79

СУЛАКАДЗЕВ Александр Иванович (1771, с. Пехлеца Рязан. губ. — 3(15).IX.1830, Петербург?) — коллекционер, историк и археограф-дилетант. Отец — И. Г. Сулакадзев, рязан. губерн. архитектор (см. составленный А. Сулакадзевым «Летописец рязанский от 860 до 1818 окт. 11», хранящийся в ГПБ, ф. 96, дело 14, л. 35), был потомком груз. выходцев — дворян Цулукидзе, по-видимому, прибывших в Россию при Петре I с царевичем Вахтангом VI. Он учился в Моск. университ. гимназии вместе с Фонвизиным и Новиковым. Фамилия Сулакадзева писалась различно — Селакаций, Селакадзев, Салакадзев, Суллакадзи, Соликадзев, но подлинная его подпись — Сулакадзев.

Сулакадзев (сын) в 1825 был чиновником Комиссии погашения долгов; в 1827 представлен к чину титулярного советника. Жена его, Софья-Вильгельмина Шредер имела в Петербурге деревянный дом — № 35 в первой роте 4 квартала Семеновского полка. На этом основании, вслед за Г. Р. Державиным, принято было считать Сулакадзева отставным гвардейцем, однако это не подтверждается никакими документами.

Сулакадзев известен как коллекционер древностей и рукописей. Его собр. интересовались Державин, А. Н. Оленин, А. Х. Востоков, Н. М. Карамзин, П. М. Строев, А. С. Шишков, И. И. Дмитриев, Н. П. Румянцев, А. И. Ермолаев, Н. Г. Устрялов. Сохранился каталог книг б-ки Сулакадзева (ГБЛ, собр. В. М. Ундольского, № 871), где наряду с подлинными древнерус. рукописями перечислены фантастич. названия, сочиненные владельцем собр. После смерти Сулакадзева его рукописи разошлись по разным коллекциям и сейчас встречаются во мн. хранилищах, в том числе в Москве и Петербурге; в РГБ (ГБЛ), РНБ (ГПБ), БАН, в ФИРИ РАН. А. Н. Пыпин в 60-х прошлого века приобрел более полный список книг Сулакадзева под названием «Книгорек, то-есть каталог древним книгам, как письменным, так и печатным, из числа коих по суеверию многие прокляты на соборах, а иные в копиях сожжены, хотя бы оные одной истории касались; большая часть оных писаны на пергамине, иные на кожах, на буковых досках, берестяных листах, на холсте толстом, напитаном составом, и других». Ценя в древнерус. письменности лишь свидетельства о глубокой древности, Сулакадзев снабжал подлинные рукописи собств. приписками, фальсифицировал тексты, писал имена

80

древних владельцев. Напр.: «Лоб Адамль, X века, рукопись смерда Внездилища, о холмах новгородских, тризнах Злогора, Коляде вендаловой и округе Буривоя и Владимира на коже белой», или Церковный устав XIII—XIV в., в конце которого Сулакадзев приписал, что рукопись принадлежала Анне Ярославне, супруге франц. короля Генриха I.

Сулакадзев выступал и как дилетант-драматург. До нас дошли тексты его произведений — комедии «Чародей», оперы «Карачун», драмы «Московский воевода Иосил», напис. в 1804—05 (Архив ФИРИ РАН, ф. 238, № 149/1). Предпринимал он и ист. исследования, составил «Опыт древней и новой летописи Валаамского монастыря», где ссылался на выдуманные им памятники. Таким же соч. была «Боянова песнь Словену», назв. в «Книгореке» более подробно «Боянова песнь в стихах выложенная им, на Словеновы ходы, на казни, на дары, на грады, на волхвовы обаяния и страхи, на Злогора, умлы и тризны, на баргаменте разными малыми листками, сшитыми струною. Предревнее сочинение от 1-го века, или 2-го века». Боянова песнь, или Боянов гимн, как его было принято называть, сочинен был ок. 1810, т. е. уже после публикации С., откуда было заимствовано имя Бояна. Как отметил Ю. М. Лотман, Боян «прочно и безоговорочно вошел в литературу раннего русского романтизма»; «в Бояне видели великого скальда древности, стремясь воссоздать его биографию и облик, или нарицательное имя, обозначающее древнерусских поэтов вообще». Боян Сулакадзева похож на сканд. скальда: это суровый воин, одетый в звериные шкуры, лишившийся в битвах слуха. Гимн состоит из довольно бессвязных отрывочных предложений, из которых можно почерпнуть сведения о Бояне — потомке Словена, сыне Буса, внуке Злогора. Этот образ хорошо был знаком читающей публике по Оссиановым песням. Верный своей склонности к таинственным и малопонятным письменам, Сулакадзев создал особый шрифт, который определил как «буквы рунические и самые древние греческие».

