- 16 -

Обвинение Михаила Шолохова
в плагиате

Уникальный случай

После смерти Максима Горького Михаил Шолохов стал занимать все более значительное место в советской литературе. Его творчество является сегодня предметом обсуждения на серьезных научных конференциях, где его сравнивают с Толстым, называя «величайшим автором современности»1. Только на родине его произведения выдержали около тысячи изданий, а общее количество тиражей достигло пятидесяти миллионов. Присуждение Шолохову в 1965 году Нобелевской премии по литературе за «Тихий Дон» ясно продемонстрировало, что его слава на родине сопровождается и международным признанием.

Осенью 1974 года, накануне празднования семидесятилетия писателя, в Париже была опубликована критическая работа под названием «Стремя «Тихого Дона». Загадки романа», принадлежавшая тогда уже покойному советскому литературоведу, имя которого было скрыто под псевдонимом Д*2. Предисловие к

- 17 -

этой книге написал Александр Солженицын; он полностью поддержал вывод, к которому пришел автор: «Тихий Дон» не является произведением Шолохова. Быть может, мы имеем дело с одним из самых вопиющих случаев плагиата в истории литературы?

Обвинения в плагиате или литературных подделках появляются в советской прессе довольно часто. Объектом таких обвинений может быть консультант, воспользовавшийся своим положением и «позаимствовавший» произведения больного или умершего писателя, или автор, «обнаруживший» произведение и впоследствии опубликовавший его как свое собственное1. И тем не менее обвинение, предъявленное Шолохову, можно считать уникальным: этот автор в такой степени является предметом национальной гордости, что бросать тень сомнения на подлинность его magnum opus2, «Илиады нашего века»3, значит совершать деяние, близкое к святотатству. История русской литературы знает только один случай, когда возникла почти столь же серьезная проблема авторства. Имеется в виду гипотеза, что русский национальный эпос «Слово о полку Игореве» относится не к XII веку, а является в действительности подделкой XVIII века. Обвинение, выдвинутое против Шолохова, представляется значительно более серьезным. Ибо, как справедливо заметил один датский славист, «в конце концов, гораздо достойнее написать что-то самому и выдать за древнерусское произведение, чем опубликовать чужую книгу, выдав ее за свою»4.

- 18 -

Как бы то ни было, ни одно произведение советской литературы не вызвало такого количества толков, как «Тихий Дон». Сразу же после начала публикации книги в 1928 году вокруг нее развернулась полемика. Шолохова обвинили в симпатиях к белому движению и кулакам1, а яростные споры о правильном понимании образа главного героя, «колеблющегося» Григория Мелехова, ведутся и по сей день.

Вполне естественно, что форма и содержание любого великого произведения литературы вызывают споры. Однако в случае с «Тихим Доном» постоянно оспаривается даже само авторство. Кто написал «Тихий Дон»? Самый простой ответ, конечно, — Михаил Александрович Шолохов, и он, несомненно, должен считаться единственно возможным до тех пор, пока неоспоримо не будет доказано другое авторство. Но, несмотря на то, что именно такой ответ дается вот уже более пятидесяти лет, слухи о плагиате звучат сегодня громче, чем когда бы то ни было. Очевидно, что при появлении подобного рода предположений недостаточно просто повторять традиционный ответ, каким бы верным он ни представлялся. Слухи можно погасить, только предъявив контрдоказательства, более убедительные, чем те, на которых эти слухи основаны. Или же, если сформулировать эту мысль в большем соответствии с методологией настоящего исследования, истину можно найти, только уничтожив ложь.

На конференции в Кембридже в 1975 году американский профессор Р. У. Бейли отметил, что «Тихий Дон» является одним из немногих по-настоящему

- 19 -

интересных случаев спорного авторства. На это трудно что-либо возразить. Здесь мы сталкиваемся не с вопросом соотнесения более или менее известного текста с более или менее забытым автором, а имеем дело с проблемой спорного авторства применительно к шедевру мировой литературы, переведенному более чем на 80 языков и вышедшему сотнями изданий по всему миру. По мнению многих, речь в данном случае идет о будущей судьбе произведения. Конечно, если верить американской поговорке, то «любая известность хороша». Однако надо еще доказать, что эта поговорка применима к мировой литературе в той же мере, что и к жизни Голливуда. Даже если сейчас спрос в Америке на «Тихий Дон» и повысился по сравнению с прошлыми годами1, скандал, связанный с авторством, может иметь самые негативные последствия. Показательно, что многие американские студенты потеряли интерес к книге, «потому что Солженицын назвал ее фальшивкой»2. Поэтому такое важное значение имеет проведение серьезного исследования в связи со всеми обвинениями в плагиате, которые выдвигались против автора этого произведения в течение более чем пятидесяти лет.

По следам слухов

Слухи, в силу своей неопределенности, представляют собой довольно сложный объект для изучения. Как известно, слухи о плагиате появились впервые в 1928 году одновременно с выходом первых двух томов «Тихого Дона» в литературно-художественном журнале «Октябрь».

Поначалу молва утверждала, что Шолохов похитил

- 20 -

рукопись из полевой сумки некоего офицера и опубликовал ее под своим именем1. По некоторым источникам рукопись была найдена на теле убитого в сражении «белогвардейского офицера»2 или «офицера белой армии»3. Ходили даже разговоры об анонимных звонках издателям романа, когда им угрожали появлением некоей старушки, требующей восстановления авторства ее «умершего сына»4.

История кражи Шолоховым романа из полевой сумки офицера представляется довольно фантастичной, и ее успех может быть, по-видимому, объяснен лишь атмосферой всеобщей подозрительности, существовавшей в то время в стране. В такой атмосфере «любое голословное утверждение могло найти сторонников, и слухи расцветали пышным цветом»5.

Единственная попытка обнаружить источники слухов была предпринята советским ученым Константином Приймой. Указывая на неожиданную остановку публикации третьего тома романа в марте 1929 года, он обвиняет в этом сторонников Троцкого, которые якобы опасались, что откроется «вся правда о восстании в Вешенской в 1919 году»6.

Беседуя со мной в декабре 1977 года, Прийма подробно

- 21 -

остановился на своей гипотезе1. В конце 1928 года Шолохов принес в журнал «Октябрь» третий том «Тихого Дона». Главный редактор журнала А. Серафимович сразу же принял его для публикации, и первые двенадцать глав, в которых описывались события, предшествующие восстанию в Вешенской, были напечатаны в январском, февральском и мартовском номерах. Однако в начале 1929 года Серафимович вышел из состава редакции, в которую тогда входили Л. Авербах, А. Фадеев, В. Ермилов, В. Киршон и Ю. Либединский. Несмотря на настойчивые просьбы Серафимовича, они, посчитав описание Шолоховым восстания ошибочным и неверным, решили прекратить публикацию романа, уже ставшего известным по всей стране2. Читатели, с нетерпением ожидавшие продолжения романа, были разочарованы: в апрельском номере не было даже сообщено, почему прекратилось печатание романа. Конечно, подобная ситуация послужила весьма благодатной почвой для возникновения слухов о плагиате. По утверждению Приймы, существовало два источника слухов: сторонники Троцкого и белогвардейские круги.

Несмотря на то что сам Троцкий покинул уже к этому времени Советский Союз, некоторые из его приверженцев еще находились у власти. Среди них был С. И. Сырцов (1893—1938), председатель Совнаркома

- 22 -

РСФСР1, занимавший некогда пост председателя Донбюро РКП (б), ядра большевистской партии на Дону, ярый сторонник политики жестоких репрессий против казаков, целью которой было их физическое уничтожение (расказачивание). Восстание, вспыхнувшее в Вешенской весной 1919 года2, было следствием проведения этой политики. Описание Шолоховым восстания, которое было гораздо серьезнее, чем это признавалось официально, явилось суровым обличением политики, проводимой троцкистами, и могло поколебать позиции Сырцова и его единомышленников. Ничего удивительного, что они стремились остановить публикацию романа и бросить тень на его автора. После прекращения публикации надо было дискредитировать и самого Шолохова, заронив сомнение в его политической благонадежности и распространив слухи о том, что его роман был литературной подделкой. По мнению Приймы, все это было делом рук троцкистов.

На первый взгляд теория Приймы выглядит довольно убедительно. Однако ей не хватает доказательств. У нас нет достаточных свидетельств тому, что редакционная коллегия действовала по указанию могущественного Сыркова. К сожалению, в архивах «Октября»3 не сохранилось решение редакционной коллегии о прекращении публикации романа. Ничто

- 23 -

также не свидетельствует о том, что троцкисты проводили кампанию дискредитации писателя. Правда, в сентябре 1929 года в одной из ростовских газет появилась статья, в которой Шолохов подвергался нападкам за политическую неблагонадежность и идеологическую слабость1. Однако о политических симпатиях ее автора ничего не известно, равно как и его связях с троцкистами. Ничто не указывает на то, что эти люди или те, кто был с ними связан, могут быть заподозрены в обвинении Шолохова в плагиате. Напротив, некоторые члены редакционной коллегии (Л. Авербах, В. Киршон и А. Фадеев), последовав, по версии Приймы, совету Сырцова прекратить публикацию романа, вскоре подписали письмо в «Правду», в котором утверждалось, что книга не является подделкой. Можно предположить, конечно, что все это было двойной политической игрой, но, пока не будут представлены более убедительные доказательства, обвинения, выдвинутые против троцкистов, кажутся несколько преждевременными.

По моему мнению, слухи о плагиате скорее можно было бы объяснить завистью собратьев по перу. И в самом деле, нет ничего удивительного в том, что преуспевающие советские писатели, почувствовав, что их полностью затмила неожиданная слава 22—23-летнего создателя «Тихого Дона», стали испытывать к нему вполне объяснимое чувство зависти. А от писательской зависти всего один шаг до всякого рода сплетен и слухов, включая и обвинения в плагиате. Во всяком случае, так объяснял это в одном из своих писем А. Серафимович. Отдавая должное «огромному таланту» Шолохова, Серафимович далее указывает:

- 24 -

«Нашлись завистники — стали кричать, что он у кого-то украл рукопись. Эта подлая клеветническая сплетня поползла буквально по всему Союзу. Вот ведь псы!»1. Интересно, что в беседе с автором настоящего исследования сам Шолохов полностью поддержал это объяснение, упомянув об «организованной зависти»2.

Так как со временем слухи о плагиате становились все более настойчивыми, Шолохов решил обратиться за помощью в «Правду». Получив рукопись первых трех томов и план четвертого, газета, вероятно, по инициативе сестры Ленина Марии Ульяновой обратилась в Российскую ассоциацию пролетарских писателей (РАПП) с просьбой разобраться в этом вопросе3. Для этой цели была организована особая комиссия под председательством Серафимовича. По просьбе комиссии Шолохов представил рукописи, черновики и наброски всего того, что им было написано к тому времени4. Затем в конце марта 1929 года «Правда» напечатала письмо, в котором обвинения, выдвинутые против Шолохова, были отвергнуты как «злостная клевета»,

- 25 -

распространяемая врагами диктатуры пролетариата1. Письмо было написано от имени РАППа, и под ним стояли подписи членов комиссии: А. Серафимовича, Л. Авербаха, В. Киршона, А. Фадеева и В. Ставского. Как следовало из письма, никаких материалов, свидетельствовавших о плагиате, не существовало. В нем утверждалось, что работа Шолохова над романом хорошо известна многим, рукопись видели несколько человек и по стилю она весьма близка к его ранним донским рассказам.

Однако, несмотря на агрессивный тон письма и содержавшиеся в нем угрозы привлечь распространителей слухов к судебной ответственности, слухи не прекратились. Напротив, вскоре они стали еще более настойчивыми.

Одним из поводов к этому была публикация в 1930 году сборника памяти Леонида Андреева2. Среди материалов, содержавшихся в книге, было письмо Андреева критику Сергею Голоушеву, датированное 3 сентября 1917 года3. В этом письме Андреев от имени газеты «Русская воля» отклоняет рукопись, которую он называет «твой «Тихий Дон», характеризуя ее как «очень спокойное описание в будничных выражениях в стиле 1880-х годов»4. Трудно понять, как эта характеристика может быть отнесена к роману, известному под названием «Тихий Дон», а само письмо кажется «весьма шатким основанием для возведения горы обвинений против Шолохова»5. Тем не менее имя

- 26 -

Голоушева стало gefundenes Fressen1 для тех, кто обвинял Шолохова в плагиате. Они сочли, что «претендент» на звание автора наконец найден. К сожалению, в то время никто не потрудился поискать произведение Голоушева в других изданиях. И лишь недавно Рой Медведев сообщил2, что рукопись была вскоре напечатана в одной московской газете под названием «С Тихого Дона» под широко известным псевдонимом автора3.

После появления работы Медведева вряд ли хоть один ученый поверит в легенду о том, что Голоушев мог быть автором «Тихого Дона». Очевидно, прав был Серафимович, когда писал, что «менее подходящего «претендента» на шолоховский «Тихий Дон» было трудно придумать»4.

Вполне понятно, что для Шолохова обвинения в плагиате, хоть и необоснованные, были крайне неприятны. 1 апреля 1930 года он с горечью пишет Серафимовичу о новых слухах: «Я получил ряд писем от ребят из Москвы и от читателей, в которых меня запрашивают и ставят в известность, что вновь ходят слухи о том, что я украл «Тихий Дон» у критика Голоушева — друга Л. Андреева — и будто неоспоримые доказательства тому имеются в книге-реквиеме памяти Л. Андреева, сочиненной его близкими. На днях получаю книгу эту и письмо от Е. Г. Левицкой. Там подлинно есть такое место в письме Андреева С. Голоушеву, где он говорит, что забраковал его «Тихий Дон». «Тихим Доном» Голоушев — на мое горе и беду — назвал свои путевые и бытовые очерки, где

- 27 -

основное внимание (судя по письму) уделено политическим настроениям донцов в [19]17 г. Часто упоминаются имена Корнилова и Каледина. Это и дало повод моим многочисленным «друзьям» поднять против меня новую кампанию клеветы. Что мне делать, Александр Серафимович? Мне крепко надоело быть «вором». На меня и так много грязи вылили. А тут для всех клеветников удачный момент: третью книгу моего «Тихого Дона» не напечатают. Это дает им (клеветникам) повод говорить: «Вот, мол, писал, пока кормился Голоушевым, а потом и «иссяк родник»...»1.

