Стеллецкий В. И. Слово о полку Игоревом, Игоря, сына Святославова, внука Олегова // Слово о полку Игореве. — Л.: Сов. писатель. Ленингр. отд-ние, 1967. — С. 249—264.

http://feb-web.ru/feb/slovo/trans/s67/s67-249-.htm

- 249 -

В. И. Стеллецкий

11. СЛОВО О ПОЛКУ ИГОРЕВОМ,
ИГОРЯ, СЫНА СВЯТОСЛАВОВА, ВНУКА ОЛЕГОВА

Не подобает ли нам, братья,
повести́ на старинный лад печальные сказанья
о походе Игоревом, Игоря Святославича?
Петься же той песни по былям нашего времени,
а не по замышлению Боянову.
Боян вещий, братья, коли хотел кому песнь творить,
растекался мыслию по древу,
носился серым волком по земле,
сизым орлом — в подоблачьи:
помнил он, молвится, прежних времен усобицы.
Тогда пускал он десять со́колов на стадо ле́бедей,
которую сокол нагонял,
та первая песнь начинала
старому Ярославу,
храброму Мстиславу,
одолевшему Реде́дю пред полками касожскими,
молодому Роману Святославичу.
Боян же, братья, не десять со́колов на стадо ле́бедей пускал,
но свои вещие персты на живые струны возлагал
они же сами князьям славу рокотали.

Начнем же, братья, сказание наше
от старого Владимира до нынешнего Игоря,

- 250 -

который напряг ум волею своею
и отточил сердце свое мужеством;
исполнившись ратного духа,
повел свои храбрые полки на землю Половецкую за землю Русскую.

Тогда Игорь взглянул на светлое солнце
и видит: от него тьмою
все воины его прикрыты.
И сказал Игорь дружине своей:
«Братья и дружина!
Лучше убитым быть,
чем полоненным быть, —
сядем же, братья, на своих борзых коней,
поглядим в дали синего Дона!»
Воспылал ум князя желанием,
и знаменье жажда ему заслонила
отведать Дона великого.
«Хочу, — молвил, — копье преломить в поле Половецком с вами, русичи;
хочу сложить свою голову
либо испить шеломом Дона!»

О Боян, соловей старого времени!
Кабы ты своей песнью эти битвы воспел,
скача, соловей, по мысленному древу,
взлетая умом под облака,
свивая славу по обе сто́роны сего времени!
Рыща тропою Трояновой чрез поля на́ горы,
так бы песнь про Игоря петь Веле́сову внуку:
«Не буря со́колов занесла чрез поля широкие,
галки стаями летят к Дону великому».
Или так бы запеть, вещий Боян, Велесов внук:
«Кони ржут за Суло́ю —
звенит слава в Киеве».

Трубы трубят в Новгороде —
стоят стяги в Путивле;
Игорь ждет милого брата Всеволода.
И сказал ему Буй-Тур Всеволод:
«Один брат, один свет светлый ты, Игорь,
оба мы — Святославичи!

- 251 -

Седлай, брат, коней своих борзых,
а мои готовы, стоят под Курском оседланы.
А мои куряне — бывалые воины:
под трубы боевые повиты,
под шеломами взлелеяны,
концом копья вскормлены;
пути им ведомы,
овраги знаемы,
их луки напря́жены,
колчаны отво́рены,
сабли изо́стрены;
сами скачут как серые волки в поле,
ища себе чести, а князю славы».

Тогда вступил Игорь-князь в злат стремень
и поехал по чистому полю.
Солнце ему тьмою путь заступало,
ночь стонала ему грозою, птиц пробудила,
свист звериный в стада их сбил.
Див кличет с вершины древа,
велит послушать земле незнаемой,
Волге, и Поморию, и Посу́лию,
и Су́рожу, и Корсу́ни,
и тебе, Тмутороканский истукан!
А половцы неторными дорогами побежали к Дону великому:
кричат телеги в полуночи, словно лебеди распуганные.
Игорь воинов к Дону ведет.

А уж беду его стерегут птицы по дубравам;
волки грозу накликают по оврагам;
орлы клекотом на кости зверя зовут;
лисицы брешут на красные щиты.
О русские полки! За холм зашли вы порубежный!

Долго мрак ночи длится.
Заря свет зажгла,
туман поля прикрыл.
Щекот соловьиный уснул,
говор галочий пробудился.

- 252 -

Русичи широкие поля своими алыми щитами перегородили,
ища себе чести, а князю славы.

