- 133 -

Сон и золотое слово Святослава

Уже неоднократно в литературе о «Слове» указывали на параллели между сном Святослава и свадебными песнями о сне невесты, снившемся ей накануне свадьбы.9 В песнях этого типа, певшихся чаще всего в утро венчального дня, упоминаются почти все приметы, о которых рассказывает Святослав: вино, жемчуг, птицы, развалившиеся части дома.

— Разгадай-ка, мая мамынька,
Мой диўный сон,
Што мне снилася сяводни у ва снях:
Прилитали ясны сокылы,
Яны садились на вакошички,
На сиребрину ряшетачку,
Яны рассыпали крупен земчуг,
Распухлили яны чорный шоўк.
— Ты, дитя мае Марьюшка,
Ясны сокалы — то сваты мае;
Крупен земчуг — горьки слезаньки;
Чорный шоўк — каса русая твая.10

Мне не много ночесь спалося,
Мне во снях грозно казалося:
Будто ночесь во темной ноченьке,
Что у вас, мои родители,
Что у вас, мои сердечные,
Все тыночки раскатилися,
Все столбы да пошатилися,
С теремов верхи повынесло.11

З суботы на нядзелю дзиу́ны сон я видзела,
Никому не сказала — сваей родной матце:
— Матечка мая радная, дзиу́ны сон я видзела,
Вылецели сивые галубы
Чорны шоу́к разверцили,
Бочку вина выкацили.
— Дзецятка маио радное:

- 134 -

Сивые галубы, то сваты твае,
Чорны шоу́к, коски твае,
Бочка вина, то сло́зки твое.12

Мне прошедшу темну ноченьку
Не спалося красной девице,
Во просонках много виделось: <...>
Мне навстречу — злы чужи люди,
Подзывали, силой забрали,
Полоном-то заполонили,
Увезли в леса во темные;
Там мне страшно показалося,
И я с плачем просыпалася.
А другое мне привиделось:
У моего кормильца батюшка
Развалилася хоромина,
Середь улицы рассыпалась,
Бревна врозь все раскатилися,
Углы прочь поотвалилися.
На трубе сидит да гаркает
Черный ворон громким голосом...13

В контексте других свадебных мотивов, пронизывающих «Слово», кажется вероятным, что сон Святослава — эпическая переработка подобных свадебных песен Киевского периода. Скорбь, испытанная русским народом при гибели русских войск, изображена посредством печальных лирических мотивов, связанных с уходом невесты из родительского дома. Однако свадебная символика переделана на траурный, эпический лад. Вместо того, чтобы черпать Святославу «зеленое вино» (обычная формула, вероятно, очень древняя, в народных песнях всех жанров), черпают ему «синее вино съ трудомъ смешено». Подобно тому как сваты приносят невесте жемчуг, Святославу тоже сыплют жемчуг, но вместо сватов (послов жениха) Святославу снятся «поганые тлъковины» (переводчики), т. е. половецкие послы.14 А вместо того, чтобы просто сыпать жемчуг, «тлъковины» сыплют его из колчанов, уже пустых после победы над Игоревым войском. «Негуют» Святослава подобно тому, как нежат невесту перед ее уходом из дома, от «неги матушкиной».

Не случайно самая близкая параллель сну Святослава в древнерусской литературе — это сон князя Мала в летописном

- 135 -

сказании о мести княгини Ольги.15 Как указано Д. С. Лихачевым, эта устная легенда построена на двух перекликающихся друг с другом обрядах — свадебном и похоронном.16 Древлянскому князю снятся одеяла, праздничная одежда и лодки, которые он принимает как приметы свадьбы. Но вместо предсвадебной бани и переодевания в свадебный наряд Ольга губит послов — сватов князя, заперев их в бане и поджигая ее. Вместо того, чтобы приехать к Малу в свадебной лодке, Ольга одну группу послов хоронит живьем в лодках. А вместо брачной постели Ольга приготовляет дружине Мала смертный одр. Вполне возможно, что черные одеяла, снившиеся Малу, и черный саван во сне Святослава восходят к одному общему мотиву в древнерусской свадебной лирике. Вариантом этого мотива может быть черный шелк в вышеприведенных песнях.

Рассматривая связи между сном Святослава и сном невесты в свадебных песнях, не следует забывать, что толкование сна Святослава боярами кончается мотивом поющих готских девиц, основанным на пении девицами слав и корильных песен на свадебном пиршестве:

...и въ морѣ погрузиста,
и великое буйство подасть Хинови.
Уже снесеся хула на хвалу,
уже тресну нужда на волю,
уже връжеса дивь на землю.
Се бо Готския красныя дѣвы въспѣша
на брезѣ синему морю,
звоня Рускымъ златомъ.
Поютъ время Бусово,
лелѣютъ месть Шароканю;
а мы уже, дружина,
жадни веселия.

