- 293 -

СИНТАКСИС «СЛОВА» изучался не столь масштабно и последовательно, как др. стороны его языковой организации.

Наиболее полный, во многом фронтальный анализ синтаксиса С., проведенный под ист.-систематизир. углом зрения, впервые был осуществлен акад. С. П. Обнорским в его известных «Очерках по истории русского литературного языка старшего периода» (С. 164—181). Придавая важное значение собственно синтаксич. описанию, которое удовлетворяло бы внутр. запросы ист. синтаксиса как науки, Обнорский тем не менее подчиняет его решению более значит. задачи, связанной с аргументир. оценкой истоков и состояния древнерус. культуры, в особенности в той ее части, которая тесно соприкасалась с объяснением происхождения древнерус. (общевосточнослав.) лит. яз.; в С., как и в соч. Мономаха, «перед нами основной и величайшей ценности материал для суждения о русском литературном языке старшей поры» (С. 133).

Синтаксич. наблюдения Обнорского поставлены на прочную формальную основу: характеризуются не столько собственно синтаксич. единицы (разного типа предложения в совокупности выражаемых ими отношений), сколько те компоненты, из которых они складываются,

- 294 -

т. е. как бы реализуется лексико-морфол. подход к синтаксису. Так, предлагается исчерпывающий разбор собират. сущ., которые, выступая в роли подлежащего, предопределяли возможности согласования с ними сказуемого; форм прямого объекта в зависимости от того, одушевленными или неодушевленными именами сущ. они представлены; падежных и предложно-падежных форм с древними их функциями (дат. принадлежности, род. партитивного, род. беспредложного, дат. беспредложного, вин. беспредложного); предлогов в характерных функциях; сочетаний страдат. прич. в их лексико-грамматич. соотнесенности и позиции по отношению к определяемому слову, а также по участию и неучастию их в составном сказуемом; прил., употребленных субстантивно; личных мест. 1-го и 2-го лица в роли подлежащего; функционирования притяж. и указат. мест. и т. д.; выявлен весь корпус бессубъектных предложений.

В итоге скрупулезного анализа яз. С. ученый приходит к выводу, что «синтаксис предложения носит в памятнике в основном те же особенности, которые характеризуют и иные оригинальные русские памятники старшей поры, только здесь, в памятнике художественного литературного языка, они выражены в более широком и цельном виде» (С. 175). Констатируется полное преобладание сочинения над подчинением, что объясняется «повествовательным» жанром памятника. По той же причине «известное сочетание предложений, связанное единством целого, очень часто выражается как сумма внешне не спаянных между собою, как бы самостоятельных предложений, в совокупности образующих период» (Там же). Отмечается большее распространение среди сочинит. союзов а, и, нъ; выявляется состав и частота повторяющихся предлогов, встречающихся в памятнике частиц, междометий и проч. Представлены сведения о порядке следования определяющего и определяемого, подлежащего и сказуемого, прямого и косвенного объекта по отношению к сказуемому, тех или иных падежных форм и т. д. Тщательность анализа во всех случаях подкрепляется точными числовыми данными.

В завершение сугубо грамматич. наблюдения и выводы увязываются с нар.-поэтич. источниками памятника, его происхождением и местом в истории рус. культуры.

Более частный характер имеют др. исследования синтаксиса С. Так, статья А. Б. Никольской представляет собой критич. анализ статьи Е. Гофмана «Beobachtungen zum Stil des Igorliedes», опубл. в Берлине в 1922—23. Полемизируя с Гофманом, рецензент показывает неудовлетворительность как принятой им методики исследования, так и выводов, к которым он приходит. Касаясь выделения нем. исследователем в тексте С. «двучленных, трех-, четырех- и пятичленных предложений», простейшей формой которых признана «двучленность, выражающаяся наличием двух параллельных членов», подчеркиваемая нередко одинаковым началом обеих частей («Ту ся копіемъ приламати, ту ся саблямъ потручяти»), Никольская упрекает его в том, что в вычленяемых им конструкциях обнаруживаются отд. формы с сомнительными толкованиями (С. 459). Однако возражение едва ли может повлиять на существо принципиальных синтаксич. оценок. Подробно комментируются наблюдения Гофмана над синтаксич. организацией в С. обращений к князьям; фрагментов, построенных в форме диалогов; цитат из Бояна. Имея в виду ту часть статьи, в которой стиль С. сравнивается со стилем былин, Никольская не без основания считает произвольным и недостаточным обращение автора лишь к тексту былины

