448

ТОЛСТОЙ, Лев Николаевич (1828—1910), великий русский писатель.

Биография. Родился 28/VIII (9/IX) 1828 в имении Ясная Поляна Тульской губ. Крапивенского у. в дворянской семье. Отец Т. Николай Ильич служил на военной службе и участвовал в походах 1812—13, но скоро после этого вышел в отставку и, не получив в наследство от отца ничего, кроме долгов, женился по расчёту на княжне Марии Николаевне Волконской. Вскоре после женитьбы он поселился в полученном за женой имении, Ясной Поляне, и никуда не выезжал, ведя независимый образ жизни аристократа-помещика. Мать Т. умерла, когда ему было всего два года. В 1837, когда Т. было 9 лет, внезапно умер отец. Толстые, оставшиеся на попечении у тётушек, жили нек-рое время в Москве, а в 1841 переехали в Казань, к родственникам. В 1844 Т. поступил в Казанский ун-т, на восточный факультет — по разряду арабско-турецкой словесности. Т. почти не занимался и весной 1845 не был допущен к переводным экзаменам; чтобы не оставаться на второй год, он решил перейти с восточного факультета на юридический. Однако и на этом факультете его занятия шли плохо. Он вёл светский образ жизни и меньше всего думал об университетских науках. Его товарищи вспоминают о нём как о типичном представителе «золотой молодёжи». На самом деле жизнь Т. не ограничивалась светскими развлечениями: уже в это время он с восторгом читал сочинения Руссо, а к 1847 относятся первые философские наброски, в к-рых Т. рассуждает о науке, о нравственности, об истории.

449

В это же время он начал вести дневник, к-рый сыграл большую роль в формировании его взглядов и послужил основой для развития его художественного метода. В дневнике 1847 есть записи размышлений, связанных с чтением «Наказа» Екатерины II и трактата Монтескье «О духе законов». Т. пришёл к решению оставить университет и начать другую жизнь. 12/IV 1847 он подал прошение об увольнении из университета «по расстроенному здоровью и домашним обстоятельствам». По разделу между братьями и сестрой Т. досталась деревня Ясная Поляна, куда он и поехал в конце апреля. В деревне он стал заниматься самообразованием, составив сложную и разнообразную программу на два года. Осенью 1848 Т. уехал в Москву, где жил, по собственному признанию, «очень безалаберно, без службы, без занятий, без цели». В 1849 он переехал в Петербург с намерением держать экзамены в университете по юридич. факультету и поступить на службу. Скоро и этот план заменяется другим — пойти служить в конногвардейский полк. Дневники этих лет показывают, однако, что Т. жил очень напряжённой душевной жизнью, отдаваясь целиком наблюдению окружающей действительности. К 1850—51 относятся и первые литературные опыты, в числе которых есть незаконченная повесть «История вчерашнего дня», являющаяся своего рода итогом дневниковых записей. В апреле 1851 по совету старшего брата Николая, служившего на Кавказе, Т. поехал с ним. Начался кавказский период жизни. Т. поселился в станице Старогладковской (Терской обл.). В начале 1852 он был зачислен на военную службу фейерверкером 4-го класса и принимал участие в походах на Чечню. В то же время Т. начал серьёзно заниматься литературной работой. К июлю 1852 была закончена работа над «Детством»; Т. послал рукопись в редакцию «Современника», скрыв свою фамилию и поставив буквы «Л. Н.». «Детство» было напечатано в сентябрьской книжке «Современника». Повесть имела большой успех, и Т. стал сотрудником «Современника»: в декабре 1852 он послал рассказ «Набег», к-рый появился в мартовской книжке «Современника». Т. начал думать о выходе в отставку и даже подал об этом прошение, но начавшаяся в 1853 война с Турцией помешала этому. В январе 1854 Т. был назначен в действующую армию и в марте приехал в Бухарест, а к концу года был переведён по собственному желанию в Севастополь (уже в чине подпоручика). Дневник 1854—55 свидетельствует о большом душевном и умственном подъёме, переживаемом Т. 2/XI 1854 (ещё до прибытия в Севастополь) он записал в дневнике: «Велика моральная сила русского народа. Много политических истин выйдет наружу и разовьётся в нынешние трудные для России минуты. Чувство пылкой любви к отечеству, восставшее и вылившееся из несчастий России, оставит надолго следы в ней... Те люди, которые теперь жертвуют жизнью, будут гражданами России и не забудут своей жертвы. Они с большим достоинством и гордостью будут принимать участие в делах общественных, а энтузиазм, возбуждённый войной, оставит навсегда в них характер самопожертвования и благородства». После

450

поездки на передовые позиции Т. записал: «В поездке этой я больше, чем прежде, убедился, что Россия должна или пасть или совершенно преобразоваться». С октября 1854 Т. принял участие в обороне Севастополя, где летом 1855 находился в самом опасном месте города — на 4-м бастионе. Группа артиллеристов, к которой присоединился и Т., решила издавать военный журнал «с целью поддерживать хороший дух в войске»; журнал не был разрешён, и Т. обратился к Некрасову с предложением печатать в «Современнике» военные статьи и очерки. Так возник первый севастопольский очерк («Севастополь в декабре месяце»). Кроме того, Т. решил написать особую записку о положении армии и подать её ко двору. Записка эта не была закончена, но наброски сохранились: в них описывается ужасное состояние солдатской массы. Смерть Николая I 18/II (по ст. ст.) 1855 вызвала следующие строчки в дневнике: «Великие перемены ожидают Россию. Нужно трудиться и мужаться, чтобы участвовать в этих важных минутах в жизни России». И тут же, через несколько дней, записана «великая громадная мысль», осуществлению которой он готов посвятить жизнь, — мысль об основании новой религии, очищенной от веры и таинственности, дающей блаженство на земле. Падение Севастополя заставило Т. усилить хлопоты об отставке. В ноябре 1855 он добился командировки в Петербург. Здесь Т. познакомился с сотрудниками «Современника»: Некрасовым, Тургеневым, Фетом, Островским, Дружининым, Анненковым и др. Некрасов писал В. П. Боткину о Толстом: «Что это за милый человек, и уж какой умница!.. Милый, энергичный, благородный юноша — сокол!.. а может быть и орёл. Он показался мне выше своих писаний, а уж и они хороши». Т. остался в Петербурге и деятельно взялся за работу; в «Современнике» 1856 появились рассказы: «Севастополь в августе», «Метель» и «Два гусара». В редакции уже намечался будущий раскол между революционно-демократическим и либеральным кругами. Т. занял своеобразную позицию человека со стороны, не согласного ни с какими взглядами и убеждениями спорящих сторон. Некрасов видел в нём «следы барского и офицерского влияния», другие называли его «дикарём». На время Т. подпал под влияние Дружинина, Анненкова и В. Боткина, боровшихся с Чернышевским и противопоставлявших его взглядам на искусство «артистическую» теорию, согласно к-рой «искусство служит и должно служить само по себе целью» и потому не должно ставить себе никаких нравоучительных или «дидактических» задач. Скоро, однако, Т. освободился от этого влияния, не найдя в этой среде того, что ему было нужно. В 1857 Т. поехал за границу, был в Париже, путешествовал по Швейцарии и Северной Италии. Вернувшись, Т. занимался крестьянским вопросом, а в 1859 решил организовать в Ясной Поляне школу и заняться педагогич. работой. Летом 1860 Т. опять поехал за границу, где знакомился с постановкой народного образования. Большое значение имели для него встречи с Герценом, Прудоном и Б. Ауэрбахом. По возвращении в Россию, в связи с ликвидацией

451

крепостного права, Т. был назначен мировым посредником. Деятельность Т. вызвала недовольство местных помещиков, которые жаловались предводителю дворянства, что «все действия и распоряжения Т. невыносимы и оскорбительны», возбуждают в крестьянах «враждебное расположение к помещикам» и принесут дворянам «огромные потери их достояния». В 1862 Т. начал издавать педагогический журнал «Ясная Поляна», в к-ром напечатал несколько своих статей. Яснополянская школа и деятельность Т. в деревне привлекли внимание властей: летом 1862 в Ясной Поляне был произведён обыск, продолжавшийся два дня. Ничего «подозрительного» найдено не было; Т. был возмущён и написал письмо Александру II. Шеф жандармов ответил Т., что «Его величеству благоугодно, чтобы помянутая мера (т. е. обыск) не имела собственно для графа Толстого никаких последствий». Осенью 1862 Т. женился на Софье Андреевне Берс (1844—1919). В 1863 прекратил и педагогический журнал и занятия в школе, взявшись осенью за работу над романом «Война и мир». В первых номерах «Русского вестника» за 1863 были напечатаны повести Т. «Казаки» (писалась с перерывами более 10 лет) и «Поликушка». Работа над романом «Война и мир» заняла шесть лет — 1863—69. Напечатав первые две части романа в «Русском вестнике» за 1865—66 под заглавием «1805 год», Т. печатал дальнейшие части отдельным изданием. В 1869 вышел последний (шестой по первоначальному расположению) том романа. Окончание работы над «Войной и миром» было началом новой и очень трудной полосы жизни. Передовая критика отнеслась к роману сурово, осуждая в особенности философско-исторические главы. Т., повидимому, был очень задет этими отзывами. «Мы не получаем ни газет, ни журналов, Лев говорит, что не хочет читать никаких критик». «Пушкина смущали критики, — лучше их не читать», записывает С. А. Толстая в 1870. Сам Т. в письмах к друзьям жаловался на тоску, усталость, равнодушие. Он снова принялся за педагогику и начал работу над составлением «Азбуки»; в связи с этим он погрузился в чтение древней и народной словесности и начал изучать греческий язык. В феврале 1872 работа над «Азбукой» была закончена, и Т. начал писать роман из петровской эпохи. Работа эта, однако, не шла, и в марте 1873 он принялся за роман «Анна Каренина», законченный в 1877. Роман печатался в «Русском вестнике» за 1875, 1876 и 1877. Попутно Т. вновь увлёкся педагогич. деятельностью: в январе 1874 он выступил в московском Комитете грамотности в защиту своего метода обучения, а затем, после длительных споров, написал статью «О народном образовании» («Отечественные записки», 1874, № 9). Эпилог «Анны Карениной» свидетельствует о том, что Т. был в это время сильно взволнован начавшейся Русско-турецкой войной. Издатель «Русского вестника» М. Катков отказался печатать этот эпилог в журнале, потому что Т. скептически отнёсся к увлечению «славянским вопросом». Эпилог был напечатан отдельным изданием. Весь 1877 Т. внимательно следил за военными событиями. После неудач под Плевной и в Малой Азии Т. пишет

