187

ЖЛЯ. Слово Ж. употреблено в С. при описании горя, охватившего Русь после разгрома Игорева полка: «А Игорева храбраго плъку не крѣсити! За нимъ кликну Карна и Жля, поскочи по Руской земли, смагу [в Екатерининской копии добавлено: людемъ] мычючи въ пламянѣ розѣ» (С. 20). В Перв. изд. С. запятая поставлена после слова Ж., эта пунктуация сохраняется и в некоторых совр. изд. Однако в большинстве случаев действия Карны и Ж. различаются исследователями: Карна «кликну», а Ж «поскочи», что обусловливает постановку запятой после слова «Карна».

Первые издатели приняли Карну и Ж. за не известных по летописям половецких ханов, «предводителей хищных половцев, без милосердия разорявших тогда землю Русскую» (С. 20). Эту точку зрения разделяли А. С. Шишков, Я. Пожарский, Н. Грамматин, Д. Дубенский и др. В наши дни ее отстаивали Д. В. Айналов и А. Югов. Н. С. Тихонравов предположил, что Карна и Ж. — это испорченные имена половецких ханов, возможно, Кзы (Козы) и Кончака. Это мнение повторили в своих комм. М. А. Максимович, Е. Огоновский и Е. Партицкий. Однако уже в XIX в. мн. исследователи (А. Ф. Вельтман, А. Н. Майков, Н. Павлов, Вс. Миллер и др.) полагали, что «историческое» направление в объяснении данных имен не может быть принято.

188

Как заметил Бицын, о половецких ханах Карне и Ж. в источниках «нет ни слуху, ни духу», а имена Кончак и Гза «поминутно упоминаются в самом „Слове“, и трудно предположить, чтобы в данном месте они были так сильно искажены» (С. 774).

Вельтман во 2-м изд. С. (1866) предложил рассматривать имя Ж. как нарицат., тождеств. слову «желя», употребленному, в частности, в летописях при описании поражения Игоря. В Ипат. лет под 1185, напр., читаем: «В радости место наведе на ны плач, а во веселье место желю» (С. 643). Вельтман перевел слово «желя» как «стенание, жалобы». При этом исследователь считал, что вместо «жля поскочи» следует читать «жля поскоми», т. е. «жалоба застонала по Русской земле» (скомить, скомлеть — тужить, болеть, стонать). «За нимъ», по мнению Вельтмана, следует переводить не великорус. «за ним», а южнорус. «по нем», т. е. по погибшему полку. Майков, поддержав точку зрения Вельтмана, что Ж. — это «желя», переводил последнее как «жалость, плач, печаль, скорбь». Миллер также связывал Ж. со словом «желя», считая Карну и Ж. олицетворением отвлеч. понятий «вроде нужды, хулы, обиды (вступающей девою), печали (жирно текущей по земле русской), пустыни, прикрывшей войско Игоря» (Взгляд. С. 211—212). Эту же точку зрения развивал Ф. Корш. По мнению Бицына, здесь говорится «о той именно жалости и печали, которые потекли по Русской земле, оглашаясь воплями в народе». Бицын первым отметил, что заключит. стихи этого описания (о тоске и печали, текущих по Русской земле) «составляют лишь перифразис начала» (иносказательной фразы о Карне и Ж.). Этот прием, отметил Бицын, певец использует на протяжении всей поэмы. Параллелизм данных фрагментов отмечал также Е. В. Барсов (см. далее), а позднее М. В. Щепкина, для наглядности предложившая два эти фрагмента в своем переводе: «По нем завела плач Карна, // По нем Желя разбросала людям горящие угли... Это русские жены заплакали, застонали города, // Это тоска разлилась, печаль потекла по Русской земле». Н. А. Мещерский и А. А. Бурыкин, авторы комм. к тексту С., изданного в сер. «Б-ка поэта» (1985), определяют Ж. как «олицетворение ритуальной печали, связанной с погребальным обрядом», приведя по словарю В. Даля близкие по форме и значению слова, сохранивш. в рус. говорах: «быть в жали» — находиться в трауре; «жальник» — могила, кладбище; «жалевой» — траурный. Олицетворением скорби, печали, жалости считали Ж. Н. К. Гудзий, Л. А. Булаховский, а также Н. И. Гаген-Торн, настаивавшая на том, что Карна и Ж. — это именно олицетворения, «ожившие символы, не переходящие в мифические образы» (Анимизм... С. 116).

