Ермолаев Г. «Тихий Дон» и политическая цензура. 1928—1991. — М.: ИМЛИ РАН, 2005. — 255 с.

http://feb-web.ru/feb/sholokh/critics/ermol/erm-001-.htm

- 1 -

Герман Ермолаев

«ТИХИЙ ДОН»
И
ПОЛИТИЧЕСКАЯ
ЦЕНЗУРА

1928—1991

Москва
ИМЛИ РАН
2005

- 2 -

ББК 83.3

Герман Ермолаев

«ТИХИЙ ДОН» И ПОЛИТИЧЕСКАЯ ЦЕНЗУРА. 1928—1991. — М.: ИМЛИ РАН, 2005. — 255 с.

 

© Герман Ермолаев, 2005

ISBN 5—9208—0241—3

© ИМЛИ им. А. М. Горького РАН, 2005

- 3 -

Никаких исправлений,
выкидок и дополнений
делать больше не буду.

М. Шолохов
26 сентября 1932 г.

 

- 4 -

- 5 -

Предисловие

Советская цензура заявила о себе сразу после захвата власти большевиками. 25 октября (7 ноября) 1917 года Петроградский Военно-революционный комитет закрыл «буржуазную» газету «Русская воля». 27 октября (9 ноября) Совет Народных Комиссаров принял декрет о печати, под которым подписался его председатель Владимир Ульянов (Ленин). Документ излагает общие принципы отношения нового правительства к печати. Закрытию подлежит пресса, призывающая к сопротивлению или неповиновению советскому правительству, вызывающая смуту путем распространения клеветы и толкающая на явно преступные, уголовно-наказуемые действия*. Боязнь независимой прессы побудила большевистское правительство заклеймить ее как «одно из могущественных оружий буржуазии», что оправдывало принятие «экстренных мер» по пресечению ее клеветы. В первые дни своего владычества ленинцы еще не чувствовали себя достаточно сильными, чтобы приступить к немедленному закрытию всей небольшевистской печати. «Как только новый порядок упрочится, всякие административные воздействия на печать, — говорилось в декрете, — будут прекращены»**.

В действительности события развивались в противоположном направлении. Запретами и штрафами власти стали карать не только консервативную, но и меньшевистскую и

- 6 -

эсеровскую прессу. В середине 1918 года произошел разрыв между большевиками и другими социалистическими партиями. Важными причинами его были разгон Учредительного собрания, аграрная политика большевиков, Брестский мир. 14 июня меньшевиков изгнали из Советов, 6 июля в Москве вспыхнуло восстание левых эсеров, которое вскоре было подавлено. Большевики еще более усилили борьбу с печатью. В апреле-июле они закрыли 234 газеты, из которых 142 издавались социалистами-революционерами и меньшевиками. К концу 1918 года небольшевистская пресса фактически перестала существовать*.

В больших городах закрытие враждебной периодики производили комиссариаты печати, на местах — отдельные комиссары, надзиравшие также и за художественной литературой. Кроме того ряд учреждений, таких, как Реввоенсовет, ВЧК, Наркомпрос, имели в разное время свои отделы, прямо или косвенно связанные с цензурой**. Наиболее близкое отношение к литературной цензуре имел созданный в 1919 году Политический отдел Госиздата РСФСР***.

Наличие нескольких цензурных органов с не всегда четко разграниченными функциями порождало дублирование, неразбериху, нездоровое соперничество. К тому же введение нэпа поставило цензуру перед новыми задачами. Нэп облегчил экономическое положение крестьянства, отменил тотальную национализацию промышленности, разрешил свободную торговлю, допустил ослабление политико-идеологического контроля над художественной литературой и возродил частные издательства, угрожающие серьезной конкуренцией государственным. Советское правительство решило, что раздробленная цензурная система времени военного коммунизма для работы в новых условиях непригодна. 6 июня

- 7 -

1922 года Совнарком принял Положение о Главном Управлении по делам литературы и издательства (Главлит)*. Учреждено оно было «в целях объединения всех видов цензуры» при Наркомпросе РСФСР. Главлит запрещал издание произведений, содержащих антисоветскую агитацию; разглашающих военные тайны; возбуждающих общество ложными сообщениями; «возбуждающих националистический и религиозный фанатизм; носящих порнографический характер»**. С необходимостью карать за такие преступления вольно соглашаться или нет, но суть в том, что любого советского писателя, в любое время, власть могла обвинить в любом из них.

Образование Главлита и первая публикация М. А. Шолохова (фельетон «Испытание», 19.9.1923 г.) почти совпали, но Главлит пережил писателя на шесть лет. Официальное его название и подчинение не раз изменялись, однако акроним оставался тем же. Помимо Наркомпроса РСФСР, Главлит побывал в ведении Совнаркома и Совета Министров СССР. С 15 марта по 8 октября 1953 года, ввиду напряженной ситуации после смерти Сталина, Главлит входил в состав Министерства внутренних дел СССР. Несмотря на подчинение Главлита Совнаркому или Совету Министров, действительными руководителями его являлись высшие идеологические и пропагандные инстанции ЦК партии, сотрудничавшие с ГПУ и его наследниками. Первыми цензорскую работу с поступившими рукописями выполняли редакторы книжных и журнальных издательств и политредакторы Главлита. В случае принятия исправленного ими текста уполномоченный Главлита, обязанный следить за оформлением книги, отправлял его в типографию. Изготовленные там сигнальные экземпляры книги рассылались крупным отделам Главлита и отделам печати ЦК ВКП(б) в разных местах страны. При отсутствии возражений против печатания со стороны этих учреждений уполномоченный Главлита

- 8 -

при издательстве или типографии давал разрешение на выпуск в свет. Определенное количество самых первых экземпляров тиража типография была обязана доставить в Государственную центральную книжную палату РСФСР, научные библиотеки и НКВД*.

Иногда в роли верховных цензоров выступали вожди государства. В 1933 году Сталин тщательно процензурировал и отверг из политических соображений пьесу Александра Афиногенова «Ложь», присланную ему на оценку самим автором. В ноябре 1962 года Хрущев и послушный ему Президиум ЦК КПСС одобрили без ведома цензуры публикацию «Одного дня Ивана Денисовича», и Главлиту в срочном порядке пришлось выполнять задним числом обязательную формальность — проштамповать разрешение на каждом листе верстки.

Часто трудно разобраться, чья рука вносила поправку — редакторская или цензорская. Лица, обрабатывавшие 3-ю книгу «Тихого Дона» в журнале «Октябрь» в 1932 году, входили в его редколлегию. Они были завзятыми коммунистами, энтузиастами пролетарской литературы. Главлит мог вполне довериться их политической компетентности и закрыть глаза на кромсание шолоховского романа. Этих ортодоксов я называю «редакторами». Никто не сомневается, что «Тихий Дон» 1953 года издания изуродовал Кирилл Потапов, который был назначен его редактором по настойчивой просьбе автора. Для меня Потапов «редактор», «редактор-цензор», «цензор».

С 1932 года по 1947-й почти бессменно «Тихий Дон» редактировал Ю. Б. Лукин (1901—1998), лучший знаток истории его политического цензурирования. Мы с ним переписывались с 1993 года до его смерти и однажды встретились в Москве. К сожалению, в то время он уже не мог вспомнить происхождение некоторых важных для меня купюр 1933 года, но держал в памяти разные интересные эпизоды

- 9 -

из своего сотрудничества с Шолоховым. Лукин, по его словам, не самовольничал, не делал исправлений без согласия автора. Видимо, он предлагал поправки, которые становились неизбежными при зигзагах политического курса. В такой ситуации я склонен приписывать большую часть исправлений главлитскому цензору, который был более расположен, а то и обязан вмешиваться в авторский текст энергичнее, чем Лукин. Шолохов, по-моему, сильного влечения к самоцензуре не испытывал.

Детище советского строя — цензура насаждала в литературе его политику и идеологию. Диалектический материализм представлял для нее единственную непорочную философию. Буржуазному индивидуализму она противопоставляла коллективизм. Героем советской литературы она хотела видеть нового человека, большевика, твердого марксиста. Он должен был служить примером для политического воспитания своих соотечественников. Утверждающая функция соцреализма превалировала над критической. Большевикам надлежало представлять собой чуть ли не идеальных во всех отношениях людей. От издания к изданию цензоры спокойно взирали на попытку Дарьи Мелеховой соблазнить своего свекра, но в 1929 и 1933 годах они существенно укоротили постельную сцену с Бунчуком и Анной. Нравственные требования, предъявляемые к большевикам, не распространялись на простых казаков, что позволяло им вести почти бесцензурную, полнокровную жизнь.