452

Страхову: «И в дурном и в хорошем расположении духа мысль о войне застилает для меня всё. Не война сама, а вопрос о нашей несостоятельности, который вот-вот должен решиться, и о причинах этой несостоятельности, которые мне становятся всё яснее и яснее... Мне кажется, что мы находимся на краю большого переворота». В 1878 интерес Т. к политическим событиям ещё более усилился в связи с обострением социальных и религиозно-нравственных проблем. Он завязал дружеские отношения с учителем своих детей В. И. Алексеевым, только что вернувшимся из Америки, где он был участником русской земледельческой общины. Через него Т. познакомился с А. К. Маликовым — проповедником учения о «богочеловечестве», сосланным в 1866 по делу Каракозова, привлечённым к суду по «процессу 193-х» и эмигрировавшим потом в Америку для создания коммуны. Т. сообщил Страхову, что познакомился с «лучшими представителями крайних социалистов»: «Ну и эти люди пришли к необходимости остановиться в преобразовательной деятельности и прежде поискать религиозной основы». В ответ на письмо Страхова, описывающее процесс Веры Засулич, Т. писал: «Засуличевское дело не шутка. Это бессмыслица, дурь, нашедшая на людей не даром. Это первые члены из ряда, ещё нам непонятного; но это дело важно... это похоже на предвозвестие революции». В это же время Т. возвратился к своим старым замыслам романа о декабристах — к теме, интересовавшей его ещё в 50-х годах; работа шла вяло, и Т., бросив её, взялся за роман из петровской эпохи, прерванный в 1873. Однако осенью 1879 остановилась и эта работа. Замыслы остались неосуществлёнными. Усиливаются социальные религиозно-философские искания Т., связанные с недовольством существующим строем, условиями социального неравенства и культовой стороной религии. С. А. Толстая жалуется сестре, что Т. «последнее время совсем расстроился здоровьем, всё голова болит, ничего не ест, мрачен... с ним что-то случилось, но я думаю, что это — нервное». Художественная работа прекратилась. Т. ушёл с головой в религиозно-философские сочинения. В ноябре 1879 он начал «Исповедь». В декабре С. А. Толстая записала в дневнике: «Пишет о религии, объяснение евангелия и о разделе церкви с христианством... „Декабристы“ и вся деятельность в прежнем духе совсем отодвинуты назад».

В это время появились первые признаки будущего семейного разлада. Т. весь поглощён мыслями о социальной несправедливости — об угнетении, к-рому богатые классы подвергают трудовой народ. Эти мысли и настроения особенно усилились после переезда в 1881 Толстых в Москву (для обучения детей), где Т. вновь увидел весь ужас городской нищеты. В начале 1882 он принял участие в трёхдневной переписи и выбрал себе один из самых бедных участков Москвы — так наз. Ржанов дом у Смоленского рынка, притон нищеты и разврата. Под впечатлением всего виденного и пережитого Т. начал писать статью «Так что же нам делать?»; статья разрослась в целую книгу, законченную только в 1886. В своих религиозно-философских сочинениях Т. разоблачал церковь,

453

стремясь восстановить чистое христианство с его учением о любви и о «непротивлении злу насилием» («В чём моя вера?»).

В 1883 Т. познакомился с В. Г. Чертковым, знакомство с к-рым скоро перешло в дружбу, сохранившуюся до конца жизни Т. В 1884 Чертков стал уговаривать Т. взяться за писание рассказов для народа. Мысль о таких рассказах была для Т. не новой: в период работы над «Азбукой» (1872) он написал «Кавказского пленника» и «Бог правду видит, да не скоро скажет». В 1879 он записал со слов сказителя Щеголёнка несколько народных легенд; одну из них он обработал и в 1881 напечатал в журнале «Детский отдых» под заглавием «Чем люди живы». В конце 1884 мысль Черткова о народных изданиях получила возможность практического осуществления: за это дело взялся крупный московский книгоиздатель И. Д. Сытин. Так организовалось издательство «Посредник», для к-рого Т. написал в 1885—86 целую серию народных рассказов.

Высказанный в «Исповеди» отказ от жизни богатых классов вызвал перемену в поведении и в быте Т. Он усиленно занимался физическим трудом: пилил и колол дрова, пахал и косил, шил сапоги; он стал жить обособленной от семьи жизнью и проводил большую часть времени не в Москве (где в 1882 был куплен дом в Долго-Хамовническом переулке), а в Ясной Поляне, среди крестьян. В 1884 у Т. появилась мысль об уходе из дома. Решение было отложено, но отношения не стали лучше. В годы 1885—86 Т. закончил трактат «Так что же нам делать?», написал ряд народных рассказов для «Посредника», драму «Власть тьмы» для народных театров и повесть «Смерть Ивана Ильича». Драма «Власть тьмы» с трудом прошла через цензуру. Драму начали репетировать в Александринском театре. Узнав об этом, К. П. Победоносцев обратился к Александру III с письмом, в к-ром писал, что пьеса Т. представляет «отрицание идеала», «унижение нравственного чувства» и пр. Александр III отвечал, что пьеса произвела на него «сильное впечатление, но и отвращение» и что её не следует ставить: «она слишком реальна и ужасна по сюжету». Драма появилась на русской сцене только в 1895 (до того шла в Париже и Берлине).

С 80-х годов и светские и духовные власти следили за каждым словом и шагом Т. и систематически запрещали печатание его новых произведений. В 1891, 1893 и 1908 Т. принимал энергичное участие в помощи голодающим (организовал сбор денежных средств, устраивал столовые, писал статьи о борьбе с голодом). В 1892 в «Московских ведомостях» появилась статья, в к-рой говорилось о том, что Т. занимается «пропагандой самого крайнего, самого разнузданного социализма, перед которым бледнеет даже наша подпольная пропаганда». В связи с этой статьёй в придворных сферах возник вопрос о необходимости выслать Т. или посадить его в дом для умалишённых.

Между тем Т. продолжал напряжённо работать. В годы 1889—99 он написал повесть «Крейцерова соната», комедию «Плоды просвещения», статью «Царство божие внутри нас», рассказ «Хозяин и работник», книгу

454

«Что такое искусство?», в которой проводил мысль, что подлинное искусство может быть только народным искусством, что отрыв от народной почвы убивает искусство, роман «Воскресение» (1889—99). Работу над этим романом Толстой возобновил в связи с решением помочь переселявшимся в Канаду духоборам. С этой же целью он решил продать роман, несмотря на то, что ещё в 1891 отказался от прав собственности на свои произведения, написанные после 1881. Из художественных произведений последнего десятилетия, не напечатанных при жизни Т., надо особо отметить повесть «Хаджи Мурат» (1896—1904) и рассказ «После бала» (1903). Творчество Т. приобрело в эти годы мировое значение: его произведения переводились и на западно-европейские и на восточные языки. Ясная Поляна привлекала к себе внимание людей самых разнообразных профессий, взглядов, национальностей. Учение Толстого о «непротивлении злу насилием» породило последователей Толстого — «толстовцев». Власти обратили на Т. особое внимание: в феврале 1901 Синод «отлучил» Толстого от церкви. В ответ на это Т. получил много приветствий и выражений сочувствия. Когда он поехал осенью 1901 в Крым, на вокзале в Харькове была устроена манифестация в его честь. На другой же день управление по делам печати запретило помещать в газетах «известие о переезде гр. Л. Н. Толстого на юг и о приветствиях, обращённых к этому писателю со стороны его почитателей». Когда в январе 1902 Т., продолжая жить в Крыму (в Гаспре), серьёзно заболел воспалением лёгких, министр внутренних дел телеграфировал таврическому губернатору о том, чтобы, в случае кончины Т., не служить по нём панихиды, а таврический губернатор, в свою очередь, распорядился, чтобы, в случае кончины Т. и перевозки его в Ясную Поляну, поезд с телом «не имел значительных остановок в более населённых пунктах». Между тем Т. написал в декабре 1901 письмо Николаю II, в к-ром призывал уничтожить «тот гнёт, который мешает народу высказать свои желания и нужды», улучшить положение рабочего класса и уничтожить земельную собственность. Письмо было передано царю через вел. кн. Николая Михайловича, который навещал Толстого в Гаспре. Ответа на письмо не последовало.

В Гаспре Толстой часто виделся с Чеховым (с к-рым познакомился в 1895 в Ясной Поляне) и с Горьким (первая встреча произошла в Москве в 1900). В письме к Черткову Толстой писал: «Видаю здесь Чехова, совершенного безбожника, но доброго, и Горького, в котором гораздо больше fond (глубины)». Впечатления от встреч с Толстым Горький опубликовал в своих воспоминаниях, в к-рых, в противоположность многим мемуарам о Т., убедительно и ярко показано противоречивое душевное и умственное состояние Т., переживавшего трагические сомнения в истине собственных учений.

Летом 1902 Т. вернулся из Крыма в Ясную Поляну; он усиленно работал над повестью «Хаджи Мурат»; в 1903 Т. продолжал писать эту повесть и большую статью о Шекспире. Начавшаяся в 1904 Русско-японская война очень взволновала Т.; он написа статью

455

«Одумайтесь», в которой призывал прекратить войну. К этому же времени относится работа Т. над составлением «Круга чтения». Революция 1905 вызвала появление нескольких статей Т.: «Об общественном движении в России», «Великий грех», «Конец века», «Правительство, революционеры, народ», «О значении русской революции» и др., а также рассказов о революционерах: «Божеское и человеческое» и «За что?» (рассказ о судьбе участника польского восстания 1830 и его семьи). Наступившая затем реакция, сопровождавшаяся многочисленными казнями, заставила Т. написать статьи «Не могу молчать» (1908), «Христианство и смертная казнь» (1909), «Неизбежный переворот» (1909). К этому же времени у Т. окончательно сложилось решение уйти из Ясной Поляны, чтобы прожить последние годы соответственно своим взглядам. Летом 1910 он ещё колебался, боясь за жену. 28/X, после ряда тяжёлых сцен с женой, Т. тайно выехал из Ясной Поляны вместе со своим другом доктором Д. П. Маковицким. 29/X он приехал в Шамардино Калужской губ., к сестре Марье Николаевне (монахине) и думал там остаться; 30/X приехала дочь Т., Александра Львовна, и было решено ехать в Новочеркасск, достать заграничный паспорт и уехать в Болгарию (к духоборам), а если не удастся получить паспорт, — на Кавказ. 31/X Т. выехал на юг, но в тот же день почувствовал себя нездоровым; пришлось остановиться на станции Астапово Рязано-Уральской железной дороги. Начальник станции устроил Т. в своей квартире. Т. заболел воспалением лёгких. Петербургские власти, узнав о положении Т., заволновались: их беспокоила возможность «беспорядков» и политич. демонстраций в случае смертельного исхода болезни. Петербургский митрополит послал Т. телеграмму с увещанием «примириться с церковью и православным русским народом», а жандармы прислали в Астапово отряд с ружьями и патронами. 7/XI (20/XI по новому стилю) Т. скончался.

9/XI тело Т. было привезено в Ясную Поляну и там похоронено. Смерть Т. послужила поводом для ряда демонстраций, имевших большое общественное значение.

Б. Эйхенбаум.

Творческий путь. В начале 50-х гг. 19 в. Т. своими первыми произведениями как равный вошёл в круг писателей — Герцена, Некрасова, Тургенева, Салтыкова-Щедрина, Достоевского, Гончарова, Островского. Все они вошли в лит-ру немногим ранее Т. Молодой Т. — участник того дружного выступления литературных сил, к-рое было предвестником нового, демократического, этапа освободительного движения в России, приведшего к первой народной революции 1905. Эпоха, к к-рой принадлежал Т., была эпохой быстрого развития капитализма в России. Сохранившиеся в ней пережитки крепостнического угнетения народа переплелись с капиталистич. порабощением, порождая невиданное разорение, нищету, все бедствия в жизни народных масс.