Рано поутру в пятницу они потоптали поганые полки половецкие
и рассыпались стрелами по́ полю,
помчали красных девок половецких,
а с ними и злато, и шелк, и дорогие аксамиты.
Плащами, покрывалами и о́пашнями, и разным узорочьем половецким
стали мосты мостить по болотам и топким местам.
Чермный стяг, белая хоругвь,
чермная чёлка, серебряная палица —
храброму Святославичу!

Дремлет в поле храброе Олегово гнездо, далёко залетело!
Не было оно на обиду ро́ждено ни соколу, ни кречету,
ни тебе, черный ворон, поганый половчи́н!
Гзя бежит серым волком,
Кончак за ним следом — к Дону великому!

На другой день в час ранний
кровавые зори свет возвещают;
черные тучи с моря идут —
хотят прикрыть четыре солнца,
и в них трепещут синие молнии.
Быть грому великому!
Идти дождю стрелами с Дона великого!
Тут копьям преломиться,
тут саблям пощербиться
о шеломы половецкие,
на реке на Каяле, у Дона великого.
О русские полки! За холм зашли вы порубежный!

_____

Вот ветры, Стрибожьи внуки, веют с моря стрелами
                                                 на храбрые полки Игоревы.
Земля гудит, реки мутно текут,
прах поля застилает, плеща́, стяги говорят,

- 253 -

половцы идут от Дона и от моря,
со всех сторон русские полки обступили.
Дети бесовы кликом поля преградили,
а храбрые русичи — алыми щитами!

Яр-Тур Всеволод! Стоишь на поле брани,
прыщешь на воинов стрелами,
гремишь о шеломы мечами булатными;
куда, Тур, ни поскачешь, своим златым шеломом посвечивая,
там и лежат поганые головы половецкие.
Порублены саблями калеными шеломы аварские
тобою, Яр-Тур Всеволод!
Ран ли побоится, братья,
забывший почести и богатство, и града Чернигова отчий злат престол,
и своей милой жены, ясной Глебовны, свычаи и обычаи.

Были века Трояновы,
миновались лета Ярославовы;
были походы Олеговы, Олега Святославича.
Тот Олег мечом крамолу ковал
и по земле стрелы сеял:
вступает в злат стре́мень во граде Тмуторокани,
а уж звон тот слышал давний великий Всеволод, сын Ярославов,
а Владимир что ни утро закладал себе уши в Чернигове;
Бориса же Вячеславича,
младого и храброго князя,
похвальба на смертный суд привела
и на Ка́нине зеленое ложе постлала за обиду Олегову.
С такой же, как ныне, Каялы повез Святополк отца своего
мужду у́горскими иноходцами ко святой Софии, к Киеву.
Тогда, при Олеге Гориславиче,
засевалась и порастала усобицами,
погибала волость Даждьбожьего внука,
в княжьих крамолах век людской сокращался;
тогда по Русской земле редко пахари покрикивали,
но часто вороны каркали,

- 254 -

мертвечину деля меж собою,
а галки речь свою заводили,
собираясь лететь на поживу.
То было в те битвы и в те походы,
а о такой битве не слыхано.

С рассвета до вечера,
С вечера до света,
летят стрелы каленые,
гремят сабли о шеломы,
трещат копия булатные
в поле незнаемом, среди земли Половецкой.
Черна́ земля под копытами костьми была засеяна,
а кровию полита́;
горем взошли они по Русской земле!

Что там шумит, что там звенит издалёка
рано перед зорями?
Игорь полк собирает:
жаль ему милого брата Всеволода!
Билися день, бились другой,
на третий день к по́лудню пали стяги Игоревы.
Тут два брата разлучились на береге быстрой Каялы,
тут кровавого вина не достало,
тут пир докончили храбрые русичи:
сватов напоили,
а сами полегли
за землю Русскую.
Никнет трава с жалости,
а древо с печалью к земле приклонилось.

_____

Уже невеселая, братья, година настала,
уже Пустыня Русскую Силу прикрыла!
Восстала враждою Обида в полках Дажбожьего внука,
вступила девою на землю Троянову,
заплескала лебедиными крыльями на синем море у Дона,
плещучи, прогнала обильные времена!
Война князей с погаными к концу пришла,
ибо сказал брат брату: «То — мое, и это — мое же!»

- 255 -

И начали князья про малое «вот великое» молвить
и сами на себя крамолу ковать,
а поганые со всех сторон приходили с войною и бедой на землю Русскую.
О! Далеко́ залетел сокол — к морю, птиц избивая.

А Игорева храброго полка не воскресить!
По нем кликнула Карна,
и Жля поскакала по Русской земле,
жар неся погребальный в пламенном роге.
Жены русские восплакались, причитая:
«Уже нам милых своих ни мыслию помыслить,
ни думою вздумать,
ни очами не увидеть,
а златом и серебром подавно не потешиться!»

