- 255 -

В. Л. ВИНОГРАДОВА

«СЛОВО О ПОЛКУ ИГОРЕВЕ» И «ЗАДОНЩИНА»
ПО НЕКОТОРЫМ ДАННЫМ МОРФОЛОГИИ

В аргументации новейших скептиков, сомневающихся в подлинности «Слова о полку Игореве», особое место занимает попытка представить «Задонщину» главным образцом, следуя которому неизвестный фальсификатор конца XVIII в. создал якобы «Слово».

Одним из опровержений мнения скептиков могут служить данные, полученные от сравнительного анализа языка «Слова» и списков «Задонщины».

В настоящей статье мы попытаемся доказать первичность текста «Слова о полку Игореве» по отношению к «Задонщине» с помощью сравнения морфологических категорий обоих произведений. Ввиду того, что в одной небольшой статье рассмотреть всю морфологическую систему обоих памятников невозможно, пришлось ограничиться формами склонения, и притом только такими, которые с XII по XVII в. претерпели значительные изменения.

Сравнение склонения в обоих произведениях осуществляется с помощью привлечения других памятников древнерусской и старославянской письменности.

СУЩЕСТВИТЕЛЬНЫЕ

Дательный падеж единственного числа

Существительные дательного падежа единственного числа употребляются в «Слове о полку Игореве» в основном в архаическом виде. Отступлений от нормы в памятнике мало, но даже и они характеризуют языковые явления XII в.: «древу» (2, 6)1 — слова среднего рода с конечным -s в основе начинают переходить в склонение на -о еще в общеславянскую эпоху; «Романови» (4), «Игореви» (6, ср. «Игорю», 46), «королеви» (30), «Хръсови» (36), «Дунаеви» (38), «Кончакови» (43) — влияние основ на -й. «Не Петрови того обѣщалъ тъчию» (Златостр., 120, XII в.); «Глаголющю

- 256 -

же коневи си, боязнь прия вься яко умьре цесарь» (Муч. Ирины, Усп., сб., 104, XII в.). После XIV в., а в севернорусских памятниках (например, грамоты, летописи) до XIV в. формы на -ови/-еви становятся непродуктивными и исчезают.2 Это исчезновение подтверждается полным отсутствием их в списках «Задонщины». В «Задонщине» по ее спискам случаи отхода от нормы в дательном падеже единственного числа существительных тоже редки, как и в «Слове», но они свойственны более позднему времени. В списке И-1 «кровѣ», причем в тексте стилистически близком «Слову»: «Быти стуку велику на рѣчьки Направдѣ...пролитися кровѣ на рѣчькы Направдѣ» (239₁₂)3 — здесь отражен процесс объединения разных основ со склонением на -а, начавшийся в XIII—XIV вв. Во флексии слова «Кафы» («Шибла слава к Желѣзнымъ вратом, к Риму и к Кафы», И-1, 240₉) находит свое выражение унификация твердой и мягкой разновидностей склонения на -а, которая отмечается в памятниках с XIII—XIV в.4 Кстати заметим, что употребление родительного падежа единственного числа в функции дательного-местного падежа у основ на -а, которое наблюдается также в «Слове о полку Игореве» («тяжко ти головы кромѣ плечю», 44), исследователи считают особенностью промежуточного списка «Слова», так как она фиксируется в памятниках только с XIV в. («на онои страны», Сильвестр. сб., XIV в.).5 Однако в памятниках XII в. можно встретить употребление родительного вместо дательного-местного, и притом не только у основ на -а. Например: «Глаголеть бо Исаиа тако: И будеть егда съконьчаеть господь вся творя на горы сионьскыя и на Иерусалима» (Слово Иппол. об антихр., 23 (16), XII в.). В «Слове о полку Игореве» фиксируется и обратное явление, когда дательный-местный падеж единственного числа выступает в функции родительного: «Ищучи себе чти, а князю славѣ» (8); «Уже бо выскочисте изъ дѣдней славѣ» (34—35); «Чему, господине, простре горячюю свою лучю на ладѣ вои?» (39). В текстах XII в. эта мена происходит чаще, чем употребление

- 257 -

родительного вместо дательного-местного: «Хотяи своею волею спастися вьсякому человѣку и въ разумъ истинѣ прити» (Муч. Ирины, Усп. сб., 105, XII в.); «Зѣло жадиши славѣ» (Златостр., 80, XII в.); «Егда видите мьрзость пагоубѣ... на мѣстѣ святѣ стоящу» (Слово Иппол. об антихр., 98 (62), XII в.). Дательный падеж единственного числа в функции родительного: «Се бо готскія красныя дѣвы въспѣша на брезѣ синему морю» (25). Ср.: «И съмотрихъ звѣри тому» (Слово Иппол. об антихр., 37 (25), XII в.). Интересно, что в списке У «Задонщины» слова «кровь» и «Кафа» употребляются в дательном единственного числа со старыми окончаниями: «крови» (245₁₉), «Сафѣ» (чит.: «Кафѣ») (246₂₃), но зато по твердой разновидности дается слово «земля»: «И в то время по Резанской земле около Дону ни ратаи, ни пастухи в полѣ не кличют» (247₆); «по Руской земле» (248₃₁), но в том же списке встречаем: «а древеса тугою к земли приклонишася» (247₉); «по всеи земли» (248₃₂), «Руской земли» (248₂₇). Колебание этих форм в одном и том же слове, да еще во фразах, близких «Слову о полку Игореве», указывает на то, что оно (колебание) было свойственно не только подлиннику «Задонщины», но и языку XVII в. Незавершенность в XVII в. процесса взаимовлияния твердой и мягкой разновидностей склонения на -а засвидетельствовал П. Я. Черных при исследовании языка Уложения царя Алексея Михайловича 1649 г.6

Местный падеж единственного числа

Рассматривая местный падеж единственного числа существительных, мы можем наблюдать то же воздействие основ на -й на склонение на -о, которое, как уже было сказано выше, присуще еще доисторической поре развития языка: «о плъку» (1), «на слѣду» (43), а также воздействие склонения на -о на основы на согласные (существительные среднего рода с конечным основы -s): «тѣлѣ» (37, 38). Рядом примеров представлено здесь влияние твердой разновидности на мягкую: «въ градѣ Тьмутороканѣ» (15), «въ (или «на») полѣ незнаемѣ» (17, 29), «на синѣмъ море» (19), «на синѣ морѣ» (38), «въ гридницѣ Святъславли» (22), «въ Путивлѣ на забралѣ» (38), «въ полѣ безводнѣ» (39). Хотя эта морфологическая особенность получила широкое развитие в более позднюю эпоху, нет оснований думать, что она отсутствовала в оригинале «Слова о полку Игореве» и является достоянием его промежуточного списка, как утверждает С. П. Обнорский.7 Подобные случаи встречаются уже в памятниках XI—

- 258 -

XII вв.: «въ пустынѣ» (Новг. минеи 1096 г., л. 51); «Се бо испьрва писавъшю ми о жити(е) и о погублении...» (Житие Феод. Печ., Усп. сб., 40, XII в.); «Въ чревѣ дѣвичи (εν κοιλια της παρθενου) (Слово Иппол. об антихр., 66 (45), XII в.); «Или въ оклеветание или въ прогнѣваніи» (Ж. Нифонта, 282 (61), 1219 г.).

