ПИСЬМО К Ю. К. АРСЕНЬЕВУ
Пятигорск, 30 июля <1841 г.>
Виноват я пред тобой, любезный Арсеньев1, что так замедлил отвечать на твое письмо. Но это последнее время было у нас грустное и хлопотливое. Ты, вероятно, уже знаешь о дуэли Лермонтова с Мартыновым и что я был секундантом у первого. Признаться, смерть его меня сильно поразила, и долго мне как будто не верилось, что он действительно убит и мертв. Не в первый раз я участвовал в поединке, но никогда не был так беззаботен о последствиях и твердо убежден, что дело обойдется, по крайней мере, без кровопролития. С первого выстрела Лермонтов упал и тут же скончался.
N. B. Перевернув страницу, я заметил, что она уже исписана; ленюсь переписывать и продолжаю, читай как умеешь.
Мы состоим под арестом, и производится следствие. Меня перевели по моей просьбе в Кисловодск, потому что нарзан мне необходим. Я живу здесь в Слободке скромно, вдвоем с Столыпиным. Меня выпускают в ванны и на воды с часовым. В Кисловодске холодно, как и прошлого года. Кроме того, пусто, как в степи. Мы с Столыпиным часто задумываемся, глядя на те места, где прошлого лета... Но, что старое вспоминать. Из нас уже двоих нет на белом свете. Жерве умер от раны после двухмесячной мучительной болезни2. А Лермонтов, по крайней мере, без страданий. Жаль его! Отчего люди, которые бы могли жить с пользой, а может быть, и с славой, Пушкин, Лермонтов, умирают рано, между тем как на свете столько беспутных и негодных людей доживают до благополучной старости.
467
Ничего не умею тебе сказать нового о водах и водяном обществе. Дом Верзилиных процветает по-прежнему. Эмилия все так же и хороша и дурна; Наденька не выросла; Груша3 не помолодела. Дома Ребровы стоят на том же месте. В гостинице в окошках стекла вставлены. По вечерам играет музыка. Вот и все. Я ожидаю решения моей участи.
Напиши мне, где Долгорукий4. Не уехал ли он за границу. Кланяйся всем знакомым.
Скучно! Грустно!
Твой преданный Александр Васильчиков.