Ленин писал о Т.: «Острая ломка всех „старых устоев“ деревенской России обострила его внимание, углубила его интерес к происходящему вокруг него, привела к перелому всего его миросозерцания» (Ленин, Соч., т. XIV, стр. 405). Т. — выдающийся

456

художник-психолог, несравненный мастер бытописания, но прежде всего — писатель больших общественных интересов. Ему свойственна «безбоязненная, открытая, беспощадно-резкая постановка... самых больных, самых проклятых вопросов нашего времени» (там же, стр. 403).

Толстой — величайший представитель критич. реализма в мировой литературе. Ему свойственна была способность итти против своих же верований, предрассудков «учения». Его способность к самой глубокой и трезвой правде и громадный талант вели на вершины искусства. В 1851—52 Толстой писал своё первое произведение «Детство», напечатанное в № 9 журнала «Современник» за 1852. «Детству» предшествовал незаконченный очерк или рассказ «История вчерашнего дня» (1851), этюд к «Детству», увидевший свет лишь в 1928. В «Детстве» изображено формирование психологии, характера, личности ребёнка на фоне жизни дворянской семьи. Феодальная патриархальность и культура быта ещё заслоняют в сознании молодого автора отношения эксплоатации и угнетения, и жизнь помещичьей среды дана как светлая картина жизни семьи, где родичи, чада и домочадцы, господа и слуги образуют патриархальное единство. Идеализированный мир старого барства дан через призму детских восприятий, в к-рых так естественны радость жизни, доверчивость, любовь к близким. Образы этого произведения тем более убедительны, что отодвинуты в прошлое, овеяны грустью воспоминаний. В светлое течение повествования смерть матери вводит трагические ноты; в гармонию входит разлад. Он едва диссонирует в «Детстве» и усиливается в «Отрочестве» (1852—56) и «Юности» (1855—56). Герой Николенька Иртеньев «склонен к умствованию», анализу себя и окружающих. Это отличает его от родичей, барски-самонадеянно принимающих жизнь. Николенька начинает собою галлерею толстовских героев: Нехлюдов («Утро помещика»), Пьер Безухов, Андрей Болконский («Война и мир»), Левин («Анна Каренина»), Нехлюдов («Воскресение») — все они охвачены нравственной тревогой, судят себя и других, ищут смысл и назначение жизни.

В 1878 и в 1903 Т. возвратился к теме «Детства» и написал два отрывка — «Первые воспоминания» и «Воспоминания моего детства». Реальные лица семьи Толстых и Болконских, выведенные в «Воспоминаниях», совпадают с вымышленными персонажами семьи Иртеньевых в трилогии. «Воспоминания» дают яркое представление о социальном мире патриархального барства, высшей помещичьей, неслужилой знати, к к-рой писатель принадлежал по рождению.

Большой интерес представляют дневники Т. за годы 1847—56, проливающие свет на формирование личности и таланта Т. Разбирая «Наказ» Екатерины II в дневнике 1847, Т. высказывает замечательные суждения, напр.: «в нашем отечестве земледелие и торговля процветать не могут до тех пор, покуда будет существовать рабство...». «Ежели бы у нас была аристократия, которая бы ограничивала монарха, то в самом деле ей бы и без торговли было бы много дела. Но у нас нет её. Наша аристократия рода исчезает». Т. основательно

457

критикует монархические положения «Наказа» и даёт следующую проницательную характеристику сочинения: «В нём... везде мы находим два противоположных начала — дух революционный, под влиянием которого находилась тогда вся Европа, и дух деспотизма... Она (Екатерина) республиканские идеи, заимствованные большей частью от Montesquieu, употребляла как средство для оправдания деспотизма, но большею частью неудачно!!!». Это писал девятнадцатилетний юноша, воспитанием нимало не подготовленный к критическому анализу социальных проблем.

Т. рано начал сознавать свои духовные силы и своё одиночество в окружающей его помещичьей, военно-дворянской среде. Главное содержание ранних дневников Т. — записи самонаблюдений и самоанализа. Дневники Т. — это искренняя, непосредственная исповедь, это — запечатленный труд над самим собою, имевший громадное значение для его искусства. «Кто не изучал человека в самом себе, — писал Чернышевский в статье о «Детстве», «Отрочестве» и «Военных рассказах» Толстого, — тот никогда не достигнет глубокого знания людей... Мы не ошибёмся, сказав, что самонаблюдение должно было чрезвычайно изострить вообще его (Толстого) наблюдательность, приучить его смотреть на людей проницательным взглядом». Чернышевский дал блестящую характеристику толстовского мастерства: «Внимание графа Толстого больше всего обращено на то, как одни чувства и мысли развиваются из других: ему интересно наблюдать, как чувство, непосредственно возникающее из данного положения или впечатления..., переходит в другие чувства, снова возвращается к прежней исходной точке и опять и опять странствует..., как мысль, рождённая первым ощущением, ведёт к другим мыслям, увлекается дальше и дальше...». Т., по словам Чернышевского, занимает «сам психический процесс, его формы, его законы, диалектика души, чтобы выразиться определительным термином».

«Диалектика души» — это первое гениальное открытие Т. в области искусства. Чернышевский показал связь между самонаблюдением и объективной наблюдательностью Т., переход самоанализа в анализ общественного мира. Т., при всём пристальном внимании к своему внутреннему миру, никогда не замыкался в себе, его «я» не заслоняло жизни других людей. Он не отделял личных судеб от решения социальных проблем: «Ежели пройдёт 3 дня, — писал он, — во время которых я ничего не сделаю для пользы людей, я убью себя». Самоанализ не доставлял Т. удовлетворения, напротив, в поисках великой цели жизни Т. сурово судил себя. Трезвый наблюдатель таинственного процесса душевной жизни и вместе с тем абстрактный резонёр, человек великой страстности и неусыпного критицизма — таким встаёт Т. уже по дневникам молодости.

У Т. были предшественники и учителя. В своём творчестве Т. продолжил лучшие традиции реализма 18—19 вв. Прямым предшественником Т., если не иметь в виду Пушкина — родоначальника русской литературы, был Лермонтов, который первый в русской литературе рассказал «историю души человеческой»

458

в «Герое нашего времени». В западной литературе Т. выделил Стерна, Стендаля и Руссо. В Стерне Толстого привлекали непринуждённость, естественность, с к-рой автор «Сентиментального путешествия» рассказал «задушевную сторону» обыденной жизни. В Стендале Толстой высоко ценил автора «Пармского монастыря» (мастерство военных сцен). «Я прочёл всего Руссо, — вспоминал Т. в 1901, — я более, чем восхищался им, я боготворил его. В 15 лет я носил на шее медальон с его портретом вместо нательного креста. Многие страницы его так близки мне, что мне кажется, я их написал сам». Есть историческая закономерность в том, что великий французский мыслитель, идеолог буржуазной революции 1789, был близок русскому гению, отразившему мощное народное движение буржуазно-демократической революции 1905.

Т. был участником войны на Кавказе и участником Крымской кампании. Впечатления Севастопольской обороны, по свидетельству писателя, переданному его биографом П. Бирюковым, были неизгладимы. Повести «Отрочество» и «Юность» были написаны наряду и вперемежку с военными рассказами — «Набег» (1852), «Севастополь в декабре месяце» (1855), «Севастополь в мае» (1855), «Севастополь в августе» (1855), «Рубка леса» (1855), «Встреча в отряде с московским знакомым» (1856). На войне, в исключительных обстоятельствах геройской защиты Севастополя, определился толстовский гений. Уже здесь во всей силе сказалось чувство национальной гордости, понимание величия народа, с особенной силой и красотой проявляющегося в дни испытаний, когда решаются судьбы родины. «Надолго оставит в России великие следы эта эпопея Севастополя, которой героем был русский народ...», — так заканчивается первый толстовский очерк Севастопольской обороны. И именно в Крымской кампании Т. воочию убедился, насколько бедственно было положение закрепощённого народа и его армии. В «Записке об отрицательных свойствах русского солдата и офицера» (редакционное заглавие статьи) — замечательном документе передовой мысли эпохи — Т. с негодованием обличал разложение высшего командования, взяточничество и казнокрадство в армии, вскрыл трагизм положения бесправного, закрепощённого русского солдата, самоотверженного защитника родины. В «Севастопольских рассказах» Т. показал величие его души: твёрдость, мужество, скромность, верность долгу, любовь к родине — чувство неразрывной связи, слитности с нею.

Т. изображал войну «не в правильном, красивом и блестящем строе с музыкой и барабанным боем, с развевающимися знаменами и гарцующими генералами..., а в крови, страданиях, смерти». Сам Т. так характеризовал своё творчество периода Севастопольской обороны: «Герой его тот, которого я люблю всеми силами души, которого старался воспроизвести во всей красоте его, который всегда был, есть и будет прекрасен, — правда». Он рисовал людей на войне своим излюбленным приёмом: передавал их «неслышный разговор» с собою и в обычной обстановке, и в моменты напряжения всех душевных сил, в виду смертельной опасности, и

459

в последние мгновения угасающего сознания. Автор вмешивается в самонаблюдение героя, он «исправляет» и «объясняет», уничтожает иллюзии, показывает, «как оно есть на самом деле». И сокровенные человеческие побуждения — простые, как инстинкт жизни, и возвышенные, как, напр., стремление исполнить свой долг, и вожделения тщеславия и корысти — подняты из самой глубины душевной. Т. даёт ряд зарисовок офицеров из военной знати и показывает, как ими владеет мелкое честолюбие. Интересна толстовская характеристика храбрости. Скромный армейский капитан Хлопов считает, что «истинно храбр тот, кто не суётся туда, где его не спрашивают», «тот, который ведёт себя как следует», т. е. сообразно с обстоятельствами, мужественно, просто, без рисовки и красивых фраз. Солдаты, люди народной массы в изображении Т., чужды индивидуализма и поэтому чужды расчётов тщеславия.

Т. был уверен, что защита родины, мобилизующая духовные силы народа, оставит глубокий след в его самосознании и историческом развитии.

