым принципам исторического повествования: «Вы привыкли

- 570 -

видеть рыцарей сквозь цветные стекла их замков, сквозь туман старины и поэзии. Теперь я открою вам дверь в их жилища, я покажу их вблизи и по правде». Стремясь к правдивому изображению истории без «тумана старины», Бестужев пытался следовать новым принципам исторического повествования. Это зорко отметил Пушкин. Он писал Бестужеву в 1825 году, что его повесть, наряду с «романтическими переходами» и известной подражательностью, содержит и элементы реалистически-правдивого изображения: «... описание стана Литовского, разговор плотника с часовым прелесть; конец так же. Впрочем, везде твоя необыкновенная живость» (XIII, 180). Аналогичные принципы исторического повествования Бестужев проводит и в повести «Наезды», одной из первых повестей, написанных по возвращении его к литературной деятельности.

Однако в целом историзм повестей Бестужева еще очень условен. Художественное воспроизведение исторического события основано у него на заранее заданном истолковании его, а не на изучении подлинных исторических причин. Отзываясь положительно о романе Н. Полевого «Клятва при гробе господнем», А. Бестужев писал ему: «Пусть другие роются в летописях, пытая их, было ли так, могло ли быть так во времена Шемяки? Я уверен, я убежден, что оно так было... в этом порукой мое русское сердце, мое воображение, в котором старина наша давно жила такою, как ожила у вас. К чему ж послужила бы поэзия, если б она не воссоздавала минувшего, не угадывала будущего, если б она не творила, но всегда по образу и по подобию истины!».1 Для А. Бестужева «истина» как в истории, так и в современной ему жизни субъективна, подсказана «сердцем» и «воображением». Поэтому для него важно не подлинное историческое значение событий, а общий колорит эпохи, определяемый на основании субъективного осмысления ее писателем.

Помимо исторических повестей, А. Бестужев работает в эти же годы над новым жанром военной новеллы. Его «Вечера на бивуаке» — образец короткой сюжетной новеллы, впервые появляющейся в русской литературе. «Вечера» намечали путь к повестям Бестужева 30-х годов, отмеченным ироническим разоблачением лицемерия светского общества, эффектным драматизмом сюжетных ситуаций и разговорно-непринужденным языком. В них Бестужев намечает образ нового героя. Это — благородный мечтатель, презирающий фальшь светского общества, свято верящий в истину любви и добродетели, пламенный патриот, готовый отдать свою жизнь за родину.

4

После катастрофы 14 декабря 1825 года А. Бестужев возвращается к литературной деятельности лишь через пять лет. Его повести начала 30-х годов имели настолько большой успех, что многие из современников поспешили провозгласить его «Пушкиным в прозе». Н. Полевой в своем восторженном отзыве об изданных в 1832 году «Русских повестях и рассказах» сравнивал А. Бестужева с крупнейшими представителями западноевропейского романтизма и готов был присудить ему пальму первенства.

Расправа с декабристами не могла не отразиться на взглядах и настроениях А. Бестужева. Но и в условиях последекабрьской действительности он сохраняет прогрессивную основу своих убеждений: «Одно только

- 571 -

во мне постоянно, — писал он Н. А. Полевому в 1831 году, — это любовь к человечеству».1

Крушение прежних надежд, изменившаяся политическая обстановка, изолированность Бестужева от передового общественного движения 30-х годов определили некоторую расплывчатость его взглядов и то обстоятельство, что он остался в стороне от нового литературного движения, одним из виднейших представителей которого выступил Белинский. Однако романтическая настроенность А. Бестужева 20-х годов сменилась теперь более углубленным и трезвым анализом окружающей действительности и социальных отношений. Протестуя против бездушия, лицемерия и эгоизма «светского общества», Бестужев противопоставлял ему те идеалы чести и справедливости, которые так характерны были для идеологии декабристов.

В своих повестях Бестужев обращался, при всей романтической экзальтированности своего художественного метода, к наиболее насущным и острым вопросам современной ему действительности. Он протестовал против гнета и тирании самодержавия, которые сковывали русскую общественную жизнь, мешали раскрытию всего того положительного, благородного и прекрасного, что имелось в русском народе и проявилось в суровых испытаниях Отечественной войны 1812 года. Бестужев подчеркивает высокое патриотическое чувство, смелость и доблесть, благородство и героизм в характерах изображаемых им героев. Романтическая патетика творчества Бестужева связана с тем революционным, героическим началом, которое отличает деятельность декабристов, ее революционную устремленность.

