- 10 -
ГАНКА Вацлав (Hanka Václav; 10.VI.1791, Горинвес, округ Градец-Кралове — 12.I.1861, Прага) — чеш. славист и поэт. Происходя из бедной провинц. семьи, Г. до 16 лет оставался самоучкой. Затем он посещал гимназию в Градце-Кралове, а в 1809 стал студентом Карлова ун-та в Праге. В 1813—14 изучал юриспруденцию в Вене. В это время он сблизился с В. Копитаром и Й. Добровским и вскоре стал первым библиотекарем Чешского (в будущем Национального) музея в Праге (где прослужил до конца дней). С 1848 читал лекции по слав. яз. в Карловом ун-те. Чл. ОИДР, имп. АН в С.-Петербурге, Вилен. и Харьк. ун-тов и др. Известный поборник слав. идеи и русофил, Г. ориентировался на рус. правительств. круги и был поощряем из Петербурга различными наградами.
В истории славяноведения Г. остался прежде всего как инициатор и исполнитель поддельных старочеш. текстов, из которых наибольшую роль сыграли рукописи Краледворская («найдена» в 1817) и Зеленогорская. Для этих подделок было использовано С., которое Г. перевел в 1821. Это было первое печатное изд. С. на чеш. яз. (здесь был помещен и нем. перевод).
Г. воспроизвел оригинал С. изобретенной им «всеславянской» азбукой. Это изобретение имело целью способствовать выработке общеслав. лит. яз., о чем заботились многие деятели чеш. нац. возрождения. «Я охотно предложил бы „Игоря“ чехам кирилловскими письменами, — писал Г., — но я опасался, что не достигну этим своей цели: в слове важнее всего звук, а я желал иметь более широкую публику, чем несколько читающих по-русски чехов, поляков и хорватов». Впоследствии Г. пользовался и кириллицей (в 1836 С. было издано кириллицей вместе с Краледворской рукописью). «Латино-славянская» транскрипция Г. была чрезвычайно неудобна: П. Й. Шафарик, напр., писал Я. Коллару в 1826, что не мог принудить себя прочитать С. в изд. Г. (Časopis českeho Musea. 1874. Roč. 48, sv. 1. С. 67).
Вторая задача, поставл. Г. (показать «маленькую разницу (славянских. — А. П.) наречий между собою»), предопределила манеру перевода: Г. старался как можно чаще сохранить рус. звучание. Пользуясь, как и Й. Юнгман, изд. А. С. Шишкова 1805, Г. был гораздо
- 11 -
больше «связан» оригиналом. Отсюда — частые ошибки, иногда анекдотич. характера. Так, слова «Игорь князь» в предложении «Тогда въступи Игорь князь въ златъ стремень...» Г. передает созвучным сочетанием «Igor knez». Его современники могли понимать слово «knez» только в значении «священник» (сам Г. в др. местах пользуется нормальным для чеш. лексики нач. XIX в. словом «kniže»: «Spala knížeti mysl žadost, i žalost jemu znamení zastoupila, zkusiti Donu velikeho»). Буквальное следование оригиналу заставило Г. слово «плък» всюду переводить чеш. «pluk», однако «pluk» — только «полк», «войско», но не «поход». Г. транслитерирует и утраченное чеш. яз. слово «chrabrý», хотя в заметке по поводу С. употребляет «srdnatý» («Krok». Praha, 1821. D. 1. Č. 1. S. 81—85). Русификация касается даже грамматики: вм. «jsi» (личное местоимение 2 л. ед. ч.) — «jesi», вм. «Rusove» — «Rusici».
Нет сомнения, что Г. знал рукописный перевод Юнгмана, поэтому в толкованиях он чаще всего повторял этого авторитетного филолога. Из расхождений отметим следующие: у Юнгмана «не лепо ли ны», у Г. «не лепо ли бы»; у Юнгмана «лучеж вы», у Г. «лучеж ны» («lépet’ nam»). Г. ориентировался также и на Добровского: последний был посредником между Г. и Шишковым. Г. имел возможность читать их переписку (см.: Записки, мнения и переписка адмирала А. С. Шишкова. Берлин, 1870. Т. 2. С. 388—389). Одно из своих примеч. Г. прямо заимствовал из письма Добровского от 11 февр. 1820 (ср.: там же. С. 372—376): «Истягну ум крепостию своею ... neni препоясал, препоясать tež і стягнути можно чресла (třísla, bedra), ум toliko стягнути, t. j. sebrati, sammeln, spannen...».