Ведущая роль партии и ее вождя приобрела как никогда огромное значение в последние сталинские годы (1946—1953) — самый мрачный период в истории советской литературы и цензуры. Чтобы быть опубликованными, многим писателям приходилось прибегать к строжайшей самоцензуре, делать многочисленные вычерки и — самое вредное — вписывать новые страницы и главы в ранее напечатанные произведения, чего никогда не требовала царская цензура. В тематике тех лет выделялось беспрецедентное возвеличение всеобъемлющего гения Сталина, прославление ратных и трудовых подвигов народа, совершенных под руководством партии и лично ее вождя, идейное и моральное превосходство советского человека перед западным, реабилитация царской

- 10 -

России. Тяжелый цензорский удар был нанесен и «Тихому Дону», хотя изображение казачества и Гражданской войны имело мало общего с актуальными сюжетами на грани 1940—1950-х годов. Но и здесь, неожиданно, произнес свое слово Сталин. Об этом — в другом месте и подробно.

Настоящая работа разделена на пять глав. Каждая из них посвящена одному определенному периоду в цензурной истории «Тихого Дона». Такое деление может хронологически совпадать или не совпадать с обычной разбивкой советской литературы на периоды, но, где возможно, я разбираю цензурирование «Тихого Дона» в сопоставлении с другими произведениями, подвергнутыми одинаковому с ним типу политической правки.

Годы первого периода (1928—1931) насыщены судьбоносными событиями: прекращение нэпа, свирепая коллективизация, экономический упадок. Так как первые две книги «Тихого Дона» прямого отношения к этой «второй революции» не имели, то и объем цензурного вмешательства в них был умеренным.

Период 1932—1933 годов демонстрирует прежде всего реакцию редакторов-цензоров журнала «Октябрь» на массовый большевистский террор 1919 года, показанный в 3-й книге романа. Читателю легко могла прийти на ум параллель между этим геноцидом казаков и репрессиями против крестьянства в ходе коллективизации. Целью многих цензорских купюр и приписок было смягчение и оправдание красного террора. Одновременно, ради показного уважения к национальностям, цензоры провели замену «хохлов» украинцами и взялись за изъятие обозначения казачества «национальностью». Мысли и поступки Бунчука и Анны, признанные недостойными большевиков, исчезли из романа. Из знаменательных новшеств следует упомянуть роспуск РАППа, образование Союза советских писателей, провозглашение метода социалистического реализма. Все они усиливали государственный контроль над литературой.

3-я глава (1934—1949) вместила время тяжелейших потрясений в советской истории: террор 1936—1938 годов и войну с Германией, но ощутимого влияния на «Тихий Дон» они оказать не могли. Велико было их отличие от казачьей

- 11 -

войны с большевиками и террора 1919 года на Дону. Цензоры не пошли дальше снятия нескольких имен красных политиков и командиров, действовавших против донцов в Гражданскую войну и уничтоженных в 1930-х годах Сталиным. Животрепещущие темы воспитания патриотизма и укрепления советской семьи «Тихого Дона» не коснулись. Более значительным для романа оказался приказ начальника Главлита Б. М. Волина от 26 ноября 1934 года по всему своему ведомству: вступить в решительную борьбу с грубым, ругательным и блатным лексиконом. Исполнение приказа не миновало «Тихий Дон».

4-я глава (1950—1956) подробно исследует «Тихий Дон» 1953 года издания, которое создавалось на исходе жизни Сталина и претерпело сотни политических поправок. По традиции большинство их было нацелено на избавление большевиков и просоветских персонажей от всего, что шло вразрез с принятыми для них политическими, нравственными и эстетическими нормами. Издание 1953 года служит хорошим образцом для изучения диктаторских пределов советской цензуры. Тут же, благодаря десталинизации, начался откат цензорской волны. К концу 1956 года невосстановленными оставалось около 140 политических поправок 1953 года. В 4-й главе некоторое внимание уделяется единственной публикации «Тихого Дона» для десятиклассников (Детгиз, 1955). Полвека это издание держится на задворках шолоховедения. Хотя оно печаталось по истерзанному тексту 1953 года, его редакторы, воспользовавшись началом десталинизации, восстановили ряд купюр 1953 года и сделали несколько своих исправлений, вошедших в последующие выпуски романа. Без учета издания 1955 года анализ текстуальной эволюции «Тихого Дона» не может претендовать на полноту.

В 5-й главе (1957—1991) речь идет о немногих восстановлениях политических изъятий 1956 и предыдущих годов. Интерес вызывает возвращение в роман по разным причинам Ленина и Троцкого.

В Заключении обсуждается вопрос о выборе или создании канонического текста «Тихого Дона» с учетом неоднозначности мнений и цензорской правки романа.

- 12 -

В работе над настоящей монографией моя жена Т. С. Ермолаева помогала мне советами и печатанием части рукописи. Большое ей спасибо. Я такжеочень признателен трем российским ученым. Недавний директор ИМЛИ РАН Ф. Ф. Кузнецов пригласил меня ознакомиться с рукописями двух первых книг «Тихого Дона» и затем любезно предоставил мне возможность исследовать их в течение трех недель. Старший научный сотрудник Института русской литературы (Пушкинский Дом) В. Н. Запевалов и ведущий сотрудник ИМЛИ В. В. Васильев щедро снабжали меня критической литературой о М. А. Шолохове. Один из разделов 4-й главы моей книги основывается на архивном материале, описанном для меня Васильевым. Я искренне благодарен дочери писателя С. М. Шолоховой и старшему научному сотруднику Вешенского музея-заповедника М. А. Шолохова Н. Т. Кузнецовой за ответы на мои вопросы о цензуре «Тихого Дона». За поиски свежих сведений о «Тихом Доне» и печатание моей рукописи благодарю бывших принстонских студентов Бенджамина Шарму и Ванессу Джексон и ассистентку С. Г. Новикову.

- 13 -

Глава I

Скромный почин (1928—1931)

Об истории публикации 1-й книги «Тихого Дона» существуют две основные версии разной степени достоверности. По версии писателя Николая Тришина, бывшего редактора московского «Журнала крестьянской молодежи», в июне 1927 года Шолохов привез в столицу рукопись 1-й части «Тихого Дона», не зная, какому издательству предложить ее. Тришин и его сотрудники посоветовали Гослитиздат. Не ожидая от издательства скорого ответа, они устроили Шолохова заведующим литературно-художественным отделом своего журнала. Через месяц Шолохов узнал, что его рукопись не прошла из-за «восхваления казачества» и «идеализации казачьего быта». Тогда кто-то из тришинского окружения порекомендовал ему дать рукопись Александру Серафимовичу. Выбор был логичен. Донской казак Серафимович уже отметил большой художественный дар Шолохова в своем предисловии к сборнику «Донские рассказы» (1926). С восторженным отзывом Серафимовича рукопись, как говорит Тришин, «попала» в издательство «Новая Москва», где и была принята к публикации. В конце сентября Шолохов уехал в Вешенскую для работы над 2-й частью «Тихого Дона». 1-я книга романа вышла в начале 1928 года1.

Иную версию публикации 1-й книги выдвинул Алексей Стасевич, бывший редактор издательства МК ВКП(б) «Московский рабочий». Он приводит адресованное ему письмо Шолохова от 3 апреля 1927 года, содержащее важную информацию: «Теперь — о романе: зовется “Тихий Дон”, размер 40 (приблизительно) печ. листов. Частей 9. Эпоха 1912—1922 гг.»2 Одновременно Шолохов спрашивает о возможности получения аванса. Издательство отвечает согласием, и в письме ему от 22 июля Шолохов сообщает о задержке с высылкой

- 14 -

первых частей романа из-за очень медленной работы машинистки. Рукопись этих частей, по словам Стасевича, поступила в редакцию в конце 1927 года3. Однако возникло затруднение из-за передачи части рукописей из «Московского рабочего» в издательство «Молодая гвардия» и из-за перемены руководства в редакции художественной литературы «Московского рабочего». Новые руководители выступили против удержания у себя рукописи «Тихого Дона». Сторонники Шолохова передали ее Серафимовичу, который предложил издательству печатать ее без всяких сокращений4.