Но даже если мы будем искать главный источник слухов среди завистливых друзей Шолохова, следует все же отметить и ту роль, которую играла в их распространении эмигрантская пресса. На первый взгляд эта роль кажется незначительной. В конце 20-х и начале 30-х годов парижская газета «Последние новости», издаваемая бывшим министром иностранных дел П. Н. Милюковым, опубликовала несколько статей о Шолохове и его романе. Однако в большинстве этих статей содержались положительные оценки писателя2, и столь же благожелательно отзывались о нем эмигрантские журналы3. За исключением одного

- 28 -

критика, назвавшего «Тихий Дон» «явно большевистской книгой»1, рецензенты обычно хвалили «замечательный язык»2 Шолохова, его беспристрастность и способность «спокойно смотреть на правых и виноватых»3. Были даже попытки защитить писателя от советских критиков4. По существу, Шолохов был в то время одним из самых популярных русских писателей в эмигрантской среде5. Насколько мне известно, лишь один раз в эмигрантской прессе появились отголоски московских слухов. В мае 1930 года некий «Б. Б.» напечатал сообщение из Берлина, где эмигрантский писатель Анатолий Каменский, возвратившийся из поездки на родину, сделал доклад о положении писателей в Советском Союзе. Сам Каменский явно не верил слухам, но вот как выглядел его рассказ в изложении корреспондента «Последних новостей»: «Творческая энергия писателей, лишенных возможности писать и печататься, часто находит выход в создании самых невероятных историй и распространении диких и нездоровых слухов в связи с любым сколь-либо значительным событием в литературе. Каждый день рождаются десятки легенд, и люди верят им. Так, например, недавно литературная Москва была потрясена историей, связанной с «Тихим Доном», романом молодого

- 29 -

Шолохова. В литературных кругах внезапно «обнаружили», что автором этого сенсационного романа был вовсе не Шолохов, а неизвестный белый офицер с Кавказа, расстрелянный Чрезвычайной комиссией (ЧК). Говорили, что Шолохов, служивший в ЧК, случайно завладел бумагами убитого, среди которых была и рукопись романа.

Более того, когда роман был опубликован, Государственное издательство якобы получило письмо от пожилой женщины из провинции, в котором она заявляла, что роман принадлежит ее сыну, которого она не видела уже много лет и считала погибшим. Государственное издательство, желая порадовать писателя, попросило женщину приехать в Москву и устроило ее встречу с Шолоховым, которая, впрочем, кончилась ничем, так как старушка не признала в Шолохове своего сына. Вся эта история передавалась в литературных кругах в мельчайших подробностях. Затем в это дело вмешались власти, организовав что-то вроде «домашнего трибунала» с привлечением массы свидетелей. В «судебном разбирательстве» приняли участие почти все московские писатели во главе с Пильняком, Лидиным и другими. «Судебное расследование» закончилось оправданием Шолохова, которому удалось доказать, что роман действительно принадлежит ему. Распространителей слухов обнаружить не удалось»1.

Как утверждает Прийма2, эта статья широко ходила в московских литературных кругах. Спустя сорок лет эта версия попала в книгу Джона Бэррона, к которой мы еще вернемся.

В 1932 году Шолохов вступил в Коммунистическую партию и в том же году опубликовал первую

- 30 -

книгу «Поднятой целины». После этого обвинения в плагиате несколько поутихли. Однако в 1937—1938 гг. неожиданно развернулась новая кампания нападок. Как указывает казацкий писатель Д. Петров-Бирюк, в ростовскую газету «Молот» и в Ростовский обком партии стали приходить многочисленные письма от казаков с новыми обвинениями Шолохова в плагиате. Такие же письма получали частные лица, среди которых был и сам Д. Петров-Бирюк1. В некоторых из них утверждалось, что действительным автором «Тихого Дона» был казацкий писатель Федор Дмитриевич Крюков (1870—1920). Шолохов якобы получил рукопись от своего тестя П. И. Громославского, который служил вместе с Крюковым в Донском войске и даже присутствовал при его смерти.

Все эти сведения, исходящие от Петрова-Бирюка, начисто отрицаются Приймой, который в то время работал журналистом в «Молоте»2. По его словам, нет никаких доказательств того, что Громославский поддерживал какие-либо отношения с Крюковым. Напротив, в то время, когда Крюков в составе армии отступал с Дона, Громославский отбывал наказание в Новочеркасской тюрьме за то, что воевал на стороне красных, и был позже освобожден наступающими частями Красной Армии. Более того, когда некоторые из жителей Вешенской летом 1920 года подвергли сомнению политическую благонадежность Громославского как бывшего атамана, представитель местной власти Мошкаров пригрозил им революционным трибуналом3. Этот факт со всей очевидностью доказывает, что, вопреки слухам, Громославский был на стороне красных. Тем не менее Прийма допускает, что Крюков и раньше мог упоминаться в качестве вероятного автора

- 31 -

романа. Так, в октябре 1974 года биограф Крюкова В. Проскурин сообщил ему [Прийме], что имя Крюкова называлось «некоторыми состоятельными жителями» станицы Глазуновской, где родился писатель, еще в конце 1929 года1. Прийма считает также, что Петров-Бирюк завидовал Шолохову, так как утверждал в присутствии ученого, что его собственная эпопея «Сказание о казаках» лучше «Тихого Дона»2.

Трудно сказать, от кого исходили обвинения, вновь выдвинутые в 1937—1938 годах. Главной причиной была, вероятно, зависть собратьев по перу и соперничество между казацкими станицами (Вешенской и Глазуновской). Кроме того, Шолохов в то время находился на подозрении у НКВД, обвинявшего его в контрреволюционных настроениях3, и новые нападки могли быть частью провокации, направленной против писателя. Этим можно объяснить и то обстоятельство, что слухи утихли сразу же после того, как провокация не удалась.

После этого история с кражей продолжала существовать в основном в среде русской эмиграции. Но и на Западе такой известный критик, как Глеб Струве никогда не верил в это4, хотя и сохранял «непредубежденность» в вопросе об авторстве Шолохова5. Даже Юргену Рюле, который называл «Тихий Дон» «eine vernichtende Abrechnung mit dem Bolschewismus»6, история с кражей казалась «gewiss absurde These»7^, 8.

- 32 -

Затем, вскоре после получения Шолоховым в 1965 году Нобелевской премии по литературе, слухи о плагиате возобновились с удвоенной силой. В то время популярность Шолохова в среде советской интеллигенции в значительной мере упала, особенно после его яростных нападок на Синявского и Даниэля на XXIII съезде КПСС в 1966 году. Д. Стюарт, посетивший Советский Союз весной 1966 года, встречался с людьми, которые вообще не верили, что «Тихий Дон» мог быть написан Шолоховым1. Эти сведения вполне совпадают с впечатлениями, вынесенными рядом ученых из бесед с советскими писателями и другими представителями интеллигенции.

Таким образом, обвинения в плагиате очень часто тесно связаны с политическими настроениями и личными антипатиями к Шолохову и Коммунистической партии, горячим сторонником которой являлся писатель. Убедительный пример политического характера обвинений Шолохова в плагиате можно найти в книге Джона Бэррона о Комитете государственной безопасности (КГБ). Наряду с другими свидетельствами Бэррон приводит слова дочери Сталина Светланы Аллилуевой, вспоминающей свою жизнь в Москве: «Все знали об этом. Ни у кого не было сомнений, что он просто украл эту рукопись у убитого белого офицера и включил ее в книгу. Была даже шутка, что единственная хорошая вещь, которую он написал, и та была украдена»2.

В своей книге Бэррон даже высказывает предположение, каким образом Шолохов похитил материал для романа, основываясь на сведениях, сообщенных советским эмигрантом Алексеем Якушевым, которые,

- 33 -

как он утверждает, были получены им в редакции «Нового мира». Бэррон излагает рассказ Якушева следующим образом:

«В начале 1968 года в редакцию пришло пространное письмо от одной ленинградки, в котором она утверждала, что ее брат написал роман о своей службе в рядах белой гвардии во время гражданской войны. В начале 20-х годов он был арестован и приговорен к расстрелу. Опасаясь, что в случае его смерти роман будет утерян, брат этой женщины рассказал священнику, сидевшему с ним в одной камере, где спрятана рукопись.

Сразу же после ареста брата женщина оставила донбасский поселок, где они жили раньше. Позже, когда она вернулась обратно, то из записки, написанной ее братом перед казнью, ей стало известно о существовании рукописи, тайна которой была доверена священнику. От соседей она также узнала, что следователем ОГПУ, допрашивавшим священника, был не кто иной, как Михаил Шолохов.

Женщина так и не нашла рукописи, о которой упоминал ее брат. Однако она обнаружила ранний черновик романа и многочисленные записи, которые он использовал при его написании, и сумела все это сохранить. В письме говорилось, что, за исключением незначительных разночтений, в основном в именах и диалогах, черновик, который она сохранила, полностью совпадает с текстом «Тихого Дона», опубликованного под именем Шолохова. Преодолев, наконец, страх перед оглаской и желая довести дело до конца еще при жизни, женщина обратилась в «Новый мир» с просьбой помочь организовать официальное расследование, которое бы помогло восстановить подлинного автора романа.

Главный редактор журнала Александр Твардовский сразу же ответил на письмо, посоветовав женщине

- 34 -

передать рукопись в ленинградскую прокуратуру, сопроводив ее соответствующим официальным заявлением. Вскоре Твардовский сам посетил эту женщину. Она подтвердила, что письмо было написано ею, и рассказала, что, следуя данному ей совету, передала черновик и записки в прокуратуру. Однако от дальнейшего разговора на эту тему она отказалась, явно напуганная чем-то. Тогда Твардовский сам обратился в прокуратуру с просьбой проверить рукопись. Однако прокурор заявил ему, что дело закрыто, и посоветовал не вмешиваться. Позже друзья рассказали Твардовскому, что за несколько дней до его приезда в прокуратуру Ленинграда приходил Шолохов «в весьма возбужденном состоянии». Тем дело и закончилось1.

Вновь нам приходится столкнуться с довольно фантастичной историей. Во-первых, как мог Шолохов в «начале 20-х годов», когда ему было всего 15—16 лет, работать следователем Объединенного государственного политического управления (ОГПУ)? Что же касается появления Шолохова в ленинградской прокуратуре «в весьма возбужденном состоянии», то нам точно известно, что в 1968 году писатель вообще не ездил в Ленинград2. Бэррон несомненно прав, когда пишет, что эта история никоим образом не является «доказательством плагиата», однако трудно согласиться с тем, что столь неправдоподобный рассказ, в котором не упоминается даже имя «претендента», «дает основание для проведения беспристрастной научной оценки литературной репутации Шолохова и выяснения правомерности присуждения ему Нобелевской премии»3.

- 35 -

Гипотеза Д*

Более конкретное и обстоятельное обвинение против Шолохова было выдвинуто в сентябре 1974 года, когда в Париже была опубликована критическая работа Д*, предисловие к которой написал Александр Солженицын.

В этом предисловии Солженицын называет Д* литературоведом высокого класса1, чья недавняя смерть помешала завершить начатую работу, и сожалеет, что вынужден скрывать его имя. Это породило множество догадок относительно автора книги. Наиболее фантастическое предположение было высказано русским эмигрантским писателем Григорием Климовым. По его утверждению, некий соискатель на звание доктора филологии в Колумбийском университете получил в 1969 году стипендию в 5000 долларов для написания диссертации, доказывающей, что Шолохов не является автором «Тихого Дона». Однако Климов не указывает, от кого поступило это предложение. Позже эта диссертация была якобы опубликована от имени советского ученого Д*2. Конечно, трудно сказать, действительно ли имело место такое предложение, однако утверждение о том, что книга Д* основана на диссертации, написаной в Соединенных Штатах, бесспорно является неверным3, и никто из сотрудников Славянского отделения Колумбийского

- 36 -

университета не смог подтвердить версию, предложенную Климовым.

Вполне понятно, что мы не ставили себе задачу выяснять, кто скрывается под псевдонимом Д*.

Основываясь на ранних слухах, Д* утверждает, что большая часть «Тихого Дона» была написана Федором Крюковым, который служил в Донском войске, сражавшемся против красных, и умер от тифа при отступлении войска в 1920 году. По свидетельству очевидцев, во время первой мировой войны и Октябрьской революции Крюков работал над большой книгой о донских казаках. После его смерти рукопись каким-то образом попала к Шолохову. Внеся туда ряд изменений, в результате которых патриотизм казачества, присутствовавший в оригинале, был затушеван и заслонен прокоммунистическими настроениями, Шолохов напечатал роман как свой собственный.

Среди аргументов, приведенных Д* в поддержку своей версии, есть один, который неоднократно выдвигался и раньше с целью доказать невозможность авторства Шолохова. Солженицын вкратце приводит его в своем предисловии:

«Автор с живостью и знанием описал мировую войну, на которой не бывал по своему десятилетнему возрасту, и гражданскую войну, оконченную, когда ему исполнилось 14 лет. Критика сразу отметила, что начинающий писатель весьма искушен в литературе, «владеет богатым запасом наблюдений, не скупится на расточение этих богатств» («Жизнь искусства», 1928, № 51; и др.). Книга удалась такой художественной

- 37 -

силы, которая достижима лишь после многих проб опытного мастера, — но лучший 1-й том, начатый в 1926 г., подан готовым в редакцию в 1927-м; через год же за 1-м был готов и великолепный 2-й; и даже менее года за 2-м подан и 3-й, и только пролетарской цензурой задержан этот ошеломительный ход. Тогда — несравненный гений? Но последующей 45-летней жизнью никогда не были подтверждены и повторены ни эта высота, ни этот темп.

Слишком много чудес! — и тогда же по стране поползли слухи, что роман написан не тем автором, которым подписан, что Шолохов нашел готовую рукопись (по другим вариантам — дневник), убитого казачьего офицера и использовал его; У нас, в Ростове н/Д. говорили настолько уверенно, что и я, 12-летним мальчиком, отчетливо запомнил эти разговоры взрослых.»1

Действительно, первые три тома «Тихого Дона» были написаны в поразительно короткий срок, и автор их был очень молод. Однако это не единственный такой случай в мировой литературе. Такие эпопеи, как «Будденброки» и «Посмертные записки Пиквикского клуба», были также написаны очень быстро, а их авторы были немногим старше Шолохова. Кроме того, Шолохов небыл единственным молодым писателем, который в этот бурный период в истории России сумел создать и опубликовать значительное произведение. «Гражданская война воспитала быстро возмужавшее поколение; поэтому неудивительно, что появились писатели, столь же быстро достигшие творческой зрелости», — пишет Нильс Оке Нильссон, приводя Шолохова в качестве примера2. Довод Солженицына о том,

- 38 -

что Шолохов не видел войны, что он «живо и со знанием дела описывает мировую войну, в которой не мог принимать участия», убедительно опровергается Марком Слонимом: «В своем романе «Август 1914» Солженицын сам описывает войну и события, которые ему лично не были известны по той простой причине, что он тогда еще не родился»1. Более того, далеко не все согласятся, что заключительная часть романа (ч. 8-я) сильно уступает первым. Нет также никаких оснований полагать, что более поздние произведения Шолохова должны быть написаны столь же блестяще, как и его главный шедевр. Как указывает Ермолаев, «Шолохов не единственный выдающийся писатель, который не сумел превзойти свои достижения 20-х годов в более поздних работах»2. Конечно, создание и выход такой книги, как «Тихий Дон», само по себе является чудом, однако утверждение, что произошло слишком уж много чудес, представляется весьма спорным.

Рассмотрим более подробно гипотезу о том, что основная часть романа написана Крюковым, а Шолохова можно считать лишь «соавтором».

На первый вгляд выбор Крюкова на роль автора романа кажется вполне обоснованным. Во-первых, он был известным писателем, автором большого количества произведений. Во-вторых, он сам был казаком и хорошо знал и любил язык и уклад жизни казачества. И наконец, он был активным участником событий, описанных в «Тихом Доне».