Впрочем, почти все приведенные выше примеры из «Слова о полку Игореве» можно объяснить также явлением аттракции, т. е. воздействием рядом стоящей формы. Аттракция, вероятно, сказалась в окончании дательного падежа единственного числа в следующем выражении: «по Рсіи, по Сули гради подѣлиша» (32).

В «Задонщине» мену в окончаниях -ѣ(-е) и -и в местном падеже единственного числа существительных следует рассматривать только как морфологическое явление, так как во всех списках, кроме Синодального (XVII в.), нет фонетического чередования -ѣ(-е)//-и. В «Задонщине» флексии, полученные в результате смешения твердой и мягкой разновидностей склонения существительных, соответственно своему времени фиксируются более часто. В списке К-Б: «на рицѣ на Чечѣ» (233₃₅); И-1: «стоят стязи у Дону у великого на брези» (238₁₉, 240₂₅); «ни в обиди есмя были ни кречету, ни черному ворону, ни поганому Мамаю» (238₃₃); «на рѣчьки (или: на рѣчкы) Направдѣ» (239_11—12 и т. д.); «на въстоцы» (239₃₀); «на тѣли» (240₂₇), «вецы» (243₅). Колебания: «на полѣ Куликовѣ» (239₁₂ и т. д.), но: «на поли Куликовѣ» (240₂₉); «в каменѣ градѣ Москвѣ» (239₃), «въ славнѣ гради Москвѣ» (240₄₁). Как видим, со списка И-1 «Задонщины» наряду с влиянием твердой разновидности на мягкую наблюдается обратное воздействие мягкой разновидности на твердую. Это явление более редкое, фиксируемое в древнерусской письменности лишь с XIII—XIV вв. и не повсеместно.8 Впрочем, существительные с основами на -А твердой разновидности испытывают влияние мягкой разновидности и в памятниках XI—XII вв.: «въ цесарскѣи полати» (Ефрем. крмч., 130, XI—XII в.); в списке У: «на поле Куликовѣ» (245₁₈); «на... добрѣ конѣ» (246₄₂); «на своем княжение» (249₃₃). Колебание: «Тѣ бо суть сынове храбры... под трубами под шеломы злачеными в Литовскои земли» (244₄₃), но: «и поостриша сердца свои мужеством и наполнися ратного духа, уставиша собѣ храбрыя воеводы в Руской землѣ» (244₁₁).

Все эти колебания окончаний твердой и мягкой разновидностей склонения существительных в местном падеже единственного числа в списках «Задонщины» служат доказательством того, что здесь мы имеем дело с фактами живого языка, с процессом, который не завершился еще в XVII в. и который вполне мог отразиться в подлиннике «Задонщины».

- 259 -

Звательный падеж

Звательная форма существительных в «Слове о полку Игореве» выдержана правильно, за исключением лишь одного обращения к князьям: «Инъгварь и Всеволодъ, и вси три Мстиславичи, не худа гнѣзда шестокрилци, не побѣдными жребіи собѣ власти расхытисте» (32). Это нарушение нормы, однако, не противоречит системе языка XII в. Дело в том, что звательный падеж существительных очень рано обнаруживает тенденцию утраты. Например, в Остромировом евангелии в качестве обращения употребляется именительный падеж: «Рече еи Иісус: Марфа, Марфа, печешися и мълвиши о мънозѣ» (217 г.); «Си блаженый Исаия въстани и рьци...» (Слово Иппол. об антихр., 42 (30), XII в.); «Гряди блаженный Исаиа» (там же, 47 (34), XII в.).

Ни один из списков «Задонщины» не дает последовательного употребления звательной формы: «господине князь великыи» (К-Б, 233₃₃), «земля еси русская» (К-Б, 234₂₇; ср. «Слово о полку Игореве»: «О Руская земле!» — 10), «брате князь Владимере Ондѣевич» (И-1, 239₃₅), «брате Пересвѣт» (И-1, 240₂₇), но: «брате Владимер Андѣевич» (У, 246₁) и «брате Пересвѣте» (У, 247₁) и т. д.

Устойчивой звательной формой отличаются в списках «Задонщины» только 5 слов: брате, господине, Доне, господи, боже.9 Чаще всего, особенно в именах собственных, звательный падеж выступает в Синодальном списке памятника, что объясняется, возможно, белорусским происхождением этого списка: «брате Якове» (253₂₉), «брате княже Дмитрею» (254₃₂), «царю Момаю» (255₃₃).

Именительный-винительный падеж множественного числа

Именительный падеж множественного числа существительных в «Слове о полку Игореве» фиксируется немногими новообразованиями, выступающими на фоне архаической системы склонения. Большей частью это явления, имевшие место уже в памятниках XI—XII вв. Так, например, окончания -ове (-еве), заимствованные существительными на -о из склонения на -й: «ратаевѣ» (17), «дятлове» (43). Воздействие основ на -і сказалось в именах женского рода мягкой разновидности: «галици» (7, 17), «сабли» (8, 17), «лисици» (9), «зори» («зари») (12, 40), «млъніи» (12), «сулици» (33), «вежи» (40), «дѣвици» (44). Имена мужского рода на -і: «къмети»

- 260 -

(8), «пути» (8), «звѣри» (34), утратившие под влиянием основ на -о отличительную часть своей флексии -е («путие» и т. д.), С. П. Обнорский относит к промежуточному списку «Слова».10 Однако эти формы были приемлемы и для его оригинала, так как в древнейших русских памятниках наряду с «путие», «звѣрие» и т. п. встречаем: «И поути неискусьни ни съвьршени къ таковыимъ служьбамъ» (Ефрем. крмч., 479, XI—XII вв.); «Братоненавидьници люти зѣло, сверѣпа звѣри» (Сказ. Бор. Глеб., Усп. сб., 20, XII в.).

К подлиннику «Слова» принадлежит, очевидно, «куряни» (с флексией -и вместо ожидаемого -е) как форма, тоже наблюдаемая в ранний период древнерусской письменности: «Мы бо кресьяни есмы» (Муч. Христофора, Усп. сб., 144, XII в.); «А мы словѣни проста чадь и не имамъ, иже бы ны наставилъ на истину» (Пам. и жит. Меф. Моравск., Усп. сб., 152, XII в.), «Владущии нынѣ суть латини» (Слово Иппол. об антихр., 79 (50), XII в.).

В широко употребляемые старые формы существительных с основой на -о с флексией именительного падежа множественного числа -и вкрапливается в «Слово о полку Игореве» несколько окончаний винительного -ы: «шеломы» (13, 33), «щиты» (33), «хоботы» (37), «цвѣты» (43). Хотя слияние именительного и винительного падежей множественного числа в одной форме старого винительного имен на -о получило свое развитие с XIII в., все же отдельные случаи попадаются в памятниках XII в.: «Труды исправляются свѣтлостию учения воиньству» (Златостр., 1, XII в.). Заимствование из старославянского языка представляет собой слово «тучя» в «Слове о полку Игореве»: «Чръныя тучя съ моря идутъ» (12). В древнерусской письменности XII столетия и позднее существительные с основой на -а мягкой разновидности в именительном и винительном падежах множественного числа часто сохраняли церковнославянскую флексию. Например: «И быша мълния и громи» (Муч. Ирины, Усп. сб., 109, XII в.); «Не видѣ ли лютости туча» (там же, 110); «Свѣтьлы луча имы» (Златостр., 92, XII в.); «Ти да быша сѣдѣлы птица пѣснивы по вьршью дубьному» (там же, 93); «Купьци твои бяаху вельможа земля» (Слово Иппол. об антихр., 61 (42), XII в.).