Подкрепленная фактами версия Стасевича ставит под сомнение достоверность тришинских воспоминаний. Как мог Шолохов приехать в Москву в июне 1927 года с рукописью 1-й части «Тихого Дона», если в своем письме от 22 июля того же года он уведомляет издательство «Московский рабочий» о том, что первые части романа (очевидно, 1-я и 2-я) еще не готовы к отправке. Более того, именно в этом издательстве Шолохов решил публиковать «Тихий Дон», как явствует из его письма от 3 апреля 1927 года с просьбой к Стасевичу справиться о возможности получения аванса. Не мог Шолохов и пребывать в Москве с июня до конца сентября 1927 года, если одно его письмо из Вешенской датировано 22 июля. Не в пользу Тришина говорит также его признание, что до июня 1927 года Шолохов держал от него в секрете название своего романа. Наоборот, в письме к Стасевичу от 3 апреля Шолохов раскрыл не только название романа, но и его предполагаемый объем и хронологические рамки. Контакт между Шолоховым и «Московским рабочим» завязался еще до этого письма, ибо оно является ответом на письмо Стасевича от 26 марта. Ранее Шолохов переписывался с Павлом Посвянским, редактором издательства «Новая Москва». 3 февраля 1927 года он известил Посвянского, что занят «окончательной обработкой» трех первых частей романа, закончит ее не раньше осени и спросил, не возражает ли Посвянский против присылки романа вообще или по кускам5. Названия романа Шолохов не дал, но речь шла, конечно, о «Тихом Доне». До поступления рукописи его начальных частей «Новую Москву» поглотил «Московский рабочий».

- 15 -

Впечатление, что Тришина подвела память, усиливается от его фактических неточностей. Вместо Госиздата он говорит о Гослитиздате, то есть о Государственном издательстве художественной литературы, образованном в 1930 году. Рукопись «Тихого Дона» была одобрена и напечатана не в издательстве «Новая Москва», а в «Московском рабочем». Да и вообще в письмах Шолохова жене в 1927 году нет никаких упоминаний о передаче рукописи «Тихого Дона» в Госиздат6. Тем не менее Тришин прав относительно временного заведования Шолохова литературно-художественным отделом «Журнала крестьянской молодежи». Об этом сообщает и писатель Николай Стальский, сотрудничавший в «Крестьянской газете», при которой выходил «Журнал крестьянской молодежи». Шолохову, объясняет Стальский, понадобился источник доходов на время, которое займет перепечатывание привезенной им в Москву рукописи первых трех частей «Тихого Дона» и на ожидание издательского решения ее участи7. Положительное решение редакционный совет «Московского рабочего» принял 24 октября8. В это время Шолохов квартировал у своего близкого друга писателя Василия Кудашева. В частном письме от 19 октября 1927 года он упоминает о том, что у него живет Шолохов, а в открытке от 5 ноября сообщает, что «завтра будет в Москве Михаил Шолохов...»9 Зимой 1927/1928 годов какое-то время Шолохов проживал с семьей под Москвой, на даче в Клязьме, о чем вспоминают жена писателя Мария Петровна и хозяин дачи Д. А. Капков10.

С другой стороны, не совсем понятно, что имел в виду Стальский, говоря о необходимости перепечатать рукопись «Тихого Дона». Перепечатку рукописного текста на машинке или перепечатку непрофессионально выполненного машинописного текста? Во всяком случае, рукопись в Москве не перепечатывалась. Серафимовичу пришлось читать продукт неопытной вешенской машинистки, напечатанный без интервалов и красных строк, с налезающими одна на другую буквами11. Есть у Стальского и хронологические неувязки. Так, среди писателей, чьи рассказы печатались в бытность Шолохова заведующим литературно-художественным отделом «Журнала крестьянской молодежи» в 1927 году, Стальский

- 16 -

называет Андрея Платонова и Николая Москвина12. Согласно биобиблиографическому указателю «Русские советские писатели прозаики», рассказ Платонова «Как зажигалась лампочка Ильича» и рассказ Москвина «Буханка» появились соответственно в 21-м и 24-м номерах «Журнала крестьянской молодежи» за 1926 год13. В 1927 году оба писателя ничего в этом журнале не напечатали. Неточности такого рода не заслоняют главного: в отличие от Тришина, Стальский ничего не говорит о поступлении рукописи «Тихого Дона» в Госиздат или Гослитиздат, а только в издательство «Московский рабочий», при котором тогда выходил журнал «Октябрь».

Первыми читателями рукописи «Тихого Дона» в «Московском рабочем» были заведующая его литературно-художественным отделом молодая коммунистка Анна Грудская и заведующая его книжно-консультационным бюро Евгения Левицкая, член партии с 1903 года, с которой Шолохова впоследствии связала долголетняя дружба и которой он посвятил свой рассказ «Судьба человека». Обе женщины пришли в восторг от первых трех частей романа14. Иначе восприняли рукопись члены редколлегии «Октября». В редакцию этого журнала, основанного в 1924 году Московской ассоциацией пролетарских писателей, всегда входили видные пролетарские литераторы и критики. Рукопись «Тихого Дона» они сочли неактуальными зарисовками старого казачьего быта и в лучшем случае готовы были печатать ее с пространными сокращениями. Все же они решили узнать мнение Серафимовича, ответственного, то есть главного редактора «Октября», не принимавшего по болезни деятельного участия в редакционных делах. Серафимович безоговорочно высказался за публикацию полного текста романа. Тем не менее ему стоило немалого труда, чтобы преодолеть сопротивление своего заместителя, писателя Михаила Лузгина15.

Пять частей «Тихого Дона» увидели свет в 1—10 номерах «Октября» за 1928 год. В 1928—1929 годах они печатались в издаваемой «Московским рабочим» «Роман-газете», где три части и все главы имеют названия, придуманные ее редакцией. В те же годы «Московский рабочий» выпустил шесть

- 17 -

отдельных изданий романа, в которых он впервые был разделен на книги: 1-ю (части 1-я — 3-я) и 2-ю (части 4-я и 5-я). Кроме того, в 1929—1930 годах обе книги дважды вышли в Госиздате, и одно издание, обозначенное как 3-е, опубликовало в 1931 году Государственное издательство художественной литературы. Во всех трех изданиях тираж каждой книги составлял 100 000 экземпляров — признак огромного успеха романа.

Настойчивая рекомендация Серафимовича печатать «Тихий Дон» без сокращений возымела, очевидно, действие на редколлегию «Октября». Цензорское вмешательство в журнальную публикацию первых двух книг романа — насколько можно судить, не имея в распоряжении все еще не найденного беловика, с которого печатался роман, — оказалось ограниченным. Немного поправок насчитывается в «Роман-газете» и первых отдельных изданиях романа 1928—1929 годов, выпущенных «Московским рабочим». Последующие издания воспроизводили их текст до 1931 года включительно.

Уже в самых ранних публикациях «Тихого Дона» обозначилось острие политической правки — очистка образов большевиков и их сторонников от всего, что с точки зрения предержащей власти препятствует им служить примером для идеологического, нравственного и эстетического воспитания читателя. В первую очередь жертвами чистки стали коммунисты Илья Бунчук и его молоденькая возлюбленная Анна Погудко.

Ощущение восторженности, которое овладевало двадцатидевятилетним Бунчуком при взгляде на Анну, показалось цензору излишней сентиментальностью. При подготовке отдельного издания 2-й книги из портрета Анны исчезло предложение «Волнующая созвучием гармония покоилась в каждой черте, в любом движении», а восхищению Бунчука ее красотой был придан игривый оттенок путем замены фразы «сказал сорвавшимся, хриплым голосом» фразой «сказал с пафосной шутливостью»16. Одновременно снимаются «натуралистические» детали, воспринятые цензурой как неподобающие юной большевичке. Наглядным примером является отрывок из описания ночного визита Анны к Бунчуку в постель.

- 18 -

Для полноты картины в этом отрывке указываются заодно купюры 1933 года и одна 1956-го. Устраненные фразы даются курсивом, годы изъятий — в скобках:

«Легла рядом. Горячие ноги ее дрожали в коленях. Опираясь на локоть, привстала, палящим шелестом ему на ухо:

Я пришла к тебе, только тише... тише... мама спит... (1933).

Она нетерпеливо отвела со лба тяжелую, как кисть винограда, прядь волос, блеснула дымящимся синеватым огоньком глаз, грубовато, вымученно прошептала:

Глупо хранить какую-то девственность, когда (1929) не сегодня — завтра я могу лишиться тебя... Я хочу тебя любить со всей силой, и жутко (1956) содрогнулась от собственной решимости: — Ну, скорей!

Бунчук целовал ее поникшие непочато-тугие прохладные груди, гладил податливое тело (1933) и с ужасом, с великим, захлестнувшим все его сознание стыдом, чувствовал, что он бессилен.

