- 8 -

К. Н. Ломунов

ЛЕВ ТОЛСТОЙ О РОМАНЕ
”ВОСКРЕСЕНИЕ”

Писать можно только тогда, когда имеешь что сказать доброго или нового, и когда это действительно нужно для блага людей, для всех миллионов трудящегося народа. Л. Н. ТОЛСТОЙ

Удивительное дело — в обширной (исчисляемой тысячами наименований) критической литературе, посвященной третьему (и последнему) роману Л. Н. Толстого ”Воскресение”, нельзя найти отчетливого ответа на вопрос: как сам писатель оценивал свое произведение? Приходится повиниться перед читателями: много лет изучая наследие Л. Н. Толстого, мы только теперь делаем первую попытку ответить на этот вопрос. И делаем ее не потому, что ”лучше поздно, чем никогда”, а, прежде всего, потому, что находим необходимым, чтобы первый научный труд о романе ”Воскресение” в историко-функциональном освещении открывался статьей, знакомящей читателей с тем, когда у Толстого возник замысел романа, каким он был в самом начале и как видоизменялся на протяжении тех десяти лет, в течение которых (правда, с двумя перерывами) шла работа над этим произведением. Основным источником материалов для исследования интересующей нас темы служат документы: рукописи шести редакций романа, письма и дневники Толстого. Они же служат главным материалом для изучения творческой истории этого произведения¹.

В данной книге мы не можем не касаться — хотя бы кратко — истории создания ”Воскресения”. Именно в те годы, когда шла интенсивная работа над ним, устанавливалось, корректировалось и оформлялось отношение писателя к его произведению.

Крайне важно также напомнить, что создание ”Воскресения” совпало по времени с работой Толстого над циклом статей об искусстве и эстетическим трактатом ”Что такое искусство?”. И этот знаменитый трактат, и роман ”Воскресение” были завершены и опубликованы в один год — 1899-й — последний год XIX в. И если ”Что такое искусство?” воспринималось современниками как толстовское ”Не могу молчать” в области эстетики, то и ”Воскресение” наиболее проницательные из его первых читателей оценили как выдающийся ”социально-гениальный” роман², а его противники

- 9 -

определили жанр ”Воскресения” как ”социально-моральный памфлет”³ и увидели в нем вовсе не роман, но, так сказать, ”обвинительный акт”⁴.

Мнения читателей и критиков о романе резко разделились. Со времени появления ”Воскресения” в печати и до наших дней продолжается этот международный, а по сути дела — всемирный референдум о романе, участники которого ведут давний спор о нем. Современники Толстого прислали ему множество писем, в которых высказывали свое отношение к роману и нередко стремились втянуть его в дискуссии о ”Воскресении”, чтобы получить от него ответы на волновавшие их вопросы. Те из них, кому посчастливилось повстречаться с Толстым, просили его дать эти ответы в личной беседе.

Один из вопросов, возникших у многих читателей, дал название вышедшему в свет в 1901 г. реферату критика Н. Н. Соколова «Кто воскрес в романе графа Л. Н. Толстого “Воскресение”». Автор реферата находит, что ”ни Маслова, ни князь Нехлюдов не воскресли” под пером писателя, а что воскрес он сам, ”оставя пока в стороне мистические попытки учительства, воскрес сам прежний Л. Н. Толстой”, ”воскрес прежний художник”⁵.

”Открытия” автора цитируемого реферата содержали по меньшей мере две ошибки: во-первых, ”Воскресение” написано не ”прежним” Толстым, а художником, пережившим переворот в своем мировоззрении, описанный им в ”Исповеди”, и, во-вторых, через процесс воскресения, духовного возрождения проходят не только оба главных героя романа, но в нем показано, что в этот процесс начинает вступать трудовой народ России. Именно раннюю стадию его ”воскресения” и стремился запечатлеть в своем произведении великий писатель, называвший себя ”адвокатом 100-миллионного земледельческого народа”⁶.

Не только главный герой романа Нехлюдов, встретившись по пути в Сибирь в вагоне третьего класса с рабочим людом, почувствовал себя ”со всех сторон окруженным новыми людьми с их серьезными интересами, радостями и страданиями настоящей трудовой и человеческой жизни”. Не только ”он испытывал чувство радости путешественника, открывшего новый, неизвестный и прекрасный мир” (32, 361). Это чувство с еще большей силой испытывал автор романа.

Все позднее творчество Толстого (от ”Исповеди” (1879—1881) до рассказов о деревне, написанных в конце 900-х годов) проникнуто убеждением, что жизнь общества ”в старых формах” продолжаться не может, что неостановимо приближается время ”развязки”, что ”существующий строй подлежит разрушению” (68, 64). Вместе с тем писатель не скрывал, что он не знает, ”какая будет развязка”. ”Но что дело подходит к ней и что так продолжаться, в таких формах, жизнь не может, — я уверен”, — писал Толстой в 1892 г. (66, 224).

