Творогов О. В. Всеслав Брячиславич // Энциклопедия "Слова о полку Игореве": В 5 т. — СПб.: Дмитрий Буланин, 1995.

Т. 1. А—В. — 1995. — С. 256—261.

http://feb-web.ru/feb/slovenc/es/es1/es1-2562.htm

- 256 -

ВСЕСЛАВ БРЯЧИСЛАВИЧ (ум. 14.IV.1101) — полоцкий князь, внук Изяслава Владимировича — сына Владимира Святославича и Рогнеды.

В. Б. неоднократно упоминается в С.: «Единъ же Изяславъ, сынъ Васильковъ, позвони своими острыми мечи о шеломы литовскія, притрепа славу дѣду своему Всеславу» (С. 33); «връже Всеславъ жребій о девицю себѣ любу» (С. 35), «Всеславъ князь людемъ судяше, княземъ грады рядяше» (С. 36). Последние две фразы входят в пространный фрагмент С., целиком посвящ. полоцкому князю. Кроме того, в С. упомянуты «внуце Всеславли» (С. 34) и встречается оборот «на землю Рускую, на жизнь Всеславлю» (С. 35).

Особое внимание исследователей привлек рассказ о В. Б., начинающийся словами «На седьмомъ вѣце Трояни връже Всеславъ...» и до слов «суда Божіа не минути» (С. 35—37). Некоторые ученые (И. Франко, М. Грушевский, Е. Ляцкий, М. Богданович и др.) считали его самостоятельным произведением, «песнью о Всеславе», лишь впоследствии включенным в состав С. А. В. Соловьев, отметив большое влияние на Святослава Всеволодовича Киевского его жены — Марии Васильковны — правнучки В. Б., полагал, что именно это

- 257 -

объясняет, почему автор С. «уделяет так много места полоцким делам» (Полит. кругозор. С. 83). Ту же мысль развивает Л. Е. Махновец, считающий, что полоцкая тема была подсказана автору С. (а им Махновец считает Владимира Ярославича Галицкого), во время его пребывания в Киеве, беседами с Марией Васильковной (Про автора С. 110—112).

Итак, в С. содержится не всегда понятный в деталях поэтич. комм. к подлинной биографии В. Б., которая весьма фрагментарно известна нам по летописи.

ПВЛ сообщает, что после смерти отца в 1044 В. Б. «седе на столе его». При этом упоминается, что мать родила В. Б. «от волъхвования» и от рождения «бысть ему язвено на главе его». Волхвы сказали матери князя: «Се язвено навяжи на нь, да носить е до живота своего», и летописец добавляет, что В. Б. «носить... и до сего дне на собе; сего ради немилостив есть на кровьпролитье» (ПВЛ. С. 104).