Текстом Боянова гимна заинтересовался Державин, приведя фрагмент из него в своем «Рассуждении о лирической поэзии или об оде», напечат. в «Беседе любителей русского слова» (1812. № 6). Незадолго до смерти Державин вновь обратился к тексту гимна, но не смог отыскать его списка среди своих бумаг. В письме от 8 июля 1816 он просит В. В. Капниста сходить к Сулакадзеву и попросить у него новый список. Таково, вероятно, происхождение обнаруженного Лотманом в бумагах Державина полного текста Боянова гимна, напис. Сулакадзевым на бумаге кон. XVIII в. (ГПБ, архив Г. Р. Державина, ф. 247, т. 39, л. 172—174). В заголовке Сулакадзев сообщает, что оригинал — «рукопись свитком на пергамине писана вся красными чернилами». Экз. Державина писан в два столбца: на левой стороне — «рунические» письмена, на правой — перевод на совр. яз. Перевод Сулакадзева выглядел так: «Умочи Боянъ сновъ удычъ» — «Умолкни, Боян, снова воспой», «А комъ плъ блгъ тому» — «Кому воспел, тому добро», и пр. Др. соч. этого же рода, напечат. Державиным, были «Перуна и Велеса вещания в Киевских капищах жрецам Мовеславу, Древославу и прочим» (у Державина они превратились в новгородских жрецов). На таком же псевдодревнерус. яз. были написаны «Оповеди» по истории о-ва Валаам.

Тем не менее некоторое время не только Державин, но и такие знатоки древнерус. письменности, как Е. Болховитинов и Карамзин, допускали

81

возможность существования подобных древних соч. Пожалуй, только Оленин с самого начала с иронией отзывался о Бояновом гимне (см. его письмо Ермолаеву и К. М. Бороздину от 21 марта 1811).

По мнению Н. Н. Воронина, Сулакадзев является автором еще одного соч., найденного в архиве крестьянина, «ростовского летописца XIX в.» А. Я. Артынова, рукою которого оно переписано под названием «Сказание о Руси и о вечемъ Олзе списано съ харатейнаго листа ветхости его ради а списано верно тожь. Сказание о томъ како уставися прозвание Руси». В дошедшем до нас тексте о вещем Олеге не говорится ничего. Первая часть соч. посвящена истории древних славян и каким-то священным курганам Ярилы, скрывающим сокровища. Эта часть мало понятна, написана крайне сумбурно, полна явно сочиненных слов и плохо поддающихся толкованию фраз. Сопоставление этого текста с Бояновым гимном и Оповедью о начале Валаамского монастыря дало основание Воронину атрибутировать «Сказание» Сулакадзева. Вторая часть соч. — «Сказание о Крепкомысле» — старейшине новгородском и о происхождении имени Русь — стилистически отличается от первой и представляет собой более связный рассказ. Воронин определил источники этой фальсификации — «Русскую правду», С. и какой-то более поздний памятник, типа «О истории еже о начале Руския земли и создании Новаграда». Реминисценции из С. в первой части «Сказания» очевидны: «Въ ты веки начатные, въ ты рокы усобные, в ты леты не плодные. Был страхъ и по градом старым и по градомъ Ладогам и страх был от меча и огня и быша дивь знамени во облацехъ...», «Словены бегоша неторными дорогами, а болоты и лесами, и когда объстраняшесь от лютой карны они на пути биша и ланей къмолыхъ и буй туровъ рогатыхъ...» и пр. Из С. почерпнуты образы мифол. и животного мира (Див, Хорс, Карна), отд. слова и обороты. Воронин отмечает более высокий «источниковедческий» уровень этой подделки по сравнению с др. фальсификациями Сулакадзева.