В начале 1900-х годов Крюков регулярно печатался в народническом журнале «Русское богатство», а затем стал членом его редколлегии. Журнал этот, возглавляемый известным и уважаемым писателем

- 39 -

В. Короленко, стал одним из самых передовых изданий в стране1. В соответствии со своими народническими взглядами Крюков утверждал, что русская крестьянская община имеет традиционно-коллективный характер и может вследствие этого послужить основой социалистического общества. По этой причине нельзя допускать вторжения индустриализации в сельскую жизнь. В произведениях Крюкова эти идеи тесно переплетаются с ярко выраженными патриотическими настроениями казаков, отличающимися враждебностью ко всем «иногородним» или «пришлым на Дон людям», которые не принадлежат к исконному казачеству. В большинстве созданных им произведений, как художественных, так и публицистических, описывается жизнь казаков, и, читая его книги, нельзя не согласиться с мнением Короленко, что Крюков «первый дал нам настоящий колорит Дона»2.

Идеологические воззрения Крюкова и Шолохова полярно противоположны: первый был народником, отстаивающим своеобразие казаков и их тесную связь с родной землей, второй же был коммунистом, проповедующим классовую борьбу. И именно в этом, как утверждает Д*, кроется причина многочисленных идеологических несообразностей, встречающихся в романе. Возможно ли, например, чтобы большевик

- 40 -

Штокман, изображенный вначале как некий чужеродный элемент, вторгшийся в казацкую общину, превратился затем в блистательного героя и основоположника коммунистического общества на Дону? Как мог Кошевой, который поначалу представляется читателю как презренный единоличник, преобразиться в положительного героя? И как объяснить серьезные противоречия в характере главного героя Григория Мелехова? По мнению Д*, ответом на эти вопросы может послужить тот факт, что в создании романа участвовали два писателя, которые тянули повествование в противоположные стороны. Шолохов попытался создать произведение, отвечающее новым веяниям, но потерпел поражение, не в силах противостоять течению «тихого Дона»1.

Тем не менее теория, предполагающая наличие автора (Крюков) и соавтора (Шолохов), значительно облегчает исследование вопроса о плагиате, так как в этом случае возможно сравнить язык и стиль этих двух писателей. У Д* не нашлось времени, чтобы подкрепить свой анализ фактическим материалом, и его доводы относительно стилистики звучат не слишком убедительно. Кроме нескольких замечаний, касающихся композиции романа, все его высказывания по этому поводу носят явно предположительный характер.

- 41 -

Начисто отсутствует конкретный анализ, без которого невозможно прийти к какому-либо серьезному выводу. Солженицын со своей стороны не испытывает ни малейшего сомнения в том, что именно Крюков написал эту эпопею донского казачества: «Такой живости, неподдельности, неповторимости быта, уклада, обычаев, языка, психологии донского казачества (после Гражданской войны подавленных, затем стертых), такой глубины многолетних наблюдений изнутри мы не найдем уже более ни у кого из донских писателей. Кроме только... кроме только автора «Тихого Дона» — и то лишь в первой его редакции, и то лишь — исключая чужеродные непонятные вставленные куски...»1

Но и это всего лишь субъективное утверждение, не подкрепленное необходимым сравнительным анализом стиля и языка, который мог бы убедить читателей в авторстве Крюкова.

Реакция на книгу Д*

В западной прессе появление книги Д* расценивалось как сенсация. Тот факт, что его версия была поддержана самим Солженицыным, был воспринят многими как гарантия ее достоверности, и, к сожалению, сразу же начались попытки нажить политический капитал на этом «откровении». Джон Бэррон сообщал, что в ту осень даже академик В. В. Виноградов, один из лучших современных специалистов по стилистике, якобы отрицал, что роман написан Шолоховым2. Это утверждение находится, однако, в явном противоречии с тем фактом, что Виноградов в 1955 году поддержал

- 42 -

предложение С. Н. Сергеева-Ценского о выдвижении Шолохова на соискание Нобелевской премии по литературе1.

Естественно, что в странах Восточной Европы прозвучали протесты против обвинений Шолохова в плагиате, хотя никакой «официальной» реакции не последовало. Однако доклады на шолоховских конференциях свидетельствовали о том, что книга Д* вызвала негодование. Так, В. А. Ковалев на ленинградской конференции 1975 года заявил следующее: «Что касается споров и вообще безнравственной возни вокруг имени Шолохова, затеянных сейчас недругами за рубежом, то с такими спорщиками разговор, как говорится, короткий...»2. А вот что ответил Константин Симонов московскому корреспонденту журнала «Шпигель» в связи с обвинениями Шолохова в плагиате: «Эти обвинения предъявлялись Шолохову еще в 20-х годах. В них нет ни доли правды. Вместе со своими анонимными помощниками Солженицын воскресил эту ложь. Как писатель, он должен знать, что это ложь: роман, подобный «Тихому Дону», не может быть плагиатом»3.

Симонов признает, что у него нет «юридических доказательств» того, что Шолохов написал роман самостоятельно, но указывает, что талант писателя проявился уже в его ранних рассказах и его развитие

- 43 -

можно четко проследить в работах Шолохова, предшествовавших «Тихому Дону». Этот же аргумент был выдвинут и в опровержении, появившемся в ГДР1. Мысль о том, что ранние рассказы Шолохова являются как бы предысторией «Тихого Дона», занимала центральное место в статьях Анатолия Калинина в «Известиях»2, которые, по мнению Медведева, были написаны с целью опровержения книги Д*3. Сам Шолохов, однако, часто выражал сомнение по этому поводу, утверждая, что «нельзя видеть предысторию там, где ее нет»4.

Вскоре послышались протесты и со стороны западных ученых. Глеб Струве, один из ведущих западных специалистов в области русской литературы, сразу же подверг основательной критике ряд выдвинутых в книге Д* аргументов, и в особенности историю с Голоушевым5, а исследователь творчества Шолохова Герман Ермолаев заканчивает свою подробную рецензию на эту книгу следующими словами:

«Таким образом, создается впечатление, что Д* не очень хорошо знаком с текстом «Тихого Дона» и с историческими событиями, изображенными в романе. Его методы исследования основаны не столько на тщательном изучении текста и соответствующих фактов, сколько на беспочвенных догадках и вольных толкованиях, подчас исходящих из ложных предпосылок. Ему не удалось подтвердить свой тезис о сосуществовании

- 44 -

в «Тихом Доне» авторского и соавторского текстов»1.

С другой стороны, теория Д* о значительном вкладе Крюкова в написание «Тихого Дона» была поддержана рядом русских эмигрантских авторов (А. Седых, Н. Рутыч, А. Кузнецов)2, а также советским ученым Роем Медведевым, который сам занимался изучением жизни донских казаков в первые годы революции. В январе 1975 года3 книга Медведева была распространена в Москве в рукописи, а затем опубликована в Париже на французском языке4. Мое первое знакомство с этой работой произошло по новой и дополненной рукописи на русском языке, которую Рой Медведев передал через своего брата Жореса, живущего в настоящее время в Лондоне5. Позднее в Кембридже вышел английский перевод этой книги6.

Медведев считает, что Д* недооценил работу, проведенную Шолоховым, и высказывает предположение, что материал, попавший в руки Шолохова, скорее

- 45 -

всего был в форме дневников, отрывков и заметок, а не в виде законченной рукописи, как утверждает Д*. Но хотя Медведев и указывает на ряд слабостей и явных ошибок в системе аргументов, выдвинутых Д*, он тем не менее поддерживает теорию, согласно которой «Тихий Дон» был написан не одним автором. По словам Медведева, если бы «Тихий Дон» был опубликован в 1928 году без указания автора, никому и в голову бы не пришло считать им Шолохова: слишком уж отличаются его ранние рассказы по своей художественной форме и идеологической направленности от этого романа. Что же касается Крюкова, то здесь картина совершенно иная: его поистине энциклопедическое знание казацких обычаев, знакомство с описываемыми событиями, великолепное владение казацким диалектом, прекрасное общее и литературное образование и глубокая симпатия к национальным чувствам казаков дает достаточно оснований для того, чтобы считать создателем романа именно его, а не бойкого молодого комсомольца Шолохова, который даже не был казаком по происхождению.

Исследование, проведенное Медведевым со свойственной ему основательностью и беспристрастностью, значительно превосходит работу Д*. Его книга была в целом принята хорошо1, однако и она подверглась довольно убедительной критике, особенно со стороны Ермолаева2. По мнению последнего, значительная

- 46 -

разница между сдержанной объективностью «Тихого Дона» и «ярко выраженной идеологической тенденциозностью» большинства других произведений Шолохова может быть объяснена тем фактом, что основная работа над романом с конца 1925 до 1930 года велась «в консервативном или преимущественно антисоветском окружении» еще до того, как автор вступил в коммунистическую партию1. Ермолаев указывает также, что Крюков с его прекрасным образованием и знанием уклада жизни казаков скорее бы избежал того множества ошибок, что имеется в книге, чем такой молодой писатель, как Шолохов. Кроме того, как пишет Ермолаев, в романе можно проследить явное влияние эмигрантских и советских материалов, опубликованных уже после смерти Крюкова.

В своем ответе Ермолаеву Медведев соглашается со многими его критическими замечаниями2. Но, несмотря на то, что Медведев несколько сбавил тон, предпочитая говорить о «загадках», а не о «плагиате», он настаивает на своем предположении, что, по крайней мере, первый том «Тихого Дона» был написан до 1920 года несомненно Крюковым, а затем «попал в руки молодого Шолохова уже почти в законченном

- 47 -

виде»1. Утверждая, что «большая часть первого и некоторые места второго и третьего томов были написаны не Шолоховым»2, Медведев, таким образом, принимает гипотезу о двойном авторстве, выдвинутую Д* и поддержанную Солженицыным, согласно которой большая часть эпопеи принадлежит перу Крюкова, а Шолохов является лишь соавтором, отредактировавшим неоконченную рукопись Крюкова и приспособившим ее к новой политической ситуации и новой идеологии. Однако он более осторожен в выражениях, когда утверждает, что многое можно объяснить, если «предположить, что Шолохов не просто переписал текст, а отредактировал его по-своему»3. На первый взгляд Медведев пытается здесь смягчить обвинение в плагиате, сводя весь вопрос к возможному влиянию Крюкова на творчество Шолохова, что звучит не вполне правдоподобно, если принять во внимание тот факт, что Шолохов неоднократно заявлял, что он вообще не читал Крюкова4. Тем не менее, употребив слово «отредактировал» вместо «написал», Медведев все же подразумевает, что Шолохов совершил преступный акт.

Однако методы исследования и материалы, предложенные Медведевым, никак не дают ему права делать такой вывод. Прежде всего, стилистический анализ, содержащийся в книге, оставляет желать лучшего. Случайные совпадения в языке и содержании, обнаруженные Медведевым в рассказах Крюкова и в романе, послужили ему вполне достаточным основанием, чтобы объявить Крюкова соавтором «Тихого Дона». «Из пятидесяти-шестидесяти отличительных особенностей,

- 48 -

присущих автору «Тихого Дона», — пишет Медведев, — возможно указать сорок-сорок пять, совпадающих с личностью Федора Крюкова, если судить по его произведениям и тому, что нам известно о его жизни»1. С другой стороны, Медведев находит не более полудюжины деталей, соответствующих биографии Шолохова. К несчастью, такая методология, при которой читателю даже не сообщают всех применявшихся критериев, неизбежно будет страдать субъективизмом и предвзятостью. Весьма спорной представляется также уверенность Медведева в том, что «если бы «Тихий Дон» появился в конце 20-х годов без указания автора, то многие литературные критики назвали бы наиболее вероятным автором большей части этого замечательного романа именно Федора Крюкова»2. Даже наиболее благожелательные статьи о Крюкове, написанные его друзьями и почитателями, не дают никакого основания для подобной уверенности. Во всех этих статьях Крюков характеризуется как не более чем «второстепенный» писатель3, автор «небольших миниатюр из повседневной жизни в стиле Чехова»4 и «талантливых очерков из жизни казаков»5.

- 49 -

Совершенно очевидно, что это не слишком прочный фундамент для утверждения, что Крюков мог быть автором такого динамичного эпического произведения, как «Тихий Дон».

Несмотря на то что выбранный нами метод исследования основан на лингвистических методах анализа, а не на чисто внешних свидетельствах, мне бы хотелось завершить свое вступление ответом на следующий немаловажный вопрос: есть ли основания для принятия гипотезы о том, что Крюков действительно работал над эпическим романом, который позже стал «Тихим Доном»?

Естественно, что и Д* и Медведев отвечают на этот вопрос утвердительно. Однако в подтверждение этой гипотезы приводятся в основном косвенные доказательства. Оба автора упоминают людей, которые якобы слышали либо от самого Крюкова, либо от кого-то другого, что он работает над романом, но никто, за исключением двух очевидцев, не утверждает, что роман этот был «Тихим Доном». Одним из таких очевидцев является писатель П. И. Шкуратов, который настаивает, что он видел в архиве Крюкова «черновики «Тихого Дона» и отрывки из романа»1. Обычно такое заявление считается достаточно убедительным доказательством. Однако, к несчастью для сторонников этой версии, даже Медведев признает, что Шкуратов является довольно ненадежным свидетелем. «В восьмидесятилетнем возрасте, — пишет Медведев, — память вполне могла подвести его, о чем говорят некоторые неточности в деталях и различное изложение одних и тех же событий, встречающееся иногда в его письмах»2. В статье, написанной для издающегося в Италии журнала «Россия», Медведев сообщает, что

- 50 -

Д. Петров-Бирюк также утверждает, что видел некоторые страницы из первых частей «Тихого Дона» в ленинградском архиве Крюкова. Однако в достоверности этого заявления сомневается даже сам Медведев, который отмечает, что Петров-Бирюк всю жизнь завидовал Шолохову и называл его «белогвардейским писателем»1. Примечательно, что ни один ученый, имевший доступ к архивам Крюкова, не обнаружил никаких следов «Тихого Дона» или любого другого эпического произведения2.

В самом деле, трудно себе представить, как Крюков в 1918—1919 годах, будучи секретарем Войскового круга и редактором новочеркасской газеты «Донские ведомости», мог найти время для написания такого романа, как «Тихий Дон». Примечательно, что когда некий профессор Тарасов на собрании Войскового круга, происходившем 29 ноября 1919 года, посетовал на то, что не хватает бумаги, потому что «печатаются

- 51 -

никуда не годные рассказы и другие произведения господина Крюкова», последний ответил, что все эти рассказы были напечатаны в Петербурге или Москве. «Не думаю, — с иронией продолжал Крюков, — что господин Тарасов сочтет рассказами все те прокламации, листовки, воззвания и декреты Войскового круга, которые были напечатаны и теперь перепечатываются информационным отделом. Большинство из них действительно принадлежит моему перу»1.

Это заявление из первых рук ясно показывает, что в последние бурные годы своей жизни Крюков настолько был занят политической борьбой против большевизма, что на belles lettres2 у него вообще не оставалось времени3.

И если он действительно работал над романом, почему местом действия была выбрана Вешенская, где, как известно, он никогда не бывал? В нашей беседе, происходившей 20 декабря 1977 года, Шолохов в качестве главного довода против авторства Крюкова высказал именно это соображение. Указав на целый ряд имен в романе, принадлежавших людям, знакомым ему с детства (например, Григорий, Петро и Дарья, с которыми он встречался, когда жил в семье Дроздовых на хуторе Плешакове), и назвав отдельных, реально существовавших людей, которые послужили прототипами героев романа и с которыми он советовался при работе над книгой (например, Харлампий Васильевич Ермаков с соседнего хутора

- 52 -

Базки, ставший прототипом Григория Мелехова), Шолохов заявил, что Крюков, живший в станице Глазуновской, более чем за сто километров от Вешенской, никак не мог располагать всеми этими сведениями и использовать их в романе.