Стискивая ладонями его щеки, ища дрожащими губами его губы, она притягивала его к себе, бесстыдно просила:

— Скорей!.. Скорей же... милый!..

Бунчук медленно, как срезанный выстрелом, валился с нее (1929). У него тряслась голова, мучительно пылали щеки. Высвободившись, Анна гневно оттолкнула его, руки ее вились на груди, (1929) оправляя рубашку... (1933)»17.

Конечно, какую-то роль в удалении «натуралистических» подробностей сыграл насаждаемый сверху пуризм, но главная причина купюр в постельной сцене — сексуальная агрессивность коммунистки. Ведь не из единого издания «Тихого Дона», кроме выпущенного в 1955 году Детгизом, не изымалось из 5-й главы 4-й части описание попытки Дарьи Мелеховой соблазнить своего свекра. Не уцелеть бы этому эпизоду, будь Дарья большевичкой.

Цензорская забота о сексуальной инициативе большевичек проявилась довольно рано. В большинстве публикаций повести Юрия Либединского «Неделя», начиная с 1923 года (изд-во «Молодая гвардия»), не оказалось просьбы заведующей культпросветом политотдела в провинциальном городке к председателю ЧК зайти к ней вечером. Цензор не посчитался

- 19 -

с тем, что они любили друг друга. Комсомольский вожак Рита Устинович из романа Николая Островского «Как закалялась сталь» напоминает шолоховскую Анну своим объяснением готовности отдаться товарищу по борьбе Сергею Брузжаку. Оказавшись наедине с ним в лесу, она обратилась к нему со словами: «Буду сейчас твоя, потому что ты юн, полон жизни, чувства твои чисты, потому что идущие впереди дни могут отнять у нас жизнь». Сергей принял предложение, но цензор поспешил отвергнуть его уже в первом книжном издании 1-й части романа в 1932 году. В следующем году, во 2-й книге «Брусков» Федора Панферова, цензоры разделались с изображением успешной попытки поборницы свободной любви Маши Сивашевой соблазнить героя романа Кирилла Ждаркина, завлекши его в лес.

Вычерк иного типа был сделан в «Тихом Доне» в сцене братания Валета с немецким солдатом. Узнав, что немец тоже социал-демократ, Валет сказал: «Мы ведь родня по труду, по крови родня...» Последних пяти слов нет в «Роман-газете»18. Цензор мог счесть их неправдоподобным политическим перехлестом.

В отрывок из «Тихого Дона», опубликованный «Комсомольской правдой» 18 августа 1928 года, не вошло наставление Бунчука казаку Никите Дугину, в чьем присутствии Бунчук расстрелял есаула Калмыкова: «— Они нас, или мы их!.. Середки нету. Пленных нету. На кровь — кровью. Кто кого?.. Война на истребление... понял? Таких, как Калмыков, надо уничтожать, давить, как гадюк. И тех, кто слюнявится жалостью к таким, стрелять надо... понял? Чего слюни развесил? Сожмись! Злым будь! Калмыков, если бы власть была, стрелял бы в нас папироски изо рта не вынимая, а ты... Эх, мокрогубый!»19 Бунчук проповедует большевистскую жестокость, но следует заметить, что и ему бы не поздоровилось, попадись он в руки Калмыкову. Для патриота Калмыкова Бунчук и большевики были предателями и изменниками России, заслуживающими виселицу. В мышлении обоих персонажей заложена беспощадная логика грядущей гражданской войны. Процитированный пассаж целиком сохранялся во всех выпусках романа вплоть до 1953 года.

- 20 -

В описании боя красногвардейцев с калединцами «Октябрь» не сообщил о гибели бойца из пулеметной команды Бунчука: «второго номерного искололи штыками, как учебное чучело». Первое отдельное издание 2-й книги заполнило пробел20. После разговора о назначении генерала Лавра Корнилова главнокомандующим офицеры казачьего полка «пели “Всколыхнулся, взволновался православный тихий Дон”». Редакторы «Октября» оставили только «пели «Тихий Дон», чтобы не упоминать о православии. «Роман-газета» восстановила первоначальный текст21.

Отказ раненого Григория от разговора с особой императорской фамилии ссылкой на необходимость сходить «по малой нужде» госпитальная администрация осудила как «чудовищную, непростительную выходку». Редакторы «Октября» убрали «непростительную», вероятно, решив, что неуважение Григория к царственной особе не заслуживает такой характеристики. Отдельное издание 1-й книги романа восстановило ее22.

В начале 2-й главы 6-й части в предложении «Половина заново сколоченного 12 донского казачьего полка легла под Старобельском, защищая от хохлов казачью границу», последние пять слов заменены в «Октябре» фразой: «завоевывая области лишний кус украинской территории»23. Замененные слова находились в абзаце, почти полностью зачеркнутом Шолоховым в рукописи, но восстановленном с некоторыми изменениями в «Октябре». Это показывает, что существовал другой вариант начала 2-й главы, в который автор вернул вычеркнутые им ранее строки. Не располагая беловиком, нельзя точно определить, кто заменил фразу о «хохлах» — Шолохов или редакторы «Октября». Ясно одно: причина замены не в «хохлах», которых «Октябрь» в других местах не превращал в «украинцев», а в шолоховском показе белых казаков защитниками своей земли. Так же смотрит Шолохов, в том же номере «Октября», на военные действия казаков в начале 1-й главы 6-й части, когда он пишет об освобождении ими «родной земли» от красных и большевиков. Это дает повод к предположению, что слова о защите казачьей границы от хохлов заменил не автор. Кроме того замена настолько радикально переиначила

- 21 -

смысл всего предложения, что трудно представить себе, как мог Шолохов прийти к противоположному утверждению в короткий прмежуток времени между написанием и публикацией фразы о защите казачьей границы. Фразы из начала 6-й части об освобождении казаками своей земли оставались неизменными до 1945 года.

По-видимому, сочетание политических и пуританских соображений привело в 1929 году к замене «блядей» «бабами» в требовании Михаила Кривошлыкова убрать из отряда красных казаков сожительницу Федора Подтелкова Зинку24. Полное уничижительное название этой древнейшей профессии — в буквальном и переносном смысле — цензоры стали изгонять, заменять или сокращать до «б...» с середины 1920-х годов. Это пуританское сокращение употребляется в речи персонажей, уже в журнальном тексте двух первых книг «Тихого Дона», тогда как в некоторых изданиях «Поднятой целины» полное написание гонимого слова удержалось до конца 1933 года, до последних появлений его в советской литературе. Насколько мне известно, единственное, непонятное исключение составило стихотворение Владимира Маяковского «К вам!» (1913), в котором «блядям» чередовалось с «б...» до конца советской власти. Полное написание этого слова стало возможным в период горбачевской перестройки, и то не всегда.

Ласкательное «курвочки мои» в обращении казака-бабника к защитницам Зимнего дворца отсутствует в «Тихом Доне» с отдельного издания его 2-й книги в 1929 году25. Пурист редактор или цензор оставил в «Октябре» всего две строки казачьей песни, которую Шолохов назвал «похабной»:

Девица красная, щуку я поймала,
Щуку я, щуку я поймала.

В отдельном издании 1-й книги появилось добавление:

Девица красная, уху я варила,
Уху я, уху я, уху я варила.

Наконец, в издание 1933 года вошли еще две строки:

- 22 -

Девица красная, сваху я кормила,
Сваху я, сваху я, сваху я кормила...26

Ключевое слово песни образуется от слитного произношения двух слов в каждой добавленной строке. Все шесть строк есть в рукописи романа27. Полное написание непристойного слова песни, как и производных от него, появилось в советских публикациях только перед самым распадом государства. В рукописном и журнальном тексте «Тихого Дона» одно из таких производных слов находилось в сокращенном виде в выкрике безымянного казака «Чего там х... пороть!» Все последующие издания обошлись без этой фразы28. Другое популярное ругательство в лучшем случае печаталось в форме «е... м...» В «Тихом Доне» оба сокращения пришлись на 3-ю главу 4-й части. В первом случае этот матюк употребил прапорщик Беликов, рассерженный безответственностью командира роты, во втором случае — солдат, которого по ошибке чуть не застрелили свои. «Роман-газета» оставила оба ругательства в силе, но первое отдельное издание 2-й книги избавилось от них29. В том же издании слова «Юбошники вы!» заменили ругательство казака Турилина «Бабьи побздюхи!»30. В предложении «За спинами розовым бабьим задом перлось из-за холмья солнце» отмеченное курсивом сравнение есть только в «Октябре»31. Однако в опубликованную в 1929 году 2-ю главу 6-й части редакторы «Октября» не пропустили уточнение из жалобы казачки Григорию на своего «никудышного» мужа: «Слезет с меня и все одно, как и не было его, раздражнит толечко»32.