Поэтому такое важное место занимает в повестях Бестужева образ положительного героя, выдвигаемый им в качестве носителя всего лучшего, передового, протестующего в русском обществе того времени, восстающего против косности и безобразия крепостнического строя и его проявлений. Герои повестей Бестужева — Правин (в повести «Фрегат „Надежда“»), лейтенант Белозор (в одноименной повести), Гремин (в повести «Испытание») — «энтузиасты всего высокого и благородного». Они — носители положительного, благородного начала, наделены непримиримостью, мужеством, храбростью, душевным благородством. Герои Бестужева готовы к самопожертвованию, они выступают на борьбу со злом и несправедливостью, выражая те возвышенные, патриотические и вольнолюбивые идеалы, которые воодушевляли декабристов. Для героев Бестужева нет расхождения между личным и общественным: они полны самоотверженности, великодушия, героического пафоса, сознания своего патриотического долга. При всей романтической односторонности и внешней эффектности художественной манеры, Бестужев верно передал отдельные черты, которые отличали лучших людей того времени. В этом и было положительное значение повестей Бестужева, основная причина их широкого успеха у читателей.

Романтизм Бестужева — прогрессивный романтизм, овеянный дыханием революционных устремлений декабристов, выражавший стремление к свержению крепостнических порядков, к освобождению от пут чиновно-бюрократического строя. Однако отдаленность декабристов от народа сказалась в той героизации отдельной личности, в том поэтическом ореоле, который создается Бестужевым вокруг героя, в одиночестве борющегося с враждебной средой и гибнущего в неравной борьбе. В этом ограниченность идейных позиций Бестужева и ограниченность его художественного метода.

- 572 -

В повестях Бестужева 30-х годов хотя и нет глубокого понимания противоречий окружавшей его действительности, но в них чувствуется горячий протест против несправедливости общественного строя, который душит и уродует человеческую личность. Герои повестей Бестужева 30-х годов («Испытание», «Фрегат Надежда», «Страшное гаданье») — это представители той передовой дворянской интеллигенции, перед которой со всей остротой встали вопросы переоценки традиционной дворянской морали. В основе этих повестей лежит конфликт героя со своим социальным кругом и критическое отношение к пустому, развращенному светскому обществу, основанному на фальши, корысти, на неуважении человеческой личности. Бытовые зарисовки, ирония, с которой изображается здесь светское общество, во многом шли от грибоедовского «Горя от ума» и от «Евгения Онегина», хотя и не достигали их реалистической силы и жизненности.

Центральное место в повестях А. Бестужева занимает благородно мыслящий и чувствующий человек, не мирящийся с окружающей его обстановкой лицемерия, фальши, чудовищного эгоизма и угнетения. Излюбленный герой Бестужева — это герой-протестант во имя высших и благороднейших идеалов человечества, гражданин и патриот. В этом, несомненно, сказались декабристские взгляды и настроения автора. В своих исторических повестях («Наезды», «Латник», «Изменник» и др.) Бестужев говорит о самоотверженной любви к родине, показывает своих героев как людей, готовых пожертвовать жизнью за честь и независимость своей родины.

В повести «Фрегат Надежда» резкими отрицательными чертами изображает писатель привилегированное дворянское общество, «бесхарактерный, ледяной свет, в котором под словом не дороешься мысли, как под орденами сердца, свет — это сборище пустых и самовлюбленных людей...». Этому пустому и эгоистическому «свету» Бестужев противопоставляет капитана Правина, с его рыцарской храбростью, готовностью к самопожертвованию, большим и подлинным чувством.