Интересно, что тот же самый географический довод приводит и Герман Ермолаев. В конце своего подробного исследования, посвященного проблеме плагиата, он пишет: «В целом имеется достаточно оснований, чтобы исключить Крюкова из числа возможных авторов «Тихого Дона». Действие романа разворачивается в незнакомом для него месте; у него было недостаточно времени, чтобы написать 3-й и 4-й тома; большинство важных исторических документов, использованных в романе, появилось уже после его смерти; между его произведениями и «Тихим Доном» гораздо больше стилистических различий, чем сходства; и наконец, он не мог сделать такого множества грамматических, синтаксических и фактических ошибок. И наоборот, имеется достаточно оснований считать, что «Тихий Дон» написан Шолоховым. Действие романа происходит в тех местах, где он жил, и многие его герои имеют своими прототипами людей, которых он знал. При описании событий, участником которых он не был, Шолохов опирается на устные рассказы очевидцев и опубликованные материалы. У него было время, чтобы написать все четыре тома романа, и он продемонстрировал, что может писать с замечательной скоростью. Большое количество и многообразие ошибок, встречающихся в ранних изданиях «Тихого Дона», объясняется недостаточной образованностью писателя и спешкой, с которой он писал первые три тома. Неодинаковую же идеологическую направленность «Тихого Дона» и других произведений Шолохова можно объяснить теми обстоятельствами, в которых создавались первые три тома эпопеи, а

- 53 -

также желанием и способностью автора написать значительное, а следовательно, и объективное произведение»1.

Однако до тех пор, пока эта проблема будет связана с политически окрашенными симпатиями или антипатиями к личности Шолохова, ее решение следует искать на основе лингвистических, а не чисто внешних доказательств. Поэтому нельзя не согласиться с мнением Медведева2, считающего, что этот вопрос должен быть выяснен раз и навсегда с помощью текстуального компьютерного анализа.

Метод лингвистического анализа

Идея провести компьютерное исследование возникла сразу же после того, как стало известно, что Солженицын собирается опубликовать работу Д*. В интервью, данном через несколько дней после появления в прессе сообщений о предстоящей публикации книги Д*3, я выразил уверенность в возможности решения этой проблемы путем применения количественных методов анализа и электронной обработки данных4.

При определении авторства методом компьютерного анализа наличие нового претендента значительно облегчает задачу независимо от нашей оценки этой гипотезы. Более того, Д* выдвигает замечательно четкую гипотезу, согласно которой 95% 1-го и 2-го томов и 68—70% 3-го и 4-го томов принадлежит перу

- 54 -

автора, то есть Крюкову, а Шолохов является лишь «соавтором». Таким образом, Д* не ограничивается предположением, что Шолохов просто использовал дневники и записки Крюкова в качестве материала для своего романа. Это вполне допустимая практика для любого писателя, который не обязан давать ссылки на использованные им материалы. Однако фраза «принадлежит перу автора» не оставляет сомнения в том, что мы имеем дело с плагиатом. Если мы не хотим несправедливо обвинить многих лучших писателей мира в «заимствованиях», то должны определить плагиат как «заимствование или имитацию языка и мыслей другого автора с целью выдать их за свои собственные»1. И, если в соответствии с этим определением мы считаем плагиатом сознательное воспроизведение чужих слов без указания на это обстоятельство, тогда, исходя из гипотезы Д*, язык и стиль произведений Крюкова и «Тихого Дона» должны обнаруживать значительное сходство. В этом случае можно предположить, что произведения Крюкова имеют с «Тихим Доном» гораздо больше сходства, чем произведения Шолохова, который, как утверждает гипотеза, написал лишь незначительную часть двух первых томов.

В мировой литературе существует немало произведений, авторство которых не установлено или оспаривается. Уже несколько столетий ученые работают

- 55 -

над этой проблемой1, и суть таких исследований сводится к следующему. Ученый, хорошо знакомый с тем периодом, когда был написан исследуемый текст, находит ряд факторов, указывающих на то, что автором является то или иное лицо. До недавнего времени наиболее важными считались внешние факторы: биографические данные о предполагаемом авторе, пребывание его в определенных местах, его отношения с окружающими, переписка, род занятий, деятельность и т. д. После того как исследователь остановит свой выбор на каком-то определенном лице, он начинает систематический сбор доказательств и проводит его до тех пор, пока не убедится, что собранного материала достаточно, чтобы приписать текст предполагаемому автору. Опыт показывает, однако, что, применяя этот метод, ученые часто приходят к различным заключениям. Это отчасти можно объяснить тем фактом, что с течением времени обнаруживаются новые источники, которые заставляют взглянуть на дело по-иному. Но главной причиной является то, что ученые основывают свои исследования на различных критериях или, выражаясь откровеннее, выбирают те критерии, которые лучше подходят для их гипотез2.

Этого в какой-то степени можно избежать, если провести лингвистический анализ текста на основе строго определенных критериев. Установив посредством внешних свидетельств, что тот или иной автор мог написать данный текст (например, если он жил в то время, когда текст был написан), мы должны определить, соответствует ли он лингвистически другим известным произведениям данного автора. Для

- 56 -

этого уже необходимо произвести некое «измерение». Мы должны выбрать ряд составляющих, связанных с понятием стиля, и затем использовать их в качестве измеряемых единиц или параметров. Результат измерения сравнивают с результатами, полученными при анализе произведений, принадлежащих другим возможным авторам. Если мы приходим к выводу, что одного или нескольких избранных нами критериев достаточно, чтобы отличить нашего писателя от всех других, то нам остается лишь выяснить, насколько статистически значимыми являются отклонения, иными словами, можем ли мы быть уверены в достоверности полученных результатов. Но каким бы ни был результат, он всегда будет соответствовать истине лишь с той или иной степенью вероятности.

В случае «Тихого Дона» мы имеем одного «признанного» автора (Шолохов) и одного «претендента» (Крюков). Наша задача, следовательно, значительно упрощается по сравнению с теми запутанными случаями, когда имеется одно анонимное произведение и неизвестное число возможных авторов.

Метод, который мы используем в данном случае, аналогичен тому, который применяется в судебно-медицинской практике для установления отцовства. На основании анализа генов крови суд может с 90-процентной вероятностью исключить возможность отцовства для данного человека. Если же такая возможность не может быть исключена, то суд обычно признает отцовство за тем, кто назван отцом ребенка, за исключением тех случаев, когда имеются неопровержимые доказательства его непричастности, такие, например, как срок беременности или импотенция1.

- 57 -

Таким же образом анализ текста не может со всей определенностью подтвердить, что произведение было написано тем или иным автором. Даже если по своему языку и стилю спорное произведение обнаруживает явное сходство с произведениями, которые с полной уверенностью можно отнести к данному автору, всегда есть вероятность, по крайней мере теоретическая, что это произведение написано другим автором, работы которого имеют те же лингвистические и стилистические особенности. Однако в нашем случае следует проверить выдвинутую гипотезу с целью исключения возможности авторства. Если «пробы крови», взятые из произведений Крюкова и из «Тихого Дона», будут сильно отличаться друг от друга, то можно с большой долей вероятности снять с Крюкова любые подозрения в отцовстве. Таким образом, основным принципом определения авторства в спорных случаях следует считать метод исключения. К решению этой проблемы надо подходить, помня афоризм Шерлока Холмса о том, что истину можно найти только путем исключения невозможного.

Возможно ли в таком случае измерить стиль? В полной мере, конечно, нет. Однако некоторые элементы стиля несомненно могут подлежать измерению. Так, если мы сравним образцы текста «Повестей Белкина» и «Войны и мира», то сразу же обнаружим, что эти два произведения имеют разную длину предложений. Для прозы Пушкина характерны короткие предложения, тогда как Толстой предпочитает длинные и сложные. Другим параметром, с успехом применявшимся для определения стилистических различий, является длина слов. Если мы начертим кривую, показывающую, какая длина слов встречается в произведениях Шекспира, то окажется, что чаще всего он употреблял слова, состоящие из четырех букв, тогда как для Бэкона наиболее

- 58 -

характерны слова из трех букв. Очевидно, что это сообщение не слишком порадует тех ученых, которые утверждают, что пьесы Шекспира были написаны Бэконом1.

Помимо этих двух довольно приблизительных параметров ученые стали в последнее время применять ряд других, позволяющих обеспечить более высокую степень различия. К ним относятся коэффициент словарного состава, слова, с которых начинаются и которыми заканчиваются предложения, расположение слов в предложении. Выбор таких параметров основан на предположении, что автор, который пишет постоянно, бессознательно вырабатывает образцы стиля и построения предложений, характерные именно для его манеры письма2, и что разница в стилях двух писателей определяется «разной частотой употребления определенных лингвистических форм»3. Судя по результатам ряда исследований, это предположение можно считать верным. Например, было

- 59 -

продемонстрировано, что распределение частей речи в начале и в конце предложений может служить надежным средством различения стилей советских писателей, в частности Константина Симонова и Константина Паустовского1.

Целевые исследования

Перед тем как приступить к компьютерному анализу, мной были проведены два целевых исследования. Результаты первого были опубликованы в журнале «Скандо-славика»2, второго — в журнале «Компьютерс энд зе хьюмэнитиз»3. Оба исследования были

- 60 -

проведены с целью нахождения наиболее оптимальных параметров «измерения» языка и стиля Крюкова и Шолохова.

При проведении первого исследования «Тихий Дон» сравнивался с произведениями Крюкова и Шолохова по следующим параметрам: длина предложений, распределение длины предложений по количеству слов, распределение и сочетание частей речи в начале и в конце предложений.

Для изучения данных параметров мной было отобрано 3000 предложений, по 500 предложений из каждого следующего произведения:

Крюков. Казацкие мотивы. (1907)	К, I	К
Крюков. Рассказы, т. I (1914)	К, II
Шолохов. Ранние рассказы (1923—1926)	Ш, I	Ш
Шолохов. Поднятая целина, т. I (1932)	Ш, II
Тихий Дон, т. I (1926—1928)	ТД, 1	ТД
Тихий Дон, т. II (1926—1928)	ТД, 2

При помощи таблицы случайных чисел в каждом тексте были определены страницы, с которых предполагалось отбирать указанные 500 предложений после того, как было проведено расслоение, гарантирующее равную вероятность выбора страниц в обеих половинах исследуемых произведений. С целью максимального ослабления косвенного влияния контекста были исключены все абзацы, содержавшие прямую речь, мысли героев и вопросы. Иными словами, исследование было сосредоточено исключительно на речи автора. Я намеренно сравнивал «бесспорные» тексты Крюкова и Шолохова с первыми двумя томами «Тихого Дона», так как именно

- 61 -

в этих томах Д* находил наиболее заметные черты творчества Крюкова.

Средняя длина предложений у Крюкова составляет 13,9 слова, у Шолохова — 12,9 слова, тогда как в «Тихом Доне» — 12,4 слова. Таким образом, можно сказать, что произведения Шолохова обнаруживают в этом смысле больше сходства с «Тихим Доном», чем произведения Крюкова, однако разница эта не превышает ту, которая обнаруживается в различных текстах, написанных одним и тем же автором, и, следовательно, она вряд ли может быть использована нами в качестве аргумента.

Иная ситуация складывается при сравнении распределения длины предложений по количеству слов. Кривые, построенные на основе результатов этого сравнения, весьма показательны (см. диаграмму 1.1).

По ним видно, что во всех исследованных текстах наибольшее количество составляют предложения, состоящие из 6—10 слов. Это, прежде всего, относится к произведениям Шолохова и «Тихому Дону», где количество таких предложений достигает соответственно 33,2% и 32,8%, в то время как для произведений Крюкова этот показатель составляет 26,1%. В целом кривые, полученные для текстов Шолохова и «Тихого Дона», имеют тенденцию к совпадению, тогда как кривая текстов Крюкова отклоняется от двух других.

Однако при проведении такого рода анализа необходимо использовать несколько параметров. Одним из наиболее часто применяемых является распределение частей речи.

Для анализа распределения частей речи было отобрано по 10 образцов из всех шести текстов, причем каждый образец включал по 500 слов, что в общей сложности составило 30 000 слов. Ниже, в таблице, представлено распределение этих слов по частям речи.

- 62 -

Таблица 1.1

Дистрибуция частей речи

[Части речи]	Крюков		Шолохов		«Тихий Дон»
	К, I	К, II	Ш, I	Ш, II	ТД, 1	ТД, 2
Сущ[ествительное]	1463	1494	1860	1812	1867	1823
Прил[агательное]	640	644	611	664	760	685
Глаг[ол]	827	908	980	854	906	915
Нар[ечие]	519	516	354	418	309	377
Мест[оимение]	545	405	168	312	215	302
Пред[лог]	595	621	744	690	710	676
Союз	411	412	283	250	233	222
[Итого]	5000	5000	5000	5000	5000	5000
[Всего]	10 000		10 000		10 000

За исключением местоимений, количество которых всегда сильно колеблется в зависимости от содержания, в каждой паре текстов наблюдается достаточно хорошая согласованность данных. При проведении статистического анализа я решил объединить каждую пару текстов, получив таким образом по 20 образцов из произведений Крюкова, Шолохова и

Таблица 1.2

Дистрибуция частей речи. Средние значения

[Части речи]	Крюков	Шолохов	«Тихий Дон»
Сущ[ествительное]	147,85	183,60	184,50
Прил[агательное]	64,20	63,75	72,25
Глаг[ол]	86,75	91,70	91,05
Нар[ечие]	51,75	38,60	34, 30
Мест[оимение]	47,50	24,00	25,85
Пред[лог]	60,80	71,70	69,30
Союз	41,15	26,65	22,75
[Итого]	500,00	500,00	500,00

- 63 -

«Тихого Дона». Это позволило определить следующие средние значения (см. табл. 1.2).

Количество данных, которыми мы сейчас располагаем, включает по 10 000 слов из текстов каждого автора, что, вероятно, уже приближается к совокупности значений. Если к данным, находящимся в столбцах К/ТД и Ш/ТД, применить тест X², то на основе данного параметра нам придется отвергнуть гипотезу, согласно которой «Тихий Дон» был написан Крюковым. Предположим, что К(Ш) принадлежит к той же совокупности, что и ТД, и применим следующую контрольную переменную:

где f_i — наблюдаемая частотность соответственно для К и Ш; np_i — ожидаемая частотность, рассчитанная для ТД; n — сумма величин наблюдаемой частотности соответственно для К и Ш; r — количество частей речи1.

Если X²>X_p², гипотеза отклоняется; если X²<X_p², гипотеза принимается. При сравнении К с ТД мы получаем величину X², равную 51, 31; при сравнении Ш с ТД мы получим величину X², равную 2,41. Уровни отсечки для X₆², составляют 95% 1,64; 5% 12,59 и 1% 16,81, что подтверждает данные табл. 1.2, свидетельствующие о том, что ТД в значительной степени приближается к Ш, но очень далеко отстоит от К. Иными словами, предположение о том, что К и ТД имеют одинаковую дистрибуцию по частоте частей речи, не имеет под собой основания, тогда как то же предположение в отношении Ш и ТД нельзя сбрасывать со счетов.