Через год он сделал такое признание в письме художнику Н. Н. Ге: ”Мне все кажется, что время конца века сего близится и наступает новый, все хочется поторопить это наступление, сделать, по крайней мере, все от меня зависящее для этого наступления. И всем нам, всем людям на земле только это и есть настоящее дело. И утешительно и ободрительно

- 10 -

это делать: делаешь что можешь, и никто не знает, ты ли или кто делает то, что движется” (66, 452).

Такими вот идеями и настроениями было вызвано к жизни произведение, ставшее центральным не только в позднем творчестве Толстого, но и крупнейшим в русской и мировой литературе на рубеже XIX и XX вв. В свете этих идей и упований Толстого его ”Воскресение” воспринимается не романом-утопией, как это казалось некоторым из его современников, а романом-предвидением, романом-предвестием. В нем, как и в публицистических работах 90-х годов, Толстой возвестил о неизбежности народной революции в России, полагая, что она будет крестьянской по преимущественному составу ее участников (36, 258).

Когда в стране развернулись революционные события 1905 г., В. В. Стасов — давний друг писателя — радостно сообщил в Ясную Поляну, что в России началась ”толстовская революция”. Любопытно, что и Толстому казалось какое-то время, что она пойдет мирным путем. Но когда она приобрела характер вооруженной борьбы, писатель отстранился от нее и призвал противоборствующие стороны найти мирное решение вызвавших ее противоречий.

Свою оценку первой народной революции в России Толстой выразил словами: ”Революция состоит в замене худшего порядка лучшим. И замена эта не может совершиться без внутреннего потрясения, но потрясения временного. Замена же дурного порядка лучшим есть неизбежный и благородный шаг вперед человечества” (36, 488).

Толстой надеялся, что такими произведениями, как роман ”Воскресение”, он сможет послужить наступлению нового века, в котором произойдет обновление, возрождение жизни всех угнетенных, обманутых, обиженных людей.

Таков был главный социально-этический ”заряд”, вложенный писателем в замысел большого художественного произведения о современности. Каким же был ”заряд” эстетический, вложенный в этот замысел?

Можно привести из писем и дневников Толстого конца 80-х и 90-х годов немало признаний о том, что он хочет ”писать роман longue haleine” (продолжительный — фр.) иначе, чем предшествовавшие ему романы, и, — когда уже началась над ним работа, — что он пишет ”новое Воскресение” (53, 69).

Творческая история романа, начавшаяся в 1889 г., прошла несколько этапов. Она была сосредоточена на решении нескольких художественных задач. Первая из них состояла в том, чтобы, до конца разработав сюжет ”Коневской повести”⁷, выйти за его узкие рамки. Вторая задача, стоявшая перед автором, была еще более сложной: построить такую композицию произведения ”большого дыхания”, чтобы она позволила включить в нее картины русской пореформенной и предреволюционной жизни, осуществляя способ, который был использован Толстым при работе над ”Войной и миром” и раскрыт им в двух словах: ”захватить все” (13, 53). В ”Воскресении” шире, чем в любом другом предшествующем произведении, Толстой использовал принцип художественного сопоставления, задачу которого он видел в том, чтобы обнажать ”контраст между роскошью роскошествующих и нищетой бедствующих” (84, 160).

- 11 -

Выше уже говорилось о том, что работу над ”Воскресением” Толстой вел одновременно с работой над циклом статей об искусстве и трактатом ”Что такое искусство?”. Создавая свою теорию искусства, писатель во многом опирался на личный творческий опыт. Но при этом работала и ”обратная связь”, о которой Толстой говорит в дневнике 1897 г.: «Моя работа над “Искусством” многое уяснила мне. Если Бог велит мне писать художественные вещи — они будут совсем другие. И писать их будет и легче и труднее. Посмотрим» (53, 169).

Занимаясь одновременно и практикой, и теорией искусства, Толстой не отделял своих занятий от участия в реальной жизни. На шестом десятке писательской деятельности он это подчеркивает в письмах: ”Я очень занят современностью” (73, 57). Нет необходимости напоминать, что ”Воскресение” — это роман о российской современности последних десятилетий XIX в. Нет сомнений, что самые широкие и тесные связи с современностью во всей ее сложной противоречивости позволили Толстому осуществить его замысел третьего ”всезахватного” произведения о русской жизни, какой она была в ”эпоху Л. Н. Толстого” (термин В. И. Ленина).

Толстой создавал ”Воскресение” как, по его словам, ”совокупное письмо”, обращенное к миллионам читателей. И писатель не ошибся, полагая, что с романом познакомится еще при его жизни великое множество людей, живших в России и в зарубежных странах.

После того как ”Воскресение” впервые было напечатано в ”Ниве”, его опубликовали многие русские издательства. За недолгий срок на родине писателя появилось около 40 изданий ”Воскресения”. Во Франции за один 1900-й год увидели свет 15 изданий романа. В Германии за два года ”Воскресение” было издано 12 раз. Много раз роман Толстого был тогда же переиздан в Англии, Соединенных Штатах Америки и других странах.

