240

РУСИЧИ — этносоциальный термин, встречающийся только в С. Все его употребления включены в воинские описания: «...съ вами, русици, хощу главу свою приложити, а любо испити шеломомь Дону» (С. 6); «Русичи великая поля чрьлеными щиты прегородиша, ищучи себѣ чти, а князю — славы» (С. 10); «Дѣти бѣсови кликомъ поля

241

прегородиша, а храбріи русици преградиша чрълеными щиты» (С. 13); «...ту кроваваго вина не доста; ту пиръ докончаша храбріи русичи: сваты попоиша, а сами полегоша за землю Рускую» (С. 18). В этих контекстах Р. — определенная часть, функционально-профессиональная группа: рус. воины как члены полка в их противопоставленности кочевникам. В композиции С. термин приобретает многоплановое содержание, соединяя этнич., полит., территориально-геогр. и культурно-вероисповедальный смысл. Название Р. перекликается с именованиями «Русская земля» и «христьяны» (= рус. народ), хотя и не тождественно им по значению: последние обозначают весь православный народ — именно население Руси, которое защищают от посяганий «князи и дружина». Идейная установка выражается и в словосочетании «русские сыны», контекст и пафос которого близок по значению Р.: «Немизѣ кровави брезѣ не бологомъ бяхуть посѣяни, посѣяни костьми рускихъ сыновъ» (С. 36). Таким образом актуальные различия номинации, значения этнич. имени представляют одну из антитез, свойственных худ. системе С., и соответствуют обществ. устройству и соц. представлениям средневековья.

Форма Р. словообразовательно соотносится с названием «русь», употреблявшимся в летописях и как этноним — более на ранних этапах, и как топоним; последнее в С. не употребляется. Слово Р. содержит суф., устойчивый в древнерус. и вообще слав. этнонимии, а также в др. группах словарного состава, в том числе и соц. терминологии древности. Суф. -ич имел в древнерус. яз. разнообразные значения и мог придавать словам разные смыслы. А. В. Соловьев высказывал и обосновывал мнение о связи формы Р. с именем легендарного прародителя Руса. Ученый обследовал широкий материал средневековых памятников, в основном юж. славян: «Сербский язык, так же как и русский, создает особенно много форм для названия родного народа: срб, србин, србаль, срблин, србляк, срблянин, србо, српче, српчичи... язык сербских эпических песен создал форму, неизвестную прозаическому языку, а именно с суффиксом -ичь» (Русичи и русовичи. С. 285). Среди фамилий, упоминаемых в далматинских актах, он отыскал и прозвание Русичь (С. 286). Суффикс -ич Соловьев истолковывал в одном конкретном значении — патронимическом, считая, что «в XII веке племенные названия с окончанием -ич / -ичи еще воспринимались как родовые имена; они применялись ко всем сынам (или потомкам) семьи, рода или племени, восходящим к одному эпониму. Ничто не мешало поэту XII века рассматривать всех „русских сынов“ как потомков легендарного Руса» (С. 281).

Предполагаемая зависимость типична для средневекового сознания в общем и созвучна уважительной памяти об «отцах и дедах». Соловьев опирается на ее письм. подтверждения более ранних времен, и его ряд можно углубить вплоть до античности, в этнонимике которой есть объяснения этнонимов через имена собственные. В обоснование патронима Рус Соловьев указывал кроме Великопольской хроники XIII в., повествующей о легендарных братьях Лехе, Русе и Чехе, и на более широкое бытование генетич. версии, «вероятно, возникшей гораздо раньше» (С. 282). Подобные находки важны в общекультурном плане и в этимологич. разысканиях. Но предположение более опирается на заруб. источники, которые могли иметь не одну и ту же этнокультурную направленность. Таким образом, доказательства патронимич. этнонимии

242

С. располагаются за его собственными рамками; бытование и достаточно широкое распространение этой легенды на Руси нуждается в дальнейших исследованиях. Содержательным отражением патронимич. зависимости в С. можно посчитать формулу «русские сыны», однако со словообразоват. точки зрения здесь уместнее было бы «русовы сыны».