Окончание -ѣ слова «брезѣ» («Немизѣ кровави брвзѣ не бологомъ бяхуть посѣяни...», 36) обычно воспринимается исследователями как мена -ѣ/е и -и, принадлежащая руке писца-новгородца одного из промежуточных списков «Слова».11 А нельзя ли здесь предположить смешение со средним родом двойственного числа, поскольку слово «брег» в лексическом значении обоих берегов

- 261 -

одной реки часто выступало в письменности в двойственном числе? Смешение родов у существительных встречается более редко по сравнению с категорией причастий, местоимений, например: «лысты желѣзнѣи», (κνη̃μαι σιδηρα̃ι) (Слово Иппол. об антихр., 41 (28), XII в.); «И не обрящется ктому глас гудца ни мусикія, ни свѣрили, ни труба не имать слышатися ктому» (καὶ φωνὴ κιθαρωδω̃ν, καὶ μουσικω̃ν, καὶ αυλητψν, καὶ σαλπιγκτω̃ν) (Слово Иппол. об антихр., 61 (42), XII в.).

В «Задонщине» из новообразований у основ на -о мужского рода твердой разновидности становятся формы старого винительного падежа множественного числа в значении именительного падежа. Если в раннем списке К-Б встречаются всего 4 примера этих существительных с окончанием -ы в текстах, близких «Слову»: «бубны» («Кони ржуть на Москвѣ, бубны бьють на Коломнѣ, трубы трубят в Серпуховѣ», 233₂₅) «полкы» (234₃₄), «щиты» (234₄₄), «шеломы» (там же), то в списках XVI—XVII вв. количество их резко возрастает, особенно в списке И-1, где приблизительно половину этих имен составляют новые формы. Таким образом, «Задонщина» довольно точно отображает картину развития языка своего времени. В XVI—XVII вв. рассматриваемые окончания явно одерживали победу над старыми формами, хотя последние еще употреблялись в силу традиции. В Синодальном списке «Задонщины» флексию -ы имеют даже существительные мягкой разновидности: «богатыры» (252_41—42), «мечы» (254₂₃), что является особенностью белорусского происхождения списка. Во всех списках «Задонщины» фигурируют имена мужского рода множественного числа с окончанием -ове в именительном падеже: «татарове», «щурове», «фрязове», «турове». В списке У находим -овя вместо -ове: «татаровя», «бусормановя», «пановя» — черта, которая характерна для поздних памятников (см. Повесть о Горе-Злочастии, Уложение 1649 г.). В списке У намечается тенденция к исчезновению окончания -ове (-овя), на что указывают случаи колебаний: «татаровя бусормановя» (243₁₈), но: «татары» (247₃₉), «бусорманы» (248₁₂); ср. также: «ратаи» в тексте, близком «Слову о полку Игореве»: «И в то время по Резанской земле около Дону ни ратаи, ни пастухи в полѣ не кличют, но едины вороны грают» (247₆).

Начиная со списка И-2 «Задонщины» (конец XV — начало XVI в.) можно зарегистрировать на примере слова «меди» (236₂₉; в списках И-1, У, С «меды») обратное воздействие основ на -о на склонение на -й (ср.: «меды изварены» — Новг. I лет., Син. сп., 72, XIII в.). По всем спискам прослеживается влияние на имена женского рода множественного числа соответствующих форм с основой на -і: «бо[л]ярыни», «княгини», «тучи», «зори», «молнии» («Прилѣлѣяшас[я] великиа тучи по морю на Рускую землю, из них выступают кровавыя зори, и в нихъ трепещуть

- 262 -

силнии молнии» — И-1, 239_9—10), «телеги» («Уже бо скрипѣли телеги межу Доном и Непром» — У, 245₂₀). Из этого видно, что влияние основ на -і в «Задонщине» представлено более широко, чем в «Слове». Это влияние наблюдается в формах, где в «Слове» стоит архаическая форма. Список У (середина XVII в.) в числе отклонений впервые фиксирует окончание -а(-я) в именительном падеже множественного числа у существительных мужского рода: «бояра», «бояря» (247₄₂, 243₂₁). Эти формы появляются в древнерусском языке с XV в.12 Поэтому в оригинале «Задонщины» упомянутых форм не могло быть. Да и в списке У данная форма употребляется довольно робко (наряду с «бояра» есть «бояры» — 246₃₅) в связи со слабым бытованием ее в XVII в.

Нарушение нормы в словах «соколѣ» (240₁), «воронѣ» («В то время по Резанскои земли около Дону ни пастуси кличут, но однѣ воронѣ грають» — 240₃₂, ср. «Слово»), «орлѣ» (241₃₂) списка И-1 можно рассматривать, очевидно, как наслоение двух процессов: с одной стороны, объединение мягкой и твердой разновидностей, наблюдаемое в письменности с XI в., с другой стороны — смешение именительного и винительного падежей. В данном случае винительный мягкой разновидности склонения на -о выступает вместо именительного. Эта замена в памятниках отмечается начиная с XIII в.: «На ту же зиму иде Мьстислав съ зятьмь съ Глѣбомь и съ братомь Яропълкомь на Суждаль, и бишася за Калакшею, и ту победиша рязанце, и яша князя Глѣба и съ сыномь и Мьстислава съ братомь Яропълкомь, порубиша я» (Новг. I лет., 35, под 1176 г., XIII в.). Если предположить, что форма «брезѣ» «Слова о полку Игореве» (см. выше, стр. 260—261) тоже является результатом этого процесса, тогда, очевидно, ее не было в оригинале памятника.

Возможно, одновременно происходило в древнерусском языке и обратное влияние именительного падежа на винительный. В «Слове о полку Игореве» в функции винительного падежа употребляется именительный падеж следующих слов: «комони» (5, 7), «вои» (13, 38, 39), «хлъми» (21), «салтани» (30), «мечи» (32), «гради» (32), «князи» (32), «стязи» (34), «лучи» (39), «тули» (39). По мнению С. П. Обнорского, это составляет особенность какого-то списка памятника.13 Однако можно встретить в текстах XI—XII вв. именительный падеж в функции винительного. Например, в старославянских текстах: «видѣвъше же убо клеврети» (Мариинск. ев., 65); «Благословите всѣ дѣла господнѣ господа поите и прѣвзносите его... Благословите росы и ініи леди і мрази господа поіте...

