- 96 -
ДЫЛЕВСКИЙ Николай Михайлович (р. 10.11.1904, Чугуев, ныне Харьк. обл. УССР) — рус. и болг. филолог, педагог. Учился в средн. школе в Полтаве, рус. полуклассич. гимназии г. Пещера в Болгарии, на ист.-филол. фак. Софийск. ун-та (1925—30). Преп. болг. языка пед. уч-ща в г. Неврокоп, ныне Гоце Делчев НРБ (1931—34), преп. рус. языка (1934—48), доц. (1948—55), проф. (1955—72), зав. каф. рус. языка (с 1951), зам. декана фак. слав. филологии (1951—55) Софийск. ун-та. Чл. Союза науч. работников НРБ; внештатный сотр. Ин-та болг. языка, Ин-та болг. лит-ры, Ин-та истории Болг. АН. Автор трудов по рус., болг и др. слав. языкам.
Н. М. ДЫЛЕВСКИЙ.
Начиная с 40-х гг. занимался исследованием «Слова о полку Игореве», которому посвятил много работ по проблемам подлинности памятника, текстологии дошедшей рукописи, языковым особенностям, освоения «Слова» в Болгарии: Едно неясно място в «Слово о полку Игореве» (Изв. на Дружеството на филолозите-слависти в България. София, 1942, кн. 1, с. 72—79), «Ратаевѣ кикахуть» и «А злата и сребра ни мало того потрепати» в «Слове о полку Игореве» (Годишник на Софийския ун-т. Ист.-филол. фак., 1945, т. 42. 46 с.), «Бусым» или «босым волком» в «Слово о полку Игореве» (Изв. на Камарата на народната култура. Сер. хуманит. науки. София, 1947, т. 4, № 5, с. 203—225), «Слово о полку Игореве» — бележито произведение на старата руска литература: По случай 150-годишнината от излизането на първото издание на «Словото» (Език и лит-ра, София, 1951, т. 6, кн. 3, с. 151—158), Бележки върху «Слово о полку Игореве»: I. «На Канину зелену паполому постла»; II. «Инъгварь и Всеволодъ, и вси три Мстиславича, не худа гнѣзда шестокрилци»; III. «Един паралел към «Слово о полку Игореве» в българската хроника от началото на XV век» (Изв. на Ин-та за българска лит-ра. София, 1955, кн. 3, с. 97—112), «Слово о полку Игореве» — героична поема на старата руска литература (в кн.: Песен за похода на Игор. София: Изд-во Болг. АН, 1955, с. 75—99), Бележки към «Песен за похода на Игор» (там же, с. 111—140), Бележки върху «Слово о полку Игореве»: «Стязи глаголють» (Изв. на Ин-та за българска лит-ра. София, 1958, кн. 6, с. 101—121), Какие возникают задачи дальнейшего изучения «Слова о полку Игореве»: Материалы к IV Междунар. съезду славистов (Изв. АН СССР. ОЛЯ, 1958, т. 17, вып. 2, с. 187—189; то же в кн.: Сб. ответов на вопросы по литературоведению. IV Междунар. съезд славистов. М.: Изд-во АН СССР, 1958, с. 26—31), «Вежи половецкии подвизашася» в «Слове о полку Игореве» (ТОДРЛ. М. — Л.: Изд-во АН СССР, 1958, т. 15, с. 36—46), «Утръ же воззни стрикусы
- 97 -
оттвори врата Нову-граду» в «Слове о полку Игореве» в свете данных лексики и грамматики древнерусского языка (ТОДРЛ. М. — Л.: Изд-во АН СССР, 1960, т. 16, с. 60—69), «Спала князю умь похоти» в «Слове о полку Игореве» (в кн.: Людмил Стоянов: Изслед. и статии за творчество му. София: Изд-во Болг. АН, 1961, с. 360—375), Лексические и грамматические свидетельства подлинности «Слова о полку Игореве» по старым и новым данным (в кн.: «Слово о полку Игореве» — памятник XII века / Отв. ред. Д. С. Лихачев. М. — Л.: Изд-во АН СССР, 1962, с. 169—254), Заметки к «Слову о полку Игореве» (Изв. на Ин-та за български език. София, 1968, кн. 16, с. 269—279), Некоторые лексические элементы «Слова о полку Игореве» в свете словарных данных современного болгарского языка (в кн.: Вопросы исторической лексикологии и лексикографии восточнославянских языков: К 80-летию чл.-кор. АН СССР С. Г. Бархударова. М.: Наука, 1974, с. 27—35), «А Владимиръ по вся утра уши закладаше въ Черниговѣ» в «Слове о полку Игореве» (в кн.: Восточнослав. и общее языкознание. М.: Наука, 1978, с. 137—144), Неоправданный возврат к прежнему — «Изѣ Кыева дорискаше до куръ Тмутороканя» в «Слове о полку Игореве» (в кн.: Проблемы изучения культурного наследия. М.: Наука, 1985, с. 99—106).