Метафорическое изображение Святослава как невесты продолжается в «золотом слове» великого князя. Подобно невесте, которая обращается в своих плачах сначала к родителям, а потом к брату и подругам, Святослав обращается сначала к двум Святославичам, а потом к брату и другим князьям.17 Очень часто невеста в своем плаче жалуется на то, что брат отсутствует и не может защищать ее от «чужого чуженина».18 Подобно этому брат Святослава отсутствует:

А уже не вижду власти
и много вои
сильнаго и богатаго брата моего Ярослава
съ Черниговьскими былями...19

- 136 -

Формула «изрони злато слово съ слезами смешено» восходит к свадебной песне, в которой невеста «роняет слезы через злато и жемчуг», привезенные женихом в качестве подарков. Невеста не хочет расставаться с родным домом и в плачах своих упрекает родителей в том, что рано отдают ее замуж. Слово «клевить», или «квелить» (‘заставить плакать’ — разновидность глагола «цвелити» в речи Святослава), употребляется в связи с невестой в свадебном обряде русского севера. Мать «кливит» невесту, когда кладет ей плат на голову и объявляет, что пора ей выходить замуж.20 Именно такой свадебный контекст лежит в основе обращения Святослава к Игорю и Всеволоду: «О моя сыновчя, Игорю и Всеволоде! Рано еста начала Половецкую землю мечи цвѣлити...» Как правило, глагол «цвелити» (или «квелити») употреблялся в связи с детьми и женщинами. А наибольшее значение имеет употребление этого глагола в «Сказании о Мамаевом побоище», лексика которого так тесно связана с лексикой «Слова». В «Сказании» же это именно русские женщины умоляют Дмитрия Ивановича защищать их, чтобы татары их «не квелили»:

Замкни, князь великий Дмитрей Ивановичь, Оке-реке
ворота, чтобы потом к нам погании татаровя на
Рускую землю не ездили, а нас не квелили по своих
государех, а детей бы наших сиротством не
скитались без своих отцов.21

Метафора «Половецкую землю мечи цвелити», столь похожая на формулу «трепати мечами», основана на той же свадебной лирике, относящейся к невесте. Словно невеста, Святослав обращается к двум князьям с упреком, что «рано» начали «цвелити» врага. Так же, как невеста обращается к родителям, Святослав обращается к двум князьям — именно как к родственникам («О моя сыновчя...»).

Вскоре потом он им говорит:

Ваю храбрая сердца
въ жестоцемъ харалузѣ скована,
а въ буести закалена.
Се ли створисте
моей сребреней сединѣ?

- 137 -

Эти слова имеют близкие параллели в похоронных и свадебных плачах.22 Метафора «Слова» скорее всего является эпической переделкой мотива из свадебного плача, в котором невеста упрекает родителей в жестокости, например:

Ты родимый батюшка, Не ходи к дубову столу, Не примай золотой чары, Ты не пей зелена вина, Не пропей меня молоду, Мою русую косоньку, Мою девью-то красоту На чужу дальню сторону Ко чужому чуженину! Как чужой он чуженин Без плеточки выучит,

Без морозу сердце вызнобит. У родимого батюшка У его сердце каменно, В золезо сковано, В булате сварено. Он сходил к дубову столу, Он принял золоту чару, Он выпил зелено вино, Он пропил меня молоду На чужу дальню сторону.23

В приведенном тексте, как в свадебных причетах многих районов, невеста порицает родителей за то, что допустили расплетение ее «русой косы», главного символа ее девичества. Такой же порицающий тон звучит в словах Святослава: «Се ли створисте моей сребреней сединѣ?» Может быть (хотя, конечно, нельзя этого доказать), эти слова подсказаны формулой из средневекового плача невесты. Эта формула могла выглядеть примерно так: «Се ли створиста моей русой косе?»

В призыве Святослава к брату и другим князьям есть другие возможные связи со свадебным обрядом. Например, метафора «На ниче ся годины обратиша!» может быть связана с обычаем выворачивать наизнанку кожух или шубу в разные моменты свадебного обряда. Широко распространен обычай расстилать на полу кожух, вывернутый шерстью вверх, для благословения жениха и невесты перед отъездом в церковь. Во многих местностях мать жениха встречает свадебный поезд у ворот, одетая в кожух, вывернутый наизнанку.24 Подобный обычай упоминается в описании свадьбы князя Василия Ивановича с Еленой Глинской (1500 г.): ...и какъ дойдутъ до постелѣ и в тѣ поры тысяцкаго жена положитъ на себѣ двѣ шубы, одну по обычаю, а другую на изворотъ, и будетъ изъ мисы осыпать великаго князя и великую княгиню у дверей сѣнника...25

Обычай выворачивать кожух или шубу наизнанку на свадьбе восходит к древним магическим представлениям, но также символизирует переход невесты в другой дом, подобно тому как метафора Святослава о «вывернутом наизнанку времени» указывает на новый, печальный этап в истории Киевской Руси.