- 64 -

Диаграмма 1.1

Распределение длины предложений по числу слов

Другим параметром, который успешно применяется для дифференциации текстов при определении авторства, является позиция различных частей речи в

- 65 -

предложении1. Есть все основания ожидать, что для русских текстов, где порядок слов является свободным, такой анализ будет весьма результативным. Здесь мы ограничимся лишь двумя параметрами, т. е. дистрибуцией частей речи в первых двух и последних трех позициях каждого предложения.

На основании данных, полученных на кодированном материале, мы можем найти ряд числовых показателей, характеризующих позиционное распределение частей речи:

Диаграмма 1.2

Дистрибуция частей речи в начале предложения

а) Первая позиция в предложении

б) Вторая позиция в предложении

- 66 -

Из диаграммы 1.2. видно, что по частям речи, занимающим как первую, так и вторую позицию в предложении, тексты Шолохова совпадают с «Тихим Доном» в большей степени, чем тексты Крюкова. Наличие нескольких исключений, т. е. дистрибуция прилагательных в первой позиции и распределение местоимений во второй позиции, не влияет на общий вывод: тексты Шолохова обнаруживают больше сходства с «Тихим Доном», чем тексты Крюкова. Крюков, к примеру, чаще начинает свои предложения с местоимений и союзов, в то время как Шолохов (и автор «Тихого Дона») — с существительных и предлогов. Тот факт, что построение предложений у Крюкова совершенно иное, чем у Шолохова, находит новое подтверждение, когда мы переходим к анализу дистрибуции частей речи в конце предложения (см. диаграмму 1.3).

Здесь наблюдается та же тенденция: за исключением

Диаграмма 1.3

Дистрибуция частей речи в конце предложения

а) Третья позиция от конца предложения

б) Вторая позиция от конца предложения

- 67 -

распределения глаголов в случае а диаграммы текстов Крюкова существенно отличаются по высоте от диаграмм текстов Шолохова и «Тихого Дона», что указывает на значительно большее сходство двух последних текстов. (В случае в — значения, полученные для предлогов и союзов, слишком малы, чтобы построить диаграммы). Во всех текстах предложения в основном заканчиваются существительным. Эта обусловленная языковыми особенностями закономерность характерна для всех русских писателей. Но, как мы видим, у Шолохова и в «Тихом Доне» эта тенденция выражена ярче, чем у Крюкова.

В качестве пятого и шестого параметров мной были избраны сочетания частей речи в начале и в конце предложения. Для данного анализа я разделил существительные на две категории: существительные в роли подлежащего (сущ/п) и существительные в качестве любых других членов предложения (сущ), что дает возможность выделить очень большое число сочетаний в каждом исследуемом тексте (1 000 предложений).

- 68 -

Таблица 1.3

Наиболее часто встречающиеся сочетания частей речи
в начале предложений

[№ п/п]	Крюков		Шолохов		«Тихий Дон»
1	сущ/п — глаг.	117	пред. — сущ.	163	пред. — сущ.	136
2	мест. — глаг.	86	сущ/п — глаг.	121	сущ/п — глаг.	122
3	пред. — сущ.	69	пред. — прил.	49	пред. — прил.	48
4	прил. — сущ/п	44	сущ/п — нар.	36	мест. — глаг.	47
5	нар. — глаг.	43	нар. — глаг.	35	сущ/п — (,)	47
6	сущ/п — нар.	38	глаг. — сущ/п	35	прил. — сущ/п	42
7	мест. — нар.	36	сущ/п — (,)	33	пред. — мест.	40
8	глаг. — сущ/п	31	глаг. — пред.	33	глаг. — пред.	38
9	союз — нар.	27	сущ/п — пред.	32	сущ/п — сущ/п	37
10	пред. — мест.	24	сущ/п — сущ.	28	сущ/п — нар.	35
11	сущ/п — сущ/п	23	сущ/п — сущ/п	27	глаг. — сущ.	29
12	глаг. — пред.	23	глаг. — сущ.	26	нар. — глаг.	28
13	союз — сущ/п	22	мест. — глаг.	25	сущ/п — пред.	25
14	глаг. — нар.	22	прил. — сущ/п	22	сущ. — глаг.	20
15	сущ/п — сущ.	21	пред. — мест.	22	прил. — (,)	18
[Итого]	62,6%		68,7%		71,3%

Здесь я остановлюсь лишь на наиболее часто встречающихся сочетаниях.

Во всех трех текстах общее число сочетаний, из которых здесь представлено пятнадцать наиболее часто встречающихся, было приблизительно одинаковым: 63 у Крюкова, 65 у Шолохова и 64 в «Тихом Доне». Однако при внимательном изучении табл. 1.3 можно обнаружить ряд различий в текстах. У Крюкова в начале предложений чаще всего встречается «существительное в роли подлежащего + глагол». Это начальное сочетание, которое, вероятно, преобладает в произведениях большинства писателей, нередко встречается и у Шолохова, и в «Тихом Доне», однако гораздо чаще в этих двух текстах предложения начинаются с сочетания «предлог

- 69 -

+ существительное». Это сочетание встречается в указанных текстах в 2—3 раза чаще, чем у Крюкова, что также свидетельствует о сходстве текстов Шолохова и «Тихого Дона». Еще одним связующим звеном между текстами Шолохова и «Тихого Дона» является открывающее предложение сочетание «существительное в роли подлежащего + запятая», которое занимает соответственно 7-е и 5-е место по порядку. Это сочетание встречается в указанных текстах также в 2—3 раза чаще, чем у Крюкова, где оно использовано только 16 раз. Кроме того, из таблицы видно, что у Крюкова имеется пять сочетаний, которые не входят в число пятнадцати сочетаний, наиболее часто встречающихся в тексте «Тихого Дона» (№ 7, 8, 9, 13 и 14). У Шолохова же есть только одно такое сочетание (№ 6).

Одной из характерных особенностей прозы Крюкова является употребление союзов в начале предложения, в частности союзов и, а, но. В текстах Крюкова с союзов начинается 10,5% предложений, тогда как для текстов Шолохова и «Тихого Дона» этот показатель составляет соответственно 4,5% и 2,1%. Можно также отметить, что пятнадцать наиболее часто встречающихся сочетаний присутствуют у Крюкова в 62,6% предложений, в то время как у Шолохова и в «Тихом Доне» этот показатель равен соответственно 68,7% и 71,3%, что указывает на то, что в этих двух текстах количество сочетаний ниже, чем у Крюкова.

Поскольку в данном случае учитываются три позиции в конце предложения, число комбинаций здесь будет гораздо выше, чем в начале предложения: 202 у Крюкова, 174 у Шолохова и 172 в «Тихом Доне». В то время как в начале предложения все три совокупности демонстрировали приблизительно равное число сочетаний, в конце предложения между ними наблюдается четкое различие, что свидетельствует о

- 70 -

Таблица 1.4

Наиболее часто встречающиеся сочетания частей речи
в конце предложений

[№ п/п]	Крюков		Шолохов		«Тихий Дон»
1	глаг. — пред. — сущ.	74	глаг. — пред. — сущ.	113	глаг. — пред. — сущ.	105
2	сущ. — пред. — сущ.	46	пред. — прил. — сущ.	41	сущ. — прил. — сущ.	50
3	пред. — прил. — сущ.	39	сущ. — прил. — сущ.	40	пред. — сущ. — сущ.	48
4	пред. — сущ. — сущ.	33	прил. — прил. — сущ.	35	сущ. — пред. — сущ.	48
5	сущ. — прил. — сущ.	28	пред. — сущ. — сущ.	33	прил. — сущ. — сущ.	36
6	пред. — мест. — сущ.	24	сущ. — пред. — сущ.	33	пред. — прил. — сущ.	34
7	прил. — сущ. — сущ.	23	прил. — сущ. — сущ.	30	прил. — прил. — сущ.	25
8	мест. — прил. — сущ.	20	глаг. — прил. — сущ.	27	(,) — глаг. — сущ.	24
9	прил. — прил. — сущ.	19	сущ. — глаг. — сущ/п	25	нар. — глаг. — сущ.	20
10	сущ. — союз — сущ.	19	глаг. — прил. — сущ/п	24	сущ. — глаг. — сущ/п	20
11	(,) — прил. — сущ.	19	нар. — глаг. — сущ/п	22	сущ. — союз — сущ.	19
12	нар. — глаг. — сущ.	17	нар. — глаг. — сущ.	19	(,) — прил. — сущ.	19
13	прил. — союз — прил.	16	(,) — прил. — сущ.	18	сущ. — (,) — глаг.	17
14	глаг. — прил. — сущ.	16	(,) — глаг. — сущ.	18	прил. — прил. — сущ/п	16
15	глаг. — мест. — сущ.	15	пред. — сущ. — глаг.	16	сущ. — сущ. — сущ.	15
[Итого]	40,8%		49,4%		49,6%

большем разнообразии в способах завершения предложений у Крюкова по сравнению с Шолоховым и автором «Тихого Дона», где количество сочетаний вновь практически одинаково. Сходство «Тихого Дона» и текстов Шолохова проявляется и в том, что в этих двух совокупностях преобладает меньшее количество сочетаний. Как видно из табл. 1.4, пятнадцать наиболее часто встречающихся сочетаний присутствуют у Шолохова в 49,4% предложений, в «Тихом Доне» — в 49,6% предложений и у Крюкова лишь в 40,8% предложений. Для всех трех совокупностей наиболее характерно завершение предложения сочетанием «глагол + предлог + существительное». Однако можно заметить, что эта тенденция гораздо сильнее выражена в текстах Шолохова и «Тихого Дона», чем у Крюкова. Частота появления существительного в конце предложения определяется, вероятно, особенностями языка и играет незначительную

- 71 -

роль в дифференциации. В этом отношении гораздо больший интерес представляют исключения, например, тот факт, что сочетание с прилагательным в конце занимает у Крюкова 13-е место. Если мы внимательно изучим весь перечень сочетаний, то обнаружим четкое различие между текстами Крюкова и двумя другими: у Крюкова прилагательные в конце предложения встречаются в 5,8% случаев, тогда как у Шолохова и в «Тихом Доне» — гораздо реже и почти в одинаковых пропорциях — соответственно 3,2% и 2,9%. Еще одной особенностью, объединяющей тексты Шолохова и «Тихого Дона», является присутствие запятой в конце предложения. (Эту тенденцию можно заметить и в начале предложения, где у Крюкова запятая находится на втором месте в 55 случаях, в то время как у Шолохова и автора «Тихого Дона» соответственно в 74 и 98 случаях). Существенным отличительным признаком является запятая перед глаголом: мы находим 21 такой пример у Шолохова, 24 — в «Тихом Доне» и только 9 — у Крюкова. Наиболее распространенным таким сочетанием в конце предложения является «существительное + (,) + глагол» (Половцев покачал головою, встал, — Ш, II, гл. 27. Казаки машут руками, смеются, — ТД, т. 2, ч. 4, гл. XIX). Оно встречается 12 раз у Шолохова, 17 раз в «Тихом Доне» и лишь 3 раза у Крюкова.

В своей книге Д* приводит перечень глав из 3-го и 4-го томов «Тихого Дона», которые явно не принадлежат соавтору, т. е. Шолохову1. Отобрав из указанных глав 1 000 предложений, я сравнил встречающиеся там сочетания частей речи с имеющимся материалом. Идя вразрез с высказанным Д* предположением, «нешолоховский» материал не обнаружил

- 72 -

никаких значительных отклонений ни от текстов Шолохова, ни от «Тихого Дона». В «нешолоховском» тексте в начале предложения наиболее часто встречались сочетания «предлог + существительное» (148 раз) и «существительное в роли подлежащего + глагол» (130 раз), точно так же, как у Шолохова и в «Тихом Доне». Такое типичное для Шолохова и «Тихого Дона» сочетание, как «существительное в роли подлежащего + (,)», занимает в «нешолоховском» тексте 5-е место, тогда как у Крюкова оно даже не входит в число пятнадцати наиболее часто встречающихся сочетаний.

Более того, 15 наиболее часто встречающихся сочетаний присутствуют в «нешолоховском» тексте почти в той же пропорции, что и у Шолохова, и в «Тихом Доне», а именно, 68,3% в начале и 49,8% в конце предложения. В целом полученные результаты не подтверждают мнение Медведева, что четвертый том «по языку и стилю заметно отличается от первого тома романа»1.

Во втором целевом исследовании рассматривались еще два параметра: коэффициент словарного состава и лексические спектры текстов. Эти довольно «грубые» параметры уже были успешно использованы для различительного анализа произведений Шолохова, Полевого и Симонова2. Целью моего исследования было определить, насколько они могут быть полезны для решения вопроса о плагиате, якобы совершенном Шолоховым.

В отличие от первого исследования, материал был отобран из более коротких произведений: «Шаг на месте» Крюкова (1907)3 и «Путь-дороженька»

- 73 -

Шолохова (1925)1. У этих рассказов есть ряд общих черт, что облегчает их сравнение. Оба рассказа имеют приблизительно одинаковый объем (около шестидесяти страниц) и отличаются весьма динамичным языком. В первом описывается жизнь казаков во время революционных событий 1905 года, во втором — во время гражданской войны, начавшейся после Октябрьской революции. Если стиль и язык Крюкова и Шолохова имеют общие черты, они должны наиболее отчетливо проявиться именно в этих произведениях, поскольку они очень близки по теме. Выбор отрывка из «Тихого Дона» диктовался тем соображением, что если Шолохов заимствовал у Крюкова только часть романа, то, вероятно, это была его начальная часть, так как позже он выработал свой собственный стиль и язык. В связи с этим материал для исследования отбирался из первых двенадцати глав первой части, которые имеют приблизительно такой же объем, как и два других текста.

Для анализа предполагалось из каждого текста взять по 1000 слов авторской речи. Чтобы обеспечить хороший разброс, отбиралось первое предложение на каждой странице. Однако, поскольку абзацы с авторской речью имелись не на каждой странице, было отобрано лишь около 600 слов из каждого текста. Остальной материал был получен следующим образом: с помощью таблицы случайных чисел определялись страницы, с каждой из которых отбиралось второе предложение из авторской речи, пока не набралось по 1000 слов из каждого текста. Практически это означало, что из последнего предложения было взято лишь несколько слов. На первый взгляд образец в тысячу слов кажется довольно

- 74 -

незначительным, однако при наличии большого количества диалогов во всех трех текстах эти слова составляют в действительности значительную часть авторской речи, и такого материала вполне хватает для анализа словарного состава.

После отбора предложений и проведения лексического анализа были получены следующие результаты:

Таблица 1.5

Коэффициент типичности словарного состава

Тексты	T	W	L
«Шаг на месте» (Крюков)	1 000	706	589
«Путь-дороженька» (Шолохов)	1 000	733	656
«Тихий Дон»	1 000	736	646

Примечание. В таблице использованы следующие обозначения: T — количество слов (объем текста); W — словоформы, типы (грамматически обусловленная последовательность букв); L — лексемы (словарные формы).