И застонал, братья, Киев от горя,
а Чернигов от бед и напастей,
тоска разлилась по Русской земле,
печаль обильная потекла среди земли Русской.
А князья сами на себя крамолу ковали,
а поганые, с войной и победами рыская по Русской земле,
дань собирали по векше с двора.

Те два храбрые Святославича,
Игорь и Всеволод,
пробудили кривду самовольством;
ее смирил грозою отец их, великий грозный Святослав Киевский,
устрашил своими могучими полками и булатными мечами,
вторгся в землю Половецкую,
притоптал холмы и овраги,
взмутил реки и озера,
иссушил потоки и болота,
а поганого Кобяка́ из Лукоморья,
из железных великих полков половецких, словно вихрь, выхватил,
и пал Кобяк в граде Киеве,
в гриднице Святославовой.
Тут немцы и венетичи,

- 256 -

тут греки и морава
поют славу Святославову,
корят князя Игоря,
что добро потопил на дне Каялы, реки половецкой.
Злата русского порассыпали!
Тут Игорь-князь пересел из златого седла да в седло невольничье!
Уныли по градам их могучие кремли́, а веселие поникло.

_____

А Святослав горестный сон видел в Киеве на горах.
«В ночь сию с вечера одевали меня, — молвил, — черным
                               покрывалом на кровати моей тисовой,
черпали мне синее вино, с горем смешанное;
сыпали мне из пустых колчанов поганых толмачей
                               скатный жемчуг на грудь, обряжая меня.
Уже доски без матицы в моем тереме златоверхом!
Всю ночь с вечера вещие во́роны каркали у Плеснеска на пойме,
прилетели они из мрака ущелья Кисанского
и понеслися к синему морю.

И сказали бояре князю:
«Горе, князь, ум одолело:
слетели два сокола с отчего престола златого
поискать града Тмуторокани
либо испить шеломом Дона.
Уже со́колам крылья подрезали поганые саблями,
а самих опутали путами железными.
Ибо темно стало в третий день: два солнца затмились,
оба столпа багряные погасли-помрачились,
а с ними два молодые месяца, Олег и Святослав, тьмою заволоклись
и в море погрузились.
Дерзость великую придали они пришлецам.
На реке на Каяле Тьма Свет покрыла;
на Русскую землю кинулись половцы, словно выводок рысей.
Уже напало Бесчестье на Славу,
уже ударило Насилье на Волю,
уже низринулся Див на землю!

- 257 -

Запели готские красавицы-девы на береге синего моря,
звеня русским золотом;
поют время Бусово,
лелеют месть за беду Шаруканову.
А уже мы, дружина, лишились веселия!»

Тогда великий Святослав изронил златое слово,
со слезами смешанное, молвив:
«О сыны мои, Игорь и Всеволод!
Рано вы стали Половецкую землю мечами терзать,
а себе славы добиваться,
но не с честью в бой вступили,
не с честью вы кровь поганую пролили!
Ваши храбрые сердца из надежного булата кованы,
а в удали закалены́!
Что же сделали вы с моей серебряной сединой?
А уже не вижу я правды и помощи могучего, и богатого,
                               и многоратного брата моего Ярослава
с черниговскими вельможами,
с воеводами, со старейшинами, с боярами-шельби́рами,
с воинами-топча́ками, с богатырями, с храбрецами,
а ведь они без щитов, с ножами засапожными,
кликом полки побеждают,
звеня прадедовой славой!
Но вы сказали: «Поратуем сами,
новою славой одни завладеем, и прежнюю сами поделим!»
А диво ли, братья старому молодым обернуться?
Когда сокол перелиняет,
высо́ко птиц загоняет —
не даст гнезда своего в обиду!
Но вот зло: князья мне пособлять зареклись;
на худое годины обратились!»
Се в Римове кричат под саблями половецкими,
а Владимир тяжко ранен —
горе и тоска сыну Глебову!»

_____

Великий князь Всеволод!
Не мыслию лишь прилететь бы тебе издалёка отчий злат
                                                                    престол поблюсти!
Ты ведь можешь Волгу веслами расплескать, а Дон шеломами вычерпать!

- 258 -

Кабы зде́сь ты был, продавали б рабынь за бесценок, а рабов и подавно!
Ты ведь можешь по́суху живыми стрелять огнестрелами —
удалыми сыновьями Глебовыми.