В раннем летописании и последующих сохранившихся памятниках такая форма именования вост. славян не употребляется, что является причиной настороженности или скептицизма у ряда исследователей. Др. ученые, отвечая на это, полагают Р. особой эпич. формой этнонима, опираясь на указанные случаи как различные многообразные формы одного этнонима, присущие, напр., серб. нар. поэзии, в частности, формы с суф. -ич, активные в эпосе, как уже сказано. Есть мнение и о том, что это индивидуальное авторское слово, «своеобразная формула высокого слога древнерусского поэта» (Ковалев Г. Ф. Этнонимия славянских языков. М., 1991. С. 46).

Название Р. выступает в двух видах. О соотношении вариантов русици / русичи есть разные мнения: или основная форма — «русичи», а «русици» — ее фонетич. разновидность, или основной является форма «русици». Последнее предположение (Л. В. Милов) основывается на отрицании диалектно-территориального смешения -ч / ц- и на возможных неясностях небрежного почерка древнего списка. Привлекается фрагмент Ипат. лет. под 1287, где прочитывается «русци», в котором видится отражение «иной, нетрадиционной терминологии» и которое отождествляется с формой Р. Однако, в частности, судя по соотношению понятий летописного текста, закономерностям межсловесных и надстрочных знаков, там мы встречаем скорее прил., а не сущ.: «И приеха Володимерь. Еха во (е)пископью ко святе Богородици и созва бояры Володимерьскыя, брата своего. и местиче русции немце. и повеле передо всими чести грамоту» (Ипат. лет. С. 905), ср. на том же летописном листе «князи русции».

Содержательное отличие формы Р. от зафиксир. др. источниками собират. формы «русь» — в возможности расчленения множества, в предположении отд. личности. Это не является единств. исключением. В древнерус. письменности встречается иное обозначение единичности, соотносительное с именем «русь», — «русин». Данное название зафиксировано договорами, судебными уставами, грамотами, но не свойственно др. жанрам письменности, в том числе летописанию.

Термин Р. соответствует определенному этапу этнич. именования восточнослав. общности: выделение единичности из этнич. общности не было широко присуще древней письменности. Слово Р., в отличие от «русин», не обнаруживает ед. ч. и не имеет преимущественной направленности на обозначение отд. личности. Хотя в С. форма Р. не обладает грамматич. собирательностью, но она проявляет значение множественности как единой. В этом смысле она близка к (несобират.) этнониму, подразумевавшему в древности единую совокупность людей не только зависимостью от грамматич. собирательности и вообще менее связанному с грамматич. единичностью. Данная специфика во многом снимает предубежденность в том, что «это собирательное множественное число настойчиво требует единствен. числа на -итинъ» (Unbegaun. Les Rusici-Rusiči... P. 80): выделение единичности не является правилом для этнонимов древнерус. письменности, по крайней мере по

243

сравнению с именами жителей городов. Признак множества характерен для всех употреблений формы Р.: в С. она всегда обозначает княж. рать — сплоченное воинство. Структура текста доказывает это содержащимися в ней синонимич. заменами, подчеркивающими признак цельности. Перед первым употреблением Р. стоят обращения со значением собирательности, называющие неделимое сообщество: «Братіе и дружино! Луце жъ бы потяту быти..., а всядемъ, братіе, на свои бръзыя комони...». Во втором употреблении слово Р. противопоставлено выражению «поганыя плъки половецкыя». Эта семантика развивается и в очередном употреблении «храбрые Р.». По характеру количеств. значения Р. отличается в С. от этнонима «половцы», так как последний обнаруживает выделение единичности из обозначаемого множества (форма ед. ч. «поганый половчине»).

Однако по сравнению с обычным этнонимом «русь» форма Р. имеет в виду известную возможность к детализации количества, поэтому по грамматич. выражению числа ее нельзя напрямую отождествлять с названиями типа «литва», «мордва», как это делал Унбегаун.

Лит.: Unbegaun B. Les Rusici-Rusiči du Slovo d’Igor // RÉS. 1938. T. 18, fasc. l—2. P. 79—80; Соловьев А. В. Русичи и русовичи // Слово. Сб. — 1962. С. 276—298; Гординський С. Назви «Русичі» й «Русовичі» // Укр. вільна Академія наук. Вінніпег (Канада), 1963. Сер. Назвознавство. Ч. 25. С. 9—12; Виноградова. Словарь. Л., 1978. Вып. 5. С. 62—64; Милов Л. В. О «Слове о полку Игореве»: (Палеография и археография рукописи, чтение «русичи») // История СССР. 1983. № 5. С. 82—106.

В. Н. Шапошников