Ему же принадлежат отзывы и рецензии на работы о «Слове», вышедшие в СССР: Лихачев Д. С. «Слово о полку Игореве» — героический пролог русской литературы. М. — Л.: Худож. лит., 1961. 132 с. (Език и лит-ра, София, 1963, кн. 1, с. 91—94), Нов принос върху «Слово о полку Игореве»: Словарь-справочник «Слова о полку Игореве». М. — Л.: Наука, 1965, вып. 1. А — Г. 200 с. (Език и лит-ра, София, 1965, кн. 4, с. 94—101), Нов труд върху «Слово о полку Игореве»: Словарь-справочник «Слова о полку Игореве». Л.: Наука, 1969, вып. 3. Корабль — Нынешний. 182 с. (Език и лит-ра, София, 1970, кн. 5, с. 76—81).
Основной пафос всех работ Д., особенно его обширного исследования «Лексические и грамматические свидетельства подлинности „Слова о полку Игореве“ по старым и новым данным» (1962), состоит в доказательстве (путем детального ист.-этимол. анализа языковых средств) того, что этот памятник мог быть написан только в ранний период истории рус. лит. языка, не позже XII в. Говоря, что это положение не ново, что оно много раз было доказано видными сов. и заруб. учеными, Д. справедливо подчеркивает необходимость «подытожить в сжатом виде методологические установки и доводы, ставящие „Слово“ на незыблемую историческую основу, суммировать и проанализировать важнейшие положения pro и contra, прибавив и собственные соображения, наблюдения и фактические сведения, оставшиеся незатронутыми или незамеченными в литературе по „Слову“. Пересмотр уже известных данных заостряет их убедительность, а привлечение новых доказательств обогащает и без того обильный и разнообразный подбор свидетельств, подтверждающих подлинность дошедшего до нас списка „Слова“» (с. 169).
Д. подвергает тщательному лингв. разбору неясные и редкие слова и выражения «Слова», которыми обычно скептики оперировали как доказательством поддельности памятника и его якобы позднего написания. «Вопреки мнению скептиков, мы, — говорит Д., — склонны видеть в лексических раритетах и в hapax legomena „Слова“ не моменты, изобличающие его оригинальность, а прямые свидетельства самобытности и старины» (с. 176). Для опровержения «аргументов» скептиков Д. дает сводку лингв. данных о лексемах и выражениях: спала князю умь похоти, стязи глаголють, шеломы оварьскыя, Канина, шестокрилци, стрикусы, Словутиць, босой волк. Наряду с этим Д. проводит сопоставит. анализ лексики и фразеологии «Слова» и «Задонщины» в связи с вопросом об их временно́й соотнесенности: мечи харалужные, забрало, потяти, ратай, конь, къметь, кикати, полкъ (в «Слове») и мечи булатные, посеченым пасти, полковидци, кликати (в «Задонщине»).
В результате сличения словарного состава «Слова» и «Задонщины» Д. пришел к следующему важному выводу: «Автор и переписчики „Задонщины“ вообще имели тенденцию заменять книжные, диалектные и устаревшие для их времени слова общеупотребительными, не выглядевшими для современности архаизмами. Лексический фонд „Задонщины“ более заурядный, что и объяснимо его отношением к „Слову“ как образцу древнему, со всеми присущими ему признаками старины — словарными и грамматическими. Принадлежа всецело своему времени, автор и дальнейшие „переделыватели“ и переписчики „Задонщины“, будучи людьми книжными и начитанными, обладали чутьем языка своей эпохи, они реагировали на все необычные, поражающие их взгляд и слух лексемы и обороты речи» (с. 203). Данное положение Д., сформулированное на основе всестороннего анализа конкретных лексич. средств двух памятников и учета состояния лексич. систем XII и XIV вв., направлено против скептиков, утверждавших, будто фальсификатор «Слова» мог легко распорядиться словарным составом, не будучи заподозренным в подделке. Между тем, замечает Д., «созданному воображением скептиков фальсификатору „Слова“, если он действительно был в плену у „Задонщины“, пришлось бы проявить исключительную силу творческой воли при оформлении языковых средств своей подделки, граничащее с интуицией чутье языка древности, чтобы не сбиться на церковно-славянщину» (с. 204). Здесь Д. имеет в виду то, что «Задонщина» в большей мере, чем «Слово», испытала воздействие со стороны ц.-слав. языка, поскольку ее писали, очевидно, духовные лица, к тому же — в начальный период второго южнослав. влияния на рус. язык.