Военные рассказы Т. занимают одно из первых мест в художественной военной литературе; они оказали заметное воздействие на всех писателей, писавших и пишущих о войне. Высота нравственного чувства и патриотизма, с к-рыми писались рассказы Т., его мысли о справедливости Крымской войны, значительность поставленных философских, моральных проблем — всё это сделало рассказы Т. выдающимися художественными произведениями. Огромна была их популярность в Красной армии в годы Великой Отечественной войны с фашистской Германией. В 1852—56 был написан «Роман русского помещика», к-рый можно рассматривать как продолжение трилогии. Главную идею романа сам Т. определил так: «невозможность жизни правильной помещика образованного нашего века с рабством. Все нищеты его должны быть выставлены, и средства исправить указаны». Именно вследствие актуальности поставленных задач Т., отложив «Юность», стал писать «полезную и добрую», как говорил он, книгу, в которой изобразил деятельную молодость своего героя. «Роман русского помещика» в 1856 Т. переделал в повесть «Утро помещика». Т. изобразил гуманистические устремления, деятельную жизнь молодого дворянина, одушевлённого лучшими намерениями. Однако попытки Нехлюдова изменить «жалкое и бедственное положение мужиков» кончаются постыдной неудачей. Он предлагает и деньги, и ссуды натурой, и переселение, мужикам побогаче — аренду земли. Но он не доходит до простой мысли, что положение крестьян коренным образом изменится, если его земля станет крестьянской, хотя жизнь, как показывает Т., приводит его к этому одному, единственно реальному выводу. Т. изображает деревенскую бедность, невежество, косность крепостной деревни. Глубоко правдиво выступают типы крестьян — Чуриса, Давыдки Белого, Юхванки. Барские проекты встречают недоверие крестьян. Уже в этом раннем произведении Т. изобразил существование и взаимоотношение двух непримиримых «наций» — крестьян и помещиков. В этом — идейное значение повести «Утро помещика» и сила её

460

художественной композиции. Повесть эта по яркости реализма и глубокому смыслу, в нём заключённому, должна быть поставлена в один ряд с лучшими произведениями передовой литературы 50—60-х гг.

К 1856, когда вышли в свет произведения первого творческого десятилетия — трилогия, военные рассказы, «Метель», «Два гусара» (1856), «Утро помещика», — Т. был уже признанным писателем. Критика, и в первую очередь революционно-демократическая, писала о Толстом, как о выдающемся таланте. По приезде в конце 1855 из Севастополя Т. вошёл в самую гущу литературной жизни, в круг журнала «Современник». Т. попал в Петербург в момент напряжённой общественной и литературной борьбы. Крушение николаевской монархии обнажило разложение крепостнического строя; поднялась волна крестьянских восстаний, назрели условия и силы социального переустройства. Кипение классовой борьбы получило живое выражение в литературе, публицистике, критике. Дворянско-буржуазные писатели и критики, во главе с Дружининым и вместе с Тургеневым, стремились всеми мерами ослабить революционное воздействие журнала «Современник». Т. также выступил против Чернышевского — вождя движения революционных демократов. Отрицательно относясь к придворно-аристократич. верхушке дворянства и будучи решительным сторонником освобождения крестьянства, Т. был далёк от взглядов революц. демократов. Ему чужда была их программа революц. преобразования жизни. Однако общество либеральных литераторов вскоре становится ему «противным». По своей творческой индивидуальности, по складу ума и общественным замыслам Т. также чужд либералам.

В 1858 вместе с Тургеневым и Хомяковым, в числе 105 дворян Тульской губернии, Т. подписал мнение о необходимости освобождения крестьян от крепостной зависимости с наделением их землёю за выкуп. Однако Т. на собственном опыте убеждался, что крестьяне не хотят «освобождения» с выкупом, считая землю своей. Соображения Т., высказанные в письме к графу Блудову (1856) и в «Записке о дворянстве» (1858), о трудности взыскания выкупных платежей с крестьянства, отягощённого податями, о том, что нищенские наделы не могут прокормить крестьян, доказывают его трезвость в крестьянском вопросе. «Пролетариат? — восклицает Т., — да разве теперь он не хуже, когда пролетарий спрятан и умирает с голоду на своей земле, которая его не прокормит, да и которую ему обработать нечем». Разоблачая либеральные иллюзии, Т. не делает, однако, выводов из фактов и собственных наблюдений; его ещё держат в плену помещичьи привязанности.

В 1857 Т. рассказал в «Люцерне» о своих заграничных впечатлениях. Жизнь Запада вызвала у Т. глубокое разочарование в европейском буржуазном строе и цивилизации, за внешним покровом к-рой Т. увидел нищету и бесправие народных масс. «Неужели, — восклицал Т., — это свободное, то, что люди называют положительно свободное государство? Неужели это равенство, за которое пролито было столько невинной крови? Неужели народы, как дети, могут быть счастливы одним

461

звуком слова равенство!.. Неужели это цивилизация, в которой деньги убивают поэзию?.. Неужели приюты для нищих — гуманность?». «Люцерн» — характерное произведение того времени, когда в России побеждал буржуазный строй, а на Западе проявились противоречия его развития. Хаос остро ранящих противоречий и конфликтов обступает писателя. Т. не даёт ответа на поставленные вопросы. «Веками трудились люди, — рассуждает он, — а не нашли всей истины». И Т. обращается к богу, ищет разрешения общественных конфликтов в личном совершенствовании.

В 1858 Т. написал рассказ «Три смерти». Умирают три существа: барыня, мужик и дерево. Смерть барыни — «жалка и гадка», мужика и дерева — прекрасна, потому что у них есть «гармония со всем миром, а не такой разлад, как у барыни». Т. искал во всей своей деятельности гармонии личности с миром. Он не находил этой гармонии, ограниченный пределами, поставленными эпохой и обществом, его породившими. Вот почему Т. так много размышлял о смерти, об уничтожении материального «я». Образ смерти проходит через всё творчество Т., завершаясь «Смертью Ивана Ильича», произведением, в к-ром Т. раскрывает пустоту и бесперспективность жизни господствующих кругов общества.

Поиски мировой гармонии со всей силой проявились в кавказской повести Т. «Казаки» (1852—63). Оленин бежит из «неволи душных городов». Он ощущает жизнь столичного светского круга как невыносимо гадкую ложь. И когда перед ним открывается мир величаво-прекрасной природы и слитная с нею жизнь казачьей станицы, он радостно сознаёт превосходство этого мира над тем, в к-ром он живёт. «Казаки» — выдающаяся даже в толстовском творчестве вещь по силе художественной и вместе с тем это философское произведение, в ярких образах к-рого воплотились идеи толстовского пантеизма. Толстой утверждает смысл жизни в непрестанном слиянии человека с природой. Оленин любит красавицу-казачку Марьянку как «олицетворение прекрасной природы» и, любя её, чувствует себя «нераздельной частью всего счастливого божьего мира». Он хочет жить, как Лукашка и Ерошка, согласно законам, к-рые положила природа «солнцу, траве, зверю, дереву». Тогда, думает Оленин, замолкнет немолчный голос «кто я? и зачем я?». «Пришла красота, — пишет Оленин о Марьянке, — и в прах рассеяла всю египетскую жизненную внутреннюю работу», т. е. работу непомерно разросшегося индивидуалистического сознания, постоянного самоанализа и самооценки. Однако все решения Оленина иллюзорны. С исключительной психологической и художественной убедительностью Т. показывает, что ничего не выходит и не может выйти из опрощения Оленина. Ерошка — заядлый охотник, знающий повадку всякого зверя и птицы, удалой казак, джигит, одно из самых оригинальных и живых воплощений пантеизма. Для Ерошки законы природы выше законов человеческих, к-рые выдумали «уставщики». Он отрицает церковную религию совсем в духе Т. Изображая непосредственные чувства представителей народа (Марьяна, Лукашка), Т. подчёркивает их

462

неразрывную слитность с природой и с патриархальным коллективом. Т. вложил в изображение природы и человеческой красоты большое прогрессивное содержание, несмотря на идеализацию неподвижности народной жизни. Проповедь опрощения, утверждения превосходства представителей народа над праздным, командующим меньшинством цивилизованного общества, воплощение в художественном образе «естественного» человека имели глубоко прогрессивный смысл и значение.

В 1863, в обстановке усиленного интереса русского общества к проблемам истории, у Т. возник замысел огромного историч. произведения. Работе Т. над романом «Война и мир» предшествовало написание эпизода из повести «Декабристы», в к-ром рассказывалось о возвращении декабриста Лабазова из ссылки. Т. оставил написанное и углубился в историю, чтобы понять и представить судьбу своего героя: от 1856 — года возвращения декабристов из ссылки — он пришёл к 1825, а затем к молодости героя — 1812. Возник замысел большого произведения «Три поры», и, обдумывая его, Т. от 1812 углубился в 1805, объясняя это необходимостью изобразить не только год славы и торжества России, но и неудачи её в войне с Францией в 1805. «Итак от 1856 года, возвратившись к 1805 году, я с этого времени намерен провести уже не одного, а многих героев и через исторические события 1805, 1807, 1812, 1825 и 1856 годов», — писал Т. в наброске предисловия к «Войне и миру».

Т. не осуществил всего грандиозного замысла, он остановился на 1812 годе. Софья Андреевна Толстая рассказывает в 1884 со слов Т.: «Постепенно перед автором раскрывались всё глубже и глубже источники тех явлений, которые он задумал описать: семья, воспитание, общественные условия и пр. избранных им лиц; наконец, он остановился на времени войны с Наполеоном, которое и изобразил в „Войне и мире“. В конце этого романа видны уже признаки того возбуждения, которые отразились в событии 14-го декабря 1825». Так возникла огромная художественная эпопея «Война и мир» (1863—69), в к-рой основные пути истории, судьбы народов и государств предстали в правдивом художественном воссоздании. В романе «Война и мир» Т. изображает события военной и гражданской мировой истории, вплетая в них картины мира — семьи, общественной жизни дворянской России. «Война и мир» отличается необычайной глубиной художественных образов, ярким изображением исторических событий, человеческих жизней, быта, выразительными картинами природы. События в романе развиваются с необычайной динамикой, последовательностью, с разнообразием приёмов. Большой философский роман по увлекательности стоит на одном из первых мест в мировой литературе. Цари и полководцы, генералы и солдаты, герои и масса, исполненный очарования молодости личный мир Наташи Ростовой, искания и сомнения Пьера Безухова и Андрея Болконского, живущих общественными интересами времени, дипломатическая возня и сражения, где кровью решаются судьбы народа и государства, — вся эта «громадно-несущаяся

463

жизнь» озарена светом основной исторической мысли о справедливости всенародной, национальной, освободительной войны России против наполеоновских захватчиков.

В своей философии истории Т. отрицал возможность познания историч. закономерности совершающихся событий, проповедуя реакционный фатализм. Но опровергая собственные теоретич. рассуждения, Т. создал произведение историческое, в истинном значении этого понятия. Т. о нём сам сказал: «Без ложной скромности это — как Илиада». На создание его Т. положил более шести лет «непрестанного и исключительного труда при наилучших условиях жизни». По собственному признанию Т., материалы, изученные им для воссоздания эпохи — труды историков, военных специалистов, мемуары современников, журналы, газеты, — составили целую библиотеку. В романе, как и в большинстве произведений Толстого, нет ни одного эпизода, не подвергшегося многократной переделке.

В первых двух томах изображены войны 1805—07 России, Австрии и Пруссии против бонапартистской Франции. В войне 1805 выделены главные моменты кампании: отступление Кутузова, спасавшего от разгрома русскую армию, Шенграбенское дело, Аустерлицкое сражение. Во II томе международная военно-политич. история отступает перед картинами мирной жизни, хотя и здесь изображены важнейшие события: Фридландское сражение, Тильзитский мир, Эрфуртское свидание Александра I и Наполеона.