А. С. Орлов, сославшись на «переводы Библии и Флавия» и на запрещавшуюся священниками «желю родам и роженицам», полагал, что Ж., желя значит не только печаль, но и «вопльствие», обычай и обряд оплакивания умерших. К подобному выводу приходит и В. Л. Виноградова. Ссылаясь на приведенный ею пример из Флавия («Первое же принесена ему бысть епистолиа о скончании Феророве, имъ же зело велику желю сътвори над ним»), исследовательница пишет: «Жля (желя) ... является не просто олицетворением скорби, а олицетворением термина „плач по умершему (умершим или убитым, погибшим)“». По ее мнению, «в синонимическом ряде однокоренных синонимов жалоба — жалоща — желя (жля), употребляемых в

189

„Слове“ со значением „горе, несчастье“, слово желя (жля) было самым сильным по степени интенсивности проявления горя, скорби» (О некоторых словах... С. 137). А. В. Лонгинов связывал Ж. с поминальным обрядом тризны: «В образе скачущей Жли можно подметить черты практиковавшегося северянами поминального обряда тризны, позднейшие остатки которого порицал Стоглав» (Слово о полку Игореве: Источники... С. 40). Думается, однако, что на основании употребления слова Ж. в др. памятниках неправомерно делать вывод о значении слова Ж. в С. Слово Ж. многозначно, и в разных источниках оно употреблялось в разных значениях: 1) уныние, печаль; 2) скорбь по умершему, траур; 3) комплекс поминальных обрядовых действий (см. о нем: Рыбаков Б. А. Язычество Древней Руси. С. 118).

В данный момент этимол. связь Ж. со словом «желя» признается большинством исследователей. Но высказывались и др. точки зрения. Д. Д. Мальсагов, А. И. Попов, О. Сулейменов считали слово Ж. тюрк. по происхождению. Попов, напр., полагал, что оно родственно тур. zil — звонок, тарелки; алб. zile — колокольчик; болг. зили́я (зил) — цимбалы, серб. зиле — цимбалы.

Разнообразными точками зрения представлено «мифологическое» направление в истолковании слова Ж. С. Гедеонов и Барсов, ссылаясь на слово «желю», считали Ж. в С. не просто поэтич. олицетворением, а мифич. персонажем. Гедеонов, указывая, кроме того, на языч. богиню Zelu, упоминаемую чеш. хронистом сер. XIV в. Неплахом, и Гелу, упоминаемую Мартином Бельским, полагал, что Ж. и Карна — это злые духи древнеслав. мифологии. Барсов связывал Ж. с погребальным языч. ритуалом и считал ее и Карну мифич. спутницами Девы-Обиды. «Вопленица (т. е. Карна. — Л. С.) вступала в свои права тотчас же по смерти покойника, — пишет Барсов, — Желя же заканчивала погребальный ритуал, разнося сетование по родным и знакомым вместе с погребальным пеплом». По мнению Барсова, в зависимость от Карны и Ж. поставлена переживаемая действительность. «Кликнула Карна — и восплакались жены; скочила Жля по всей Русской земле, разнося погребальный пепел — и потекла скорбь по всей русской земле».

Точку зрения Барсова поддержали С. К. Шамбинаго и В. И. Стеллецкий, изложившие ее в своих комм. Д. И. Прозоровский, исходя из общего смысла фрагмента, видел в Карне и Ж. «мифическое представление бедствий, гениев несчастья, вестников бед» (Новый опыт... С. 59). Д. С. Лихачев определил Карну и Ж. в объяснит. переводе так: «погребальные боги».

Представители «мифологического» направления в объяснении имен Карны и Ж. связывали их не только со слав. мифологией, но и со сканд., рим., тюрк., древнеинд. По мнению П. П. Вяземского, Карна и Ж. — это имя, которое носил мифол. блюститель Кавказских ворот (Карна), и его определение (жалящий), т. е. Карнай жалящий. Партыцкий, в тексте С. менявший имена Карна и Ж. на Кончак и Гза, в комм. отождествлял Карну и Ж. с божествами сканд. мифологии: Карна — это Карь (Кари), злой великан, а Ж. — Лжа, бог огня, и переводил фразу так: «За ним кликну Карь на Лжу...». Лонгинов (1911) привлекал для разгадки имен Карны и Ж. богинь рим. мифологии — Карну и Геллу. Сулейменов имена Карны и Ж. объединял, подобно Вяземскому, в одно: Кара Жлан, которое, по его словам, в переводе с тюрк. означает «черный дракон».

