- 293 -

МЫСЛЬ. Слово М. употреблено в С. пять раз: «Боянъ бо вѣщій, аще кому хотяше пѣснь творити, то растѣкашется мыслію по древу, сѣрымъ вълкомъ по земли, шизымъ орломъ подъ облакы» (С. 2—3); «Уже намъ своихъ милыхъ ладъ ни мыслію смыслити, ни думою сдумати, ни очима съглядати» (С. 20); «Великый княже Всеволоде! Не мыслію ти прелетѣти издалеча, отня злата стола поблюсти?» (С. 28); «А ты, буй Романе, и Мстиславе! Храбрая мысль носитъ васъ умъ на дѣло» (С. 31); «Игорь спитъ, Игорь бдитъ, Игорь мыслію поля мѣритъ от Великаго Дону до Малаго Донца» (С. 40).

В «Словаре» С. 4 фрагмента приведены под значением «воображение, творческое воспроизведение, представление», а фрагмент со с. 31 приведен под значением «замысел, намерение, умысел».

Особого внимания заслуживает слово М. первого фрагмента, вызвавшее до сих пор не прекращающуюся дискуссию. Выражение «растѣкашется мыслію по древу» первоначально переводили так: «носился мыслию (мысленно) по дереву (деревьям, лесам)». Однако данная фраза смущала мн. исследователей. Барсов, в частности, писал: «Что в самом деле может значить движение мыслию по древу? Все попытки как бы то ни было осмыслить это выражение оказываются неудачными». В связи с этим рано возникло предположение, что в самом тексте скрывается какая-нибудь описка или ошибка. Полевой в 1833 предположил, что под мыслию здесь следует разуметь какого-нибудь зверька или птичку, «ибо тут видимая постепенность сравнений»: облака, земля, дерево — орел, волк, мысль (?). Согласившись с этим соображением Полевого, некоторые переводчики заменяли слово М. словами «соловей» (Н. Павлов, А. Скульский), «рысь» (Корш), «бусый горностай» (Андриевский). Однако все указанные замены

- 294 -

были произвольными, поскольку невозможно было обосновать их палеографически. Этого недостатка лишена догадка Н. Корелкина, предложившего вм. слова М. читать сходное с ним диалектное слово «мысь», означающее «белка». Корелкин сослался на бытование этого слова в Опочецком у. Псковской губ. Барсов сообщил, что, по словам П. И. Савваитова, мысью называют белку и в некоторых местах Новгородской губ. (Слово. Т. 2. С. 130). Известно это слово в том же значении и в среднеуральских говорах (Словарь русского языка XI—XVII вв. М., 1982. Вып. 9. С. 334). Вероятно, на основании сообщения Корелкина слово «мысь» в значении «белка» попало в словарь В. И. Даля с указанием на его бытование в Опочецком у. Псковской губ. (Даль В. И. Толковый словарь живого великорусского языка. М., 1955. Т. 2. С. 365). Конъектура Корелкина была принята мн. исследователями, в том числе и Вс. Миллером, который предположил, что «мысь» означает не простую белку, а ту ее разновидность, которая называется у нас полетушей, летягой или просто летучей белкой (Взгляд. С. 61).

Н. М. Егоров, соглашаясь с тем, что М. следует читать как «мысь», полагал, что слово это означает в С. не белку-летягу, а лесную мышь. Однако доводы его неубедительны. Сомневаясь в существовании слова «мысь» в значении «белка», некоторые исследователи, в частности Виноградова, полагали, что Корелкин принял за новое слово диалектную фонетич. форму слова «мышь», объясняемую меной ш на с в псковских говорах.

Барсов предположил, что в авторском тексте читалось «мысль мысию», но поскольку первое слово было написано под титлом с выносным л, то из стоявших рядом двух слогов мыс- один был переписчиком опущен, в результате чего вм. двух слов в тексте оказалось одно — «мыслию». По гипотезе Барсова, подлежащим в оригинале было слово М.: именно М. Бояна «растекалась» в образе мыси, волка и орла.