Как видно из табл. 1.5, существует значительная разница между частотностью типов и лексем. Это происходит в силу того, что русский язык отличается высокой степенью флективности, что предопределяет наличие нескольких форм у подавляющего числа слов. Более характерным отличительным признаком авторского языка является количество лексем в определенном объеме текста, на основе которого и был вычислен коэффициент словарного состава (КСС) для Крюкова (0,589), Шолохова (0,656) и «Тихого Дона» (0,646). Чем выше значение КСС, тем больше разнообразие слов, употребляемых авторами. Следовательно, «Путь-дороженька» в этом смысле наиболее «богатый» текст из всех трех, за ним следует «Тихий Дон», а «Шаг на месте» занимает последнее место, существенно отставая от двух предыдущих.

- 75 -

Возникает вопрос, является ли разница в КСС достаточно значимой? Ответить на него можно, применив критерий хи-квадрат в следующей формуле1:

где m₁ и m₂ — объем словаря (L) в двух сравниваемых текстах; m — среднее арифметическое значение этих двух величин — объем текста (N=N₁=N₂).

Проведем сравнение текстов Крюкова и «Тихого Дона»:

Разность обычно считается значимой, если эмпирическая величина X² превышает критическую величину на уровне 0,05(5%), что в данном случае (одна степень свободы) составит 3,84. Результат, полученный при сравнении текстов Крюкова и «Тихого Дона», превышает критическое значение даже на уровне 0,01(1%) (6,63), что указывает на значительную разницу между текстами. При сравнении текстов Крюкова и Шолохова мы также получаем достаточно значимую разницу (Х²=9,55), в то время как между

- 76 -

текстами Шолохова и «Тихого Дона» разницы почти не существует (X²=0,22). Исходя из предположения, что исследуемые тексты являются показательными для обоих писателей, мы можем на основе данного параметра исключить возможность написания Крюковым начала «Тихого Дона», в то время так для Шолохова такая возможность не может быть исключена.

Рассмотрим теперь лексические спектры словарей, то есть частоту употребления слов (f) определенное количество раз (т).

Таблица 1.6

Лексические спектры трех исследуемых текстов

m	«Шаг на месте»		«Путь-дороженька»		«Тихий Дон»
	f	mf	f	mf	f	mf
1	453	453	531	531	529	529
2	80	160	78	156	68	136
3	24	72	23	69	17	51
4	7	28	6	24	9	36
5	7	35	5	25	9	45
6	3	18	2	12	2	12
7	3	21	2	14	2	14
8	3	24	1	8	1	8
9	2	18	2	18	1	9
10 (и т. д.)	7	6	143	8	160
[Итого]	589	1 000	656	1 000	646	1 000

В каждом из трех текстов наиболее часто встречается союз и: 49 раз у Крюкова, 37 раз у Шолохова и 33 раза в главах, отобранных из «Тихого Дона». Сходство текстов Шолохова и начала романа проявляется и в том, что в них в меньшей по сравнению с Крюковым степени употребляются наиболее часто встречающиеся слова: в первых двух произведениях 20 наиболее часто встречающихся слов составляют

- 77 -

22,8% и 23,3% текста, тогда как у Крюкова — 26,2%. Однако наиболее ярко отличие текстов Шолохова и «Тихого Дона» от текстов Крюкова проявляется в связи со словами, которые встречаются в каждом тексте только по одному разу. В тексте Шолохова и в «Тихом Доне» эти слова составляют более четырех пятых словаря (соответственно 80,9% и 81,9%) и более половины текста (соответственно 53,1% и 52,9%), в то время как у Крюкова этот показатель ниже: 76,9% и 45,3%. Здесь наиболее существенным фактором представляется почти полное совпадение результатов, полученных для Шолохова и «Тихого Дона», особенно на текстовом уровне. Результат, полученный для «Тихого Дона» (52,9), отличается от результата Крюкова (45,3) на 16,8%, а от результата Шолохова (53,1) — всего на 0,4%.

Таблица 1.7

Различительный анализ с использованием теста
Колмогорова-Смирнова

m	ТД mf1	ШМ mf2	p1	p2	p1*	p2*	d=(P1*—r2*)
1	529	453	0,529	0,453	0,529	0,453	0,076dmax
2	136	160	0,136	0,160	0,665	0,613	0,052
3	51	72	0,051	0,072	0,716	0,685	0,031
4	36	28	0,036	0,028	0,752	0,713	0,039
5	45	35	0,045	0,035	0,797	0,748	0,049
6	12	18	0,012	0,018	0,809	0,766	0,043
7	14	21	0,014	0,021	0,823	0,787	0,036
8	8	24	0,008	0,024	0,831	0,811	0,020
9	9	18	0,009	0,018	0,840	0,829	0,011
10 +	160	171	0,160	0,171	1,000	1,000	0,000
	1 000	1 000	1 000	1 000	—	—	—
	n1	n2

Примечание. В таблице использованы следующие обозначения: m — частотность слова; f — число слов с частотностью т; mf₁ и mf₂ — произведение т и f в двух текстах; p₁ и p₂ — соответствующая относительная частотность; p₁* и p₂* — суммарная относительная частотность; d — разность значений суммарной частотности; п₁ и п₂ — объем текста.

- 78 -

Существует несколько статистических критериев, которые могут быть использованы для измерения разницы между лексическими спектрами. Тулдава в своем исследовании, упомянутом выше, применил непараметрический критерий Колмогорова-Смирнова, что позволило ему провести успешный различительный анализ интересовавших его авторов, как на уровне словаря, так и на уровне текста. В нашем случае данный критерий не обеспечивает достаточного различительного эффекта на уровне словаря (т. е. при сравнении величин f). Однако его можно применить к лексическому спектру на уровне текста, что предполагает сравнение величин mf. В качестве примера сравним лексические спектры «Тихого Дона» (ТД) и «Шага на месте» (ШМ).

В последней колонке табл. 1.7 находим максимальное значение d, обозначенное d_max. В нашем случае d_max=0,076. Затем определяем коэффициент λ по формуле:

На основании подсчета получаем следующий результат:

Коэффициент λ=1,63 является значимым на уровне 0,01 (1%)1. Поскольку в нашем случае λ=1,70,

- 79 -

разница между лексическими спектрами «Тихого Дона» и «Шага на месте» очень велика. То же можно сказать о разнице между «Путь-дороженькой» и «Шагом на месте» (λ=1,74), тогда как разница между «Тихим Доном» и «Путь-дороженькой» (λ=0,89) невелика даже на уровне 0,05 (1,36). Таким образом, на основе этого параметра мы можем исключить вероятность того, что Крюков является автором «Тихого Дона», но не можем исключить такой вероятности для Шолохова.

На основании полученных результатов можно сделать вывод, что коэффициент словарного состава и лексические спектры позволяют провести вполне успешное различение текстов Крюкова и Шолохова. Оба параметра показывают, что тексты этих двух авторов имеют совершенно разную словарную структуру, в то время как между текстами Шолохова и «Тихого Дона» отсутствует сколь-либо значимая разница.

В общем, оба целевых исследования наглядно демонстрируют, что по манере письма Крюков и Шолохов заметно отличаются друг от друга и что Шолохов и автор «Тихого Дона» пишут в высшей степени похоже. Однако вследствие того, что при целевых исследованиях использовались относительно небольшие образцы текстов, результаты их могут быть и неверны. Только компьютерный анализ значительно большего по объему материала может показать, насколько обоснованными являются сделанные выводы.

Далее речь пойдет о компьютерном анализе длины предложений, длины слов, словарного профиля текстов и насыщенности словаря. Основные результаты этого анализа были представлены в докладе на Восьмом Международном конгрессе славистов (Загреб, 1978) и на пятом симпозиуме ALLC (Бирмингем,

- 80 -

1978)1. В следующих разделах приводится более детальный и документированный отчет об этом исследовании.

Длина предложений

Для того чтобы использовать длину предложения в качестве параметра для различения авторов, прежде всего необходимо определить, что считать «предложением». Мы выбрали очень простое определение. Предложением считается последовательность, состоящая по крайней мере из одного слова и заканчивающаяся точкой или восклицательным знаком. Обычно вопросительный знак тоже считается указателем конца предложения. Однако в наших совокупностях вопросительные знаки отсутствуют, так как мы посчитали, что абзацы с вопросительными предложениями недостаточно нейтральны, и поэтому не включили их в образцы текстов.

- 81 -

Данные о длине предложений представлены в табл. 1.8—1.11.

Таблица 1.8

Длина предложения. (Крюков)

Длина предложения (число слов)	Частотность, числовое значение; %
	К, I	К, II	Общий показатель
1—5	297;  16,68	417;  21,33	714;  19,11
6—10	477;  26,78	569;  29,11	1 046;  28,00
11—15	389;  21,84	398;  20,36	787;  21,07
16—20	250;  14,04	278;  14,22	528;  14,13
21—25	184;  10,33	133;    6,80	317;    8,49
26—30	83;    4,66	82;    4,19	165;    4,42
31—35	45;    2,53	33;    1,69	78;    2,09
36—40	19;    1,07	25;    1,28	44;    1,18
41—45	17;    0,95	11;    0,56	28;    0,75
46—50	6;    0,34	5;    0,26	11;    0,29
51—55	5;    0,28	3;    0,15	8;    0,21
56—60	4;    0,22	1;    0,05	5;    0,13
61—	5;    0,28	0;    0,00	5;    0,13
Количество предложений	1 781;   100,00	1 955;   100,00	3 736;   100,00
Число слов	24 913	24 352	49 265
Средняя длина предложения	13,988	12,456	13,187

Таблица 1.9

Длина предложения. (Шолохов)

Длина предложения (число слов)	Частотность, числовое значение; %
	Ш, I	Ш, II	Общий показатель
1—5	597;  21,13	202;  14,85	799;  19,10
6—10	969;  34,30	439;  32,33	1 408;  33,66
11—15	597;  21,13	278;  20,47	875;  20,92
16—20	313;  11,08	179;  13,18	492;  11,76
21—25	173;    6,13	112;    8,25	285;    6,81
26—30	83;    2,94	61;    4,50	144;    3,44
31—35	43;    1,52	35;    2,58	78;    1,86

- 82 -

Продолжение табл. 1.9

Длина предложения. (Шолохов)

Длина предложения (число слов)	Частотность, числовое значение; %
	Ш, I	Ш, II	Общий показатель
36—40	18;    0,64	19;    1,40	37;    0,89
41—45	15;    0,53	17;    1,25	32;    0,77
46—50	6;    0,21	7;    0,52	13;    0,31
51—55	6;    0,21	2;    0,15	8;    0,19
56—60	3;    0,11	5;    0,37	8;    0,19
61—	2;    0,07	2;    0,15	4;    0,10
Количество предложений	2 825; 100,00	1 358; 100,00	4 183;      100,00
Число слов	32 957	18 673	51 630
Средняя длина предложения	11,666	13,750	12,343

Таблица 1.10

Длина предложения. («Тихий Дон»)

Длина предложения (число слов)	Частотность, числовое значение; %
	ТД, 1	ТД, 2	ТД, 4	Общий показатель
1—5	276;  23,45	188;  16,10	220;  15,55	684;  18,19
6—10	431;  36,62	385;  32,96	396;  27,99	1 212;  32,23
11—15	234;  19,88	265;  22,69	327;  23,11	826;  21,97
16—20	128;  10,88	155;  13,27	197;  13,92	480;  12,77
21—25	53;    4,50	80;    6,85	111;    7,85	244;    6,49
26—30	24;    2,04	39;    3,34	58;    4,10	121;    3,22
31—35	18;    1,53	15;    1,28	42;    2,97	75;    1,99
36—40	6;    0,51	16;    1,37	26;    1,84	48;    1,28
41—45	2;    0,17	10;    0,85	19;    1,34	31;    0,82
46—50	0;    0,00	12;    1,03	4;    0,28	16;    0,43
51—55	3;    0,25	2;    0,17	7;    0,49	12;    0,32
56—60	2;    0,17	0;    0,00	1;    0,07	3;    0,08
61—	0;    0,00	1;    0,09	7;    0,49	8;    0,21
Количество предложений	1177; 100,00	1 168; 100,00	1415; 100,00	3760; 100,00
Число слов	12 720	15 179	20 195	48 094
Средняя длина предложения	10,807	12,995	14,272	12,790

- 83 -

Таблица 1.11

Общие результаты

Тексты	Число предло жений	Число слов	Средняя длина предло жения	Макси мальная длина предло жения	Наибо лее веро ятная длина предло жения	Вероят ность, %	Наибо лее веро ятная длина предло жения	Вероят ность, %
К, I	1 781	24 913	13 988	66	7	6,00	6—10	26,78
К, II	1 955	24 352	12 456	60	6	6,45	6—10	29,11
Крюков	3 736	49 265	13 187	66	6	6,08	6—10	28,00
Ш, I	2 825	32 957	11 666	95	7	8,04	6—10	34,30
Ш, II	1 358	18 673	13 750	86	7	7,44	6—10	32,33
Шолохов	4 183	51 630	12 343	95	7	7,84	6—10	33,66
ТД, 1	1 177	12 720	10 807	60	6	8,92	6—10	36,62
ТД, 2	1 168	15 179	12 995	96	10	7,02	6—10	32,96
ТД, 4	1 415	20 195	14 272	102	7	6,15	6—10	27,99
Тихий Дон	3 760	48 094	12 790	102	6	7,07	6—10	32,23

- 84 -

Диаграмма 1.4

Длина слов, выраженная числом букв

Средняя длина предложения обычно считается довольно грубым и слишком гибким параметром, который сам по себе редко обладает различительностью. Это особенно проявляется в тех случаях, когда мы имеем дело с одним видом речи (авторская речь) и более или менее одинаковым содержанием (жизнь казаков). Тем не менее данные, приведенные в сводной табл. 1.11, свидетельствуют о серьезных различиях в текстах Крюкова и Шолохова. Так, в обеих выборках Шолохов имеет более длинные предложения, чем Крюков (7 слов у Шолохова и 6 слов у Крюкова), и вероятность наиболее часто встречающейся длины предложения в текстах Шолохова выше, чем у Крюкова (см. диаграмму 1.4).

- 85 -

На первый взгляд разница в средней длине предложений довольно незначительна. Самая низкая средняя длина предложений у Шолохова (12,3 слова), у Крюкова она несколько выше (13,2 слова). Средняя длина предложения в образце текста из «Тихого Дона» составляет 12,8 слова, что несколько ближе к Крюкову, чем к Шолохову.

Однако это небольшое преимущество Крюкова сводится на нет множеством факторов, которые говорят не в пользу его авторства. Как видно из диаграммы 1.4, у Крюкова с годами предложения становятся все короче, в то время как у Шолохова и в исследуемых частях «Тихого Дона», наоборот, их длина увеличивается. Увеличение средней длины предложения с годами характерно для многих писателей, и в особенности это относится к Шолохову. Так, во втором томе «Поднятой целины» (1960) средняя длина предложения увеличилась до 16,0 слов. Интересно, что и в романе заметна тенденция к увеличению длины предложений. По моим подсчетам в первых двух томах (части 1—5-я) средняя длина предложений составляет 12,5 слова, а в последних двух (части 6—8-я) — уже 13,4 слова. Возможно, эта тенденция объясняется тем фактом, что в 20-х годах Шолохов предпочитал писать короткими предложениями (так называемая «рубленая проза»). С течением времени, когда все более стали возобладать классические тенденции, приверженность к рубленой прозе ослабела, что и привело к появлению более длинных предложений. Вполне естественно, что у Крюкова, творчество которого не имело ничего общего с советской орнаментальной прозой 20-х годов, такая тенденция не наблюдается.