В картинах Шенграбенского и Аустерлицкого сражений выступают новые, оригинальные, гениально найденные приёмы мастерства Т. как военного писателя. У Т. батальные картины полны напряжённой динамики, они живописны и, что самое главное, жизненны, потому что в центре внимания писателя стоит человек, участник сражения или похода. Т. изображает его душевное состояние со всеми переходами, изменениями мыслей и чувств. Художник достигает предельной композиционной рельефности, яркой изобразительности в описании сложнейших сцен военных сражений, и в этом артистически упорядоченном описании ярко и выпукло встают образы людей со всеми их мыслями и чувствами — от самых простых, житейских до самых возвышенных, как возвышенны мысли Андрея Болконского во время Аустерлицкого сражения.

Развивая мысли и наблюдения «Севастопольских рассказов», Т. выдвигает своих любимых безвестных героев войны. Капитан Тимохин и славный артиллерийский капитан Тушин — простые, скромные армейские офицеры, близкие солдатской массе, без рисовки и красивых фраз делающие своё трудное дело. Они — истинные герои, хотя в путаном, сложном ходе войны их зачастую обходят наградой или несправедливо обвиняют. Т. великолепно изображает спокойное мужество прославленных полководцев. Таков Багратион в Шенграбенском деле, когда просто, без единого эффектного слова он ведёт полк в атаку. Таков Кутузов в волнующей сцене, когда раненый он стоит под огнём неприятеля и говорит: «Рана не здесь, а вот где!», указывая на расстроенные ряды русских.

464

Т. считал, что Аустерлицкое сражение было проиграно потому, что русской армии не за что было тогда драться. Т. рассказывает о комедии бездарного руководства кампанией, о вопиющих беспорядках в армии, о грызне между собою военачальников, о голоде солдат, к-рых один из персонажей романа — Билибин — называет «третьим врагом» генералов. Главная же причина поражения — отсутствие цели войны, достойной жертв народа. Когда же перед армией встал вопрос о судьбе родины, о защите национальной независимости, тогда она вместе с народом преобразилась в непобедимую силу. Война с Наполеоном превратилась в национально-освободительную, народную войну. Народ поднялся на защиту интересов своей родины и отстоял её от вражеских нападений. Т. пришёл к этой мысли, углубившись в изучение материалов 1812. Эта мысль озарила все события и лица. В её свете Т. рисует жизнь дворянских семей, блестящие картины светских балов, увеселений, тунеядство, корысть и тщеславие высокопоставленной военной знати, искания лучших людей — дворянской интеллигенции. Т. впоследствии говорил: «чтобы произведение было хорошо, надо любить в нём главную основную мысль. Так, в „Анне Карениной“ я любил мысль семейную, в „Войне и мире“ люблю мысль народную, вследствие войны 1812 года».

Т. описывает события с момента вступления Наполеона в Россию вплоть до изгнания французов. Ненавистный враг входит в опустошённую Москву. Т. рассказывает о безвестных героях, огнём встретивших неприятеля в Кремле. Т. рассказывает также о бесконечных интригах в среде высшего военного командования, к-рое среди битв, среди крови руководится личными интересами. «Браницким, Винценгероде и тому подобным» противостоит в резком контрасте солдатская — народная — масса и близкие ей по духу офицеры из демократич. слоев или выразители народных стремлений, как, например, Кутузов. В солдатской массе нет гибельной для дела игры мелких честолюбий. Солдат говорит Пьеру накануне Бородинского сражения: «Всем народом навалиться хотят». Т. в полном соответствии с исторической действительностью написал величественную картину Бородинского сражения, исход к-рого решила нравственная сила русского войска. Оно дралось за родину и было непобедимо. Русская армия, потеряв половину своего состава, стояла так же грозно в конце, как и в начале битвы. «Прямым следствием Бородинского сражения, — писал Т., — было беспричинное бегство Наполеона из Москвы, возвращение по старой Смоленской дороге, погибель 500-тысячного нашествия». Т. изобразил партизанскую войну, уничтожившую по частям наполеоновскую армию, к-рая, по верным словам Т., «в самой себе несла уже тогда неизбежные условия гибели». На армию, ставшую орудием национального порабощения, на интервентов, захватчиков обрушилась «дубина народной войны». Устами Пьера Т. высказывает свою заветную мысль: «Он понял ту скрытую... теплоту патриотизма, которая была во всех тех людях... и которая объясняла ему то, зачем все эти люди спокойно... готовились к смерти». «Но цель

465

народа, — утверждал Т., — была одна: очистить свою землю от нашествия». Ленин писал о Наполеоновских войнах: «когда Наполеон создал французскую империю с порабощением целого ряда давно сложившихся, крупных, жизнеспособных, национальных государств Европы, тогда из национальных французских войн получились империалистские, породившие в свою очередь национально-освободительные войны против империализма Наполеона» (Ленин, Соч., т. XIX, стр. 181). Лучшие картины военной истории, написанные Т., могут служить блестящей иллюстрацией к ленинскому определению 1812 года, как войны против империализма Наполеона. В национально-освободительной войне Т. увидел единство личных и общественных интересов. Т. нарисовал образ лучшего из народных героев — Кутузова, к-рый всем своим существом понял и почувствовал требования русского народа, его армии и выступил признанным вождём. Т. создал образ безвестного героя капитана Тимохина, создал картину Бородинского сражения, партизанской войны. Однако, разрабатывая вопрос о единстве личного и общественного, осуществляемом в истории, Т. пришёл к ложному выводу: «Для человеческого ума недоступна совокупность причин явлений», — таков смысл толстовской философии истории.

Перед нами кричащие противоречия. С одной стороны, Т. — великий художник человеческой индивидуальности: в громадной галлерее образов «Войны и мира» каждый имеет своё неповторимое лицо. С другой стороны, Т. не только отрицает роль личности в истории, но и вообще субъективное начало в людях, составляющих народную массу. Многие исторические лица, и такие значительные в романе, как Наполеон и Кутузов, показаны Т. односторонне, несмотря на то, что Т. как гениальный художник «угадал» их основные черты. Роль Кутузова сводится, напр., к тому, в представлении Т., чтобы не мешать стихийному ходу событий; тем самым решительно отвергается значение познания, энергии, воли человека в руководстве событиями. Сила Т. в том, что он открыл историческую перспективу в «Войне и мире», показал мощный подъём народного национального самосознания; но, противореча себе, Т. отказывал в сознательности народной массе и возводил в закон жизни покорность крепостного крестьянства, взращённую веками рабства. В Платоне Каратаеве гениально верно схвачены нек-рые черты «наивного патриархального» крестьянства, но Т. идеализирует эти черты.

«Война и мир» — классический историч. роман буржуазной эпохи. Т.-художник, входя в противоречие со своими теоретич. взглядами, показал, что люди, народы делают историю и что действительно художественное её воссоздание невозможно вне изображения жизни людей с их «существенными интересами здоровья, болезни, труда, отдыха..., интересами мысли, науки, поэзии, музыки, любви, дружбы, ненависти, страстей». Поэт Фет правильно определил главную задачу романа «Война и мир» — «выворотить историческое событие наизнанку и рассматривать его не с официальной, шитой золотом, стороны нарядного

466

кафтана, а с сорочки, т. е. рубахи, которая к телу ближе». Это и было выражением толстовского принципа демократизма и реализма. Излюбленный, но не единственный, приём изображения Т. людей — изображение их интимной, повседневной жизни. Этим приёмом Т. или усугублял развенчивание «героев», как, напр., Наполеона, или подчёркивал их равенство с обыкновенными людьми. Более того, Т. показал, что «маленькие», составляющие массу, люди выдвигают подлинных героев; героизм в изображении Т. лишён каких бы то ни было прикрас, ореола, показан трудным, часто незаметным и неоценённым делом. Сила толстовского мастерства — его реализм — в том, что частная, интимная сторона жизни людей, их предельная индивидуализация не заслоняет их социального содержания и участия в исторических событиях.

Знание психологии личности позволило Т. понять и передать психологию массы, толпы. Таковы, например, сцена убийства Верещагина, описания сражений, в которых Толстой показал сложное, «бесконечное, разнообразное», — как он говорил, движение, когда люди, действуя согласно самому сильному и самому личному побуждению — инстинкту жизни, в то же время выполняют свой долг. В галлерее образов «Войны и мира» Андрей Болконский и Пьер Безухов как бы призваны осветить критическим сознанием окружающую действительность. «Князь Андрей, — писал Т., — был один из тех редких офицеров в штабе, который полагал свой главный интерес в общем ходе военного дела». Деятельная натура Болконского не довольствовалась отвлечёнными выводами; он чужд мистике и не успокаивается на одних размышлениях об истине и добродетели. «Ему казалось ясно, что все его опыты жизни должны пропасть даром и быть бессмыслицей, ежели бы он не приложил их к делу и не принял... действительного участия в жизни». Сознание Болконского — сына екатерининского вельможи — направлено против феодального мира. Он понимал ничтожность той реальной работы, которую отвела ему действительность. Со своим скептич. умом князь Андрей видел, что замена барщины оброком, школа, больницы удовлетворяют нравственное чувство помещиков и не удовлетворяют реальные нужды крестьян. Андрей искал большой общественно-полезной деятельности, полного проявления своей индивидуальности и не находил их. Бесплодность поисков общественно-полезной деятельности, одиночество Болконского, его гибель как бы знаменуют крушение дворянской государственности.

В критике не без основания установилось мнение, что Толстой модернизировал людей 10—20-х годов 19 века (Овсянико-Куликовский, К. Леонтьев, Эйхенбаум и ряд др.). В образе Андрея Болконского эта модернизация сказалась в бессилии кн. Андрея найти общественно-полезную деятельность. Оно могло возникнуть лишь после разгрома декабристского движения или после либеральных реформ, а не в годы, предшествовавшие декабристам.

Пьеру Безухову близка идея «собственного исправления и очищения». Увлечение Пьера

467

масонством — исторически верная черта; многие декабристы прошли через масонские ложи. Пьер не удовлетворился масонством; он стремился практически осуществить идею общественного блага. Он приступил к освобождению крестьян, приказал управляющим не отягощать их работой, не применять телесных наказаний, строить больницы, школы, приюты. Т. и здесь вскрыл безрезультатность этих проектов «малых дел». Сам Пьер недолго тешился филантропией. «Он испытывал, — писал о нём Т., — несчастную способность... видеть и верить в возможность добра и правды и слишком ясно видеть зло и ложь жизни для того, чтобы быть в силах принимать в ней серьёзное участие». В эпилоге романа Пьер показан одним из организаторов тайного общества, будущим декабристом.

В первые десятилетия 19 в. обнаружились трещины, к-рые дал крепостнический строй и к-рые скрыты были внешне блестящим, казалось бы незыблемым господством самодержавия и дворянства. К этому времени Наполеоновские войны превратились в империалистические, и явственно обнаружились противоречия буржуазного общества. В борьбе крепостнической России с буржуазно-бонапартистской Францией Т. увидел обречённость крепостнического мира и буржуазное, неотделимое от национального, порабощение, которое нёс с собой Наполеон. Мысль об участии народа в национально-освободительной войне не покидала Т.