- 263 -

Благословите землѣ горы и хльми всѣ прозябаящія на земли» (Погод. псалт., л. 277 об., XII в.); в древнерусских памятниках: «Колику наимьникъ оца моего избывають хлеби...» (περισσευουσιν αρτων) (Остр. ев., 118б, 1056—1057 гг.). Впрочем, то же см.: «расыпаемы видя(ще) по земли уди своя» (Новг. минеи, 0156, 1095—1097); «чьтущеи камение, каменьна неплодия съдѣлавъшеи кумири» (там же, 0159); «Яко оставивъ церковьныя суди наитье сътвори» (Ефрем. крмч., 424, XI—XII вв.);14 «Князи бо имамъ владуща нами» (αρχοντας) (Ж. Нифонта, 296, 1219 г.). В списках «Задонщины» очень мало находим подобных примеров. Интересно, что почти все они приходятся на тексты, сходные со «Словом»: «Доне, Доне, быстрыи Доне, прошелъ еси землю половецкую, пробилъ еси берези хараужныя» (К-Б, 235₂₁); «Цег буря (со)коли снесет из земли залѣтъские в поле половецкое» (И-1, 238₁₆); «протопташа холми и лугы» (И-1, 240₆); «соколи» (У, 244₁₆), «холми и луги» (У, 246₂₁); «щити» (С, 252₃₃). В столь редком использовании именительного падежа вместо винительного твердой разновидности основ на -о переписчиками «Задонщины» сказалось то, что в течение XV—XVII вв. винительный падеж данной категории существительных окончательно закрепляет за собой право выступать в функции именительного (см. выше, стр. 260—261).

Как диалектную черту позднего происхождения (XIV—XV вв.) отмечают исследователи слова́ среднего рода с флексией -ы (-и) вместо -а в «Слове о полку Игореве»: «взмути рѣки и озеры» (21); «уныша... забралы» (22);15 «меча времены (чит.: «бремены») чрезъ облаки» (30). Но ср. «лысты» (от «лысто») (см. выше, стр. 261). В «Задонщине» тоже находим однажды «чады» (У, 243₂₁). Что же касается слова «озеро», то оно здесь везде в тексте, близком «Слову», фигурирует в старой форме: «возмутис(я) реки и езера» (И-1, 240₇); «озера» (У, 246₂₁), «езора» (С, 253₅).

Родительный падеж множественного числа

В «Слове о полку Игореве» родительный падеж множественного числа выражен у существительных мужского рода с основой на -о двумя видами новообразований. Во-первых, это формы, полученные от воздействия склонения на -й: «соколовь» (3), «плъковъ» (22), «щитовъ» (27) (ср. «пълковъ» — «Житие Феод. Печ., Усп. сб.,

- 264 -

л. 38а, XII в.). Что касается единственного случая употребления формы с окончанием -еи (-ии) — «князеи» (37), которая возникла по типу имен на -і, то она начинает фигурировать в памятниках лишь с XIII в. («пѣнязии» — Новг. ев. 1270 г., л. 49; «мужии» — Ряз. крмч. 1284 г., л. 48 и др.).16 Исходя из этого и из возможности здесь родительно-винительной категории лица (см. ниже, стр. 265), С. П. Обнорский относит «князеи» («О стонати Рускои земли помянувше пръвую годину и пръвыхъ князеи») не к подлиннику «Слова», а к ближайшему с него списку.17 Однако следует заметить, что в церковнославянских памятниках родительный падеж множественного числа с окончанием -еи от основ на -о встречается: «отъ многъ врачеи» (Ассеман. ев.). В списках «Задонщины» указанные два типа флексий выступают следующим образом: К-Б — «мужеи» (235₂₄), «Чяховъ», «Ляховъ» (235₂); И-2 — «коней» (236₁), «князей» (237₁₄), а также: «дѣтѣй» (237₁₁); И-1 — «князей» (238₃), «коней» (241₄), «дѣтей» (242₁), «мечевъ» («испытаем мечевъ своих литовъскых о шеломы татарскыя» — 238₄₄), «плечевъ» (238₃₀), «посадниковъ» (242₃₈), «бояриновъ» (239₃₆ — в перечислении убитых «бояриновъ» — 12 раз, «бояринъ» — 1 раз); У — «коней» (247₂₂), «дѣтей» (248₂₄), «князей» (249₄), «мечев» (245₃), «бояринов» (246₃ — в перечислении убитых «бояринов» — 3 раза, «бояр» — 11 раз), «бусорманов» (248_32—33), «панов» (249₂₀), «посадников» (249₁₉); С — «коней» (251₁₄), «мужей» (253₃₇), «детей» (255₆), «царей» (255₇), «князей» (255₃₀), «панов» (251₁₉), «мечов..., шоломов..., бонадовъ» (251_20—21), «бояринов» (252₂₈), «изменников» (252₂₂), «сромотников» (254₂₈), «вланов» (255₃₀).

Таким образом, два параллельные окончания, которые в XII в. еще довольно робко выделялись на фоне старых образований с нулевой флексией, в списках «Задонщины» значительно укрепились. Особенно сильной оказалась форма с окончанием -ов (-ев), что заметно проступает в списках XVII в. Ту же соразмерность наблюдаем в языке XV—XVII вв. Например, в двинских грамотах, исследованных А. А. Шахматовым, старое окончание было вытеснено флексией -ов (-ев), то же в Уложении 1649 г. и в ряде других произведений XVI—XVII вв. Флексия -еи (-ии) употребляется меньше, но даже в XVII в. продолжается борьба этих смежных окончаний.18

Родительный-винительный падеж множественного числа

Родительный падеж множественного числа существительных, употребление которого вместо винительного связано с категорией

- 265 -

лица, постепенно развившейся в категорию одушевленности, представлен в списках «Задонщины» следующим образом. К-Б: «мужеи», «оспадаревъ» (235_24—25), но ср.: «вои» («Мамаи приведе вои свои на Русь» — 234₂₃) — именительный в функции винительного падежа; «за сродники» (234₄₁). И-2: «мужей» (236₉), но ср.: «мужи» (236₁₃). И-1: «пановеи», «удальцевъ» (238₄₂), «полъковъ» (239₆), но ср.: «за крестьяны» (239₂), «воеводы» (239₂₀), «мужи» (241₁₀), «полкы» (241₁₅), «князи» (242₂₇). У: «полковъ» (245₁₂), «удальцов» (245₂), «мужей» (247₂₅), «бусорманов» (248₁₉), «князей» (249₈), но ср.: «чады» (243₂₁), «жены», «дѣти» (243₂₂), «воеводы» (245₂₆). С: «полков» (251₃₁, 254₁₉), «мужей» (254_{3, 13}), но ср.: «полки» (252₂₀).

Из данного перечня видно, что в списках «Задонщины» даже в названиях лиц мужского рода происходят колебания между новой формой родительного-винительного падежа и именительным-винительным падежом, которые наиболее ярко выразились там, где в обеих формах употребляются одни и те же слова: мужи, князи, полки. В системе древнерусского языка XV—XVII столетий названия лиц мужского рода употребляются также двояко. Для лиц женского рода и названий животных форма родительного-винительного становится обычной только в XVII в. Поэтому в списках «Задонщины» категория лица совершенно не охватывает этих существительных.19 Впрочем, в списках XVII в. (У и С) старый именительный-винительный может сохраняться и в силу традиции: «Ци буря соколи снесетъ из земля Залѣския в полѣ Поло(ве)тское» (244₁₆; см. то же в И-1, 238₁₆).