Характерно, что Правин является и тем просвещенным патриотом, который гневно осуждает пристрастие к иностранному, отличающее светское общество, он «не выносит тех гостиных, где от собачки до хозяев дома все нерусское и в наречии и в приемах...». «О! поверьте мне, — восклицает Правин, — отечество — не местная привычка, не пустое слово, не отвлеченная мысль; оно — живая часть нас самих; мы — нераздельная мыслящая часть его, мы принадлежим ему нравственно и вещественно». Однако Правин не в силах разбить цепи светских условностей и предрассудков. Это обстоятельство как бы подчеркивается его трагической гибелью. Вслед за ним умирает и княгиня Вера, всеми брошенная и опозоренная жертва светских предрассудков. Такова печальная судьба двух героев повести, виновных лишь в том, что они пренебрегли светским кодексом во имя подлинной человеческой любви, большого и искреннего чувства. Следует отметить еще одну любопытную фигуру в повести — Границына. Его душевная опустошенность, ироническая озлобленность, цинизм «лишнего человека» — новый образ в литературе, хотя и намеченный еще очень наивно и эскизно. Границын также обличает пороки светского общества, но обличает с холодным цинизмом, будучи сам плоть от плоти этого общества: «За душой у него не схоронится, бывало, ни похвала врагу, ни насмешка приятелю, и часом он беспощадно смеялся над самим собою. Иной бы сказал: это — апостол правды, другой бы назвал его кающимся грешником; третий произвел бы в Ювеналы — бичевателя пороков! Он не был ни то, ни другое, ни третье».

- 573 -

Обращение А. Бестужева к современности и социальной проблематике вело к усилению реалистических тенденций в его творчестве, к большей идейной насыщенности и глубине психологических характеристик. В своих повестях Бестужев стремится приоткрыть закулисную сторону внешнего блеска и благополучия дворянского общества, характеризуя его как рынок, где продается любое человеческое чувство. В повести «Фрегат Надежда» читаем: «... всякий хочет добиться до штабских или генеральских эполетов, чтобы дороже перепродать их по рядной записи. Невеста идет в придачу к приданому, а как сочтутся на деле, смотришь, у невесты недочет души, у жениха — даже тела». Эти «пороки общества», украшенные «блестящею личиной смиренства», трагический конфликт между героем и «светом» изображает А. Бестужев и в других повестях. Но для А. Бестужева, так же как и для большинства писателей 30-х годов, этот конфликт между «светом» и личностью кажется неразрешимым, приводящим героев к катастрофе и гибели.

После повестей «Испытание» и «Фрегат Надежда» противопоставление пустого, развращенного «света» — благородной, рвущейся из его оков личности становится одной из основных тем литературы 30-х годов («Княжна Мими» и «Княжна Зизи» В. Одоевского, повести Н. Павлова, З. Р—вой, М. Жуковой и др.).

Следует указать на выдающуюся роль А. Бестужева в деле сближения и дружбы русской и азербайджанской культур. Находясь на Кавказе, А. Бестужев с увлечением изучал азербайджанский язык, поэзию, литературу, этнографию. Он сблизился с выдающимся деятелем азербайджанского народа просветителем М. Ф. Ахундовым, перевел его замечательную поэму «На смерть Пушкина», в которой Ахундов с большой силой выразил чувство гнева и возмущения убийством великого поэта.

В своих произведениях из жизни кавказских народов А. Бестужев с горячим сочувствием показал нравы, быт, национальное своеобразие этих народов. Одно из наиболее крупных произведений писателя — повесть «Мулла-Нур» целиком посвящена Азербайджану, написана на основе глубокого знания местных нравов, преданий, азербайджанского фольклора.

Герои кавказских повестей А. Бестужева являются прежде всего романтическими героями, наделенными бурными страстями. Но в «Мулла-Нуре» А. Бестужев показал не просто «благородного разбойника», как об этом писала критика, а человека из народа, борющегося с несправедливостью и жестокостью феодального строя, против богачей-феодалов и мулл. В его вольнолюбии, в защите угнетаемых и бессовестно обираемых князьями и муллами простых крестьян — явственно сказались тенденции демократического протеста: «Знайте, братья, — говорит своим односельчанам Мулла-Нур, — люди отняли у меня все неправдою». Он обвиняет муллу в лицемерии и ограблении народа: «Твое дело обмеривать народ в лавке, обманывать его на кафедре, лгать везде». Несмотря на романтическую окраску повести «Мулла-Нур», Бестужев положил в ее основу реальные факты, свидетельствовавшие о сочувствии писателя борьбе азербайджанского народа с феодалами.

Этнографические и исторические интересы Бестужева и сведения его о жизни кавказских народов были по тому времени исключительно основательны и широки. Эти сведения и непосредственное знакомство с Кавказом сказались в ярко написанных и до сего времени не потерявших своего значения очерках писателя: «Путь до города Кубы», «Письма из Дагестана», «Шах Гуссейн», «Кавказская стена», в которых этнографические материалы и бытовые наблюдения занимают особенно большое место.