После окончания «Войны и мира» (роман вышел в свет отдельным изданием в 1868—1869) Т. усиленно работал над романом из эпохи Петра I, оставив ряд отрывков из него. Т. задумал писать о крестьянах-переселенцах (из жизни 18 в.). В 1878 он возвратился к «Декабристам», изучал материалы, создавал новые варианты. Ни один из замыслов не оказался осуществлённым. О направлении исторической мысли Т. в это время говорят также страницы его «Записной книжки» 1870: «Читаешь эту (Соловьева) историю и невольно приходишь к заключению, что рядом безобразий совершалась история России. Но как же так ряд безобразий произвёл великое и единое государство?

Уже это одно доказывает, что не правительство производило историю... Кто производил то, что разоряли? Кто и как кормил хлебом весь этот народ? Кто делал парчи, сукна, платья, камки, в которых щеголяли цари и бояре? Кто ловил чернобурых лисиц и соболей, которыми дарили послов, кто добывал золото и железо, кто выводил лошадей, быков, баранов, кто строил дома, дворцы, церкви, кто перевозил товары? Кто воспитывал и растил этих людей единого корня? Кто блюл святыню религиозную, поэзию народную? Кто сделал, что Богдан Хмельницкий передался русским, а не татарам и полякам?...». И Т. отвечал — народ. Но Т. не видел, не понимал основы истории — борьбы классов, он отрицал сознательную политическую борьбу. Не случайно поэтому «Декабристы», над которыми писатель так много и упорно работал, ему не удавались.

Работа над «Анной Карениной» — романом из современной Т. действительности — оттеснила работу в области истории. Прежде чем порвать с помещичьим классом, Т. светом беспощадного

468

анализа, критического реализма осветил жизнь дворянства в современную ему эпоху. Так закономерно шёл Т. от «Войны и мира» к «Анне Карениной».

«Анна Каренина» (1873—77) — роман, показавший «укладыванье» капитализма в России. Это — произведение переходного времени, отразившее в своих драматических коллизиях социальные конфликты, характерные для того времени, когда рушились старые формы классового господства и на их месте возникали новые формы также классового господства. На этот роман ссылается Ленин, определяя в своей статье «Л. Н. Толстой и его эпоха» Т. как художника и мыслителя переходного периода, эпохи «после 1861 и до 1905 гг.» (Ленин, Соч., т. XV, стр. 100).

Роман представляет выдающийся познавательный интерес для изучения пореформенной экономики России, настолько верно отражено в нём направление, в к-ром развивалось помещичье хозяйство России, условия этого развития, его «экономические детали».

Левин — один из наиболее значительных образов романа — помещик. По рождению он принадлежит к старинной землевладельческой аристократии; он с презрением относится к придворному кругу, к дворянской бюрократии, но ему чужды мечты о великой государственной деятельности, столь характерные для Андрея Болконского. Жизнь поставила Левина, состоятельного помещика, в узкие рамки его хозяйства, требующего, как показывает Т., неусыпного внимания и заботы, хозяйственной инициативы, иначе помещика ожидает разорение и существование на чиновничье жалованье. Такова участь Стивы Облонского и многих других беззаботных расточителей отцовского достояния, представителей оскудевшего барства. Т. сочувственно относится к «совестливому» барину Левину. Но, сочувствуя ему, Т. показывает, что жизнь заставляет Левина стать эксплоататором батраков, работающих в его имении. Со свойственной ему трезвой правдой Т. показал, что хозяйственный процесс в имении Левина неразрывно связан с теми отношениями, которые, вопреки воле и намерениям землевладельца, складывались между ним и батраками.

Левин в своей книге о сельском х-ве, в теории сближаясь с народниками, утверждает, что «в России не может быть вопроса рабочего», что «русский рабочий имеет совершенно особенный от других народов взгляд на землю». А практика убеждает его в другом: Левин реально сталкивается с наличием «вопроса рабочего»; он принуждён нанимать рабочих «числом поболее, ценою подешевле» и поставлен в положение бесстыдного эксплоататора. А между тем его сознание, его моральная деятельность направлены против капитализма и эксплоатации. Он мучительно размышляет о социальной несправедливости и не может скрыть от себя истины своих отношений и расчётов с рабочими, он знает, в чём источник его благосостояния, он ясно видит ничтожность либеральной земской деятельности. Перед ним со всей неумолимостью встаёт необходимость выбора, необходимость, обнажившаяся противоречиями действительности существование эксплоататора или разрыв с эксплоататорским классом. Но не легко отказаться от собственности, от сознания господства

469

и превосходства. Т.-реалист показал, какой крепкой, кровной связью связан его герой с породившим его классом. Левин не даёт прямого ответа на «проклятый вопрос». Он то идеализирует феодальное прошлое, то решает, что он не будет увеличивать разницы между своими доходами и доходами крестьянина. Он вырабатывает целую систему «ограничений» эксплоатации, не замечая ханжества, в к-рое он невольно впадает, ничтожности своих средств «спасения». В конце-концов слова крестьянина приводят Левина к откровению, как бы освещающему дальнейший путь его жизни: Фоканыч «для души живёт, бога помнит». Выводы Левина — реакционная утопия и тогда, когда он идеализирует феодальное прошлое и когда мечтает путём самоограничения достигнуть социальной гармонии.

Крепостничество «переворотилось» с основания — экономики. А вместе с этим идёт процесс социального вырождения дворянства, его морального загнивания, распадение его главной опоры — семьи, омертвение его государственности.

Искания Левина в области экономич. и социального устройства переплетаются с личной драмой Анны Карениной. Два плана романа соединяются идейной связью. В Анне — «огонь жизни» и правдивость. «Кроме ума, грации, красоты, — пишет Т., — в ней была правдивость».

Т. показал в этом романе трагедию брака, распад семьи, трагедию незаурядной женщины, бьющейся в тисках светского общества и его морали. Естественно прекрасный, сильный, человечный человек восстаёт против лживых законов общества и погибает, не выдержав этой борьбы. Т. показал, как жизнь отнимает одну за другой сферы деятельности у одиноко борющегося человека, как она разбивает иллюзии и надежды будто бы «независимой» личности. Отрицая политич. деятельность, Т. искал выхода в религии, упорно отстаивал принципы личного нравственного совершенствования. Никто до Т. не показал так полно, глубоко, всесторонне, с такой неумолимой убедительностью бесплодность усилий одинокой личности в её поисках общественно-полезной деятельности и «правды» жизни и, следовательно, крушение индивидуализма. От юного Иртеньева до «живого трупа» — Протасова развивается, неуклонно нарастая, захватывая всё новые и новые стороны жизни, трагедия допролетарского гуманизма.

«Анна Каренина» является образцом толстовского искусства изображения личности. Это — материалистическое искусство. Передавая сложные умственные построения Левина, рисуя тончайшие переходы «диалектики души», Т. с той же тонкостью, с той же изумительной наблюдательностью вскрывает физиологию эмоций, показывает рождение мысли из ощущений и представлений, порождённых объективным миром. Замечательны его зарисовки аффектов, волнений, напр., волнение Вронского перед скачками, телесное напряжение в труде, как, напр., сцена косьбы крестьян и др. Чувственный опыт Т. кажется безграничным. Но как ни внимателен Т. к биологическому началу в человеке, оно никогда не заслоняет общественного содержания. Николай Ростов в «Войне и мире» не теряет типических черт дворянина-крепостника,

470

Наташа не перестаёт быть «графинюшкой», Левин не перестаёт быть помещиком.

Выдающийся портретист в мировой литературе, Т. в совершенстве владел «языком» тела. Дружинин, шутя, писал Т.: «Иногда Вы готовы сказать: у такого-то ляжка показывает, что он желает путешествовать по Индии». У Толстого нет статичных портретов; его герои предстают перед читателем в многообразных связях с объективным, социальным миром. Мы видим Левина хозяином-помещиком, мужем, отцом; мы видим его в отношениях к батракам, работающим в его имении, к откупщику Рябинину, к старому князю Щербацкому — представителю вымирающей знати, к либеральному дельцу Свияжскому и т. д.

После окончания романа «Анна Каренина» Т. начал работать над «Исповедью», знаменовавшей переворот в его жизни, мировоззрении, творчестве, общественной деятельности. «Со мной случилось то, — писал Т. в «Исповеди», — что жизнь нашего круга — богатых, учёных, — не только опротивела мне, но потеряла всякий смысл». «Революция экономическая не то, что может быть, а не может не быть, удивительно, что её нет», писал Т. в дневнике в 1881. Т. пришёл к решительному, безоговорочному отрицанию помещичьего землевладения, к признанию права на землю лишь за теми, кто на ней работает. Перейдя окончательно на позиции крестьянства, Т. всем своим дальнейшим творчеством отражал стремление крестьянства смести до основания господство помещиков и помещичье правительство — «уничтожить все старые формы и распорядки землевладения, расчистить землю, создать на место полицейски-классового государства общежитие свободных и равноправных мелких крестьян», стремление, которое «красной нитью проходит через каждый исторический шаг крестьян в нашей революции» (Ленин, Соч., т. XII, стр. 333). Т. стал выразителем взволновавшегося до самых глубин «великого народного моря». Но он возвёл в закон его стихийность, бессознательность, сопутствующую непоследовательности в революционной борьбе.

В своём устремлении к народу Т. взял у патриархального крестьянства его политическую невоспитанность, «мягкотелость патриархальной деревни» и заскорузлую трусливость «хозяйственного мужика», его религиозную отсталость, его страх перед городской культурой. Ленин писал, что «Толстой переносит его (патриархального крестьянина. — М. Ю.) психологию в свою критику, в своё учение» (Ленин, Соч., т. XIV, стр. 405). Это со всей очевидностью сказалось и в народных рассказах.

80-е гг. открываются народными рассказами: «Чем люди живы», «Ильяс», «Где любовь, там и бог», «Вражье лепко, а божье крепко», «Девчонки умнее стариков», «Зерно с куриное яйцо», «Много ли человеку земли нужно?», «Свечка», «Сказка об Иване дураке и его двух братьях» и др. (1881—86), статьёй «Так что же нам делать?» (1882—86) и работой над Евангелием. Рассказы Т. — это проповедь всепрощения, покорности и пассивности, облечённая в образы религиозной фантастики. Однако Т. так верно передал точку зрения патриархального крестьянина,

471

что наряду с религиозной фантастикой есть в его народных рассказах черты, говорящие об истинном положении крестьянства, о его чаяниях, его трудовой морали. «Сказка об Иване дураке и его двух братьях» — сатира на русский государственный строй и возвеличение работника-пахаря, чьим трудом всё держится, утверждение его закона и морали: «У кого мозоли на руках — полезай за стол, а кто не работает — тому объедки». В 1886 Т. пишет своё первое выдающееся драматическое произведение «Власть тьмы».

Для того чтобы лучше ознакомиться с положением городской трудящейся массы и городской бедноты, Т. участвовал в переписи 1882, взяв на себя участки, заселённые беднейшими слоями. Результатом работы Т. по переписи явилась статья «Так что же нам делать?» — наиболее важная в публицистике этого периода. В этой статье Т. сопоставляет роскошную беспечную жизнь богачей с потрясающей нищетой трудящихся масс. Эта статья вплотную подводит к «Воскресению» (1889—99).