Еще более заметным становится отличие текстов Крюкова от текстов Шолохова и «Тихого Дона», когда мы начинаем сравнивать количество предложений

- 86 -

(в %) с определенным числом слов, т. е. эмпирическое распределение длины предложений в зависимости от числа слов (по 5 слов в каждом диапазоне). Кривые, полученные на основе результатов данного анализа, вновь оказываются весьма показательными (диаграмма 1.5).

Кривые текстов Шолохова и «Тихого Дона» по-прежнему совпадают, тогда как кривая текста Крюкова заметно отклоняется от них обеих. Во всех проанализированных текстах наибольшее количество составляли предложения, содержащие по 6—10 слов. Однако у Крюкова такие предложения присутствуют в наименьшей пропорции (28,0%), в то время как у Шолохова и в «Тихом Доне» этот показатель равен соответственно 33,7% и 32,2%. На обособленное положение Крюкова указывает и тот факт, что у него заметно больше предложений с числом слов в интервалах 21—25, 26—30 и 31—35. В целом интересно отметить сходство данных кривых с теми, что были получены при первом целевом исследовании (см. диаграму 1.1). Форма кривых, полученных для текстов Шолохова и «Тихого Дона», на обоих рисунках практически идентична.

Теперь возникает вопрос, может ли считаться отклонение кривой Крюкова достаточно значимым. Какова вероятность того, что данные, полученные на основе анализа текстов Крюкова и отрывков из «Тихого Дона», были отобраны из одной и той же общей совокупности? В какой степени данные о длине предложений дают нам основание исключать Крюкова из числа возможных авторов «Тихого Дона»?

На все эти вопросы можно ответить, если определить разность между величинами общей относительной частотности интервалов длины предложений с помощью непараметрического критерия Колмогорова-Смирнова. В табл. 1.12 сравниваются величины

- 87 -

Диаграмма 1.5

Распределение длины предложений по числу слов

Количество слов в предложении

- 88 -

Таблица 1.12

Сравнение текстов Крюкова (К) и «Тихого Дона» (ТД)
на основе критерия Колмогорова-Смирнова

[Число слов]	Частотность предложений, [числовое значение; %]		Относительная частотность		Суммарная частотность		Разность значений суммарной и относительной частотности, d
	f1	f2	p1	p2	p1*	p2*
1—5	684;  18,19	714;  19,11	0,1819	0,1911	0,1819	0,1911	—0,0092
6—10	1 212;  32,23	1 046;  28,00	0,3223	0,2800	0,5042	0,4711	0,0331
11—15	826;  21,97	787;  21,07	0,2197	0,2107	0,7239	0,6818	0,0421dmax
16—20	480;  12,77	528;  14,13	0,1277	0,1413	0,8516	0,8231	0,0285
21—25	244;    6,49	317;    8,49	0,0649	0,0849	0,9165	0,9080	0,0085
26—30	121;    3,22	165;    4,42	0,0322	0,0442	0,9487	0,9522	—0,0035
31—35	75;    1,99	78;    2,09	0,0199	0,0209	0,9686	0,9731	—0,0045
36—40	48;    1,28	44;    1,18	0,0128	0,0118	0,9814	0,9849	—0,0035
41—45	31;    0,82	28;    0,75	0,0082	0,0075	0,9896	0,9924	—0,0028
46—50	16;    0,43	11;    0,29	0,0043	0,0029	0,9939	0,9953	—0,0014
51—55	12;    0,32	8;    0,21	0,0032	0,0021	0,9971	0,9974	—0,0003
56—60	3;    0,08	5;    0,13	0,0008	0,0013	0,9979	0,9987	—0,0008
61—	8;    0,21	5;    0,13	0,0021	0,0013	1,0000	1,0000	0,0000
[Итого]	3 760; 100,00	3 736; 100,00	1,0000	1,0000	—	—	—
	n1	n2

Примечание. В таблице использованы следующие обозначения: 1, 2 — индексы для сравниваемых величин: соответственно для ТД и произведений К: n₁ и n₂ — объем образцов текста ТД и К, выраженный числом предложений.

- 89 -

относительной частотности интервалов предложений для «Тихого Дона» и Крюкова.

В последнем столбце табл. 1.12 находим максимальное значение d, которое обозначено d_max. В нашем случае d_max=0,0421. Затем определяем коэффициент λ по следующей формуле:

получая следующий результат:

λ=1,82.

Однако коэффициент λ=1,63 является значимым на уровне 0,01 (1%). Поскольку в данном случае λ=1,82, разница между кривыми «Тихого Дона» и текста Крюкова очень велика. Даже при стократном воспроизведении анализа ни одно из распределений длины предложений у Крюкова (см. диаграмму 1.5) не будет в достаточной мере приближаться к соответствующему показателю для «Тихого Дона». С другой стороны, если мы сравним кривые «Тихого Дона» и текста Шолохова, то получим λ=1,04, т. е. величину, не являющуюся значимой на уровне 0,05 (5%) (λ=1,36). Другими словами, на основании параметра распределения длины предложений мы можем исключить Крюкова из числа возможных авторов «Тихого Дона», но не вправе отрицать авторства Шолохова.

При критическом разборе результатов первого целевого исследования Рой Медведев предположил, что сравнение текстов Крюкова II и Шолохова I с текстом первого тома (части 1—3-я) «Тихого Дона»

- 90 -

не даст тех же результатов1. Однако, как видно из табл. 1.13 и диаграммы 1.6, это предположение является необоснованным. Напротив, отличие текстов Крюкова от текстов Шолохова и «Тихого Дона» здесь проявляется еще более отчетливо, как в отношении средней длины предложения (Крюков II=12,5 слов, Шолохов I=11,7 слов, «Тихий Дон» 1—3=11,9 слов), так и в отношении распределения длины предложений (при сравнении текстов «Тихого Дона» с текстами Крюкова значение λ составило 2,13, а с текстами Шолохова — всего 0,89).

Таблица 1.13

Длина предложения [*]

[Число слов]	К, II	Ш, I	ТД, части 1—3-я
1—5	417;  21,33	597;  21,13	738;  18,94
6—10	569;  29,11	969;  34,30	1 363;  34,99
11—15	398;  20,36	597;  21,13	870;  22,33
16—20	278;  11,22	313;  11,08	454;  11,65
21—25	133;    6,80	173;    6,13	223;    5,72
26—30	82;    4,19	83;    2,94	115;    2,95
31—35	33;    1,69	43;    1,52	49;    1,26
36—40	25;    1,28	18;    0,64	32;    0,82
41—45	11;    0,56	15;    0,53	20;    0,52
46—50	5;    0,26	6;    0,21	18;    0,46
51—55	3;     0,15	6;    0,21	9;    0,23
56—60	1;    0,05	3;    0,11	2;    0,05
61—	0;    0,00	2;    0,07	3;    0,08
[Итого] предложений	1 955; 100,00	2 825; 100,00	3 896; 100,00
Число слов	24 352	32 957	46 316
Средняя длина предложения [%]	12,456	11,666	11,900

[* Единица измерения — числовое значение; %.]

- 91 -

Диаграмма 1.6

Распределение длины предложений по числу слов

Количество слов в предложении

- 92 -

Таким образом, вопреки утверждению Медведева, что «не может быть никакого сравнения» между «Донскими рассказами» и «Тихим Доном» в смысле языка и стиля1, такой общепринятый объективный стилистический параметр, как длина предложения, показывает, что тексты эти очень близки, тогда как тексты из поздних произведений Крюкова (К, II) и из трех первых частей романа (ТД) сильно отличаются друг от друга (табл. 1.13, диаграмма 1.6).

Длина слов

Слово в данном случае определяется как любой ряд букв, не содержащий промежутка, но ограниченный промежутками. В понятие промежутка входят все знаки препинания, кроме дефиса и кавычек, а также пропуск между буквами. Однако, как уже указывалось, в наших выборках имеется очень незначительное количество кавычек, так как абзацы с речью или мыслями героев были исключены из анализа в силу их субъективного характера. Таким образом, кавычки встречаются только в названиях книг, газет, учреждений и т. п.

В табл. 1.14—1.16 содержатся данные о распределении длины слов во всех трех выборках. В первом столбце таблиц указано число букв в словах, а на диаграмме 1.7 в графической форме представлены данные последнего столбца, показывающие процентное количество слов данной длины (1, 2, 3...16 и более букв).

Как явствует из диаграммы 1.7, кривая Шолохова ближе к кривой «Тихого Дона», нежели кривая Крюкова. Однако результат сопоставления по длине слов далеко не так отчетлив, как результат сопоставления

- 93 -

Таблица 1.14

Длина слов, выраженная числом букв. (Крюков)

Число букв	К, I	К, II	Общее значение
			[числовое]	%
1	3 137	2 849	5 986	12,15
2	2 240	2 181	4 421	8,98
3	2 020	1 846	3 866	7,85
4	2 100	1 931	4 031	8,18
5	3 134	3 206	6 340	12,87
6	3 132	3 252	6 384	12,96
7	2 886	2 864	5 750	11,67
8	2 052	2 028	4 080	8,28
9	1 486	1 526	3 012	6,11
10	1 083	1 008	2 091	4,25
11	696	685	1 381	2,80
12	438	467	905	1,84
13	212	206	418	0,85
14	129	118	247	0,50
15	86	77	163	0,33
16	26	42	68	0,14
17	20	17	37	0,07
18	10	9	19	0,04
19	12	12	24	0,05
20	3	9	12	0,02
21	3	6	9	0,02
22	2	1	3	0,01
23	2	1	3	0,01
24	3	7	10	0,02
Среднее число букв, в слове:
К, I	5, 522
К, II	5, 609
Крюков	5, 566

по длине фраз. Применяя тест Колмогорова-Смирнова к относительности частот, мы получим достаточно высокие значения λ, чтобы исключить и Крюкова, и Шолохова как авторов «Тихого Дона» (Крюков — «Тихий Дон»: 9,08; Шолохов — «Тихий Дон»: 7,59).

- 94 -

Таблица 1.15

Длина слов, выраженная числом букв. (Шолохов)

Число букв	Ш, I	Ш, II	Общее значение
			[числовое]	%
1	3 583	1 835	5 418	10,50
2	2 757	1 693	4 450	8,62
3	2 012	1 351	3 363	6,51
4	2 720	1 560	4 280	8,29
5	5 018	2 585	7 603	14,73
6	5 151	2 472	7 623	14,77
7	3 935	2 228	6 163	11,94
8	2 767	1 719	4 486	8,69
9	2 013	1 273	3 286	6,37
10	1 315	778	2 093	4,05
11	848	491	1 339	2,59
12	465	328	793	1,54
13	200	171	371	0,72
14	70	96	166	0,32
15	46	31	77	0,15
16	23	28	51	0,10
17	16	9	25	0,05
18	5	6	11	0,02
19	5	4	9	0,01
20	1	6	7	0,01
21	1	2	3	0,01
24	2	1	3	0,01
Среднее число букв в слове:
Ш, I	5, 553
Ш, II	5,686
Шолохов	5,603

Результаты других исследований свидетельствуют, что длина слов имеет более слабую различительную способность, нежели длина фраз. Так, в недавно опубликованном исследовании было показано, что в то время, как дистрибуции по длине фразы у Вирджинии Вулф и Кэтрин Мэнсфилд значительно расходятся, дистрибуции по длине слова не дают различий

- 95 -

Диаграмма 1.7

Длина слов, выраженная числом букв

между творческими стилями писательниц1.

Тем не менее из информации, представленной в табл. 1.14—1.16, легко видно, что Шолохов — в известном смысле куда ближе к «Тихому Дону», нежели

- 96 -

Таблица 1.16

Длина слов, выраженная числом букв. («Тихий Дон»)

Число букв	ТД, 1	ТД, 2	ТД, 4	Общее значение
				[числовое]	%
1	1 214	1 565	1 824	4 603	9,57
2	1 095	1 293	1 688	4 076	8,47
3	800	883	1 316	2 999	6,24
4	943	1 092	1 359	3 394	7,06
5	1 749	2 005	2 564	6 318	13,14
6	1 868	2 143	2 784	6 795	14,13
7	1 759	2 115	2 562	6 436	13,38
8	1 280	1 571	1 975	4 826	10,03
9	784	969	1 467	3 220	6,70
10	520	657	1 049	2 226	4,63
11	372	439	733	1 544	3,21
12	175	250	383	808	1,68
13	82	98	205	385	0,80
14	43	39	120	202	0,42
15	18	28	75	121	0,25
16	10	16	28	54	0,11
17	3	7	24	34	0,07
18	2	2	15	19	0,04
19	1	5	7	13	0,02
20	0	1	5	6	0,01
21	1	1	3	5	0,01
22	0	0	2	2	0,01
23	1	0	2	3	0,01
24	0	0	5	5	0,01
Среднее число букв в слове:
ТД, 1	5, 721
ТД, 2	5,753
ТД, 4	6,016
Тихий Дон»	5,851

- 97 -

ТД—К/Ш
———— · 100.
    (ТД)

Так, зная, что слова из шести букв занимают 12,96% в текстах Крюкова, 14,77% в текстах Шолохова и 14,13% в «Тихом Доне», мы обнаруживаем, что в то время, как Крюков отстоит от романа на 8%, Шолохов — только на 1%. Как будет явствовать из этих подсчетов, максимальное отклонение текстов Шолохова от романа — на 14%, в словах из 4 букв, тогда как Крюков в двух случаях отстоит от романа более чем на 25%, а именно, на 26% — в словах из 3 букв и на 27% — в однобуквенных. Отчетливо высокая пропорция однобуквенных слов у Крюкова связана прежде всего с широким использованием союза и, особенно в начале фразы: «И ушел из народа» («В родных местах»), «И жандарм величественно ушел с платформы» («К источнику исцелений»). У Крюкова этот союз занимает 5,78% текста, тогда как у Шолохова только 3,67%, и в «Тихом Доне» — 2,99%. По моим наблюдениям, это широкое применение и, столь характерное для Леонида Андреева и Андрея Белого, является чертой, связывающей Крюкова с прозой начала XX века, которая как будто не оказала какого бы то ни было влияния на Шолохова.

В исследованиях на длину слов и фраз часто отмечалось, что эти показатели обнаруживают тенденцию к корреляции: чем короче слова, тем короче фразы, и наоборот. Посмотрим, справедливо ли это для нашего материала (диаграмма 1.8).

Как следует из диаграммы 1.8, пристрастие к длинным фразам с длинными словами четко проявляется у Шолохова, так же как и у автора «Тихого Дона». Корреляция, однако, нарушается у Крюкова, у которого образец текста К, I при средней длине фразы из

- 98 -

Диаграмма 1.8

Корреляция длины фраз с длиной слов

Число букв на слово

14 слов имеет более краткую среднюю длину слова, чем К, II, при средней длине фраз из 12,5 слов. Таким образом, Крюков вновь выглядит писателем иного рода, нежели Шолохов и автор романа «Тихий Дон».

- 99 -

Словарный профиль текстов

Благодаря компьютеру мы можем также узнать количество слов (знаков), используемых однажды, дважды и п раз. Анализ этих данных показывает, что структура словаря у Крюкова и у Шолохова — очень разная, тогда как не имеется или очень незначительно различие между Шолоховым и «Тихим Доном».