Вообще в 1928—1931 годах пуританская правка первых двух книг романа оказалась довольно мягкой, как и политическая, затронувшая с десяток фраз. Особенно повезло матюкам. Из сорока с лишним таких ругательств пострадали только два, обозначенные «е... м..!»

По контрасту пуританская чистка в произведениях Артема Веселого, «Разгроме» Александра Фадеева и «Цементе» Федора Гладкова проводилась гораздо энергичнее, с большими потерями для матюков. Короткий рассказ Веселого «В деревне на масленице» (1921) первоначально содержал тринадцать таких ругательств, отражающих пьяную брань селян преимущественно словами «мать перемать». В 1925

- 23 -

году, когда рассказ был напечатан как часть романа «Страна родная», из первоначальных матюков уцелело три33.

Если публикация первых пяти частей «Тихого Дона», считая от поступления их рукописей в «Октябрь», заняла примерно год, то публикация 6-й части, или 3-й книги, растянулась без малого на четыре года. Двенадцать ее начальных глав вышли в первых трех номерах «Октября» за 1929 год, в начале которого Шолохов вошел в редколлегию этого журнала. Затем произошла заминка, вызванная, вероятно, недостатком подготовленных для печати глав. Рукопись 8-й главы, помещенной в мартовском номере журнала, датирована 14 февраля 1929 года, а в письме к Левицкой от 31 июля Шолохов сообщает, что, невзирая на настойчивые просьбы «Октября», он не сможет прислать новый материал раньше сентября34. По-видимому, зимой 1930 года «Октябрь» получил значительный кусок рукописи 3-й книги «Тихого Дона»35. Редколлегия журнала, состоящая в основном из руководителей Российской ассоциации пролетарских писателей (РАПП), рукопись забраковала. Заместитель ответственного редактора Лузгин уведомил Шолохова о прекращении публикации романа, обвинив его в выдумке Верхнедонского восстания весной 1919 года и в оправдании повстанцев36. В марте 1930 года Шолохов получил письмо от Фадеева, который с сентября 1929 года временно исполнял освобожденную Серафимовичем должность ответственного редактора «Октября». Фадеев настоятельно советовал сделать Григория «своим», иначе роман выйдет «объективно реакционным» и напечатан не будет. Шолохов не возражал против некоторых предложенных изменений, но категорически отказался писать концовку по чьей-либо указке, «в ущерб и роману и себе», о чем и поставил Фадеева в известность в своем ответном письме37.

Первого апреля 1930 года Шолохов пишет Серафимовичу о неприемлемости фадеевских предложений и просит своего «старшого» высказать, хотя бы вкратце, мнение о 6-й части «Тихого Дона»38. Серафимович тогда еще числился членом редколлегии «Октября», но, скорее всего, номинально. Можно предположить, что он был согласен с Шолоховым, но подействовать на рапповских вождей, официально признанных

- 24 -

«проводниками» литературной политики партии, ему было не под силу. Предпринимал ли он какие-нибудь практические шаги в защиту Шолохова и как он отозвался на его письмо — неизвестно. С июля 1930 года имя Серафимовича исчезло из редакторского списка «Октября». В январе и феврале 1931 года ответственным редактором журнала был глава РАППа Леопольд Авербах. В мартовском составе редколлегии Фадеева нет, и прозаик Панферов занял в нем место ответственного редактора. Панферов возглавлял в РАППе группу писателей, стоявших в оппозиции к руководству в лице Авербаха, Фадеева и их соратников, но он полностью разделял взгляд Фадеева на необходимость приобщения Григория к красным.

Шолохов решил обратиться к Максиму Горькому и послал Фадееву телеграмму с просьбой передать Горькому рукопись неполной 6-й части «Тихого Дона». Вскоре, в письме от 6 июня 1931 года, Шолохов поведал Горькому, что некоторые «ортодоксальные» руководители РАППа обвинили его в оправдывании казачьего восстания и один из них приписал ему контрреволюцию. «Десять человек, — писал Шолохов, — предлагают выбросить десять разных мест. И если всех слушать, то 3/4 нужно выбросить...»39 Шолохов просил Горького сообщить ему свой взгляд на 6-ю часть. Горький быстро прочел полученную от Фадеева рукопись и ответил ему письмом, в котором высказался за ее публикацию, но назвал Шолохова областным писателем, биологически связанным с казачьим бытом и, как Григорий Мелехов, стоящим на грани между старым и новым40.

Совет Горького возобновить печатание 6-й части принят не был, и он предложил Сталину прочитать ее. Летом у себя на дому Горький свел вождя с Шолоховым. После обмена мнениями с автором романа Сталин, очевидно, предугадал, что 6-я часть может быть использована для обвинения троцкистов и других врагов в злодеяниях, вызвавших казачье восстание. Он заявил, что 6-я часть должна быть опубликована41.

По всей вероятности, редакция «Октября» не была уведомлена о сталинском решении, иначе Панферов не написал бы Шолохову письмо в ноябре 1931 года о том, что его авторские

- 25 -

поправки в 6-й части романа не удовлетворяют некоторых членов редколлегии. Они решительно запротестовали против ее опубликования, и рукопись была направлена в Культпроп ЦК ВКП(б)42.

С января 1932 года «Октябрь» возобновил печатание 6-й части «Тихого Дона». Случилось ли это по указанию Культпропа, или редакторы «Октября» узнали о мнении Сталина относительно ее публикации, — сказать трудно. Можно предположить, что какую-то роль сыграло решение вождя печатать «Поднятую целину», после того как Шолохов пожаловался ему на требование «Нового мира» изъять из романа сцены раскулачивания43. Показательно, что «Новый мир» начал публикацию «Поднятой целины» одновременно с возобновлением публикации «Тихого Дона» в «Октябре». Наконец, редакторы «Октября» могли сделать это и по своей инициативе, выбросив из рукописи все неприемлемое для них и убедив Шолохова внести в нее некоторые изменения. Как бы то ни было, в «октябрьском» тексте романа проявилось и то и другое.

- 26 -

Глава II

Крутой поворот (1932—1933)

Рассматриваемый в этой главе короткий период ознаменовался существенным усилением цензуры, обусловленным политической обстановкой в стране и вытекающими из нее правительственными мероприятиями во всех видах творческой деятельности. Проведя в 1930—1931 годах насильственную коллективизацию, компартия продолжала террористическую политику против крестьянства. Постановление ЦИК и СНК от 7 августа 1932 года предусматривало расстрел или долгие лагерные сроки за расхищение имущества государственных предприятий, колхозов, кооперации. Сильнее всего постановление ударило по крестьянам. Их карали даже за мизерное присвоение социалистической собственности — за стрижку или сбор с земли колосьев хлебных злаков. Закон от 7 августа неукоснительно применялся и в голодомор 1932—1933 годов, искусственно созданный конфискацией у крестьян зерна и продовольствия, чтобы подавить их волю к сопротивлению колхозной системе и заодно расплачиваться их хлебом за заграничную технику, необходимую для индустриализации страны.