В 70-е гг. в «Анне Карениной» Т. приводит Левина к выбору: эксплоатация или защита интересов народа. В 90-е гг. в «Воскресении» Нехлюдов делает выбор: он отказывается от собственности на землю, его земля становится крестьянской. Т. показывает, как трудно даётся это решение. В глубине души Нехлюдова укоренились традиции барства. Т. показывает, как он колеблется и, преодолевая сомнения и соблазны, шаг за шагом идёт к своему решению. Для Нехлюдова несомненно, что нужно перестать жить господской жизнью, нужно «отдать землю крестьянам». Но неясно для него, «что выйдет из этого». Из разговора Нехлюдова с крестьянами видно, насколько неясны в его сознании очертания будущего социального устройства. Нехлюдов пропагандирует проект Генри Джорджа (см.) как путь достижения подлинного равенства. Нехлюдову неясны пути и средства уничтожения господской жизни, старых форм и распорядков землевладения. Т. с громадной силой показал социальные контрасты; с такой силой гнева, сострадания изобразил он ад народной жизни, царской тюрьмы и каторги, так глубоко и беспощадно обличал весь государственный и общественный строй царской России, что кажется, эти страницы продиктованы ненавистью, вырастающей в восстание. Но герой Т. далёк от мысли о необходимости борьбы. Устами своего героя Т. снова и снова проповедует религию, прописывает всё те же рецепты спасения человечества. Перед нами кричащие противоречия, выражающие в законченной форме противоречия всего творческого пути писателя. Их классовая историческая основа вскрыта Лениным: «В произведениях Толстого, — писал Ленин, — выразились и сила и слабость, и мощь и ограниченность именно крестьянского массового движения» (Ленин, Соч., т. XIV, стр. 401).

Толстой «отразил наболевшую ненависть, созревшее стремление к лучшему, желание избавиться от прошлого, — и незрелость мечтательности, политической невоспитанности, революционной мягкотелости» (Ленин, Сочинения, том XII, стр. 334). Эти определённые Лениным противоречия со всей резкостью

472

выступают в художественных произведениях последних лет: роман «Воскресение» (1889—99), драмы «Плоды просвещения», «Власть тьмы», «Живой труп», повести «Смерть Ивана Ильича», «Крейцерова соната», «Отец Сергий» и др. Тунеядство «высшего сословия» предстало в романе «Воскресение» в беспощадном освещении, дано новыми художественными приёмами. В размышлениях Нехлюдова, в философских отступлениях автора чрезвычайно остро выступают назревшие политич. и социальные вопросы, несмотря на все отвлечённо-морализаторские выводы. Т. так верно, даже в смысле экономических деталей, изобразил ограбленную и вырождающуюся русскую деревню, что картины «Воскресения» могут служить иллюстрацией к ленинскому анализу пореформенного сельского хозяйства России. Т. прямо сказал, что после 1861 одна форма крестьянского рабства сменилась другой. Он показал полную зависимость крестьянина от помещика, изобразив то страшное безземелье, когда ничтожные крестьянские наделы и усадьбы со всех сторон окружены помещичьими владениями так, что «курицу и ту выпустить некуда» (слова крестьян из «Плодов просвещения»). Отработки и штрафы стали хозяйственной системой помещика, непосильный труд — уделом крестьянина; тюрьма за потраву, нищета, одичание стали «долей народной». В деревенские картины «Воскресения» Т. вложил своё знание крестьянского труда, быта, психологии, свою глубокую любовь к народу. Гневный сарказм писателя преследует царских сановников, господ и хозяев жизни. Т. сорвал с них маски, он разоблачил «комедию» (слово Т., повторенное Лениным) суда, роль церкви, благословлявшей насилие и грабёж. Толстой поистине «выстрадал» своё понимание социального, а не только психологического и морального содержания явлений, описанных в «Воскресении». Он рисует покров, сотканный из «поверхностнейшей внешней видимости», и показывает, что за ним таится. «Тот покров прелести, который был прежде на всём этом, — пишет Т., — был теперь для Нехлюдова не то что снят, но он видел, что было под покровом. Глядя на Mariette, он любовался ею, но знал, что она лгунья, которая живёт с мужем, делающим свою карьеру слезами и жизнью сотен и сотен людей, и ей это совершенно всё равно». Противоречие между внешностью и подлинным содержанием действительности, явлением и его сущностью выступает в разительной форме. Маска сорвана. Этот творческий метод Т. особенно явственен в рассказе «После бала» (1908).

В одном из лучших своих последних художественных произведений — «Хаджи Мурате» (1896—1904) Т. сочетал остроту социальной характеристики Николая I, его сановной челяди с зарисовкой подлинно народных характеров, с изображением борьбы горцев Кавказа за национальное освобождение.

В литературе 19 в. Т. — величайший представитель её основного направления — реализма. Критическая мысль Т. была направлена на современную ему социальную действительность, на то «укладывание» капитализма в самодержавно-полицейской стране,

473

к-рое несло с собою «все бедствия эпохи первоначального накопления», обостренные во сто крат перенесением на русскую почву самоновейших приёмов грабежа, выработанных «господином Купоном». «Каждое положение в критике Толстого есть пощёчина буржуазному либерализму» (Ленин, Соч., т. XIV, стр. 403), и этим Толстой-реалист приближается, несмотря на все различия, к Некрасову, Салтыкову-Щедрину и с первых же шагов творчества идёт далеко вперёд по сравнению, с Тургеневым.

У Лермонтова Т. наследует мастерство психологического анализа, разрабатывает его и возвышает до изображения «диалектики души». У Пушкина Т. наследует искусство разностороннего изображения человека, противоречивого единства его характера, разрабатывает его и доводит до высокого совершенства, показывая субъективную, внутреннюю «диалектику души» и объективную диалектику развития личности в социальной действительности. Т. шёл в том направлении реализма, к-рое создалось под мощным воздействием Гоголя. Т. наследовал у Гоголя его внимание к деталям явлений. Т. достиг художественных вершин, показав противоречие внутреннего содержания и «внешней, поверхностнейшей видимости» явлений.

Произведения Т., переведённые на иностранные языки, не только вызывали восхищение писателей всего мира, но оказали плодотворное влияние на творчество многих из них. Флобер по поводу первого перевода «Войны и мира» писал Тургеневу: «Это перворазрядная вещь! Какой художник и какой психолог! Два первых тома изумительны...». Мопассан, прочитав «Смерть Ивана Ильича», сказал: «Я вижу, что вся моя деятельность была ни к чему, что все мои десять томов ничего не стоят».

До настоящего времени не было ни одного крупного писателя, к-рый не учился бы у Т.: в Англии — Бернард Шоу, Голсуорси, в Америке — Теодор Драйзер, Хемингуэй, во Франции — Ромен Роллан, в Германии — антифашистские писатели Генрих и Томас Манн, Стефан Цвейг и др.

Стефан Цвейг писал в книге, посвящённой Толстому: «Его проза стоит среди всех времён в наши дни извечной, безначальной, непреходящей, как сама природа, не ощущаемая даже как искусство». Широко известны книги Ромен Роллана о Т. Роллан считал себя учеником русского писателя и писал о нём: «Перед нашими глазами раскрылось творчество одной великой жизни, в которой отражался целый народ, даже целый новый мир... Никогда ещё подобный голос не раздавался в Европе». Каждый из названных писателей выражает интерес своего народа к Т.; об этом свидетельствует всё возрастающая с 80-х гг. 19 в. популярность Т. среди широких масс читателей.

Всеобщее возмущение вызвало у лучших представителей мировой культуры отношение немецко-фашистских вандалов к произведениям мирового гения, осквернение ими Ясной Поляны в период их кратковременного там пребывания.

Известен интерес к Т. в Америке, в Японии; «Воскресение» — одна из любимых и популярнейших книг среди рабочих Японии.

474

Поднимая русскую литературу 19 в. на ещё бо́льшую высоту, открывая новые пути искусству, Т. на грани двух эпох представляет величие русской литературы и её мировое значение. Наследником Толстого в литературе явился Горький. Ему принадлежит блестящая характеристика универсальности гения Толстого: «Толстой глубоко национален, он с изумительною полнотой воплощает в своей душе все особенности сложной русской психики: в нём есть буйное озорство Васьки Буслаева и кроткая вдумчивость Нестора-летописца, в нём горит фанатизм Аввакума, он скептик, как Чаадаев, поэт не менее, чем Пушкин, и умён, как Герцен. Толстой — это целый мир». Т. — «шаг вперёд в художественном развитии всего человечества», сказал о нём Ленин (Соч., т. XIV, стр. 400).

М. Юнович.

Педагогическая деятельность Т. Будучи в начале 60-х гг. мировым посредником Крапивенского уезда, а в 70-х гг. — членом училищного совета от земства, Т. уже в начале 60-х гг. открыл в своём уезде ряд школ и организовал их работу вокруг своей яснополянской школы как своего рода методического центра. В 1862 Т. издавал научно-педагогич. журнал «Ясная Поляна» с целью собирания и обобщения опыта окрестных школ. После жандармского обыска 1862 широко развёрнутая школьная работа Т. ослабела, но к началу 70-х гг. Т. снова организовал школы своего уезда, подготовлял и переподготовлял учителей, энергично готовился к открытию в Ясной Поляне учительской семинарии, издал замечательные учебники для школы («Букварь» и «Книга для чтения», ч. 1—4), широко пропагандировал свой метод обучения грамоте, производил при содействии Московского комитета грамотности публичное его испытание в Москве.

Открыв в 1859 школу в Ясной Поляне, Т. уже в 1860, путешествуя по Западной Европе, знакомился с постановкой народного образования в ряде стран: посещал школы, детсады, курсы для рабочих, выдающихся педагогов, изучал научно-педагогич. и учебную литературу. Толстой выдвинул положение, что единственной основой научной педагогики должен быть опыт. Его яснополянская школа была первой в России экспериментальной школой, организованной задолго до того, как понятие эксперимента утвердилось в психологии и педагогике. Педагогика, согласно утверждению Т., только на основании опытной разработки может стать действительной наукой. К учителю Т. неизменно предъявлял требование свободы учащихся, т. е. устранения принуждения как метода их воспитания. Как практик Т. проявил себя педагогом огромной творческой силы — и как методист, и как автор учебников, и как воспитатель. Влияние педагогич. деятельности Т., проникнутой ярко демократич. устремлениями, было весьма велико. Лучшие учителя массовой школы пытались внести в школьное обучение черты педагогики Т., в частности, его уважение к ребёнку, заботу о росте его творческих сил.