Существовали различные истолкования этого летописного текста: в «язвене» видели колтун, родимое пятно, закрываемое повязкой, допускали, что В. Б. родился «в сорочке» и носил эту кожицу на себе как амулет. Подробно эти гипотезы рассмотрел Д. С. Леонардов (Полоцкий князь... (1912). С. 150—173). В 1060 В. Б. с Ярославичами — Изяславом, Святославом и Всеволодом — совершил успешный поход на торков (С. 109). Но затем отношения полоцкого князя с Ярославичами испортились: в 1065 В. Б. «рать почал» (С. 110). Если в ПВЛ конкретизации этого сообщения нет, то в Псковской летописи говорится: «Князь полотьскый Всеслав, собрав силы своя многыя, прийде ко Пскову и много тружався, с многыми замыслении и пороками шибав, отъиде, ничтоже успев» (Псковские летописи. М., 1955. Вып. 2. С. 18). ПВЛ сообщает, что в 1067 «заратися Всеслав, сын Брячиславль, Полочьске и зая Новъгород» (С. 111). Софийская первая летопись сообщает об этом подробнее: «...зая Новъгород до Неревьскаго конца и пожже, и поима все у Святей Софии — и паникадила, и колоколы, и отиде» (ПСРЛ. Л., 1925. Т. 5, вып. 1. С. 134—135). Это событие запомнилось надолго: в 1178 князь Мстислав Ростиславич собирался в поход на Полоцк, чтобы возвратить награбленное В. Б.: «Ходил бо бяше дед его (т. е. В. Б. — дед полоцкого князя. — О. Т.) на Новъгород и взял ерусалим церковный и сосуды служебные, и погост один завел» (Ипат. лет. С. 608). Захват и ограбление Новгорода не остались безнаказанными: на В. Б. двинулись братья Ярославичи. 3 марта 1067 противники сошлись в битве на Немиге: «...и бысть сеча зла, и мнози падоша, и одолеша Изяслав, Святослав, Всеволод, Всеслав же бежа» (ПВЛ. С. 112). Именно эта битва нашла отражение в С., где говорится, что В. Б. «утръ же воззни стрикусы, отвори врата Нову-граду, разшибе славу Ярославу, скочи влъкомъ до Немиги съ Дудутокъ. На Немизѣ снопы стелютъ головами... Немизѣ кровави брезѣ не бологомъ бяхуть посѣяни, посѣяни костьми рускихъ сыновъ» (С. 35—36). Слова «отвори врата Нову-граду» безусловно относятся к захвату В. Б. Новгорода. Далее сообщается, что к Немиге В. Б. пришел с Дудуток («темное место», не получившее пока убедительного истолкования).

После поражения на Немиге В. Б., вняв приглашению Ярославичей, скрепленному целованием креста, приехал к ним, переправившись через Днепр у Смоленска. Вслед за Изяславом он вошел в шатер,

- 258 -

но там был схвачен, отвезен в Киев и посажен в «поруб» (темницу) с двумя сыновьями (ПВЛ. С. 112). Но в 1068 в Киеве вспыхнул мятеж горожан против князя Изяслава. Дружинники князя почему-то сразу встревожились, опасаясь В. Б., и посоветовали: «...посли ко Всеславу, ат призвавше лестью ко оконцю, пронзуть и мечем» (С. 114). Изяслав не послушал, а киевляне тем временем «высекоша Всеслава ис поруба въ 15 день семтября, и прославиша и среде двора къняжа». Освобожденный В. Б. стал киевским князем и обратился с благодарственной молитвой: «О кресте честный! Понеже к тобе веровах, избави мя от рва сего».

В. Б. княжил 7 месяцев. Но затем на него двинулся Изяслав со своим тестем — польск. королем Болеславом. В. Б. выступил навстречу, однако, «бывши нощи, утаивъся кыян, бежа из Белагорода Полотьску» (ПВЛ. С. 115).

Все эти события упоминаются в С., но в интерпретации их в памятнике много странного. Во-первых, рассказ о вокняжении В. Б. в Киеве в С. предшествует рассказу о битве на Немиге. Именно с овладения киевским столом начинается в С. пассаж о В. Б.: «На седьмомъ вѣцѣ Трояни връже Всеславъ жребій о дѣвицю себѣ любу. Тъй клюками подпръся о кони, и скочи къ граду Кыеву, и дотчеся стружіемь злата стола кіевскаго. Скочи отъ нихъ лютымъ звѣремъ въ плъночи изъ Бѣла-града, обѣсися синѣ мьглѣ...» (С. 35). Странно и другое: вопреки известным нам по ПВЛ фактам, В. Б. представлен активным искателем великокняж. стола, тогда как он был возведен туда по воле восставших киевлян (см. Дева, Клюка). К киевскому княжению В. Б. относятся, по всей вероятности, слова С.: «Всеславъ князь людемъ судяше... великому Хръсови влъкомъ путь прерыскаше» (С. 36). Попытку прокомментировать этот фрагмент предпринял В. А. Кучкин. Он полагает, что удержаться на киевском столе семь месяцев В. Б. помогло то, что он примирился с братьями Изяслава — Святославом и Всеволодом, передав им часть владений Изяслава — Новгород и Волынь («княземъ грады рядяше»). Более спорным остается допущение, что В. Б. смог в период своего княжения в Киеве совершить поездку в далекую Тмутаракань: Кучкин высказал предположение, что В. Б. действительно ездил туда с дипломатической целью: «В Тмуторокани он „урядился“ с Глебом (Святославичем. — О. Т.): передал ему более значительный новгородский стол, а в обмен получил согласия черниговского и тмутороканского — и теперь уже новгородского — князей, Глеба и его отца Святослава, признать Всеслава Киевским князем» («Слово...» и междукняжеские отношения... С. 35).