В «Слове о полку Игореве» форму «князеи» (37, см. выше) можно отнести к списку памятника, поскольку категория лица во множественном числе стала развиваться в древнерусской письменности с XIV в.20 Но при этом возникает вопрос: а не была ли эта форма уже в подлиннике «Слова» как заимствованная из старославянского языка (см. выше, стр. 264)?

Дательный и местный падежи множественного числа

«Слово о полку Игореве» использует только старые формы дательного и местного падежей множественного числа в полном соответствии с языком XII в. «Задонщина» же появление в этих формах новообразований фиксирует со списка И-2 (конец XV — начало XVI в.): «на заборолах» («жены... рано сплакашася у Москвы град(а) на заборолах» — 235₃₄, в сп. И-1 — то же, 240₃₇).

- 266 -

Эта унификация различных типов склонения с основами на -а начинается с XIII в.: «егуптянамъ» (Новг. паримейник 1271 г., л. 9), «матигорьцамъ» (там же, запись).21 Список У «Задонщины» дает большее количество данных форм: «вратам» (246₂₃), «людям» («И в то время стару надобно помолодѣти, а удалым людям плечь своих попытать» — 246₄₄), «коромолщикам» (247₃₈), «боярам» (247₄₂).

В списке С встречаем лишь одно такое новообразование: «в ... городах» (254₁₀). Здесь, видимо, употреблению новообразований в дательном и местном падежах мешает белорусское происхождение списка.

Творительный падеж множественного числа

В «Слове о полку Игореве» единственным отклонением от нормы древнерусского склонения существительных в творительном падеже множественного числа является слово «сыны» («Ты бо можеши посуху живыми шереширы стрѣляти удалыми сыны Глѣбовы» — 29). Однако это не противоречит языку XII в., так как имена с основами на -й начали подвергаться воздействию основ на -о уже в общеславянскую эпоху.

Со списка И-2 (конец XV — начало XVI в.) «Задонщины» находим случаи смешения разных типов склонения, начавшегося с XIII—XIV в.: «конми» (влияние основ на -і), причем, эта форма встречается в тексте, близком «Слову о полку Игореве» («Рускые сыновѣ поля широкие конми огородиша» — 237₃). В списке И-1 «князьми» — то же самое. В списке У отражается в творительном падеже множественного числа унификация с основами на -а: «крылами» (245₂₅), «татарами» (246₂₈), «доспѣхами» («широкие поля кликомъ огородиша и злачеными доспѣхами освѣтиша» — 248₁₆), «зубами» (248₂₃), «князями» (249₂). Ср. также: «мечьми» («гремѣли князи руские мечьми булатными о шеломы хиновские» — 246₂₉)» «трупми» («трупми татарскими поля насеяша и кровию ихъ реки протекли» — 248₂₁). В списке С: «крилами» (252₁), «песнями» (253_36—37), но: «воеводы» (254₃₂ — вм. «воеводами», очевидно, под влиянием следующего «бояры»).

Широкое использование в списках «Задонщины» старых форм творительного падежа множественного числа оправдывается тем, что распространение новообразований в нем происходило значительно медленнее, чем это было в дательном и местном падежах множественного числа.22

- 267 -

ПРИЛАГАТЕЛЬНЫЕ (МЕСТОИМЕННЫЕ)

Родительный падеж мужского и среднего рода
единственного числа

В «Слове о полку Игореве» среди прилагательных родительного падежа единственного числа мужского и среднего рода с флексией -аго обнаруживаем одно окончание -ого: «Стрѣляй, господине, Кончака, поганого кощея» (30). Окончание -ого изредка фиксируется уже в старославянских памятниках XI в. («живого» — Савв. кн. и др.).23 В древнерусском языке XI в. единственный пример этой формы отметил в Изборнике Святослава 1073 г. А. И. Толкачев: «златоустого» (лл. 123а, 124об.а). Однако тут же исследователь оговаривает этот случай как ненадежный, так как он мог быть заимствован из старославянского подлинника.24 Поэтому совершенно бесспорным появление новой флексии -ого можно считать только с XII столетия.25 А. И. Толкачев указывает на наличие -ого в двух надписях середины XII в. (в надп. на чаре, до 1151 г. и в надп. на антиминсе ок. 1149 г.).

«Задонщина» употребляет рассматриваемые формы так: К-Б — при 9 случаях -аго 3 случая -ого. Интересно, что из последних 2 примера даются в тексте, сходном со «Словом»: «чюдно стязи стоять у Дону великого» (233₂₆), «испиемь, брате, шеломомь своимь воды быстрого Дону» (234₉); И-2 — при 2 случаях -аго 2 случая -ого; И-1 — при 8 случаях -аго (из них 4 в текстах, близких «Слову») 14 случаев -ого (из них 7 в текстах, близких «Слову»).

В списке У также наблюдаем явное преобладание флексии -ого (21 случай) над -аго (17 случаев) (большая часть примеров с -аго ложится на первую половину списка У за счет многократного повторения слов «великаго князя Владимера Киевскаго» (без этих повторений -аго здесь встречается 8 раз). Родительный единственного числа выступает в списке У либо во фразах, сходных со «Словом о полку Игореве», либо стилистически оправдан: «святаго великаго князя Владимера Киевскаго» (243_35—36). Писец списка С 28 раз использует формы на -ого и лишь 8 раз на -аго (в текстах, близких «Слову» или требующих -аго стилистически: «преподобнаго отца нашего Сергея» — 255₂₀).

- 268 -

Из всего сказанного выше совершенно очевидно, что употребление форм на -ого нарастает в «Задонщине» от списка к списку за счет книжной флексии -аго. В этой последовательности отразился процесс постепенного преобладания в прилагательных родительного падежа единственного числа мужского рода окончания -ого, отмечаемый в памятниках русской письменности с XIII в.

Именительный и винительный падежи множественного
числа

Прилагательные именительного и винительного падежей множественного числа «Слова о полку Игореве» характеризуются прежде всего сильной болгаризацией флексий: «кровавыя зори» (12), «поганыя головы половецкыя» (13), «шеломы оварьскыя» (13) и пр., особенно винительный падеж: «вѣщіа пръсты» (4), «на... бръзыя комони» (5), «на чръленыя щиты» (10), «поганыя плъкы половецкыя» (10) и т. д. С. П. Обнорский считает это особенностью дошедшей до нас рукописи «Слова», но не его оригинала.26 Однако можно допустить, что эти образования были уже в оригинале «Слова», так как в древнерусских памятниках XII столетия наряду с русскими окончаниями прилагательные в именительном и винительном падежах множественного числа употребляются с флексией -ыя (-ия) вне зависимости от стилистической окраски текста. Например, в «Сказании о Борисе и Глебе» (Усп. сб. XII в.) встречаем: «Приспѣша вънезапу посълании отъ Святопълка зълыя его слугы немилостивии кръвопиицѣ» (20); «По пренесении множаиша съдѣла надъ святыима гробома, исковавъ бо сребрьныя дъскы и святыя по нимъ издражавъ, и позолотивъ покова» (38).

Очевидно, выбор окончаний указанных форм зависел только от вкусов автора или писца. «Сказание о Борисе и Глебе» и «Житие Феодосия Печерского» — произведения одного времени, одного жанра, дошли до нас в одном и том же Успенском сборнике XII в., но «Сказание» использует главным образом древнерусские флексии данной категории прилагательных, в то время как в «Житии» находим подавляющее превосходство старославянских -ыя (-ия).