Поскольку число знаков с частотой 1 убывает по мере того, как текст удлиняется, необходимо, чтобы словарный профиль текстов был сопоставлен на основе равного объема. В табл. 1.17—1.19 словарный профиль текстов продемонстрирован на уровне самого короткого текста совокупности (ТД, 1 = 12 720 знаков).

Таблица 1.17

Словарный профиль. (Крюков)

К, I		К, II
Число знаков, употребленных n раз	Частотность таких знаков	Число знаков, употребленных n раз	Частотность таких знаков
1	4 072	1	4 518
2	686	2	728
3	276	3	260
4	137	4	130
5	68	5	73
6	57	6	58
7	30	7	36
8	23	8	21
9	18	9	13
10	14	10	17
11	12	11	11
12	9	12	10
13	7	13	10
14	9	14	5
15	8	15	3
16	4	16	3
17	2	17	3

- 100 -

Продолжение табл. 1.17

К, I		К, II
Число знаков, употребленных n раз	Частотность таких знаков	Число знаков, употребленных n раз	Частотность таких знаков
18	4	18	2
19	1	19	3
20	2	20	2
21	2	21	1
22	2	22	3
23	2	23	3
24	1	24	1
25	1	25	2
26	1	26	2
27	4	27	4
28	1	31	1
29	2	35	1
31	1	40	1
35	1	43	1
36	1	45	1
39	1	46	1
40	1	54	1
41	1	55	1
43	1	59	2
44	1	60	1
46	1	63	1
49	2	72	2
50	1	94	2
59	1	96	1
60	1	99	1
62	1	105	1
64	1	143	1
66	2	190	1
67	1	255	1
71	1	413	1
76	1	693	1
81	1	—	—
82	1	—	—
121	1	—	—
158	1	—	—
175	1	—	—
192	1	—	—
255	1	—	—
352	1	—	—
804	1	—	—

- 101 -

Таблица 1.18

Словарный профиль. (Шолохов)

Ш, I		Ш, II
Число знаков, употребленных n раз	Частотность таких знаков	Число знаков, употребленных n раз	Частотность таких знаков
1	4 641	1	4 762
2	763	2	762
3	282	3	240
4	143	4	120
5	73	5	82
6	57	6	42
7	36	7	35
8	23	8	22
9	25	9	13
10	16	10	10
11	12	11	8
12	8	12	10
13	6	13	8
14	5	14	8
15	3	15	5
16	5	16	6
17	4	17	3
20	3	18	2
21	2	19	2
23	3	20	5
24	2	21	2
25	2	22	2
26	2	23	2
29	1	26	3
31	2	27	1
32	1	28	1
34	1	29	2
40	1	30	1
42	1	34	3
45	1	36	1
50	1	37	1
60	1	40	1
85	1	42	1
86	1	43	2
87	1	49	1

- 102 -

Продолжение табл. 1.18

Ш, I		Ш, II
Число знаков, употребленных n раз	Частотность таких знаков	Число знаков, употребленных n раз	Частотность таких знаков
91	1	63	1
94	1	67	2
120	2	68	1
123	1	69	1
126	1	94	1
164	1	98	2
326	1	100	1
368	1	101	1
532	1	111	1
—	—	133	1
—	—	190	1
—	—	312	1
—	—	391	1
—	—	403	1

Таблица 1.19

Словарный профиль. («Тихий Дон»)

ТД, 1		ТД, 2		ТД, 4
Число знаков, употребленных n раз	Частотность таких знаков	Число знаков, употребленных n раз	Частотность таких знаков	Число знаков, употребленных n раз	Частотность таких знаков
1	4 805	1	5 107	1	4 980
2	749	2	726	2	744
3	270	3	255	3	273
4	127	4	127	4	133
5	75	5	88	5	82
6	50	6	44	6	43
7	24	7	33	7	40
8	28	8	27	8	17
9	18	9	16	9	19
10	17	10	9	10	9
11	13	11	15	11	8
12	7	12	10	12	8
13	8	13	8	13	10
14	4	14	5	14	4
15	7	15	2	15	3

- 103 -

Продолжение табл. 1.19

ТД, 1		ТД, 2		ТД, 4
Число знаков, употребленных n раз	Частотность таких знаков	Число знаков, употребленных n раз	Частотность таких знаков	Число знаков, употребленных n раз	Частотность таких знаков
16	8	16	5	16	4
17	1	17	1	17	4
18	4	18	1	18	3
20	2	19	1	19	6
21	4	20	2	20	3
24	2	22	4	21	2
25	1	26	1	22	3
28	1	27	1	24	2
35	1	32	2	26	1
37	3	33	1	28	1
40	1	35	2	29	1
41	1	39	1	30	1
42	1	42	1	31	2
45	3	47	1	34	1
46	1	50	1	37	1
50	1	51	1	40	1
54	1	59	1	42	2
56	1	69	1	43	1
59	1	72	1	47	2
62	1	73	1	56	1
66	1	80	1	59	1
80	2	85	1	74	1
91	1	88	1	78	1
95	1	113	1	88	1
100	1	116	1	91	1
101	1	139	1	95	1
125	1	212	1	98	1
214	1	347	1	104	1
378	1	384	1	113	1
387	1	466	1	165	1
398	1	—	—	311	1
—	—	—	—	391	1
—	—	—	—	395	1

- 104 -

Сравнение показывает, что разница между текстами прежде всего заметна в начале и в конце лексических спектров. Так, hapax legomena (слова, использованные единожды) охватывают бо́льшую часть текста у Шолохова и в «Тихом Доне», чем у Крюкова:

1.	ТД, 2	40,15%
2.	ТД, 4	39,15%
3.	ТД, 1	37,78%
4.	Ш, II	37,45%
5.	Ш, I	36,49%
6.	К, II	35,52%
7.	К, I	32,02%

Таким образом, если тексты Шолохова обнаруживают отличие от романа на 5,28%, средняя разница у Крюкова составляет 13,48%. Предпочтение, отдаваемое hapax legomena, придает словарю Шолохова и автора романа гораздо бо́льшую исключительность, нежели претенденту.

С другой стороны, в процентном выражении текст, составленный из двадцати наиболее употребительных слов, выглядит значительно больше у Крюкова, чем в других текстах:

1.	К, I	22,88%
2.	К, II	21,75%
3.	Ш, I	20,64%
4.	ТД, 2	20,18%
5.	Ш, II	19,98%
6.	ТД, 1	19,91%
7.	ТД, 4	18,70%

В то время как среднее различие Шолохова от романа составляет 3,67%, у Крюкова оно составляет 13,88%. По мере приближения к концу перечня слов, отличие Крюкова от романа становится все более явным. Так, если мы ограничимся пятью наиболее употребительными словами, отличие Крюкова

- 105 -

составит 17,67%, тогда как Шолохова — только 0,17%. Несомненно, Крюков, с его предпочтением к высокой частотности функциональных слов, обладает гораздо более концентрированным словарем, чтобы рассматриваться как возможный автор «Тихого Дона». Разница в словарной концентрации с ясностью достигается посредством хорошо известной характеристики К. В этой модели, выведенной английским статистиком Г. Адни Юлом1, словарная концентрация измеряется по формуле:

где m — частотность знака, а f — число знаков данной частотности. Чем выше коэффициент, тем выше концентрация словаря. Результаты подсчетов показывают, что коэффициенты для текстов Крюкова значительно выше, чем для других, тогда как никакой существенной разницы невозможно отметить между коэффициентами для текстов Шолохова и анализируемых частей «Тихого Дона».

1.	К, I	64,68
2.	К, II	54,93
3.	Ш, I	42,83
4.	ТД, 2	40,37
5.	ТД, 1	38,61
6.	Ш, II	36,74
7.	ТД, 4	34,15

Богатство словарного запаса

Богатство авторского словаря предпочтительно оценивать посредством коэффициента типичности знаков (КТЗ), т. е. измерением отношения числа

- 106 -

различных форм (типов) слов к общему числу словоупотреблений (знаков) в тексте.

Следовательно, этот тест позволяет нам измерить степень повторяемости словарного запаса. Идея заключается в том, что писатель с тенденцией к повторению слов, уже им использованных, обладает, или по крайней мере демонстрирует, более обедненный словарь, нежели писатель с тенденцией к использованию новых слов.

Если это справедливо, становится понятным, почему в нашем исследовании коэффициент типичности знаков становится показателем особой важности. Каждого, кто читает «Тихий Дон» в оригинале, поражает в романе богатство словаря, тенденция автора к постоянному обновлению слов. От любого претендента на авторство этой книги, следовательно, естественно ожидать той же низкой повторяемости и такого же богатства словарного запаса.

Информация о коэффициенте типичности знаков содержится в табл. 1.20—1.26. Из соображений экономии подсчеты для трех самых длинных текстов (К, I; К, II; Ш, I) были прерваны на 22 500 знаках.

По мере удлинения текста возможность обнаружить слова, ранее не употребленные писателем, естественно сокращается. Это означает, что по мере увеличения текста кривая коэффициента типичности всегда имеет тенденцию к выравниванию по горизонтали. Сопоставление коэффициентов типичности, таким

Таблица 1.20

Коэффициент типичности знаков К, I

Знаки	Типы	%		Знаки	Типы	%
500	326	65,19		500	326	65,19
1 000	647	64,69		500	377	75,39
1 500	906	60,39		500	339	67,79
2 000	1 143	57,14		500	355	70,99

- 107 -

Продолжение табл. 1.20

Знаки	Типы	%		Знаки	Типы	%
2 500	1 420	56,79		500	373	74,59
3 000	1 647	54,89		500	338	67,59
3 500	1 882	53,77		500	357	71,39
4 000	2 123	53,07		500	347	69,39
4 500	2 335	51,88		500	344	68,79
5 000	2 523	50,45		500	327	65,39
5 500	2 731	49,65		500	342	68,39
6 000	2 917	48,61		500	354	70,79
6 500	3 099	47,67		500	343	68,59
7 000	3 341	47,72		500	376	75,19
7 500	3 524	46,98		500	355	70,99
8 000	3 755	46,93		500	382	76,39
8 500	3 953	46,50		500	350	69,99
9 000	4 122	45,79		500	366	73,19
9 500	4 353	45,82		500	372	74,39
10 000	4 562	45,61		500	363	72,59
10 500	4 753	45,26		500	348	69,59
11 000	4 911	44,64		500	347	69,39
11 500	5 081	44,18		500	345	68,99
12 000	5 253	43,77		500	356	71,19
12 500	5 405	43,23		500	326	65,19
13 000	5 601	43,08		500	364	72,79
13 500	5 778	42,79		500	340	67,99
14 000	5993	42,80		500	364	72,79
14 500	6 198	42,74		500	372	74,39
15 000	6 377	42,51		500	350	69,99
15 500	6 573	42,40		500	367	73,39
16 000	6 747	42,16		500	364	72,79
16 500	6 914	41,90		500	364	72,79
17 000	7 101	41,76		500	363	72,59
17 500	7 254	41,45		500	357	71,39
18 000	7 430	41,27		500	365	72,99
18 500	7 600	41,07		500	354	70,79
19 000	7 757	40,82		500	356	71,19
19 500	7 902	40,52		500	350	69,99
20 000	8 032	40,15		500	349	69,79
20 500	8 210	40,04		500	364	72,79
21 000	8 368	39,84		500	364	72,79
21 500	8 524	39,64		500	368	73,59
22 000	8 665	39,38		500	350	69,99
22 500	8 809	39,15		500	380	75,99

- 108 -

Таблица 1.21

Коэффициент типичности знаков. К, II

Знаки	Типы	%		Знаки	Типы	%
500	365	72,99		500	365	72,99
1 000	673	67,29		500	349	69,79
1 500	970	64,66		500	379	75,79
2 000	1 248	62,39		500	355	70,99
2 500	1 515	60,59		500	372	74,39
3 000	1 775	59,16		500	362	72,39
3 500	2 044	58,39		500	377	75,39
4 000	2 298	57,44		500	376	75,19
4 500	2 516	55,90		500	346	69,19
5 000	2 726	54,51		500	363	72,59
5 500	2 962	53,85		500	364	72,79
6 000	3 170	52,83		500	353	70,59
6 500	3 384	52,06		500	369	73,79
7 000	3 576	51,08		500	363	72,59
7 500	3 816	50,87		500	368	73,59
8 000	4 011	50,13		500	355	70,99
8 500	4 247	49,96		500	373	74,59
9 000	4 466	49,62		500	386	77,19
9 500	4 653	48,97		500	356	71,19
10 000	4 884	48,83		500	381	76,19
10 500	5 060	48,19		500	351	70,19
11 000	5 289	48,08		500	368	73,59
11 500	5 509	47,90		500	374	74,79
12 000	5 698	47,48		500	353	70,59
12 500	5 863	46,90		500	353	70,59
13 000	6 035	46,42		500	349	69,79
13 500	6 253	46,31		500	398	79,59
14 000	6 468	46,19		500	377	75,39
14 500	6 691	46,14		500	396	79,19
15 000	6 876	45,83		500	366	73,19
15 500	7 066	45,58		500	362	72,39
16 000	7 219	45,11		500	353	70,59
16 500	7 424	44,99		500	382	76,39
17 000	7 624	44,84		500	391	78,19
17 500	7 811	44,63		500	389	77,79
18 000	7 990	44,38		500	369	73,79
18 500	8 168	44,15		500	372	74,39
19 000	8 309	43,73		500	360	71,99
19 500	8 463	43,39		500	373	74,59

- 109 -

Продолжение табл. 1.21

Знаки	Типы	%		Знаки	Типы	%
20 000	8 611	43,05		500	340	67,99
20 500	8 783	42,84		500	374	74,79
21 000	8 954	42,63		500	356	71,19
21 500	9 118	42,40		500	377	75,39
22 000	9 275	42,15		500	372	74,39
22 500	9 406	41,80		500	360	71,99

Таблица 1.22

Коэффициент типичности знаков. Ш, I

Знаки	Типы	%		Знаки	Типы	%
500	372	74,39		500	372	74,39
1 000	705	70,49		500	377	75,39
1 500	1 018	67,86		500	367	73,39
2 000	1 264	63,19		500	325	64,99
2 500	1 538	61,51		500	346	69,19
3 000	1 816	60,53		500	385	76,99
3 500	2 069	59,11		500	371	74,19
4 000	2 331	58,27		500	365	72,99
4 500	2 582	57,37		500	366	73,19
5 000	2 782	55,63		500	329	65,79
5 500	3 013	54,78		500	379	75,79
6 000	3 258	54,29		500	383	76,59
6 500	3 472	53,41		500	379	75,79
7 000	3 709	52,98		500	394	78,79
7 500	3 923	52,30		500	366	73,19
8 000	4 118	51,47		500	369	73,79
8 500	4 344	51,10		500	384	76,79
9 000	4 569	50,76		500	392	78,39
9 500	4 812	50,65		500	408	81,59
10 000	5 041	50,40		500	386	77,19
10 500	5 255	50,04		500	382	76,39
11 000	5 466	49,69		500	380	75,99
11 500	5 653	49,15		500	369	73,79
12 000	5 850	48,74		500	373	74,59
12 500	6 043	48,34		500	369	73,79
13 000	6 258	48,13		500	381	76,19
13 500	6 473	47,94		500	391	78,19
14 000	6 658	47,55		500	377	75,39