Ты, Буй-Рюрик, и Давыд!
Не у вас ли воины по шеломы золоченые в крови плавали?
Не у вас ли рыкают, словно туры, дружинники храбрые,
раненные саблями калеными на́ поле незнаемом?
Вступите, государи, в злат стре́мень за обиду сего времени,
за землю Русскую, за раны Игоревы,
удалого Святославича!

Галицкий князь Осмомысл Ярослав!
Высоко́ ты сидишь на своем златокованом престоле,
подперев горы У́горские своими полками железными,
заступив путь королю, затворив Дунаю ворота,
метая громады за облака,
суды рядя до Дуная.
Грозы твои по землям текут,
отворяешь ворота Киеву,
стреляешь с отчего златого престола в султанов за землями —
стреляй, государь, в Кончака, в поганого кочевника,
за землю Русскую, за раны Игоревы,
удалого Святославича!

А ты, Буй-Роман, и Мстислав!
Храбрая мысль стремит ум ваш на подвиги!
Высоко́, Буй-Роман, возносишься на подвиг в доблести,
будто сокол, на ветрах ширяющий,
пожелавший птицу в дерзости одолеть!
Есть ведь воины у вас в панцирях железных
под шеломами латинскими!
От них дрогнула земля, и многие племена:
хинова, литва, ятвяги, деремела и половцы —
копья свои побросали,
а головы свои преклонили
под те мечи вороненые.

- 259 -

Но уже, князь, для Игоря померк солнца свет,
а древо не к добру листву обронило:
по Роси и Суле́ грады поделили,
а Игорева храброго полка не воскресить!
Дон тебя, князь, кличет и зовет князей на победу:
Ольговичи, храбрые князья, уже ринулись в бой!

Ингварь и Всеволод и все три Мстиславича!
Не худа́ гнезда шестикрыльцы-соколы!
Не по жребьям побед себе волости добыли!
К чему же ваши златые шеломы, и копья ляшские, и щиты?
Загородите врагам ворота своими острыми стрелами
за землю Русскую, за раны Игоревы,
удалого Святославича!

_____

Уже Сула не течет серебряными струями для града Переяславля,
и Двина болотом течет тем грозным полочанам под клики поганых.
Один лишь Изяслав, сын Васи́льков,
позвенел своими острыми мечами о шеломы литовские,
поверг славу деда своего Всеслава,
а сам под красными щитами на кровавой траве
повержен литовскими мечами,
и, с суженою обручась, молвил:
«Дружину твою, князь, птицы крыльями приодели, а звери кровь полизали!»
Не было тут ни брата Брячислава, ни другого — Всеволода,
один изронил он жемчужную душу из храброго тела чрез златое ожерелие!
Приуныли голоса, поникло веселие,
трубы трубят городенские.

Ярослав и все внуки Всеславовы!
Долу склоните стяги свои,
вложите в ножны мечи свои пощербленные —
вы отбились от дедовой славы!
Вы крамолами своими стали наводить поганых
на землю Русскую,

- 260 -

на удел Всеславов:
из-за раздоров пришло к нам насилие
от земли Половецкой!

На седьмом веке Трояновом кинул Всеслав жребий о де́вице, ему лю́бой.
Он, обманом оседлав коней, скакнул к граду Киеву
и коснулся палицей золотого престола Киевского;
прянул от полков лютым зверем в полночь из Белгорода
и окутался синею мглой,
а наутро вонзил секиры: отворил ворота Новгорода —
расшиб славу Ярославову.
Скакнул волком до Немиги из Дудуток,
на Немиге снопами головы стелют, молотят цепами булатными,
кладут жизнь на току, веют душу от тела.
Немиги кровавые берега не добром были засеяны —
засеяны костьми русских сынов!

Всеслав-князь горожанам суд судил,
князьям города рядил,
а сам в ночи волком рыскал,
из Киева волком дорыскивал, до петухов, в Тмуторокань;
великого Хорса в пути обгонял-перерыскивал.
Ему в Полоцке рано к заутрене позвонили в колокола у святой Софии,
а он в Киеве звон слышал!
Хотя душа ведуна была в храбром теле,
но часто страдал от напастей.
О нем вещий, мудрый Боян еще встарь припевку сказал:
«Ни хитрому, ни гораздому,
ни колдуну гораздому
суда божьего не миновать!»

О! Стонать Русской земле, вспоминая прежнюю годину и прежних князей!
Того старого Владимира нельзя было пригвоздить к горам Киевским!
А ныне его стяги стали Рюриковы,
а те — Давыдовы.
Но врозь их полотнища веют, розно их копья поют.