Знаменательной вехой на пути закабаления советской литературы явилось постановление ЦК ВКП(б) от 23 апреля 1932 года о роспуске пролетарских организаций в литературе и других видах искусства. Вместо отдельных объединений декретировалось образование единого Союза советских писателей, включающего в себя как пролетарских литераторов, так и попутчиков. Постановление ЦК было предопределено решением XVII партийной конференции (30 января — 4 февраля 1932 года) создать бесклассовое, социалистическое общество во второй пятилетке (1933—1937 годы). Для разрешения вопросов, возникающих в связи с постановлением

- 27 -

от 23 апреля, Политбюро ЦК образовало специальную комиссию, в которую вошел Сталин. Комиссия осудила как трудноприменимый к литературе «диалектико-материалистический творческий метод», насаждаемый РАППом, и заменила его методом, название которого — социалистический реализм — предполагало одновременно близкую связь с политикой партии и с литературным творчеством. Практическое введение социалистеческого реализма партия поручила редактору «Известий» Ивану Гронскому, назначенному председателем Организационного комитета Союза советских писателей, и секретарю комитета Валерию Кирпотину, директору Института литературы и языка Ленинградского отделения Коммунистической академии. На расширенном первом пленуме Оргкомитета (29 октября — 3 ноября 1932 года) в присутствии приблизительно 500 литераторов Гронский и Кирпотин изложили сущность и назначение социалистического реализма. Цель его, как заявил Кирпотин, — воспитывать читателя в духе коммунизма и воодушевлять его на борьбу с капитализмом и частной собственностью. Основоположником социалистического реализма Кирпотин объявил Горького, чьи главные произведения, особенно «Мать» (1907), проникнуты гражданским, революционным, социалистическим пафосом1. В свою очередь, Гронский четко определил функции писателей и партии:

«...потрудитесь, товарищи писатели, писать литературно-художественные произведения, и мы будем судить о том, насколько писатель помогает делу революции...»2

Подчинению литературы партийному диктату во многом содействовало заявление Гронского на втором пленуме Оргкомитета Союза советских писателей в феврале 1933 года о том, что лозунг «социалистический реализм» выдвинул и сформулировал Сталин3. Кто первым предложил термин «социалистический реализм» на заседании комиссии Политбюро весной 1932 года, — неизвестно. Важно то, что Сталин одобрил его и 26 октября того же года высказался о нем на встрече с группой литераторов у Максима Горького. До конца его жизни мнение Сталина было равносильно закону.

Политическая правка «Тихого Дона» в 1932—1933 годах началась с 6-й части романа, опубликованной в 1—8 и 10 номерах

- 28 -

«Октября» за 1932 год, и вносилась в ее рукопись полностью или преимущественно редакторами этого журнала. Так как до сих пор найдено лишь небольшое количество рукописей 6-й части, то мой поиск цензорских вычерков и приписок проводился главным образом путем сравнения ее журнального текста с отрывками, помещенными в периодической печати до 1932 года, и с ее первым книжным изданием 1933 года, в котором был восстановлен ряд «октябрьских» купюр. Сличение журнального текста двенадцати начальных глав 6-й части («Октябрь». 1929. № 1—3) с отрывками из них, напечатанными в ростовской газете «Молот» (28.12.1928), в «Вечерней Москве» (9.3.1929), в московских журналах «Пламя» (1929. № 7, апрель) и «Красноармеец и краснофлотец» (1929. № 9, 10. 1, 5 мая), политических исправлений не обнаружило. Иная картина возникает при сопоставлении «октябрьского» текста тринадцати глав (13—15, 18—20, 24—28, 30—31) с их текстом, появившимся разрозненно в 1930 году в столичных журналах «Огонек» (№ 15, 30 мая), «Красная нива» (№ 16, 10 июня), «30 дней» (№ 8), в ростовском «На подъеме» (№ 6) и в книжице «Девятнадцатая година» (М., изд-во «Огонек»)4. Эти публикации вышли, когда редакция «Октября» прекратила печатание 6-й части. Они незаменимы для определения размаха и целей политической правки, предпринятой в 1932 году по возобновлении ее журнальной публикации.

При анализе поправок нумерация глав 6-й части дается по ее первому книжному изданию 1933 года. Эта сохранившаяся до сего дня нумерация отличается от нумерации глав в «Октябре», начиная с 23-й главы, не включенной в журнальный текст. Разница увеличилась, когда «октябрьскую» 39-ю главу разделили в книжном издании на две — 40-ю и 41-ю. В 7-м номере «Октября» глава, долженствующая быть в нем 52-й, стала 56-й.

Ввиду того, что ошибка не была исправлена в последующих номерах журнала, заключительная глава 6-й части обозначена в нем как 67-я. В книжном издании она — 65-я. В «Девятнадцатой године» и журнальных публикациях 1930 года нумерация глав 6-й части или отсутствует, или начинается с единицы, за исключением ежемесячника «На

- 29 -

подъеме», в котором главы обозначены такими же номерами, как в первом книжном издании 1933 года.

Прежде всего редакторы «Октября» избавились от описаний большевистского террора против казаков в первом разделе 19-й главы, напечатанном в «Красной ниве». В конце пространного изображения круглогодовой жизни степи, в котором жизнь озимой ржи аллегорически уподоблялась жизни казаков, говорилось, что вставшая весною рожь будет жить «до поры, пока не придет хозяин и не пустит чекакающие ножи косилки резать, умерщвлять никлый отживший стебель»5. В общем плане здесь утверждается вечность жизни: из зерен скошенной ржи вырастет новая. Относительно же конкретных событий имеются веские основания утверждать, что Шолохов имел здесь в виду вспыхнувшее весной 1919 года Верхнедонское восстание и террор Чека до и после восстания. Что хозяин с чекакающими ножами и есть Чека, вытекает, во-первых, из того, что в следующем абзаце речь идет о «чрезвычайных комиссиях и трибуналах», которые «вершат суды короткие и неправые над казаками, служившими у белых». Во-вторых, в сочинениях Шолохова слово «чекакать» в комбинации с «ножами» находится только в приведенной фразе и встречается в других сочетаниях всего каких-нибудь три раза6. Шолохов предпочитает ему сходную ономатопею «чечекать», и именно этот глагол сочетается с «ножами косилок» в двух случаях7. В-третьих, в приведенной фразе «чекакающие ножи» опущены во всех редакциях романа, включая журнальную, в которой вся выдержка появилась в переработанном виде: «До поры, когда вызревший, полнозерный колос, мятый ливнями и лютыми ветрами, не поникнет виновато усатой головой, не ляжет под косой хозяина, покорно роняя на току литое, тяжеловесное зерно»8. Все последующие издания романа опустили в этом отрывке слово «виновато», которое могло вселить мысль об искуплении и возмездии. Таким образом, все предложение утратило свою первоначальную иносказательность и приобрело нейтральное в политическом смысле звучание. Этому содействовало и устранение из текста «Октября» выделенного нами сравнения жизни казаков перед приходом красных с жизнью заснеженной

- 30 -

степи: «Все Обдонье, как степь зимой, жило потаенной, придавленной жизнью», и добавление реакции фронтовиков на слухи о большевистском терроре: «Брехня! Офицерские сказочки! Кадеты давно нас Красной армией пужают!»9 Эти слова и новая, яркая фраза о полнозерном, скошенном хозяином колосе, вышли, по всей вероятности, из-под пера Шолохова в ответ на требование редакции исправить политически неподходящий текст.

Продолжая затушевывать красный террор, редакция «Октября» не рискнула опубликовать всю 23-ю главу с описанием поездки Петра Мелехова за телом расстрелянного Мирона Коршунова, две последние страницы 34-й главы с изображением горя Мелеховых при виде трупа расстрелянного Петра и с лирическими размышлениями автора о его гибели, кусок 30-й главы с рассказом казака-старовера о кровавом произволе циничного комиссара И. П. Малкина, слова политкома в 40-й главе о комиссаре в Букановской, то есть о Малкине: «Сейчас он эвакуирует в глубь России мужское население станиц»10.

Все перечисленные выше изъятия пришлись на 2-й номер «Октября» 1932 года. Чаша терпения Шолохова переполнилась. «Евгения Григорьевна! — писал он Левицкой, — с 5 № “Октября” я сызнова и по собств. почину прекращаю печатание “Тих. Дона”. Зарезали они меня во 2 №, несмотря на договоренность. А этого я не хочу»11. Действительно, в сдвоенном 5—6 номере «Октября» продолжения романа нет, зато в самом конце номера появились напечатанные петитом куски 11-й, 32-й и 34-й глав, которые, по утверждению редакции, выпали ранее «по техническим причинам (рассыпан набор)»12. Об 11-й главе речь впереди. В трех восстановленных абзацах конца 32-й главы фигурируют зябнущие на морозе женщины, старики и подростки — «резерв» казаков хутора Татарского, выступивших на бой с красными. Резерв изображен с юмором. Крамолой в нем могло быть то, что стар и млад поднялись на борьбу с большевиками, а также авторское замечание о стариках, говоривших «о тяжелой нынешней войне, где сражаются брат с братом», — небольшевистский взгляд на классовую гражданскую войну. Достаточно ли было этого для политического отсечения конца

- 31 -

главы — сказать трудно. Не попавшая ранее в журнал половина 34-й главы была воспроизведена без дюжины строк, повествующих о том, как обезумевшая от горя Дарья рухнула в сани с трупом мужа, крича «Петюшка, родимый! Встань!» и как она ползла на четвереньках по крыльцу, хватая и целуя руки покойника, когда его несли в дом. Эта сцена была восстановлена в 1933 году в первом книжном издании романа13, как и вся 23-я глава, рассказ старовера о злодеяниях Малкина и сообщение политкомиссара о том, что Малкин эвакуирует мужчин-казаков в глубь страны. Несмотря на ограниченное количество текста, восстановленного редакцией «Октября», Шолохов решил возобновить печатание «Тихого Дона» с 7-го номера этого журнала.