190

Вл. Шелест, С. Кайдаш, М. Е. Устинов объясняют имена Карны и Ж. через «Махабхарату»: Карна — это герой древнеинд. эпоса, сын Солнца, полководец в битве на поле Куру, а Ж. — возничий его боевой колесницы по имени Шалья.

Наиболее убедительной представляется точка зрения тех исследователей, которые считают Ж. в С. мифич. персонажем: персонификацией, олицетворением скорби по умершему. В таком случае Ж. своим «скаканьем» по Руси символизирует скорбь, охватившую Русь после гибели Игорева полка, подобно тому, как вступление на землю Трояню Девы-Обиды (мифич. персонификации раздора) символизирует распри, войны, охватившие Русскую землю.

Действие Ж. («смагу людемъ мычючи в пламянѣ розѣ») исследователи объясняют по-разному, используя при этом разные значения слова «смага».

Лит.: Вельтман. Слово — 1866. С. 55—56; Максимович. Слово — 1859. С. 64; Тихонравов. Слово. С. 38; Вяземский. Замечания. С. 224—227; Бицын. Слово. С. 775, 787; Огоновский. Слово. С. 11, 74; Гедеонов С. Варяги и Русь: Ист. исследование. СПб., 1876. Ч. 1. С. 332; Прозоровский Д. Новый опыт объяснительного изложения «Слова о полку Игореве». СПб., 1881. С. 59; Партыцький О. «Слово о полку Игоревом». Львів, 1884. С. 39; Барсов. 1) Слово. Т. 2. С. 206—210; 2) Лексикология. С. 270—273; Лонгинов А. В. Слово о полку Игореве: Источники и мифология. Одесса, 1911. С. 39—40; Айналов Д. В. Замечания к тексту «Слова о полку Игореве» // Сб. к сорокалетию ученой деятельности акад. А. С. Орлова. Л., 1934. С. 181—184; Югов. Слово — 1945. С. 142—143; Орлов. Слово. С. 113; Щепкина М. В. К вопросу о неясных местах «Слова о полку Игореве» // Слово. Сб. — 1950. С. 194; Мальсагов Д. Д. О некоторых непонятных местах в «Слове о полку Игореве» // Изв. Чечено-Ингуш. НИИ истории, яз. и лит-ры. Грозный, 1959. Т. 1, вып. 2. С. 165; Сулейменов О. Карна Жля // Простор. 1963. № 6. С. 101—102; Попов А. И. Заметки о «Слове о полку Игореве» // РЛ. 1969. № 4. С. 184—185; Гаген-Торн Н. И. Анимизм в художественной системе «Слова о полку Игореве» // Сов. этнография. 1974. № 6. С. 116; Виноградова В. Л. О некоторых словах и выражениях «Слова о полку Игореве» // Слово. Сб. — 1985. С. 137; Мещерский Н. А., Бурыкин А. А. Комментарии к тексту «Слова о полку Игореве» // Слово — 1985. С. 460; Шелест Вл. «Слово о полку Игореве» и «Махабхарата» // Russian Literature. Amsterdam, 1985. Т. 17 (2). С. 145; Кайдаш С. Тайны «Слова», тайны Ярославны // Дет. лит-ра. 1986. № 3. С. 35; Рыбаков Б. А. Язычество Древней Руси. М., 1987. С. 114, 118, 120; Николаева Т. М. Слово о полку Игореве: Еще раз о двоеверии // Этнолингвистика текста: Семиотика малых форм фольклора: Тез. и предварит. материалы к симпозиуму. М., 1988. С. 165—169; Устинов М. Е. Карна, Жля и Каяла // Завещанное: Худ.-публицистич. сб. псковск. литераторов. Л., 1989. С. 230—238; Иванов В., Топоров В. Карна и Жля // Мифологический словарь. М., 1990. С. 275.

Л. В. Соколова