Д. еще раз обращает внимание исследователей на палеограф. (графические и орфогр.) черты «Слова» и тех памятников, которые находились в одном сборнике с ним. Все, кто видел рукописи открытого в конце XVIII в. сборника (Мусин-Пушкин, Малиновский, Бантыш-Каменский, Карамзин, Ермолаев и др.), не сомневались, что они принадлежали по типу письма, почерку и орфогр. признакам XV или XVI в.
В рассматриваемой работе Д. приводит ряд фонетич., морфол. и синтаксич. доказательств подлинности и древности «Слова». Наконец, к числу важных аргументов в защиту «Слова» как древ. и оригинального письменного памятника вост. славян Д. относит ориентализмы — слова, заимствованные в древности из вост. языков (орьтъма, шерешир, харалужныи и др.), причем он обращает внимание на интересную деталь: «Ориентализмы могут быть указаны и в системе поэтических образов и в некоторых выражениях, присущих опять-таки только „Слову“» (с. 252).
Свою работу Д. заканчивает так: «Мы имеем основание считать, что приведенные нами лингвистические доказательства бесспорно говорят о том, что „Слово“ — подлинный памятник древнерусской письменности. В результате всестороннего „микроскопического“ и „макроскопического“ анализа, осуществлявшегося в течение ста шестидесяти лет объединенными усилиями лингвистов, литературоведов и историков, „Слово о полку Игореве“ поставлено на прочную историческую основу. Попытки скептиков развенчать его как поздний фальсификат конца XVIII в. не удались».
При рассмотрении словарного состава Д. не ограничивался рамками одного памятника или
- 98 -
двух — «Слова» и «Задонщины». Он, как правило, обращается к разнообразным показаниям многих письменных источников и многих живых слав. языков. В этом отношении значит. интерес представляет небольшая по объему, но ценная с науч. точки зрения ст. «Некоторые лексические элементы „Слова о полку Игореве“ в свете словарных данных современного болгарского языка», где анализируются лексемы «Слова» връху, кають, полозіе, Канина и фразеологизм тяжко ти головы, имеющие параллели в болг. языке. Свои наблюдения Д. оговаривает важным замечанием: «Данные болгарской лексики могут служить только косвенным, а не прямым показателем, лишь облегчающим словотолкование, подсказывающим возможность присвоения данному слову именно такого, а не какого-либо иного значения, как наиболее вероятного для него в соответствующем контексте» (с. 28).
Особое значение труды Д. о «Слове» имеют в Болгарии, где интерес к этому памятнику стал проявляться еще в начальный период нац.-освободит. движения и рев. борьбы. К наст. времени в НРБ образовалась целая науч. отрасль, занимающаяся проблемами идейного и худож. освоения «Слова», перевода его на болг. язык, изучения древ. и соврем. культурных связей рус. и болг. народов. Большую роль в развитии этой отрасли славяноведения сыграли, бесспорно, авторитетные филол. труды Д. и его научно-организаторская деятельность.
Лит.: Лихачев Д. С. — ТОДРЛ. М. — Л.: Изд-во АН СССР, 1962, т. 18, с. 587; Адрианова-Перетц В. П. «Слово о полку Игореве» и памятники русской литературы XI—XIII веков. Л.: Наука, 1966, с. 161; Бегунов Ю. К. «Слово о полку Игореве» в зарубежном литературоведении: Краткий обзор. — В кн.: От «Слова о полку Игореве» до «Тихого Дона»: Сб. статей к 90-летию Н. К. Пиксанова. Л.: Наука, 1969, с. 248; Словарь-справочник «Слова о полку Игореве» / Сост. В. Л. Виноградова. М. — Л.: Наука, 1965—1978, вып. 1—5, passim; Головенченко Ф. М., 1955, с. по указ. имен; 1963, с. по указ. имен.