- 574 -

Соприкоснувшись на Кавказе непосредственно с народной массой, с русским солдатом, А. Бестужев с восхищением и уважением писал о нем Н. А. Полевому: «Я был так счастлив..., что вблизи разглядел народ наш, и, кажется, многое угадал в нем...».1 В очерке «Подвиг Овечкина и Щербины за Кавказом» он говорит о героизме и доблести русского солдата, о его мужестве и скромности, «неутомимости трудов его в походах и осадах, бесстрашии в битвах». Эти патриотические тенденции сказались в ряде повестей писателя, в его сочувствии народу, однако А. Бестужев еще не смог преодолеть условного романтизма своего метода.

5

Творчество А. Бестужева 30-х годов не ограничивается повестями из кавказской жизни. Он продолжает начатую им в 20-х годах работу над историческими темами («Наезды», «Латник»), над военными рассказами («Военный антикварий», «Подвиг Овечкина н Щербины за Кавказом» и др.). Однако при всем различии эпох, сюжетов, национального колорита, в основе всех его повестей всегда находится личность «благородного героя». Такова и историческая повесть «Наезды» (1831). Национально-героическая тема повести, излюбленные Бестужевым благородно-рыцарственные герои, в сердцах которых борется великодушие с чувством долга, романтические страсти и мелодраматический трагизм сюжетных положений, — все это сближает данную повесть с ранними историческими повестями Бестужева.

Несомненной заслугой А. Бестужева является то, что он первым показал в литературе образ русского солдата. В одном из своих писем он указывает на значение непосредственного знания писателем жизни народа: «Чтоб узнать добрый, смышленый народ наш, надо жизнию пожить с ним, надо его языком заставить его разговориться...».2 А. Бестужев сам разделял с солдатами их нелегкую службу и жизнь и в ряде рассказов и очерков показал скромный повседневный героизм русского солдата. Таков, например, очерк «Подвиг Овечкина и Щербины за Кавказом», в котором рассказывается о беспримерном мужестве горстки русских солдат и офицеров, в течение двух суток геройски сопротивлявшихся врагам.

Повесть «Лейтенант Белозор» Белинский считал одной из наиболее удачных, находя, что талант Марлинского в «Лейтенанте Белозоре» — «этом живом, легком и шутливом рассказце... гораздо более был в своей колее» (V, 156). Бытовые подробности этой повести, шутливо-иронический тон всего повествования делают ее менее напряженной и более естественной. В этой повести рассказывается о смелом и находчивом поведении русского лейтенанта, оказавшегося во время Отечественной войны 1812 года в Голландии, занятой французами. Большой интерес представляет и повесть «Мореход Никитин», в которой рассказывается о том, как архангельские рыбаки в период континентальной блокады захватили в плен пиратское английское судно. Демократическая направленность этой повести сказывается не только в изображении героизма и смекалки простых русских людей, но и в самом ее языке, уснащенном народными поговорками и словечками.

Герои повестей А. Бестужева, однако, еще не типические образы, которые являются результатом глубокого обобщения реальной действительности, но характеры, созданные на основе романтической поэтизации. За

- 575 -

ними почти всегда стоит сам автор, поэтому и высказывания его героев так часто воспринимаются как личная авторская исповедь. В восприятии читателей-современников личность Бестужева-декабриста, сосланного на дальний Кавказ, тесно срасталась с судьбой героев его произведений.

Белинский впоследствии осудил «бесхарактерность характеров» А. Бестужева, иронически заметив в статье 1840 года, что «эта бесхарактерность есть общий характер всей многочисленной семьи лиц, выдуманных Марлинским..., сам их сочинитель не мог бы различить их одно от другого даже по именам, а угадывал бы разве только по платью» (V, 148). Развенчивая романтическую односторонность характеров у А. Бестужева во имя утверждения реалистических принципов литературы, Белинский был совершенно прав, ибо в том или ином варианте герои повестей А. Бестужева повторяют все тот же основной для него тип. Все они бросают вызов окружающему обществу, все они преисполнены благородных чувств и стремлений; их поведение, чувства, поступки предельно экзальтированы, подчеркнуто романтичны, а часто и мелодраматичны. Именно за эту страсть А. Бестужева к внешним эффектам, к исключительным положениям Белинский и осудил его романтические повести: «Это не реальная поэзия — ибо в них нет истины жизни, нет действительности такой, как она есть, ибо в них все придумано, все рассчитано по расчетам вероятностей...» (II, 201).