- 295 -

«Михайла Потык». Столь же произвольным признается сопоставление С. с «Девгениевым деянием». Аналогично оцениваются и те разделы статьи, в которых прослеживаются линии воздействий на стиль С. со стороны уст. отеч. поэзии, визант. лит-ры, а также сканд. эпоса (при выявлении истоков «скачкообразности» повествования, характерной для С., по Гофману).

По методике и в рамках круга синтаксич. наблюдений Обнорского выполнены статья Г. А. Пирцхалава, в которой предлагается обзор типов простых предложений и способов выражения в них гл. членов по материалам С., и статья А. Н. Котляренко, прослеживающего некоторые линии становления сложного предложения в великорус. яз. по спискам «Задонщины» с учетом выводов Обнорского по синтаксису С. Более развернутый сопоставит. анализ грамматич. строя «Задонщины» и С. дается в статье Котляренко 1966, в которой синтаксису С. отводится значит. часть (Сравнительный анализ... С. 144—193). Автор подробно рассматривает состав и структуру сказуемого, односоставные личные и безличные предложения, особенности употребления форм косв. пад., согласованное определение, предложения с однородными чл. и сложные предложения. Подтверждается вывод Обнорского о цельности «в своей системе» и архаичности «по самому своему строю» яз. С., выявляется как традиционное в яз. памятников, так и то, что разделяет их в качестве произведений, относящихся к разным ист. периодам (С. 193—196).

В статье Н. Г. Ковининой, А. Я. Скшидло об особенностях выражения атрибутивных отношений в С. уточняются соответств. наблюдения Обнорского.

Основат. анализ свободных и связанных синтаксич. сочетаний, предпринятый на культурно-ист. фоне периода написания С., — предмет обстоят. исследования В. П. Адриановой-Перетц («Слово о полку Игореве» и памятники русской литературы XI—XIII веков. Л., 1968).

Н. М. Дылевский предпринял попытку обобщить противоречивую историю науч. и околонауч. изучения С., систематизировать все факты формально-языкового и ист.-культурного плана, неопровержимо свидетельствующие о его подлинности, привлекая для этого, в частности, списки встречающихся в нем безусловно архаичных сочетаний слов (Лексические и грамматические свидетельства... С. 181—204), графич. и звуковой облик слов, морфологию и синтаксис текста по результатам, полученным Обнорским и его последователями (С. 220—251).

В последнее время возрос интерес к синтаксич. стилистике С. В этом русле исполнены работы Л. В. Савельевой о светотени утверждения / отрицания в яз. памятника и З. К. Тарланова, в которой рассматривается роль инфинитивных предложений как средства объективизации повествования в С.

В целом синтаксис С. в его ист.-структурном плане представляет богатый материал, позволяющий судить как о новых явлениях и тенденциях, так и об унаследованных от старины традициях древнерус. синтаксиса XII в. Наиболее заметная архаич. примета в синтаксисе С. — это его паратаксичность в том смысле, который ей придавался А. А. Потебней. Именно требованиями паратаксич. организации высказывания, свойственной древнейшему языковому строю, объясняются такие черты синтаксиса С., как преобладание сочинения в соединении с бессоюзием над подчинением, частое употребление сочинит. союзов

- 296 -

а, и, нъ, обычность использования их в начинательной функции, повторение союзов, предлогов и частиц при однородных членах, паратаксич. субстантивные сочетания, двойные пад., беспредложные падежные формы, архаичные значения некоторых пад. (дат. принадлежности, род. партитивный и под.), нечленные прил. в атрибутивной функции, повторяющийся параллелизм контактно располагаемых синтаксич. конструкций и др. Обнаруживаемые в синтаксисе С. черты паратаксичности свидетельствуют в свою очередь о подлинности и архаичности памятника.