Сходной точки зрения придерживалась Виноградова. Однако, по ее мнению, автор уподобил здесь М. Бояна не белке, а соловью, как и в др. фрагменте С. Боян растекался М.: (соловьем) по древу, серым волком по земле, сизым орлом под облаками. Объясняя отсутствие в тексте слова «соловьем», исследовательница предлагает две версии: либо оно было опущено автором, поскольку и без того ясно, кто мог «растекаться по древу», либо было утрачено при переписке. О. Н. Трубачев пытался примирить оба прочтения («мыслию» и «мысию»). Он предполагает существование в праслав. яз. слова *mys-tl, означавшего мелкого зверька, которое затем упростилось в *myslь, подобно тому как «лѣторастль» в «лѣторасль». В свою очередь «мысль» (в значении «мелкий зверек», «белка») превратилась, по словам Трубачева, в «мысь» и в этой форме сохранилась в говорах XIX в.

По мнению А. Чернова, отметившего характерную для С. многозначность, слово М. могло означать одновременно и «мысль» и «мысь». Среди исследователей, отстаивавших чтение «мыслию», следует выделить М. Халанского и Шарлеманя, которые понимали под «древом» муз. инструмент, на котором играл Боян (Халанский — гусли, Шарлемань — лютню). «Растекаться мыслию по древу», по словам Халанского, — «значит разбегаться мыслию по гуслям, по струнам, соображая слова песни и мелодию и беря первые аккорды, как поют теперешние бандуристы» (Южнославянские сказания... С. 216).

- 295 -

Скорее всего, в авторском тексте читалось все же слово «мысь». Об этом говорит прием параллелизма, использованный в рассматриваемом фрагменте, свидетельствующий о том, что наряду с волком и орлом здесь упомянут зверек или птичка, так же прочно связанный в нашем сознании с деревом, как орел с небом, волк — с землей. Таким зверьком и является белка. Особенно убедительным выглядит в данном фрагменте чтение «мысь» в значении «белка», если учесть, что здесь упомянуто не простое дерево, а «мировое древо», отражающее космологич. представления язычников (см. Древо). В таком случае формула тройственного превращения Бояна истолковывается как шаманское путешествие Бояна, его «растекание» по мировому древу, по трем сферам космоса: в образе орла (символа неба) — под облаками, в образе волка (символа земли) — по земле, в образе белки (медиатора между верхом и низом) — по стволу мирового древа. Именно эти зооморфные образы в сказаниях о мировом древе представляют три сферы мироздания (см. статьи Шарыпкина и Е. Л. Мороз) и единственно возможны в данном контексте. Такое толкование образа Бояна подтверждается тем, что и в др. фрагментах С. он выступает как обладатель сверхъестественных способностей (см., напр., эпитет «вещий»), как шаман, волхв, основной функцией которого было посредничество между людьми и сверхъестественными силами — богами и духами. (О том, с какой целью автор С. характеризует Бояна как языч. певца-шамана, см. в статье: Соколова Л. В. Зачин в «Слове о полку Игореве» // Исследования «Слова». С. 65—68).

Слово М. появилось в С., вероятно, в результате того, что один из переписчиков принял диалектное слово «мысь» (белка) за фонетич. вариант слова М. и исправил предполагаемую ошибку. Существование фонетич. формы «мысь» наряду с «мысль» засвидетельствовано, как указал Колесов, Житием Кирилла Белозерского.