Соч. Т.: Полное собрание сочинений. Под ред. и с примеч. П. И. Бирюкова, т. I—XXIV, изд. И. Д. Сытина, [М., 1913]; Полное собрание художественных произведений. [Ред. К. Халабаева и Б. Эйхенбаума], т. I—XV, Гос. изд-во, М. — Л., 1928—30; Полное собрание художественных произведений, кн. 1—24. Ред. И. И. Гливенко и М. А. Цявловского, М. — Л., 1928 (Прилож. к журн. «Огонёк» за 1928); Полное собрание

475

сочинений. [Юбилейное издание, 1828—1928], под общ. ред. В. Г. Черткова, Гос. изд-во и ГИХЛ, М. — Л., 1928—1940 (издание продолжается; вышли тт.: 1—12, 17—20, 25—27, 32—33, 36—38, 43, 44, 46, 47, 54—56, 58, 59, 63, 72, 83, 85—87); Письма Л. Н. Толстого 1848—1910 гг., собранные и редактированные П. А. Сергеенко, т. I—II, [М.], 1910—11; Переписка Л. Н. Толстого с гр. А. А. Толстой. 1857—1903, изд. Об-ва Толстовского музея, СПБ, 1911; Переписка Л. Н. Толстого с Н. Н. Страховым. 1870—94, с предисл. и примеч. Б. Л. Модзалевского, СПБ, 1914; Письма графа Л. Н. Толстого к жене. 1862—1910, под ред. А. Е. Грузинского, М., 1913, 2 изд., М., 1915; Дневник Льва Николаевича Толстого, т. I, 1895—99, под ред. В. Г. Черткова, М., 1916; Дневник молодости Льва Николаевича Толстого, т. I, 1847—52, под ред. В. Г. Черткова, М., 1917; Письма Толстого и к Толстому. Юбилейный сборник, М. — Л., 1928; Толстой и Тургенев. Переписка, ред. и примеч. А. Е. Грузинского и М. А. Цявловского, изд. М. и С. Сабашниковых, [М.], 1928; Л. Н. Толстой и Н. Н. Ге. Переписка..., изд. «Academia», М. — Л., [1930]; Лев Толстой и В. В. Стасов. Переписка 1878—1906, ред. и примеч. В. Д. Комаровой и Б. Л. Модзалевского, [Л.], 1929; Толстой Л. Н., Дневники и записные книжки 1910 года. Ред. Н. С. Родионова, ГИХЛ, М., 1935; Летописи Гос. Литературного музея, [кн. 2] — Л. Н. Толстой, ред. Н. Н. Гусева, М., 1938; Толстая С. А., Письма к Л. Н. Толстому. 1862—1910. Ред. и примеч. А. И. Толстой и П. С. Попова, изд. «Academia», М. — Л., 1936.

Лит.: Биография и мемуарная литература — Бирюков П. И., Лев Николаевич Толстой. Биография, т. I—II, изд. «Посредник», М., 1906—08; то же, под назв.: Биография Льва Николаевича Толстого, т. I—II (3 изд.) и т. III—IV, Гос. изд-во, М., — П., 1922—23; Сергеенко П. А., Толстой и его современники. Очерки, изд. В. М. Саблина, Москва, 1911; О Толстом. Воспоминания и характеристики представителей различных наций, под ред. П. А. Сергеенко, т. I—II, изд. В. М. Саблина, М., 1911; Толстой Илья, Мои воспоминания, [М., 1914], 2 изд., М., 1933; Воспоминания о Л. Н. Толстом ученика Ясно-Полянской школы В. С. Морозова, под ред. и с примеч. Сергеенко, изд. «Посредник», [М., 1917]; Гольденвейзер А. Б., Вблизи Толстого. Записи за пятнадцать лет, т. I—II, М., 1922—23; Горький М., Собрание сочинений, ред. и комментарии И. А. Груздева, т. XXII, М. — Л., 1931 (см. ст. ст. «Лев Толстой», «О С. А. Толстой»); Кузьминская Т. А. (рожд. Берс), Моя жизнь дома и в Ясной Поляне. Воспоминания, [ч. 1—3], [Л.], 1925—26, 2 изд., [М.], 1927—28; Гусев Н. Н., Жизнь Льва Николаевича Толстого. Молодой Толстой (1828—62), [изд. Толстовского музея], М., 1927; его же, Жизнь Льва Николаевича Толстого. Л. Н. Толстой в расцвете художественного гения (1862—77), [изд. Толстовского музея, М., 1927]; Гусев Н. Н., Два года с Л. Н. Толстым. Воспоминания и дневник бывшего секретаря Л. Н. Толстого. 1907—08, 2 изд., М., 1928; Величкина В. [Бонч-Бруевич В. М.], В голодный год с Львом Толстым. Воспоминания, [М. — Л., 1928]; Дневники Софьи Андреевны Толстой. Ред. С. Л. Толстого, предисл. М. А. Цявловского, [ч. 1—4], изд. М. и С. Сабашниковых и «Советский писатель», М., 1928—36; Гусев Н. Н., Летопись жизни и творчества Л. Н. Толстого, изд. «Academia», М. — Л., 1936.

Изучение творчества Т.: Ленин В. И., Соч., 3 изд., т. XII («Лев Толстой, как зеркало русской революции»), т. XIV («Л. Н. Толстой», «Л. Н. Толстой и современное рабочее движение», «Толстой и пролетарская борьба»), т. XV («Герои „оговорочки“», «Л. Н. Толстой и его эпоха»); Чернышевский Н. Г., Библиография. «Детство и отрочество», сочинение графа Л. Н. Толстого (СПБ, 1856), «Военные рассказы» графа Л. Н. Толстого (СПБ, 1856), в его кн.: Полное собрание сочинений в 10 томах, т. II, СПБ, 1906; его же, Заметки о журналах, там же, т. III, СПБ, 1906; его же, «Ясная Поляна». Школа. Журнал педагогический, издаваемый гр. Л. Н. Толстым (Москва, 1862), там же, т. IX, СПБ, 1903; Григорьев А. П., Собрание сочинений, под ред. В. Ф. Саводника, вып. 12, М., 1916 (см. ст. «Ранние произведения графа Л. Н. Толстого»); Писарев Д. И., Избранные сочинения в двух томах, т. II, ГИХЛ, М., 1935 [«Промахи незрелой мысли», «Старое барство» («„Война и мир“, сочинение графа Л. Н. Толстого, томы I, II и III, Москва, 1868)»]; Шелгунов Н. В., Избранные литературно-критические статьи, изд. «Земля и фабрика», М. — Л., [1928] (см. ст. «Философия застоя»); Никитин П. [П. Н. Ткачёв], Салонное художество, «Дело», СПБ, 1878, №№ 2 и 4; Страхов Н. Н., Критические статьи об И. С. Тургеневе и Л. Н. Толстом [1862—1885], СПБ, 1885, 5 изд., Киев, 1908; Михайловский Н., Критические опыты. 1. Граф Л. Н. Толстой, СПБ, 1887; Скабичевский А., Граф Л. Н. Толстой, как художник и мыслитель. Критические очерки и заметки, СПБ, 1887; Де-Вогюэ и Геннекен, Граф Л. Н. Толстой. Критические статьи, пер. с франц., М., 1892;

476

Овсянико-Куликовский Д. Н., Л. Н. Толстой, как художник, вып. 1, СПБ, 1899, 2 изд., СПБ, 1905; его же, Лев Николаевич Толстой. Очерк его художественной деятельности и оценка его религиозных и моральных идей, СПБ, 1911; Андреевич [Е. А. Соловьёв], Л. Н. Толстой, СПБ, 1905; Леонтьев К. Н., О романах гр. Л. Н. Толстого. Анализ, стиль и веяние (Критический этюд) М., 1911; Громека М. С., О Л. Н. Толстом. Критический этюд по поводу романа «Анна Каренина», 6 изд., М., 1914; Вересаев В., Живая жизнь, ч. 1 — О Достоевском и Льве Толстом, 4 изд., «Недра», М., 1928; Роллан Р., Собрание сочинений, т. XIV — Героические жизни, пер. под ред. А. А. Смирнова и Б. М. Эйхенбаума изд. «Время», Л., 1933; его же, Предшественники, пер. Н. Г. Михайловой, Л., 1924 (см. гл. «Толстой — свободный мыслитель»); Аксельрод (Ортодокс) Л. И., Л. Н. Толстой, М., 1922; Эйхенбаум Б., Лев Толстой, кн. 1 (50-е годы), изд. «Прибой», Л., 1928; то же, кн. 2 (60-е годы), ГИХЛ, Л. — М., 1931; его же, Пушкин и Толстой, «Литературный современник», Л., 1937, [№] 1; Маковицкий Д. П., Ясно-Полянские записки, вып. 1—2, изд. «Задруга», М., 1922—23; Луначарский А. В., Толстой и Маркс, изд. «Academia», Л., 1924; то же, в его кн.: Классики русской литературы. Избранные статьи, М., 1937; его же, Предисловие в кн.: Толстой Л. Н., Полное собрание художественных произведений, т. I, М. — Л., 1928 (Прилож. к журн. «Огонёк» за 1928 г.); его же, О Толстом. Сборник статей, Гос. изд-во, М. — Л., 1928; Плеханов Г. В., Сочинения, т. XXIV, М. — Л., 1927 (см. статьи «Отсюда и досюда», «Смешение представлений [Учение Л. Н. Толстого]», «Карл Маркс и Лев Толстой», «Ещё о Толстом», «Толстой и природа»); Розанов М. Н., Руссо и Толстой, изд. Акад. наук СССР, [Л., 1928] (Оттиск из Отчёта о деятельности Академии наук СССР за 1927 г.); Ярославский Е., О Л. Н. Толстом и «толстовцах», М., 1928; Апостолов Н., Толстой над страницами истории, М., 1928; Меринг Ф., Литературно-критические статьи, т. II, изд. «Academia», М. — Л., 1934 (см. статьи о Льве Толстом: «Власть тьмы», «Лев Толстой»); Гудзий Н., Как работал Л. Толстой, изд. «Советский писатель», М., 1936; его же, Лев Толстой, 2 изд., Гослитиздат, М., 1944; «Литературное наследство», [кн.] 35, 36, изд. Акад. наук СССР, М., 1939; см. также библиографические справочники Битовта, Бема, Покровской, Балухатого и Муратовой.

<Список иллюстраций>

Между с. 448 и 449.
1	Л. Н. Толстой. Портрет работы И. Н. Крамского (1873). Гос. Третьяковская галлерея. Москва.
Между с. 456 и 457.
2	Л. Н. Толстой и другие сотрудники журнала «Современник». Фотография С. Л. Левицкого, 1856 г. С.-Петербург.
3	На обороте: Черновая редакция главы о Бородинском сражении (с планом сражения). Роман «Война и мир».
4	Багратион на батарее Тушина. Иллюстрация к роману «Война и мир». Рисунок М. С. Башилова. Толстовский музей, Москва.
Между с. 464 и 465.
5	Дом Толстого в Ясной Поляне. Картина В. П. Батурина. Толстовский музей, Москва.
6	Л. Н. Толстой в рабочем кабинете в Ясной Поляне.
7	Л. Н. Толстой на прогулке в поле. Фотография 900-х годов. Толстовский музей, Москва.
8	Уголок зала в доме Л. Н. Толстого в Ясной Поляне. Рисунок В. Н. Мешкова.
9	На обороте: Бал у Ростовых. Иллюстрация к роману «Война и мир». Рисунок Д. Н. Кардовского, 1912 г. Толстовский музей, Москва.
10	Катюша Маслова на суде. Иллюстрация к роману «Воскресение». Рисунок Л. О. Пастернака. 1899.
11	Анна с сыном. Иллюстрация к роману «Анна Каренина». Рисунок М. А. Врубеля. Третьяковская галлерея, Москва.>