В России ”Воскресение” печаталось с громадными цензорскими купюрами: из 129 глав романа лишь 25 ”пощадили” светская и духовная цензура. Во французской газете ”Юманите”, когда она редактировалась Жаном Жоресом, текст ”Воскресения” был напечатан полностью. Бесцензурное издание романа впервые появилось в зарубежном издательстве ”Свободное слово”, руководителем которого был единомышленник Толстого В. Г. Чертков. За 1899—1900 гг. оно выпустило пять изданий полного, освобожденного от цезурных купюр ”Воскресения”.

В статье ”Нелегальный и конфискованный Толстой” В. Д. Бонч-Бруевич писал о том, что в дореволюционной России ”некоторые нелегальные издания писаний Л. Н. Толстого достигали огромного распространения”. В качестве примера он называет полный текст ”Воскресения”, напечатанный за границей огромным тиражом, который ”целиком разошелся среди русских читателей”⁸.

В начале января 1900 г. газета ”Россия” сообщала о том, что ”роман Л. Толстого читали разом, вместо десятков тысяч, сотни тысяч людей. Он проникал в массы небогатых читателей, до которых нередко вести о выдающихся явлениях литературы доходят из вторых рук”⁹.

Эта газетная справка подтвердила то, о чем говорил Толстой в беседе с гостями, посетившими его в 1892 г.: ”В народе теперь замечается бóльшее

- 12 -

сознание неравенства, чем прежде <...> появился особый тип — толкового мужика, судящего о многом здраво, с социалистическим оттенком, с более рационалистическим отношением к правительству, церкви и т.д. И это, несомненно, — тип будущего”¹⁰.

Интерес писателя к ”типу будущего”, к ”человеку из народа” (так он назвал главную героиню ”Воскресения”) возрастал по объективным и субъективным причинам. Первые из них порождала русская действительность, какой она складывалась в последние десятилетия XIX в. А вторые порождались логикой духовного развития писателя, нашедшего в себе силы взглянуть на развитие событий в стране и в мире, как он говорил, ”снизу, от ста миллионов”¹¹.

Через год после первых публикаций ”Воскресения”, беседуя с одним из московских журналистов, Толстой заметил, что его последний роман доставил ему чувство глубокого удовлетворения. Чем оно было вызвано? ”Я доволен этим романом, — говорил писатель, — так как высказал в нем то, что занимало меня давно”. Это, во-первых. А вторая причина состояла в том, что, как подчеркнул Толстой, ”круг читателей [”Воскресения”. — К. Л.] оказался огромным”¹².

Такова была оценка Толстым третьего из его великих романов, в которой есть две стороны — субъективная и объективная. Из их ”сопряжения” возникает представление о том, что значило это ”совокупное письмо” для его автора и для тех, кому оно адресовано.

  ¹ Жданов В. А. Творческая история романа Л. Н. Толстого ”Воскресение”. М., 1960; Гудзий Н. К., Маймин Е. А. Роман Л. Н. Толстого ”Воскресение” // Толстой Л. Н. Воскресение. М., 1964. С. 483—545; Ломунов К. Над страницами ”Воскресения”. М., 1979.

  ² Термин принадлежит А. В. Луначарскому. См.: Лит. наследство. Т. 69: Лев Толстой, кн. 1. М., 1961. С. 418.

  ³ Протопопов М. Не от мира сего // Рус. мысль, 1900. Кн. VI. С. 139.

  ⁴ Термин принадлежит критику А. Басаргину (А. И. Введенскому). См.: Моск. ведомости, 1900. 29 янв.

  ⁵ Соколов Н. Н. Кто воскрес в романе графа Л. Н. Толстого ”Воскресение”. М., 1901. С. 65.

  ⁶ Толстой Л. Н. Полн. собр. соч.: В 90 т. М., 1956. Т. 76. С. 45. Далее все ссылки на это издание приводятся в текстах данной книги, с указанием в скобках тома и страницы.

  ⁷ Известный судебный деятель А. Ф. Кони в 1887 г. познакомил Толстого с историей ”падшей” женщины Розалии Они. Эта история послужила материалом для сюжета ”Коневской повести”, переросшей после длительной работы писателя в роман ”Воскресение” (см.: Ломунов К. Указ. соч. С. 42—46).

  ⁸ Огонек. 1937. № 49. С. 9.

  ⁹ Россия. 1900. 2/14 янв.

¹⁰ Анучин Д. Из встреч с Л. Н. Толстым // Рус. ведомости. 1908. № 199.

¹¹ Бирюков П. И. Биография Льва Николаевича Толстого. М., 1923. Т. 4. С. 26.

¹² Интервью и беседы со Львом Толстым. М., 1986. С. 143.