Лит.: Полевой Н. [Рец. на кн.: Вельтман А. Ф. Песнь ополчению Игоря Святославича, князя Новгород-Северского] // Моск. телеграф. 1833. № 7. Апр. С. 438, примеч.; [Корелкин]. Рец. на кн.: Гербель Н. Игорь, князь Северский. СПб., 1854 // ОЗ. 1854. Т. 93. № 3. Отд. 4. С. 9—10; Буслаев Ф. И. Исторические очерки русской народной словесности и искусства. СПб., 1861. Т. 1. С. 394; Майков А. Н. Слово о полку Игореве с предварительными замечаниями об этом памятнике и примечаниями // Заря. 1870. Янв. С. 127—128; Веселовский А. Н. Новый взгляд на «Слово о полку Игореве» // ЖМНП. 1877. Авг. С. 278; Миллер. Взгляд. С. 62; Барсов. 1) Слово. Т. 1. С. 301—303; Т. 2. С. 128—132; 2) Лексикология. С. 212—214, 487—490; Халанский М. Южнославянские сказания о кралевиче Марке в связи с произведениями русского былевого эпоса. Варшава, 1893. С. 216—217; Жданов И. Н. Литература «Слова о полку Игореве» // Соч. СПб., 1904. Т. 1. С. 428—431; Корш Ф. Е. Слово о полку Игоревѣ. СПб., 1901. С. 1. (Исследования по рус. яз. Т. 2, вып. 6); Лонгинов А. В. Слово о полку Игореве. Одесса, 1911. С. 66; Потебня А. А. Малорусская народная песня по списку XVI в. // Потебня. Слово. С. 229; Соболевский А. И. Материалы и заметки по древнерусской литературе // ИОРЯС. Пг., 1916. Т. 21, кн. 2. С. 212 (Замечание XVIII); Айналов Д. В. Замечания к тексту «Слова о полку Игореве» // Сб. статей к 40-летию ученой деятельности акад. А. С. Орлова. Л., 1934. С. 184—189 («Мысленное древо»); Ржига В. Ф. «Мысленное древо» в «Слове о полку Игореве» // Там же. С. 103—112; Егоров Н. М. Мышью или мыслью? // ТОДРЛ. 1955. Т. 11. С. 13; Kircher G. «Мыслію» und trotzdem «мышью» // Wissenschaftliche Zeitschrift der Fridrich Schiller Universität Jena. 1955. Bd 56. H. 4—5. S. 621—622; Мавродин В. В. Одно замечание по поводу «мыси» и «мысли» в «Слове о полку Игореве» // ТОДРЛ. 1958. Т. 14. С. 61—63; Мещерский Н. А. К изучению лексики и фразеологии «Слова о полку Игореве» // Там же. С. 43—48; Шарлемань Н. В. Заметка к тексту «Растѣкашется мыслию по древу» // Там же. С. 41—42; Чхаидзе М. П. К толкованию одного места в «Слове о полку Игореве» // Тр. Тбилис. ун-та. Тбилиси,

- 296 -

1964. Т. 98. С. 271—276; Виноградова В. Л. 1) Растекаться мыслью по древу // РР. 1971. № 1. С. 81—85; 2) К лексико-семантическим параллелям «Слова о полку Игореве» // Слово. Сб. — 1988. С. 141—146; Колесов В. В. «Растѣкашется мыслию по дрѣву» // Вест. ЛГУ. Л., 1971. № 2. Вып. 1. С. 138—139; Шарыпкин Д. М. Боян в «Слове о полку Игореве» и поэзия скальдов // ТОДРЛ. 1976. Т. 31. С. 14—22; Мороз Е. Л. Следы шаманских представлений в эпической традиции древней Руси // Фольклор и этнография. Л., 1977. С. 64—72; Топоров В. Древо мировое // Мифы народов мира. М., 1980. Т. 1. С. 398—406; Гаспаров Б. Поэтика «Слова о полку Игореве». Wien, 1984. С. 139—140; Евсюков В. В. Шаманские реминисценции в древнерусской литературе: («Слово о полку Игореве» и «Задонщина») // Проблемы реконструкций в этнографии. Новосибирск, 1984. С. 80—94; Зайковский В. Б. «Мысль» в «Слове о полку Игореве» // Черниг. обл. конф. — 1986. С. 154—155; Демин А. С. Куда растекался мыслию Боян? // Слово. Сб. — 1988. С. 51—61; Карпунин Г. По мысленному древу: Перечитывая «Слово о полку Игореве». Новосибирск, 1989. С. 346—356.

Л. В. Соколова