К оригиналу «Слова о полку Игореве» можно отнести несоответствие рода: «на живая струны» (4), «копіа харалужныя» (17), а также в местоимениях: «они же сами (струны) княземъ славу рокотаху» (4), в именных прилагательных: «страны ради, гради весели» (46), в страдательных причастиях: «сабли изъострени» (8), «яругы имъ знаеми» (8), «лебеди роспущени» (9). Родовое несоответствие в категориях местоимений и причастий — явление

- 269 -

довольно обычное для памятников XII столетия, реже оно встречается в местоименных прилагательных: «божия словеса» (Слово Иппол. об антихр., 4 (1), XII в.), «невѣжьская или людскыя вещи» (Ефрем. крмч., 22, XI—XII вв.). Поскольку тенденция утраты родовых различий прилагательных множественного числа намечается в древнерусском языке с XIII—XIV вв.,27 то в древнейшем списке «Задонщины» (К-Б) обнаруживаем: «синие молньи» (234₁₇), (ср. «Слово»: «синіи млъніи»), «сѣрие волци» (234₁₈), «поганые татарове» (234₁₉), «под синие оболока» (234₂₄), ср.: «под синие облакы» (233₂₁).

Средний род употребляется с флексией -ыя (-ия) даже в текстах, близких «Слову»: «Они бо взнялися какъ соколи со земли русскыя на поля половетция» (233₂₄; ср. «Слово»: «Не буря соколы занесе чрезъ поля широкая» — 7). Болгаризированное окончание в этом списке «Задонщины» очень сильно распространено для всех родов прилагательных именительного и особенно винительного падежа множественного числа. Интересно, что в выражении «Тои бо вѣщии Боянъ воскладая свои златыя персты на живыя струны» (233₁₀) путаницы родов, которая обнаруживается в соответствующем месте «Слова о полку Игореве» (см. выше, стр. 268), нет.

Об унификации родовых окончаний прилагательных свидетельствуют также колебания одних и тех же сочетаний: «белозерские ястреби» (234₃₀), «бѣлозерскыя ястреби» (234₄₂). Архаических форм на -ыи (-ии) только три, из них две — в текстах, стилистически близких «Слову»: «трубы трубят в Серпуховѣ, звенить слава по всеи земли Руссьскои... звонят колоколи вѣчнии в великом в Новѣгородѣ» (233₂₈); «Уже бо всташа силнии вѣтри с моря, прилелѣяша тучю велику на усть Непра» (234₁₅). Впрочем, в обоих указанных примерах возможно влияние существительного (аттракция).

В списке И-2 преобладает флексия -ые (-ие). Она фигурирует и в местах, общих «Слову»: «Грѣмят мечи булатные о шоломы хиновские» (236_{19, 41—42}), «Рускые сыновѣ поля широкие конми огородиша» (237_2—3). Но, с другой стороны, употребляется книжное окончание -ыя (-ыа) (4 примера, из них 2 во фразах, сходных со «Словом»). Колебание: «рускые сыновѣ» (237₂), «сынове рускыа» (237₁₇). Архаические формы в этом списке отсутствуют.

Список И-1 не отражает в рассматриваемых формах системы живого языка конца XVI — начала XVII в. Он наполовину употребляет старые окончания (-ыи, -ии), наполовину болгаризован.

- 270 -

Во фразах, общих со «Словом о полку Игореве», выступают лишь эти окончания за исключением одного примера: «Гремят мечи булатныа о шеломы хыновскые» (241₁₈; однако ср. ниже: «гремят мечи о шеломы хиновъския» — 241₃₆). Кроме этого случая, в списке И-1 живые формы (-ые, -ие) пробиваются сквозь слой архаизации еще 6 раз: «сѣрые волцы» (239_{14, 16}), «жалостные пѣсни» (240₃₅, 241₇), ср.: «жалостныя пѣсни» (241₈), «дѣти боярскые» (241₂₆), «князи молодые» (243₂). Как видим, здесь прилагательные всех трех родов объединились в одной флексии, которую мы имеем и в современном русском языке. Процесс родовой унификации прилагательных множественного числа, очевидно, завершился в XVI в. или даже раньше. Однако колебания разных флексий (и особенно -ые, -ыя) в именительном и винительном падежах множественного числа были свойственны древнерусским памятникам не только XVI, но и XVII в.28 Например, в Уложении 1649 г. вместе с преобладающими формами на -ые (-ие) встречаются формы на -ыя (-ия).29 В списке У «Задонщины» используются уже новые флексии -ые (-ие), в том числе во фрагментах, сходных со «Словом о полку Игореве»: «Доне, Доне, .. прорыла еси ты каменные горы...» (247₁₄) и т. д. Окончания -ыи (-ии) и книжные -ыя (-ия) здесь редки. Список С за малым исключением употребляет формы на -ыя (-ия), что, по-видимому, следует рассматривать как влияние белорусского языка.

Двойственное число

В «Слове о полку Игореве» двойственное число за несколькими исключениями всюду сохраняется. Рассмотрим отклонения.

«(Олег и Святослав)... великое буйство подасть Хинови» (25) считают поздней порчей текста. Однако в памятниках XI—XII вв. уже попадаются такие случаи, когда глагол-сказуемое вместо ожидаемого двойственного числа употребляется в единственном: «Секунъдияне съ ними же съчетаеться Епифании и Сидоръ» (Ефрем. крмч., 656, XI—XII вв.).

То же самое следует сказать и о фразе: «Тіи бо два храбрая Святъславлича, Игорь и Всеволодъ, уже лжу убуди...» (21). Ср.: «И на крьстъ въшьдыи (Христос) его же видѣвъ сълньце и луна свѣтъ съкры и страхъмъ земля колѣбаашеся» (Стихирарь, л. 13 об., XII в.).

«(Рюрик и Давыд)... не ваю ли... по крови плаваша...» (29) — здесь замена в сказуемом двойственного числа на множественное

- 271 -

тоже могла быть в подлиннике «Слова», так как уже в Остромировом евангелии сталкиваемся с подобным нарушением: «отъ избытъка бо сердцу уста глаголють» (Остром. ев., 69б, 1056—1057 гг.).

Личное местоимение в выражении «Слова»: «Оба багряная стлъпа погасоста и съ нимъ молодая мѣсяца, Олегъ и Святъславъ...» (25) едва ли можно относить к позднейшей порче текста. Пример, найденный мною в данном кругу памятников XII в., фиксирует употребление этого местоимения в единственном числе вместо множественного, а не двойственного, как в «Слове»: «Аще и вьсе имъ (детям, — В. В.) оставиши, вьсе худу стражю оставляеши. Аще ли богу часть съ нимь (списки С, Ц, У XVI в. — ними) створиши, тьмами съкровища оставляеши» (Златостр, 121, XI в.). Однако этот пример показывает на вполне вероятную возможность замены одного числа другим в 3-ем лице, творительном падеже личного местоимения.