Сноски

Сноски к стр. 133

⁹ См.: Алексеев М. П. К «Сну Святослава» в «Слове о полку Игореве». — В кн.: Слово о полку Игореве: Сборник исследований и статей / Под ред. В. П. Адриановой-Перетц. М.; Л., 1950, с. 226—248; Перетц В. Слово о полку Ігоревім: Пам’ятка феодальної України — Руси XII віку. Київ, 1926, с. 238—259.

¹⁰ Смоленский этнографический сборник / Сост. В. Н. Добровольский, ч. 2 (№ 522). — В кн.: Записки Русского Географического Общества. СПб., 1893, т. 23, вып. 1, с. 217.

¹¹ Песни, собранные П. Н. Рыбниковым. 2-е изд. М., 1910, т. 3, с. 97.

Сноски к стр. 134

¹² Киркор А. Этнографический взгляд на Виленскую губернию (окончание). — Вестник Императорского Русского Географического Общества (1857). СПб., 1858, ч. 21, с. 333.

¹³ Народные лирические песни. Л., 1961, с. 267—268. В неопубликованном плаче невеста рассказывает о своем сне: о том, как отчий дом разваливается и птицы в кустах поют грозные песни (ИРЛИ, фольклорный архив, колл. 5, п. 8, 8 д., № 30, л. 133).

¹⁴ См.: Лихачев Д. С. Комментарий исторический и географический. — В кн.: Слово о полку Игореве / Под ред. В. П. Адриановой-Перетц. М.; Л., 1950, с. 425—426 (Сер. «Лит. памятники»); Слово о полку Игореве / Ред. древнерус. текста и пер. С. Шамбинаго и В. Ржиги; Переводы С. Шервинского и Г. Шторма; Статьи и коммент. В. Ржиги и С. Шамбинаго; Ред. и вступит. статья В. Невского. М.; Л., 1934, с. 283.

Сноски к стр. 135

¹⁵ См.: Летописец Переяславля-Суздальского, составленный в начале XIII в. (между 1214 и 1219 гг.), издан К. М. Оболенским. М., 1851, с. 11.

¹⁶ См.: Лихачев Д. С. «Слово о полку Игореве» и культура его времени. Л., 1978, с. 229—234.

¹⁷ См. описания русского свадебного обряда у П. В. Киреевского (Песни, собранные П. В. Киреевским: Новая серия. М., 1911, вып. 1).

¹⁸ См., например: Живая старина, 1915, вып. 1—2, с. 37.

¹⁹ В первом издании слова «и много вои» помещены между словами «богатаго» и «брата».

Сноски к стр. 136

²⁰ См.: Мехнецов А. М., Балашов Д. М., Калмыкова Н. И., Марченко Ю. И. Кокшеньга I (рукописные материалы лаборатории народного творчества Ленинградской консерватории, кассета № 2). Записано 7.VII.82 в Шардонеме (Пинежский район). См. также народные песни, в которых разновидности слова «квелить» связаны с невестой: Народные песни Вологодской области / Сост. А. Мехнецов. Л., 1981, с. 74 (№ 53).

²¹ Такой текст читается в плаче русских жен в одном из списков «Сказания о Мамаевом побоище», где он является вставкой из не дошедшего до нас списка «Задонщины». См.: Дмитриев Л. А. Вставки из «Задонщины» в «Сказании о Мамаевом побоище» как показатели по истории текста этих произведений. — В кн.: «Слово о полку Игореве» и памятники Куликовского цикла / Ред. Л. А. Дмитриев, Д. С. Лихачев. М.; Л., 1966, с. 429.

Сноски к стр. 137

²² Шептаев Л. С. Заметки к древнерусским литературным памятникам. — ТОДРЛ, М.; Л., 1957, т. 13, с. 427.

²³ Великорусс в своих песнях, обрядах, обычаях, верованиях, сказках, легендах и т. п.: Материалы, собранные и приведенные в порядок П. В. Шейном. СПб., 1900, т. 1, вып. 2, с. 454, № 1554.

²⁴ Песни, собранные П. В. Киреевским: Новая серия, вып. 1, с. 53.

²⁵ Сказания русского народа, собранные И. Сахаровым. СПб., 1849, т. 2, с. 42.