Бежавший из Белгорода в Полоцк В. Б. был изгнан оттуда сыном Изяслава Мстиславом. Но в скором времени воинственный князь предпринял попытку вновь захватить Новгород: 23 октября 1069 он подошел к городу, новгородцы же «поставиша пълк противу их у Зверинця на Къземли; и пособи Бог Глебу князю с новгородци... О, велика бяше сеця вожяном (воинам из народности водь. — О. Т.) и паде их бещисльное число; а самого князя отпустиша Бога деля» (Новг. перв. лет. С. 17). В 1071 В. Б. изгнал Святополка Изяславича из Полоцка, но вскоре сам был побежден братом Святополка — Ярополком у Голотическа (ПВЛ. С. 116).

В 1077 В. Б., по-видимому, вновь угрожал Новгороду, чем, как думает С. М. Соловьев (История. С. 349), и мог быть вызван поход

- 259 -

«Глебови в помочь» Владимира Мономаха, о котором князь вспоминает в своем «Поучении» (ПВЛ. С. 159). В связи со сказанным стоит уточнить возможность предлагавшейся конъектуры: «с три кусы отвори врата Новгороду», толкуемый как «с трех попыток» (см. Кус, Стрикусы): если походов В. Б. на Новгород было действительно три (1067, 1069 и 1077), то только первый из них увенчался успехом и взятием города. Или оказывается ошибочной предлагаемая интерпретация текста С., или ошибается его автор, либо до нас не дошли все сведения о походах В. Б. на Новгород.

Летом 1078 Владимир Мономах ходил с отцом походом на В. Б. к Полоцку, на следующий год имел место новый поход на Полоцк: Мономах со Святополком Изяславичем «ожгоша» город. Мономах с половецкими отрядами прошел по земле В. Б. на Одреск. Когда же В. Б. сжег Смоленск, туда поспешил Мономах, князя не нагнал, но прошел по его следам, «пожег землю и повоевав до Лукамля и до Логожьска» (ПВЛ. С. 159).

Более В. Б. в летописи не упоминается, лишь под 1101 говорится о его смерти (С. 182).

На основании сообщения ПВЛ о рождении В. Б. как следствии волхвования и особенно на основе различных толкований текста С. в исслед. лит-ре сложился весьма устойчивый стереотип представлений о нем как о князе-оборотне, князе-чародее; предпринимались попытки соотнести деятельность В. Б. с рецидивами язычества. Так, Д. С. Лихачев пишет, что «Всеслав... был связан в своей деятельности с последними представителями язычества на Руси» (Слово — 1982. С. 71). На временное совпадение княжения В. Б. с последними выступлениями языч. волхвов, о чем рассказывается, напр., в ПВЛ под 1071, указывал еще Н. Н. Воронин. Но, как кажется, исследователь несколько тенденциозно интерпретировал факты. Так, он считал, что «дружина», которую освободили восставшие киевляне в 1068 из «погреба», — это сторонники волхва, проповедовавшего перемещение земель и обещавшего, что Днепр потечет вспять (см.: ПВЛ. С. 116—117), и что среди киевлян, освободивших В. Б., тоже были «невегласы» — язычники (Восстания смердов в XI веке // Ист. журнал. М., 1940. С. 59—60). Таким образом связь В. Б. с язычеством основана всего лишь на истолковании исследователями не всегда ясных образов С. Только один намек может считаться «прямым» — это именование князя «вещим» («аще и вѣща душа»). В попытках его интерпретации обратимся к летописи. Указав на рождение В. Б. от волхвования и носимое им на голове «язвено», летописец приводит весьма конкретное суждение: «сего ради немилостив есть на кровьпролитие» (ПВЛ. С. 104). Стоит вспомнить, что заточенный Ярославичами князь был освобожден благодаря тому, что оставался верен клятве на кресте, и летописец приписывает В. Б. слова: «О кресте честный! Понеже к тобе веровах, избави мя от рва сего» (С. 115). Следовательно, в глазах летописца В. Б. был благочестивым христианином. Известно также, что киевский князь Изяслав Ярославич разгневался на Антония Печерского — подвижника и аскета — «из Всеслава» (С. 19). Едва ли Антоний стал бы заступаться за князя, о котором шла недобрая молва о приязни его к язычеству.