_____

- 261 -

На Дунае Ярославнин голос слышится,
безвестною кукушкой рано кличет:
«Полечу, — молвит, — кукушкою по Дунаю,
омочу шелко́вый рукав в Каяле-реке,
отру князю кровавые его раны на могучем его теле».

Ярославна рано плачет в Путивле у бойниц кремля, причитая:
«О Ветер-Ветрило!
Зачем, господин мой, силой встречною веешь,
зачем наносишь вражьи стрелы на своих легких крыльях
                                                 на моего лады воинов?
Мало ли тебе было, высоко под облаками вея, лелеять
                                                       корабли на синем море?
Зачем, господин, мое веселие по полю ковыльному развеял?»

Ярославна чуть свет плачет в Путивле-городе на венцах кремля, причитая:
«О Днепр Словутич!
Ты пробил волной каменные горы среди земли Половецкой,
ты лелеял на струях своих Святославовы ладьи до полка Кобякова —
прилелей, господин, моего ладу ко мне, чтоб не слала
                                                 к нему слез на́ море рано!»

Ярославна рано плачет в Путивле на стене кремля, причитая:
«Светлое и тресветлое Солнце!
Всем ты тепло и пригоже!
Зачем, господин мой, простер горячие свои лучи на воинов лады,
в поле безводном жаждою им луки согнул,
тоскою колчаны замкнул?»

Взбушевалось море полуночью,
идут смерчи тучами.
Бог стезю Игорю кажет
из земли Половецкой в землю Русскую
к отчему златому престолу.

- 262 -

Погасли вечером зори.
Игорь спит — Игорь глядит,
Игорь мыслию поля мерит
от великого Дона до малого Донца.
В полночь Овлур коня свистнул за рекою:
велит князю разуметь;
«Князю Игорю не быть тут!» — кликнул.
Стукнула земля, зашумела трава —
вежи половецкие всполошились!
А Игорь-князь поскакал горностаем в тростник густой,
слетел белым гоголем на́ воду,
вскинулся на борзого коня,
соскочил с него волком-оборотнем
и побежал к лугу Донца,
и полетел соколом под тучами,
побивая гусей и ле́бедей
к завтраку, и обеду, и ужину.
Когда Игорь соколом полетел,
тогда Овлур волком побежал,
отрясая студеную росу, —
надорвали они коней своих борзых!

Донец сказал: «Князь Игорь!
Немало тебе величия,
а Кончаку горевания,
а Русской земле веселия!»
Игорь сказал: «О Донец мой!
Немало тебе величия,
лелеявшему князя на волнах,
стлавшему ему зелену́ траву на своих берегах серебряных,
одевавшему его теплою мглою под сенью зеленого древа;
стерег ты его гоголем на воде,
чайками на стру́ях,
чернетьми на ве́трах!»

Не такова, молвят, река Сту́гна: скудную струю имея,
пожрав чужие ручьи и воды,

- 263 -

расширясь к устью,
юношу князя Ростислава скрыла на дне у темного берега.
Плачет мать Ростиславова
по юноше князе Ростиславе!
Приуныли цветы в горести,
а древо с печалью к земле приклонилось.
А не сороки застрекотали —
по́ следу Игореву рыщут Гза с Кончаком.
Тогда во́роны не каркали,
галки приумолкли,
сороки не стрекотали,
поползни стихли, ползали только.
Дятлы стуком путь к реке кажут,
соловьи веселыми песнями свет возвещают.

Молвит Гза Кончаку:
«Коли сокол ко гнезду летит,
соколенка расстреляем своими золочеными стрелами»
Говорит Кончак Гзе:
«Коли сокол ко гнезду летит,
соко́лика мы опутаем красною де́вицею».
И сказал Гза Кончаку:
«Коли его опутаем красною девицей,
не будет у нас соколенка,
не будет и красной девицы,
и почнут нас птицы бить в поле Половецком!»

_____

Молвил Боян про походы Святославовы,
слагатель песен о старых временах —
Ярославовом, Олеговом, жены кагана:
«Тяжко тебе, голова, без плеч,
зло и телу без головы» —
Русской земле — без Игоря!

Солнце светится на́ небе:
Игорь-князь — в Русской земле.
Де́вицы поют на Дунае,
вьются голоса их через море до Киева.

- 264 -

Игорь едет по Бори́чеву ко святой богородице Пирогощей.
Рады села, грады веселы!

Спевши песнь старым князьям, надо и молодым запеть:
«Слава Игорю Святославичу,
Буй-Туру Всеволоду,
Владимиру Игоревичу!»
Здравье князьям и дружине,
что встают за христиан на поганые полки!
Князьям слава и дружине!

Аминь.

1938—1967