Суровая оценка Белинского, боровшегося за социально направленную реалистическую литературу, раскрывала наиболее слабую сторону художественного метода А. Бестужева: его субъективно-романтическую трактовку действительности. Этот романтический субъективизм сказался и в самой манере, самом стиле Бестужева, выражающем ту преувеличенность, повышенную интенсивность чувств и переживаний, которую автор считал особенностью своего века: «Страсть нашего века, — писал он Н. А. Полевому, — надувать характеры и чувства, потому что мы так пригляделись к чудесам, что поражать нас можно только перунами, пугать только чудовищами... Ныне тронуть сердце — значит его разорвать».1 Для Бестужева прежде всего важно субъективное отношение автора к изображаемому, для него «книга есть человек».2 Это «личное», субъективное отношение к действительности, это постоянное ощущение переживаний автора, стоящего за героями повествования, особенно явственно в автобиографическом рассказе «Он был убит» — своеобразной лирической исповеди.

А. Бестужев выступал как замечательный мастер романтической новеллы, создавая увлекательные, сюжетно острые повести. «Марлинский владеет неотъемлемым и заметным талантом, — писал о нем Белинский, — талантом рассказа, живого, остроумного, занимательного...» (II, 200). Занимательный рассказчик, он не только первый разработал самый жанр романтической прозаической повести в русской литературе, но и дал образцы романтического прозаического стиля. Фейерверк гипербол, «блестки» острословия, неожиданных метафор, сравнений, каламбуров создавали яркий словесный орнамент. Эта языковая нарядность составляла основу стиля А. Бестужева: «... что касается блесток, — писал он брату, — это я живой... переиначите мой слог, вы ощиплете его, вы окастратите его».3 Такие цветистые метафоры, как, например: «Океан взлелеял и сохранил его девственное сердце, как многоценный перл, и его-то за милый взгляд бросил он, подобно Клеопатре, в уксус страсти. Оно должно было распуститься

- 576 -

в нем — все, все без остатка» («Фрегат Надежда»), — характеризуют эту искусственную расцвеченность стиля. В своих кавказских повестях Бестужев также подчеркивает восточный колорит, пересыпая повествование множеством национальных выражений, сравнений и метафор, заимствованных из восточной поэзии. В морских повестях широко использованы морская терминология, «просторечие», пословицы и поговорки. В результате получается пестрый словесный ковер, в котором чисто внешним образом соединяются самые разнообразные языковые слои.

Образы, сравнения, самый стиль Бестужева всегда эмоционально подчеркнуты, гиперболичны, основаны на внешнем эффекте. Эта орнаментальность, романтическая декоративность стиля и языка особенно резко сказались в его кавказских повестях. Так, например, сцена битвы в «Красном покрывале» нарисована в таких необычайно ярких красках: «Страшно сверкают очи под белой его чалмой, окладистая черная борода объемлет бескровное лицо — он кого-то ищет... Завидев меня, злодей с свирепою радостью устремил на меня бурного жеребца своего... Огненный фонтан брызнул, и сабля врага, упав с высоты, звучно разлетелась на-трое».1 Эта аффектированность стиля соответствует эмоциональной напряженности содержания, романтической субъективности того переживания, которое вкладывает автор в изображаемые им характеры и действия.

Такая приподнятость и нарядность стиля А. Бестужева являлась особенно заметной на фоне неразработанности языка прозы в 20-х и в начале 30-х годов. В этом отношении работа Бестужева над выработкой нового прозаического стиля, идущая во многом от стиховой культуры, имела несомненно прогрессивное значение. Она расширяла рамки и границы русского прозаического языка, обогащая его новыми оборотами, образами, смысловыми оттенками. Это значение своей деятельности, задачу всемерного обогащения литературного языка А. Бестужев представлял себе совершенно отчетливо: «Да, я хочу обновить, разнообразить русский язык, и для того беру мое золото обеими руками из горы и из грязи, отовсюду, где встречу, где поймаю его..., — писал он в одном из своих писем. — Я хочу и нахожу русский язык на все готовым и все выражающим. Если это моя вина, то и моя заслуга».2 В этих словах А. Бестужева целая программа, отвечающая его собственным творческим устремлениям.