Представление о В. Б. — язычнике и кудеснике сложилось исключительно под влиянием вольных интерпретаций С. Так, Ф. И. Буслаев, комментируя текст «великому Хръсови путь прерыскаше», высказал

- 260 -

предположение: «Сверх того сам Всеслав при этом намеке является оборотнем-волком или волкодлаком»; комментируя слова «аще и вѣща душа въ друзѣ тѣлѣ», ученый писал: «Другое тѣло, по моему мнению, означает... именно другое тело, не свое собственное, а волчье, которое надевал на себя герой, перерыскивая путь великому Хорсу» (Русская поэзия... С. 10, 20). Буслаеву возразил Вс. Миллер и предложил вместо «друзѣ тѣлѣ» читать «дръзѣ тѣлѣ» (Взгляд. С. 234—235). Действительно, сравнение героя с волком может указывать всего лишь на быстроту бега. С волком в С. сравниваются и удалые кмети, и Гзак, и Овлур, и, наконец, сам Игорь (см. Волк). Гипотезу Буслаева о князе-оборотне воскресили в наше время А. К. Югов (Слово — 1975. С. 239—241) и Р. О. Якобсон (Изучение «Слова о полку Игореве» в Соединенных Штатах Америки // ТОДРЛ. 1958. Т. 14. С. 109—110). Югову принадлежит и представление о колдуне — В. Б., летящем, ухватившись за облако (Слово — 1975. С. 245—248).

Этой интерпретации образа В. Б. поддались и историки. Так, С. М. Соловьев, после полит. оценки деяний полоцкого князя, неожиданно пишет: «Так, этому чародею (? — О. Т.) удалось только дотронуться копьем до золотого стола киевского», и, «обернувшись волком (? — О. Т.), побежал он ночью из Белгорода, закутанный в синюю мглу» (История. С. 344). С. таким образом ставится в один ряд с летописью, и при этом цитируется не его текст, а перевод, безапелляционно превращающий В. Б. в оборотня. В. Е. Данилевич писал: «Вообще Всеслав является одной из наиболее светлых личностей своего времени, и не мудрено (?!), что в глазах современников он является каким-то сверхъестественным существом, чародеем и оборотнем» (Очерк истории... С. 64). Ученый ссылается на С. и на М. Довнар-Запольского, который в свою очередь ссылается только на С. (Очерк истории Кривичской и Дреговичской земель... С. 76—77). Таким образом, ни один из известных нам ист. источников не свидетельствует о том, что при жизни В. Б. ему приписывали какие-то сверхъестественные черты, и в основном эти представления основаны лишь на нашей интерпретации С.

Иногда источник легенд о В. Б.-чародее искали не в С., а в совр. ему фольклоре. Так, Леонардов, автор наиболее обстоятельного исследования о полоцком князе, писал: С «создает Всеславу светлый ореол отважного военачальника, хорошего правителя, правосудного судьи и народного героя. Фантастика же простых людей и поэтика народных певцов выработали из исторического Всеслава тип сказочно-вещего оборотня, который днем людей судит и рядит князьям города, а ночью рыскает волком» (Полоцкий князь... (1912). С. 127). Даже в летописной статье 1044 Леонардову «слышатся отголоски новгородской сказки о чародее Волхве и старинной былины о богатыре Волхе Всеславиче» (С. 130). Далее Леонардов анализирует былины о Вольге и Волхве (С. 134—172), допуская, что они были современными С.

