- 243 -
МЕТОНИМИЯ В «СЛОВЕ». М. — не качественный (как метафора) по сходству, а количественный перенос по смежности, конечным пределом которого является образование символа, поскольку М. эмблематична
- 244 -
по функции (напр., называет владение вм. владельца, место обитания вм. населяющего его, народ вм. страны или страну по названию народа: «Русская земля» и др. этнонимы в С.). Частные случаи М. — синекдоха (проявляется обычно через имена сущ.) и антономазия (через имена прил.). Метонимич. перенос отражает устойчивые смысловые связи между реальными объектами, а не развивающиеся признаки (как метафора); основа метафоры — ключевые понятия данной культуры (напр., в современной — антропоцентрические), тогда как для М. скорее характерен «производственный» принцип отсчета наблюдаемых признаков; так, для С. центром и основой всего метонимич. плана повествования является дружинная терминология (термины боя, названия оружия и пр.: «итти дождю стрѣлами», вдеть ногу «въ златъ стремень» — выступить в поход, «приломити копіе» и пр.). Средневековая лит-ра насыщена «метонимической образностью» (Б. А. Ларин), и, следовательно, все С. есть «развернутая метонимия» (Бешарова. С. 87). «Преобладающий троп в Слове — не сравнение и не метафора, а метонимия или синекдоха... Таким образом, не только сама метонимия, но „метонимический способ мышления“ могут считаться характерными для Слова о полку Игореве» (Лихачев. «Слово» и культура. С. 241 и 244). Замечено, что особенно часто М. встречается в прямой речи летописных героев — верный знак ее принадлежности живой разг. речи.
Создавая образность худ. текста, М. путем расхождения переносных значений слова одновременно служит для последовательного противопоставления конкретно-бытовых, исходных и отвлеченно-интеллектуальных, переносных значений одного и того же слова, тем самым разрушающего символ, — это семантич. синкретизм метонимич. характера, действительно присущий средневековому образу мышления. Для средневековой мысли важнее не содержание понятия (=признак различения, отражаемый как раз в метафоре), а объем понятия: выявляются все возможные (по смежности) связи реального предметного мира (в отличие от метафоры, оперирующей и случайными признаками сравнения), который и воспринимается в подобии другому, таинственному и неясному; таков принцип действия символа: одно понимается через другое. Первоначально метонимич. перенос и осуществлялся в границах единого семантич. целого (=одного слова), как это имеет место, напр., в метонимич. эпитете.
Примеров М. в С. исключительно много, их можно свести в типичные группы, хотя иногда и сложно отделить метонимич. перенос от синекдохи. Простые случаи М.: «стонати Руской земли»; «страны ради, гради весели»; все сочетания со словами типа «гнездо» («Ольгово хороброе гнѣздо», «не дастъ гнѣзда своего въ обиду», «акы пардуже гнѣздо»); М. и в замене ед. ч. множественным: Всеволод гремит о шлемы мечами булатными, саблями калеными, прыщет стрелами; также и в др. формулах боя, в которых воины и дружина показаны через их оружие («мечи харалужными», «шеломы оварьскыя», «ту ся копіемъ приламати, ту ся саблямъ потручяти», «стоять стязи въ Путивлѣ» и пр.).
Более сложными являются примеры уточнения представленного в тексте символа, обычно в развернутом описании, ср. описание боя: «вѣютъ душу отъ тѣла», «снопы стелютъ головами». «Зелену паполому постла за обиду Олгову» — тоже М.: покров травы над могилой; «не
- 245 -
буря соколы занесе... галици стады бѣжать...» и пр. — не метафорич., а метонимич. план описания; здесь речь идет о буре, которая разметала и соколов и галок, ибо буря — символ битвы (а поэтому вовсе и не буря в прямом смысле слова); метонимически представлено и описание, по видимости напоминающее развернутую метафору: «крычатъ тѣлѣгы полунощы, рци лебеди роспущени...» — утверждение одного через другое поясняется путем метонимич. намеков: телеги — воинский обоз и т. п. Ср. еще описание бегства Игоря со мн. включенными М. («...ему слѣдъ править» — т. е. путь). Метонимич. обозначение паратактической (сложносочиненной) конструкцией, которая была разговорной в отличие от сложных подчинительных предложений, также служит созданию метонимич. плана повествования; напр., при обозначениях различных церк. учреждений, иногда и с опущением нариц. имени, как это и представлено в С.: «Игорь ѣдетъ по Боричеву къ святѣй Богородици Пирогощей».
Наконец, могут быть и спорные случаи. Сочетания типа «кровавыя зори» — М. (Бешарова), но относительного характера, как основанное на сравнении (как кровь) расширение символа (кровь-заря).
В качестве худ. приема для раскрытия (расшифровки) некоторых образов С. давно уже используются параллели из летописных текстов. Все такие примеры оказываются построенными на М. Напр., и в летописи говорится о передовом отряде, который приносит весть о враге («сторожеве приехали»), чему в С. соответствуют выражения «стязи глаголють» — половцы идут; иногда даже полагали, будто в данном случае слово «стязи» использовано вм. слова «стяговники» — расположенные на высоком месте сигнальщики со «стягами» — сигналами; несмотря на некоторые сомнения в правомерности отождествления «сторожей» со «стягом» (Жданов. Литература... С. 420), метонимич. характер выражения «стязи глаголють» остается.
Лит.: Буслаев Ф. Историческая грамматика русского языка (1861). М., 1959. С. 306; Жданов И. Н. Литература «Слова о полку Игореве» // Соч. СПб., 1904. Т. 1. С. 420; Потебня А. А. 1) Слово. С. 125 и др.; 2) Из записок по русской грамматике. М., 1968. Т. 3. С. 163—167; Ларин Б. А. Лекции по истории русского литературного языка. М., 1975. С. 164, 173—177; Лихачев. Устные истоки. С. 61—66, 70—80 (ср.: Лихачев. «Слово» и культура. С. 189, 190, 205, 210, 241—244); Besharov Ju. Imagery of the Igor’ Tale. P. 24, 25, 27, 35, 46, 47, 52, 53, 64, 72, 74—76; Косоруков А. А. Гений без имени. М., 1986. С. 62; Литвиненко Е. А. Метонимия в «Слове о полку Игореве» // Рус. яз. в школе. 1988. № 2. С. 69—73.
В. В. Колесов