Возможно, оригиналу «Слова» было присуще отклонение с местоимением: «Тіи бо два храбрая Святъславлича...» (21). В Остромировом евангелии читаем: «Сь ли есть сынъ ваю, его же вы глаголета, яко слѣпъ родися?» (Остр. ев., 39в. 1056—1057 гг.). Форму: «Два солнца помѣркоста» (25), «Ваю храбрая сердца въ жестоцемъ харалузѣ скована» (26) следует отнести к промежуточному списку «Слова» как черту, которая появляется в памятниках с XIII—XIV вв.: «даю два села» (Дух. Климента Новгородца до 1270 г.).30

Очень показательным является в «Слове о полку Игореве» употребление старой формы 3-го лица двойственного числа на -те: «(Игорь и Всеволод)... нъ нечестно одолтѣсте, нечестно бо кровь поганую проліясте... Се ли створисте моей сребреней сѣдинѣ» (26). В некоторых древнерусских памятниках XII—XIII вв. эта форма иногда встречается наряду с формой -та: «Очи же его бѣашете отвьрьстѣ» (Виден. Исайи, Усп. сб., 129, XII в.); «И томь часѣ руцѣ има усъхосте» (Ж. Нифонта, 260, 1219 г.); «И се два ангела възнесосте душю на небо» (Ж. Нифонта, 316, 1219 г.).

В «Задонщине» застаем лишь обломки двойственного числа. Глагольные формы здесь всюду заменены множественным числом. Двойственное число существительных и прилагательных также не выступает в сохранности. Уже в раннем списке XV в. (К-Б) встречаем отсутствие согласования: «Славии птица, что бы еси выщекотала сиа два брата, два сына Вольярдовы» (234_1—2). Ср. «Слово»: «оба есвѣ Святъславличя» (7).

- 272 -

Иногда двойственное число заменяется множественным: «Се азъ... Дмитрии Иванович и братъ его князь Володимеръ Ондрѣевич поостриша сердца свои мужеству...» (233₁₈); «Жаворонокъ... пои славу великому князю Дмитрею Ивановичю и брату его Володимеру Ондрѣевичю. Они бо взнялися какъ соколи...» (233_21—23). Список И-2, кроме того, дает пример несогласованности местоимения с числительным: «нам обѣма» (235₄₀). В списке У замечается колебание в употреблении слова «брат» с числительным «два»: «два брата» (246₅), но «два браты» (244₄₅). Эти колебания характерны для поздних памятников. На позднее время в списке С указывает новообразование: «двух брат» (251₁₂).31

МЕСТОИМЕНИЯ

Система личных и возвратных местоимений в «Слове о полку Игореве» полностью соответствует употреблению их в памятниках XII в. Например, в тексте «Слова» встречаются личные местоимения двойственного числа: «ваю», «вѣ», «нама», «наю»; энклитики: «ми», «ти»; архаическая форма родительного падежа единственного числа: «отъ тебе» (13), винительного падежа: «на себѣ (е)» (19, 21). Дательный и местный падежи представлены здесь двумя формами: древнерусской «собѣ» (33) и тождественной с церковно-славянской: «тебѣ» (9, 11), «себѣ (е)» (8, 10, 17, 26, 35), «на себѣ» (39). Последние не характеризуют фактов живого древнерусского языка XII в., но выступают в памятниках того времени как отражение книжной стихии. «Задонщина» двойственного числа местоимений совершенно не употребляет. Дательный и местный падежи в списках К-Б, И-2 и И-1 «Задонщины» фигурируют только в форме с корневым -е: «тебѣ», «(на) себѣ». Эти формы начинают распространяться в живом русском языке постепенно с XIV—XV в. В московских памятниках XVII в. они окончательно побеждают. Однако в некоторых памятниках они продолжают чередоваться со старыми русскими формами с корневым -о.32 Такие колебания обнаруживаются в списке У «Задонщины», например: «тебѣ (е)» (249_{3, 25}), но «тобѣ» (248₄₃; в списке И-1 — «тебѣ»); «себѣ» (248₁), но «собѣ» (243₂₄, 244₄₅, 246₁₃), «на собѣ» (246₉). Интересно, что во всех указанных случаях, кроме первого, местоимение «собѣ» находится в текстах, близких «Слову». Колебания форм личных и возвратных местоимений могут быть вызваны в списке У также отражением подлинника «Задонщины». Список С в соответствии с белорусским языком употребляет только «собе», «на собе».

- 273 -

Родительный падеж единственного числа дается в списках И-1 и У в виде редкого для оригинала «Задонщины» нового образования: «тобя» (242₂₂, 249₃). Оно начинает фиксироваться в древнерусской письменности с конца XIV в.: «а чимъ благословилъ тобя отецъ твои» (Дог. грам. в. кн. Дм. Ив., 1389 г.).33

———

Итак, из сравнительного рассмотрения форм склонения «Слова о полку Игореве» и списков «Задонщины» можно сделать следующие выводы.

1. Рукопись «Слова о полку Игореве» XVI в. довольно точно, по крайней мере в морфологическом отношении, воспроизводит оригинал памятника. Сравнение с памятниками русской письменности XII в. при учете известного влияния старославянского языка показывает вероятность создания «Слова» в XII в., а не позднее. Многие из морфологических явлений, считавшиеся принадлежностью промежуточного списка «Слова о полку Игореве», можно отнести к его оригиналу. Особенно ярко о более древнем происхождении «Слова» сравнительно с «Задонщиной» свидетельствуют формы двойственного числа.

2. Каждый из списков «Задонщины», даже во фрагментах, общих со «Словом» или близких ему стилистически, отражает, помимо традиции, морфологические явления своей эпохи, т. е. XV—XVII вв.

3. Таким образом, несмотря на устойчивость морфологической традиции, вследствие чего общая характеристика склоняемых форм обоих памятников не дает достаточно ярких черт, при сравнении ясно обнаруживается более поздний характер «Задонщины».

Список сокращений памятников, использованных в
статье

Ассеман. ев.	—  Ассеманиево евангелие. В кн.: Rački Franjo. Assemanov ili Vatikanski evangelistar. Iznesé ga na svjetlo F. Rački. Zagreb, 1865.
Дог. грам. в. кн. Дм.	—  Договорная грамота великого князя Дмитрия Ивановича 1389 г. В кн.: Духовные и договорные грамоты великих и удельных князей XIV—XVI вв. Подготовил к печати Л. В Черепнин. М. — Л., 1950.
Дух. Климента Новгородца до 1270 г.	—  Духовная Климента Новгородца до 1270 г. В кн.: Сахаров. Образцы древней письменности. СПб., 1849, табл. III, снимок грамоты.