Подобные представления, как и соображения Якобсона, М. Шефтеля и присоединившихся к ним ученых об отражении легенд о В. Б. в былинах о Вольге Всеславиче, требуют, однако, более углубленной разработки.

Мало убедительно сближение В. Б. с Антихристом, предложенное Й. Клейном: ученый принимает как данность догадки исследователей

- 261 -

о значении термина «седьмой век» в С., о приписываемых В. Б. на основании С. способностях обращаться в волка, летать и т. д.

Что касается упоминаемых в С. «внуков Всеслава» и выражения «жизнь Всеславля», то вероятнее всего, что эти речения к В. Б. не имеют отношения (см. Внук)

Отдельные мотивы повествования о В. Б. рассмотрены в статьях Волк, Клюка, Мгла, Стрикусы.

Полоцкие князья

Примечание: римскими цифрами обозначаются поколения князей (от Рюрика); в таблице указаны лишь те князья, упоминания о которых встречаются в статьях «Энциклопедии». Сведения о внуках и правнуках Всеслава см. в таблице при статье Изяслав Василькович.

Лит.: Буслаев Ф. Русская поэзия XI и начала XII века // Летописи рус. лит-ры и древности, изд. Н. Тихонравовым. М., 1859. Т. 1. С. 10—12, 19—21; Тихонравов. Слово. С. 10; Миллер. Взгляд. С. 103—109, 234—235; Веселовский А. Новый взгляд на Слово о полку Игореве // ЖМНП. 1877. Авг. С. 282, 289—293; Довнар-Запольский М. Очерк истории Кривичской и Дреговичской земель до конца XII столетия. Киев, 1891. С 76—81; Данилевич В. Е. Очерк истории Полоцкой земли до конца XIV столетия. Киев, 1898. С. 63—70; Леонардов Д. С. Полоцкий князь Всеслав и его время // Полоцко-Витебская старина. Витебск, 1912. Вып. 2. С. 121—216; 1916. Вып. 3. С. 87—180; Лихачев. Ист. и полит. кругозор. С. 23—25; Jakobson R., Szeftel M. The Vseslav Epos (1949); Jakobson R., Ružičic G. The Serbian Zmaj Ognjeni Vuk and the Russian Vseslav Epos (1950) (см. переизд. в кн.: Jakobson R. Selected Writings. The Hague; Paris, 1966. Vol. 4. P. 301—379); Югов А. К. Образ князя волшебника и некоторые спорные места в «Слове о полку Игореве» // ТОДРЛ. 1955. Т. 11. С. 14—21 (то же: Югов. Слово — 1975. С. 239—242); Рыбаков Б. А. 1) Исторический взгляд на русские былины // История СССР. 1961. № 5. С. 158—166; 2) Древняя Русь: Сказания. Былины. Летописи. М., 1963. С. 94—97; 3) Русские летописцы и автор «Слова о полку Игореве». М., 1972. С. 441—459; Клейн Й. «Слово о полку Игореве» и апокалиптическая литература: (К постановке вопроса о топике древнерусской литературы) // ТОДРЛ. 1976. Т. 31. С. 107—110; Никитин А. Л., Филипповский Г. Ю. Хтонические мотивы в легенде о Всеславе Полоцком // Слово. Сб. — 1978. С. 141—147; Робинсон А. Н. Солнечная символика в «Слове о полку Игореве» // Там же. С. 28—38; Колосова И. А. Герои «Слова о полку Игореве» и герои былин (Всеслав Полоцкий и Волх Всеславьевич) // Поэтика и стилистика. Саратов, 1980. С. 76—81; Кучкин В. А. «Слово о полку Игореве» и междукняжеские отношения 60-х годов XI века // ВИ. 1985. № 11. С. 19—35; Махновец. Про автора. С. 110—124; Шайкин А. «Се повѣсти времяньных лѣт...»: От Кия до Мономаха. М., 1989. С. 158—164.

О. В. Творогов