Проза А. Бестужева не знает полутонов, словесной экономии. Неожиданность и яркость его метафор, гипербол, сравнений, каламбуров делают его стиль, в конечном итоге, расточительно нарядным и риторическим. Именно на это указывал Белинский, осуждая А. Бестужева за «реторику», за «натяжки», за слишком «внешний талант» его: «Это поэзия, но поэзия не мысли, а блестящих слов, не чувства, но лихорадочной страсти; это талант, но талант чисто внешний, не из мысли создающий образы, а из материи выделывающий красивые вещи...» (V, 152).

А. Бестужев сыграл значительную роль в развитии русской романтической прозы 20—30-х годов. В то же время внешняя эффектность и орнаментальность прозаического метода и самого стиля Бестужева очень скоро оказались пройденным и преодоленным этапом в русской литературе, развивавшейся на путях реализма. Этим объясняется и то критическое отношение к Бестужеву, которое высказано было сначала Белинским, а затем и писателями 40—50-х годов, отрицательно отнесшимися к романтической красивости и односторонности его творчества.

- 577 -

Впоследствии, в 1847 году, Белинский, давая исторически-объективную оценку значения Бестужева-Марлинского, писал: «Первые его повести и рассказы были необыкновенным явлением в русской литературе того времени. Они так не походили на прежние опыты в этом роде, так были новы, свежи, ярки, оригинальны и отличались такою, в сравнении с ними, естественностию и натуральностию, что в то время никто не мог заметить фразистости их выражения, мелодраматизма их содержания, преобладания внешнего и блестящего над внутренним...» (XI, 151). Сам Белинский объяснял причину столь быстрого падения успеха и значения повестей Бестужева-Марлинского в конце 30-х годов победой реализма: «Явление Гоголя нанесло страшный удар всему реторическому, блестящему снаружи, эффектному... Литература и вкус публики приняли новое направление... Марлинский, доселе шедший, повидимому, впереди всех, вдруг очутился назади... И однакож Марлинский навсегда останется замечательным лицом в истории русской литературы, — заключал свою оценку Белинский. — Его слава и падение — пример резкий и поучительный, показывающий, как непрочны бывают иногда самые блестящие успехи в переходные эпохи литератур...» (XI, 152). Проза Бестужева-Марлинского появилась в такой переходный период от сентиментализма и одностороннего, субъективного романтизма — к реалистическим путям развития русской реалистической литературы, во главе которой находились Пушкин и Гоголь. В дальнейшем, в 40-х и 50-х годах самое имя Марлинского стало ходовым обозначением, синонимом всего выспреннего, искусственно-романтического, неестественного в литературе.

Историческая справедливость требует, однако, признать в Бестужеве-Марлинском талантливого и яркого писателя, выражавшего в 20-х и в начале 30-х годов передовые стремления дворянских революционеров-декабристов. Им была создана передовая по своей идейной направленности и своеобразная по своим художественным принципам романтическая повесть, сыгравшая, хотя в ограниченных пределах, свою роль в развитии русской прозы.

Сноски

Сноски к стр. 564

¹ Из писем и показаний декабристов, 1906, стр. 39—40, 37.

² Государственные преступления в России в XIX веке, т. I, СПб., 1906, стр. 57.

Сноски к стр. 566

¹ Русский вестник, 1861, т. 32, № 4, стр. 480.

² Московский телеграф, 1833, ч. 53, № 17, стр. 98, 101.

Сноски к стр. 569

¹ Ср. с характеристикой мещан в «Записке» А. Бестужева: «Мещане класс почтенный и значительный во всех других государствах» (Из писем и показаний декабристов, 1906, стр. 37).

Сноски к стр. 570

¹ Русский вестник, 1861, т. 32, № 3, стр. 328.

Сноски к стр. 571

¹ Русский вестник, 1861, т. 32, № 3, стр. 304.

Сноски к стр. 574

¹ Русский вестник, 1861, т. 32, март, стр. 319.

² Там же.

Сноски к стр. 575

¹ Русское обозрение. 1894, т. XXIX, стр. 825.

² Русский вестник, 1870, июль, стр. 53.

³ Отечественные записки, 1860, № 6, стр. 332.

Сноски к стр. 576

¹ Марлинский (А. А. Бестужев), Полное собрание сочинений, т. I, СПб., стр. 324.

² Русский вестник, 1870, т. 88, июль, стр. 63.