Ради оправдания большевистского террора редакция «Октября» прибегла к добавлениям, отягчающим вину расстрелянных казаков. В 24-ю главу вошел составленный Мишкой Кошевым список арестованных однохуторян, подлежащих отправке в ревтрибунал 15-й Инзенской дивизии. В списке десять фамилий с указанием причин ареста каждого казака. Трое из них избежали передачи ревтрибуналу. Пантелей Прокофьевич свалился в тифу, а Григорий и Бодовсков были мобилизованы красными на перевозку боеприпасов. Списка нет в «Девятнадцатой године»14, и, весьма возможно, не было в рукописи. Предположение подкрепляется несколькими аргументами. Первым в списке стоит Мирон Коршунов, рядом пометка «б/атаман, богатей, нажитый от чужого труда». Редакторским цензорам этого показалось мало. В подходящее место — жалобы Коршунова на советскую власть в 19-й главе — они втиснули целую страницу высказываний, в которых господствует мысль о необходимости антибольшевистской агитации и восстания15. В «30 днях» жалобам Коршунова предшествовали слова: «У Мирона Григорьевича сквозь конопины проступила краска». В «Октябре» это предложение сразу же следует за вставкой, а вставку предваряет более подходящая для цензуры замена: «Мирон Григорьевич прижмурил глаз, будто прицеливаясь, и заговорил по-новому, с вызревшей злостью»16. Кроме того, вставка оторвала жалобу жены Коршунова на реквизицию их лошадей от ответа мужа, начинающегося с восклицания «Забрали!»

- 32 -

Утратившее всякий смысл слово просуществовало до 1956 года.

Показателен случай с Захаром Королевым, замыкающим список Кошевого и арестованным за отказ сдать оружие и ненадежность. В 18-й главе, напечатанной в «30 днях», недовольство требованием сдать оружие выражает не Королев, как в «Октябре», а безымянный казак17. Более того, в 18-й главе на общем собрании в Татарском, созванном местным ревкомом, казак Алешка Шамиль спрашивает Штокмана, почему расстреляны шесть простых «темных» казаков и поименно перечисляет их. Последним в «Девятнадцатой године» им назван Меркулов, а в «Октябре» его имени нет ни в перечне Шамиля, ни в списке Кошевого. В обоих случаях его заменил Королев. Почему? Очевидно потому, что фамилию Меркулова в «Тихом Доне» носят три человека. Правда, один из них — начальник 2-й дивизии восставших казаков — не в счет. Он вскользь упомянут в романе после смерти Королева. Двух других Меркуловых читательская память могла вполне сохранить. Один из них подъесаул и талантливый рисовальщик из 1-й главы 4-й части погиб в 1917 году. Другой — казак хутора Татарского с цыганским обличьем и пышной черной бородой. В 8-й главе 4-й части он говорит о бессмыслице войны и неизбежном развале русской армии. Королев схож с этим Меркуловым по внешности и антивоенному настроению. Обладатель бороды, «словно выплавленной из черного чугуна», он в 15-й главе 4-й части является одним из ближайших помощников Ивана Алексеевича Котлярова в отговаривании казаков их сотни от участия в походе генерала Лавра Корнилова на Петроград. Во 2-й главе 6-й части Меркулов и Королев находятся в одном взводе отряда татарцев, отправившегося на войну с красными. Этого Меркулова и ввел Шолохов в выступление Шамиля против расстрела простых казаков. Однако, когда потребовалась фамилия отказчика сдавать оружие для внесения ее в список Кошевого, редакторы сообразили, что кое-кто из читателей может не догадаться, о каком Меркулове идет речь. Поскольку Королев в романе один, да и похож на однохуторянина Меркулова, ему и пришлось стать козлом отпущения.

- 33 -

Редакторы «Октября» могли манипулировать Королевым сами, тогда как список Кошевого с краткими, но характерными для малограмотного красного казака оборотами речи составил, скорее всего, Шолохов по предложению редакции. Сомнение вызывает лишь одна деталь. В списке Григорий Мелехов — подъесаул, на две степени выше хорунжего, своего тогдашнего чина. Это знали и автор романа, и Кошевой. Судя по стилю, вставка с высказываниями Мирона Коршунова о необходимости восстания против советской власти написана Шолоховым.

В выступлении на сходе в Татарском Алешка Шамиль напирал на то, что красные каратели расстреливали преимущественно рядовых казаков, тогда как купцы и священники откупались деньгами. Из приводимых им примеров редакторы «Октября» убрали наиболее выразительный: «В Боковской тоже ни одново не полыхнули, а простые казаки — идут в расход!»18

В конце той же 24-й главы, после оглашения списка Кошевого, Штокман решает приступить к дележу имущества бежавших с белыми татарцев. Толпа отвечает гробовым молчанием и поспешно расходится. Даже бедняк из бедняков «Семка, по прозвищу Чугун, махнул варежкой. — Нехай оно пропадет! Хозяева придут, а посля глазами моргай...» Так в «Девятнадцатой године». Коротко и ясно. В «Октябре» этой цитате предпослана вставка, где колеблющийся Семка «нерешительно подался вперед, лицо его выражало смущение: он не прочь был одеть косматую шубу на зябкое тело, потеплевшими глазами он голосовал за распределение имущества, одобрительно поглядывая на Штокмана, но увидел злобные лица богатеев, сжался...» За вставкой следует изъятие слов: «Нехай оно пропадет!»19 В первоначальном тексте у Семки заговорила совесть, не совместимая с большевистским «Грабь награбленное!» Сельский пролетарий оказался политически несознательным. Во вставке Семка готов поживиться, но побоялся злых богачей. Страх вместо совести. С 1933 года от вставки остались три слова, в обрамлении четырех новых, отмеченных здесь курсивом: «...было нерешительно подался вперед, но потом одумался»20. Компромиссное решение, но ближе к оригиналу.

- 34 -

Цензурная правка, касающаяся советских войск, началась в 1932 году удалением из 13-й главы фразы Петра Мелехова о расправах красных с офицерами: «На фронте лютуют, бывало, как попадется им офицер, смываются. Я под Воронцовкой видал, што они сработали из пленных офицеров...»21 В 58-й главе, в статье Льва Троцкого «Восстание в тылу», из фразы «Весьма возможно, что в том или другом случае казаки терпели какие-либо несправедливости от отдельных проходивших воинских частей...» были исключены выделенные курсивом слова22. Грубые требования красноармейца Александра, чтобы Дарья заменила деревянную ложку, от которой он боялся заразиться, и чтобы Ильинична первой откушала щей в доказательство, что они не отравлены, не попали в «октябрьский» текст 16-й главы23. Между прочим, что до щей, то Александр действовал согласно приказу командира 1-й бригады 15-й дивизии от 26 января 1919 года: «При занятии казачьих хуторов не пить воды, молока и не есть пищи, не попробованной самими владельцами»24. В 16-й главе не пришлись по вкусу редакторам «Октября» рассуждения Григория о заманчивых большевистских обещаниях равенства и об истинном положении в армии: «Посыпали хороших слов, и попер человек, как рыба на приваду... Комиссара видал, весь в кожу залез: и штаны и тужурка, а другому и на ботинки кожи не хватает. Да ить это год ихней власти прошел, а укоренятся они, — куда равенство денется?» и строкой ниже сняты выделенные курсивом слова: «Говорили на фронте: “Все ровные будем. Жалование и командирам и солдатам одинаковое...” Нет, хвост собачий25

Отвергнутые «Октябрем» требования Александра и рассуждения Григория возвратились в роман в 1933 году. Более того, «хвост собачий» превратился в «хрен собачий»26, как, наверно, было в рукописи. Тогда же было восстановлено предложение из 33-й главы, в котором Иван Алексеевич перед расстрелом Петра Кошевым «стискивал зубы, боясь разрыдаться»27. На взгляд редакторов «Октября», большевик не должен жалеть врага, даже если Иван Алексеевич доводился Петру кумом.

Не к лицу большевику малодушие, безразличие, самоунижение.