Ист. примеч. Г. большей частью неопределенны и почти дословно совпадают с примеч. Перв. изд. С. По-видимому, они взяты из «Сочинений» Шишкова. Оставаясь дилетантом в истории и филологии, Г. основывался прежде всего на сделанном его рус. и чеш. предшественниками. Впрочем, он проявил самостоятельность в утверждениях о родстве С. и собств. подделок. В рус. предисл. Г. пишет: «Кто бы хотел Царедворскую рукопись Старо-Ческу с Игорем сравнивать, за верно бы нашел много сходства, не токмо в словных выражениях, но, более того, в самом духе древности и мышлении, как н[а]п[ример] героической песни Олдрих и Болеслав с заключением Игоря совсем сходно». С помощью Краледворской рукописи Г. комментировал С. и, наоборот, пояснял Краледворскую рукопись, опираясь на С. (см.: Polyglotta Kralodvorského rakopisu. Vydání Váceslava Hanky. W Praze, 1852. S. 23, 29, 115). Из самого беглого рассмотрения «подделок» ясно, что С. послужило материалом для них. В песне «Ярослав»: «Váleno deň, váleno deň vterý» (в С.: «Бишася день, бишася другый»). Герои подделок сравниваются с «ярым туром», как Всеволод в С.: «Tu Vratislav jak tur jarý skočí... Hruološ zarve jarým turom». В «Любушином суде» часто встречается «oteň zlat stól» («stól oteň», «s otnia zlata stola»). Влтава говорит, как и Донец в С. Эти заимствования позволяют предположить, что Г. тщательно изучал С. задолго до 1820, когда он приступил к его переводу.
Изд. Г. было критически встречено и в Чехии, и в России. В Чехии один Ант. Марек, столь же горячий сторонник общеслав. азбуки и общеслав. лит. яз., как и сам Г., сочувственно отозвался о его труде. Рус. отклики были сплошь негативными: «Имеем долг поблагодарить
- 12 -
почтенного г. Ганку за преподанное нам наставление собственным примером, что никогда не должно писать без крайней нужды на таком языке, который хотя мы и разумеем, но которому не училися с малолетства, одним словом, на языке, которого не можем назвать своим природным» (ВЕ. 1822. № 18. С. 157—159; имеется в виду малограмотное «русское» предисловие).
Признавая все недостатки перевода Г., мы все же не должны оценивать его труд только отрицательно. Это было первое печатное изд. С. в Чехии. Неудачное с ист.-филол. точки зрения, оно свидетельствовало об интересе к рус. культуре, непрерывно возраставшем с усилением нац.-освободит. борьбы чеш. народа. Поколение Г. судьбы чехов неизменно связывало с судьбой славянства, и надежды возлагались прежде всего на Россию. Выполн. Г. перевод С. служил чеш. нац. возрождению.
Параллельно с чеш. переводом Г. публикует и свой перевод С. на нем. яз. Именно им пользовались переводчики С. А. Белевский, О. Утешинович-Острожинский, к нему же обращались и А. С. Пушкин и И. М. Снегирев. Различия обоих переводов в толковании отдельных речений С. весьма значительны, это относится к передаче слов «растѣкашется мыслію по древу», «спала князю умь похоти», «влъци грозу въсрожатъ», «сѣяшется и растяшеть усобицами», «клюками подпръся о кони» и др. В некоторых случаях нем. перевод Г. зависим от нем. же перевода Й. Мюллера.
Соч.: Jgor Swatoslawič. Hrdinsky zpiew o taženj proti polowciům. Wěrně w půwodnjm gazyku, s připogenjm českého a německého přeloženj / Od Waclawa Hanky. W Praze, 1821.
Лит.: Францев В. А. Очерки по истории чешского возрождения. Варшава, 1902; Wollman Slavomir. Dobroský a Slovo o pluku Igorově // Slavia. Praha, 1955. Roč. 24. Seš. 2—3; Панченко А. М. Чешские переводы «Слова о полку Игореве» XIX в. // ТОДРЛ. 1957. Т. 13. С. 639—643; Гребнева Э. Я. «Слово о полку Игореве» в ранних славянских переводах // Слово. Сб. — 1985. С. 174—181.
А. М. Панченко