- 274 -

Ефрем. крмч.	—  Ефремовская кормчая. В кн.: В. Н. Бенешевич. Древнеславянская кормчая XIV титулов без толкований, т. I. Изд. ОРЯС, СПб., 1906, сп. XI—XII вв.
Ж. Нифонта	—  Житие св. Нифонта, сп. 1219 г. В кн.: Матеріяли з історії візантіисько-слов’яньскої літератури та мови. Підготовив до друку А. В. Ристенко, Одеса, 1928.
Златостр.	—  Златоструй. В кн.: В Н. Малинин. Десять слов Златоструя XII века. Изд. ОРЯС, СПб., 1910.
Изборник Святослава	—  Изборник великого князя Святослава Ярославовича 1073 г. Подготовлен к печати Т. С. Морозовым. Общество любителей древней письменности, СПб., 1880.
Мариинск. ев.	—  Мариинское евангелие. В кн.: И. В. Ягич. Мариинское четвероевангелие с примечаниями и приложениями. Памятник глаголической письменности. Изд. ОРЯС, СПб., 1883.
Надп. на антиминсе	—  Надпись на антиминсе Новгородской церкви Николы на Дворище, около 1449 г. В кн.: И. И. Срезневский. Древние памятники русского письма и языка. СПб., 1866.
Надп. на чаре.	—  Надпись на чаре черниговского князя Володимера Давидовича, до 1151 г. См. снимки в кн.: 1) Записки Археологического общества, т. III, отд. 1, СПб., 1851; 2) Древности русского государства, т. V. М., 1853, табл. I.
Новг. ев. 1270 г.	—  Новгородское евангелие 1270 г. В кн.: П. С. Кузнецов. Очерки исторической морфологии русского языка. М., изд. АН СССР, 1959, стр. 68.
Новг. минеи.	—  Новгородские минеи. В кн.: И. В. Ягич. Служебные минеи за сентябрь, октябрь и ноябрь. В церковнославянском переводе по русским рукописям 1095—1097 гг. Изд. ОРЯС, СПб., 1886. XII в.
Новг. паримейник 1271 г.	—  Новгородский паримейник 1271 г. имп. Публичной библиотеки. В кн.: И. И. Срезневский. Древние памятники русского письма и языка. СПб., 1863.
Новг. I лет.	—  Новгородская I летопись. Изд. АН СССР, М. — Л., 1950.
Остр. ев.	—  Остромирово евангелие 1056—1057 г. С приложением греческого текста евангелия и с грамматическими объяснениями, издание А. Востокова, СПб., 1843.
Погод. псалт.	—  Погодинская псалтырь XII в. В кн.: И. И. Срезневский. Древние славянские памятники юсового письма. СПб., 1868.
Ряз. крмч.	—  Кормчая книга Рязанская 1284 г. Рукопись ГПБ.
Савв. кн.	—  Саввина книга. В кн.: В. Щепкин. Памятники старославянского языка, т. I, вып. 2. СПб., 1903.

- 275 -

Сильвестр. сб.	—  Сильвестровский сборник XIV в. Рукопись Государственной публичной библиотеки в Ленинграде.
Слово Иппол. об антихр.	—  Слово св. Ипполита об антихристе. В кн.: К. Невоструев. Слово св. Ипполита об антихристе в славянском переводе по списку XII века с исследованием о слове и о другой мнимой беседе Ипполита о том же с примечаниями и приложениями. М., 1868.
Стихирарь	—  Стихирарь месячный крюковой. Рукопись Библиотеки Академии наук СССР, 34.7.6. (Осн. — 1267). XII в.
Уложение	—  Уложение 1649 г. В кн.: П. Я. Черных. Язык Уложения 1649 года. Изд. АН СССР. М., 1953.
Усп. сб.	—  Сборник XII века Московского Успенского собора, вып. I. М., 1899.

Сноски

Сноски к стр. 255

¹ «Слово о полку Игореве» цитируется по 1-му изданию 1800 г.

Сноски к стр. 256

² См.: Т. А. Якубайтис. История окончания дательного единственного мужского рода -ови в восточнославянских языках. Кандидатская диссертация, М., 1954, стр. 92.

³ См. также выше статью Н. М. Дылевского, стр. 225—227. «Задонщина» цитируется по изд.: В. П. Адрианова-Перетц. «Задонщина». Опыт реконструкции авторского текста. — ТОДРЛ, VI, М. — Л., 1948; строки отсчитываются с начала каждой страницы, не считая заголовков и колонтитулов.

⁴ См.: П. С. Кузнецов. Очерки исторической морфологии русского языка. Изд. АН СССР, М., 1959, стр. 40. (В дальнейшем: Кузнецов. Очерки).

⁵ См.: С. П. Обнорский. Очерки по истории русского литературного языка старшего периода. Изд. АН СССР, М. — Л., 1946, стр. 155. (В дальнейшем: Обнорский. Очерки); Кузнецов. Очерки, стр. 45.

Сноски к стр. 257

⁶ См.: П. Я. Черных. Язык Уложения 1649 г. Изд. АН СССР, М., 1953, стр. 276.

⁷ См.: Обнорский. Очерки, стр. 153.

Сноски к стр. 258

⁸ См.: Кузнецов. Очерки, стр. 40.

Сноски к стр. 259

⁹ Ср.: А. Н. Котляренко. «Задонщина» как памятник русского языка конца XIV в. — Ученые записки ЛГПИ, т. XV, вып. 4, 1956, стр. 140.

Сноски к стр. 260

¹⁰ См.: Обнорский. Очерки, стр. 151.

¹¹ См.: там же, стр. 144, 153.

Сноски к стр. 262

¹² См.: Кузнецов. Очерки, стр. 50.

¹³ См.: Обнорский. Очерки, стр. 154.

Сноски к стр. 263

¹⁴ См.: Б. И. Скупский. Совпадение форм именительного и винительного падежей множественного числа у существительных мужского рода в древнерусском языке. Кандидатская диссертация, М., 1953, стр. 241—242.

¹⁵ См.: Обнорский. Очерки, стр. 155; Кузнецов. Очерки, стр. 56.

Сноски к стр. 264

¹⁶ См.: там же, стр. 68.

¹⁷ См.: Обнорский. Очерки, стр. 151.

¹⁸ См.: Кузнецов. Очерки, стр. 68—69.

Сноски к стр. 265

¹⁹ См.: А. Н. Котляренко. «Задонщина» как памятник русского языка конца XIV в., стр. 145.

²⁰ См.: Кузнецов. Очерки, стр. 101.

Сноски к стр. 266

²¹ См.: П. Я. Черных. Историческая грамматика русского языка. Учпедгиз, М., 1952, стр. 173; Кузнецов. Очерки, стр. 72.

²² См.: Кузнецов. Очерки, стр. 75—76.

Сноски к стр. 267

²³ См.: Ф. Миклошич. Сравнительная морфология славянских языков, вып. I. М., 1887, стр. 75.

²⁴ См.: А. И. Толкачев. История членных прилагательных русского языка. Кандидатская диссертация, М., 1951, стр. 360.

²⁵ См.: Кузнецов. Очерки, стр. 151.

Сноски к стр. 268

²⁶ См.: Обнорский. Очерки, стр. 152.

Сноски к стр. 269

²⁷ См.: П. С. Кузнецов. Историческая грамматика русского языка. Морфология. Изд. МГУ, М., 1953, стр. 151.

Сноски к стр. 270

²⁸ Не принимается во внимание, конечно, стилистическое употребление окончаний -ыя (-ия) в текстах церковного содержания.

²⁹ См.: П. Я. Черных. Язык Уложения 1649 г., стр. 307—308.

Сноски к стр. 271

³⁰ См.: Кузнецов. Очерки, стр. 85.

Сноски к стр. 272

³¹ О формах двойственного числа см. также выше статью Н. М. Дылевского, стр. 221—222.

³² См.: Кузнецов. Очерки, стр. 118—119.

Сноски к стр. 273

³³ См.: Кузнецов. Очерки, стр. 114.