Если брать в расчет иронич. высказывания Оленина о «музее» Сулакадзева, анекдоты современников о возглавляемом им об-ве «белой магии» и большом чучеле крокодила, висящем на потолке в его доме, то перед нами предстанет фигура невежественного обманщика. С др. стороны, б-ка, которую Сулакадзев собирал 30 лет, насчитывала 1438 рус. книг, 212 нем., 198 франц., 76 лат., 9 польск., 6 англ. и др. Он знал латынь и греческий, несколько европ. яз. Его записные книжки-дневники (11 — в ГБЛ, ф. 96, д. 27, 87; ф. 344, д. 314, 1817—22, 1825—27; 4 — в ФИРИ РАН, ф. 238, оп. 2, № 149/2, 1821, 1824, 1828; 1 — в ГПБ, собр. Михайловского, О. № 96, 1828) содержат выписки из различных журналов, записи событий, анекдотов, собранные суждения. Они свидетельствуют о широких интересах Сулакадзева — сюда относятся история, междунар. отношения (дела турецкие), нумизматика, химия, горное дело, ономастика, этимология.

Таким образом, Сулакадзев был довольно образованным для своего времени человеком. Но как собиратель древнерус. рукописей он оставался дилетантом и, к несчастью, не понимал подлинного их значения. Он не отличал оригинала от списка и на рукописи XIV в. ставил дату X в. Искажая подлинные приписки, Сулакадзев фабриковал сенсации, напр. сведения о воздухоплавании в России XVIII в. (БАН, Собр. текущих поступлений, № 637). Пыпин так охарактеризовал мотивы деятельности Сулакадзева: «По-видимому, в своих

82

изделиях он гнался прежде всего за собственной мечтой восстановить памятники, об отсутствии которых сожалели историки и археологи; вывести на сцену самого Бояна, о котором лишь неясно говорило „Слово о полку Игореве“; объяснить древние события, о которых не осталось никаких сведений... Древность представлялась Сулакадзеву в таинственных и фантастических очертаниях: без сомнения, до него дошли творения Оссиана; ему помнилось „Слово о полку Игореве“». В. Ф. Покровская считает, однако, что действовал Сулакадзев далеко не бескорыстно, предлагая доверчивым людям купить его подделки.

Писания Сулакадзева являются примером того, как представляли себе древнерус. памятники даже интересующиеся прошлым люди на рубеже XVIII и XIX вв.

Лит.: Евгений (Болховитинов). 1) Боян // СО. 1821. Ч. 70. С. 174—175 (или Словарь русских светских писателей..., писавших в России. М., 1845. Т. 1. С. 59—60); 2) Письма к Г. Н. Городчанинову // СОРЯС. 1868. Т. 5, вып. 1. С. 56—57; 3) Письма В. Г. Анастасевичу // Рус. архив. 1889. Год 27. Кн. 2, № 5. С. 27, 62—63; Карамзин Н. М. Письма // Там же. 1866. Год 4. № 2. С. 231, 234; Соч. Г. Р. Державина с объяснениями и примеч. Я. Грота. СПб., 1871. Т. 6. С. 339; СПб., 1872. Т. 7. С. 586—587; Переписка А. Х. Востокова с объяснит. примеч. И. Срезневского // СОРЯС. 1873. Т. 5, вып. 2. С. 49, 389—392, 412; Барсуков Н. П. 1) Жизнь и труды П. М. Строева. СПб., 1878. С. 238—239; 2) Жизнь и труды Н. П. Погодина. СПб., 1893. Т. 7. С. 247; Пыпин А. Н. Подделки рукописей и народных песен. СПб., 1898. С. 1—22; Сперанский М. Н. 1) К истории русских рукописных подделок // Докл. АН СССР. 1928. Сер. В. № 9. С. 181—184; 2) Русские подделки рукописей в начале XIX века (Бардин и Сулакадзев) // Проблемы источниковедения. М., 1956. Вып. 5. С. 44—46, 62—74, 90—101; Прийма Ф. Я. Наблюдения А. Н. Оленина над «Словом о полку Игореве» // ТОДРЛ. 1953. Т. 9. С. 43; Лотман Ю. М. «Слово о полку Игореве» и литературная традиция XVIII — начала XIX в. // Слово. Сб. — 1962. С. 396—404; Берков П. Н. О людях и книгах: (Из записок книголюба). М., 1965. С. 35—43, 137—138; Воронин Н. Н. «Сказание о Руси и о вѣчемъ Олзѣ» в рукописях А. Я. Артынова: (К истории литературных подделок начала XIX в.) // АЕ за 1974 г. М., 1975. С. 180—188; Смирнов И. П. О подделках А. И. Сулакадзева древнерусских памятников (место мистификации в истории литературы) // ТОДРЛ. 1979. Т. 34. С. 200—217.

М. Д. Каган