Столь же примечателен и поэтич. синтаксис С., представляющий высочайшие образцы художественно целеустремленного использования синтаксич. ресурсов и их возможностей для создания компактного и вместе с тем объемного, пронизанного лиризмом и эпич. размахом содержания, которое соответствовало бы отстаиваемой автором памятника ист.-культурной идее. Таковы, в частности, разнообразие отмечаемых в памятнике синтаксич. конструкций, начиная от простейших парных сочетаний слов и кончая сверхфразовыми единствами, симметричность частей многих конструкций, их повторяемость, богатство лирич. обращений, композиционно и идейно обусловленных рефренов, междометных восклицаний, объективизирующих фраз особой модальности (типа «О, стонати Руской земли...»), повторение однотипных синтаксич. позиций, чередование планов повествования, соотносимого с меняющимися членами личной глагольной парадигмы; подчиненный интересам повествования порядок следования отд. структурных компонентов, варьирующийся в соответствии с их потенциями, и т. д. Все это в конечном счете придает тексту С. всеми признаваемую ритмичность. Поэтич. синтаксис С. еще ждет своих исследователей.

Новый подход к анализу синтаксиса С. открывает предположение о диалогическом строении памятника, высказанное Д. С. Лихачевым (см. его статью в сб.: Исследования «Слова»), хотя на первый взгляд трудно отграничить синтаксич. манеру каждого из предполагаемых двух поэтич. голосов.

Лит.: Hofmann E. Beobachtungen zum Stil des Igorliedes // AfslPh. Berlin, 1922. Bd.38. H. 1—2. S. 89—107; 1923. H. 3—4. S. 228—244 [рец.: Никольская А. Б. О стиле «Слова о полку Игореве» // ИОРЯС. 1925. Л., 1926. Т. 30. С. 455—470]; Обнорский. Очерки. С. 3—8, 132—137, 164—181, 193—198; Пирцхалава Г. А. Синтаксические явления «Слова о полку Игореве» // Тр. Сухум. пед. ин-та. Сухум, 1952. Т. 7. С. 120—126; Гринкова Н. П. О языке «Слова о полку Игореве» // Изучение языка писателей: Сб. статей. Л., 1957. С. 25—27; Котляренко А. Н. 1) К истории развития сложного предложения (по спискам «Задонщины») // Учен. зап. ЛГПИ. Л., 1958. Т. 173. Каф. рус. яз. С. 43—54; 2) Сравнительный анализ некоторых особенностей грамматического строя «Задонщины» и «Слова о полку Игорене» // «Слово» и памятники. С. 127—196; Дылевский Н. М. Лексические и грамматические свидетельства подлинности «Слова о полку Игореве» по старым и новым данным // Слово. Сб. — 1962. С. 239—251; Ковинина Н. Г., Скшидло А. Я. О некоторых особенностях выражения атрибутивных отношений в «Слове о полку Игореве» // Учен. зап. Хабаров. гос. пед. ин-та. Хабаровск, 1969. Т. 20 (Сер. рус. яз.). С. 53—57; Лихачев Д. С. Предположение о диалогическом строении «Слова о полку Игореве» // РЛ. 1984. № 3. С. 130—144 (то же: Исследования «Слова». С. 9—28); Савельева Л. В. 1) Светотень утверждения — отрицания в поэтике «Слова о полку Игореве» // ТОДРЛ. 1990. Т. 43. С 148—152; 2) Формы отрицания в русском языке донационального периода. Л., 1990. С. 68—71; Тарланов З. К. Об одном способе объективизации повествования в «Слове о полку Игореве» // ТОДРЛ. 1990. Т. 43. С. 143—147.

З. К. Тарланов