- 35 -

Существенная редакторская цензура была осуществлена в поведении Мишки Кошевого в 27-й главе, посвященной началу казачьего восстания. При встрече с повстанцами-однохуторянами Мишкин кучер Емельян был убит и лошади наскочили на плетень. В журнале «На подъеме» за этим следовало: «И на миг не пришла Кошевому в голову мысль о защите. Он тихо слез с саней, не глянув на Емельяна, отошел к плетню. К нему подбегали. Антип, скользя ногами, обутыми в чирики, качнулся, стал, кинул к плечу винтовку». Редакторы «Октября» обкорнали и стилистически испортили этот кусок: «Кошевой не успел приготовиться к защите: удар саней выбросил его к плетню, и, вскакивая на ноги, он заметил, как, подбегая, к нему Антип, скользя ногами, обутыми в чирики, качнулся...»28 Редакторская рука проглядывает не только в оправдании пассивности Кошевого, но и в неуклюжем нагромождении деепричастий и запятых. Мишка ложится на землю. «Октябрь» не печатает, что «упал он не от боли (пуля лишь слегка оцарапала ему плечо), а скорее от страха. Он ждал разрешающего мгновенья смерти». По воле редакторов «Октября» он падает только «от ожога в плече» и выбрасываются слова «И встал Мишка», покорно исполняя приказ старика, который пырнул его вилами29. Спасает Мишку заступничество безымянного казака, урезонившего повстанцев напоминанием о их христианской вере и аргументом: «Ежли красные расстреливали, значит, и мы должны?»30 Начиная с «Октября», этого довода в романе нет. Вечером Кошевой забрался в половню Степана Астахова. Из Мишкиной просьбы к Степану не выдавать его изъято обещание: «Всю жизнью буду слугой», а из авторской речи — слова: «Мишка тихо всхлипнул»31. На другой день в сумерки Мишка пришел домой. Однако мать отказалась принять его, боясь возвращения казаков, искавших его у нее утром. «Смерть ты на меня наводишь», — говорила она сыну в «На подъеме». «Найдут тут тебя», — говорит она в «Октябре»32. Тут же исключается диалог: «Куда же я пойду, маманя? Куда ты меня гонишь? Али я тебе не сын? — Иди, куда хошь, нехай убьют, но не на моих глазыньках. Бери кобылу и езжай. Уходи. Не хочу я тебя тут зрить»33. В первоначальном тексте голос плачущей матери

- 36 -

«был тверд и даже враждебен». В «Октябре» снята враждебность: «...голос ее, налитый тоской, был тверд» и выброшена фраза: «Как ни уговаривал ее Мишка спрятать его под полом или на базу, — мать не соглашалась»34.

В 30-й главе редакторы «Октября» устранили как унизительную для большевика просьбу плененного командира карательного отряда Лихачева: «Прошу, как милость! Есть у вас совесть — убейте!»35 Также исчезли богохульственный и простой матюки Лихачева и слово «безобразно», характеризующее его беспрестанную ругань во время обыска36. «Как легла, так и дала» — ответ Кошевого на вопрос: «Как дела?» — разделил в 20-й главе участь лихачевских матюков37.

Перечисленные выше изъятия и изменения, касающиеся Кошевого и Лихачева, были приняты, иногда со стилистической правкой, всеми советскими изданиями «Тихого Дона» — свидетельство цензорской заботы о чистоте большевистских риз. Однако в 18-й главе есть место, где слово Кошевого звучит менее прилично в «Октябре», чем в «30 днях». Кошевой говорит, что во время его вынужденной службы у белых казаков за ним следили «дюжей, чем мать за красной девкой». В «Октябре» вместо «красной» стоит «непробованной»38. Этот эпитет сохраняется везде, кроме изданий романа 1953-го и 1955-го годов.

Редакторы «Октября» ввели в практику вычеркивание слова «большевик», если оно обозначало лиц, признанных недостойными его. Следователь ревтрибунала Громов (24-я глава) утратил в «Октябре» авторскую характеристику: «бывший жандарм, но с 17-го года активный и преданный большевик»39. Подхорунжий Лапченков из 18-й главы перестал быть в «Октябре» «давешним большевиком»40, возможно потому, что автор назвал его «сподвижником» Якова Фомина, бывшего урядника, который после двухгодичного служения у красных на разных командных должностях поднял в 1920 году мятеж против большевистской власти. В следующей главе редакторы «Октября» перешли на личность, отмежевавшись от шолоховского взгляда на Фомина как на «скромного от природы казака»41. Все три вышеуказанные

- 37 -

«октябрьские» купюры были приняты последующими изданиями «Тихого Дона».

Что до противников большевиков, то редакторская цензура набросилась на мысли и чувства Григория Мелехова в 28-й главе, когда он в начале Верхнедонского восстания с бешеной скоростью скачет в Татарский, чтобы примкнуть к повстанцам. Григорий отбрасывает свои прежние сомнения и колебания в выборе воюющей стороны. Большевики для него — захватчики родного края. Из фразы «И бездумно надо биться с тем, кто хочет отнять жизнь...» редакторы «Октября» выкидывают два первых слова, а «казачьей кровью завоеванную землю!» превращают в «казачьей кровью политую землю»42. «Полки вонючей Руси» они преобразуют в «красные полки» и отсекают продолжение: «...пошли они, как немцы по Польше, как казаки по Пруссии. Кровь и разорение покрыли степь»43. Григорий готов к смертному бою как с русскими мужиками, так и полками «фабричного чужого люда», на что «Октябрь» реагировал удалением отмеченного курсивом эпитета44. Когда у Григория мелькнули мысли, что воюют не казаки с Русью, а богатые с бедными, как утверждают Иван Алексеевич и Кошевой, он усмехнулся, не покривил душой перед собой: «Мы все царевы помещики. На казачий пай до двенадцати десятин падает. Побереги землю!» Все эти фразы заменены в «Октябре» одной: «со злостью отмахнулся от этих мыслей»45. Изъятие здесь имеет целью смягчить экономические причины Григорьевой непримиримости к незваным пришельцам, затушевать то обстоятельство, что казак-середняк жил в достатке и лучшего новая власть ему не сулила. Вместе с тем редакторы «Октября» втискивают во внутренний монолог Григория выражения, которые затемняют ясность избранного им пути сопротивления красному нашествию или представляют его антибольшевистские чувства как всплески спонтанных эмоций. Появляются «казалось», «теперь уже ему казалось», «и до края озлобленный», «опаляемый слепой ненавистью». Редакторские вычерки и приписки ощутимо исказили настроение и мышление главного героя «Тихого Дона» на одном из знаменательных поворотов в его жизни. В XX веке знали об этом только читатели «Девятнадцатой годины».

- 38 -

В 20-й главе «октябрьские» редакторы сократили и изменили мнение Григория: «Што коммунисты, што генералы — одни шаровары, только гашники разные. Одно ярмо». Получилось: «Ни коммунисты, ни генералы не нужны». Книжное издание 1933 года по-своему урезало первоначальный текст: «Что коммунисты, что генералы — одно ярмо»46. Этот вариант укоренился в последующих изданиях романа. Замечания о равенстве между коммунистами и генералами и о неравенстве в Красной армии Григорий сделал в споре с хуторскими ревкомовцами Иваном Алексеевичем и Мишкой Кошевым. По окончании откровенного разговора Иван Алексеевич тяготился молчанием Григория, «не распознав чужого метущегося горя», ибо смотрел он на вещи с иной точки зрения. Процитированную фразу переправили в «Октябре» на «не оправдывая чужого метания», видимо, потому, что большевик не проявил, вначале подобающей ему проницательности47. А чуть позже Иван Алексеевич сказал о Григории: «Гниет с нутра да ишо выходит на народ, а ты его нюхай...» Этого диагноза в «Октябре», как и в последующих изданиях романа, нет48. Возможно, язык его признан слишком грубым. Редчайшее для 1932 года изгнание матюка простого казака, даже если матюк «Ну ее к гребаной матери!..» относился к советской власти, свершилось в «Октябре». Ругательство было целиком восстановлено в обоих книжных изданиях 1933 года, но в том же году укорочено до «к матери...» в «Роман-газете»49.

В 15-й главе изображен пожилой казачий вахмистр, который в трудных условиях спасает батарею от наступающих красных. Группа татарских казаков, включая Григория, восхищается его мужеством и преданностью Дону. Редакторы «Октября» сочли нужным хоть как-нибудь дегероизировать вахмистра, придать его подвигу оттенок абсурда и комичности. В уста казака Христони вложено недоумение: «И скажи, на што ему, дураку, эти пушки? Как шкодливая свинья с колодкой: и трудно и не на добро, а тянет...» В «На подъеме» казаки разошлись «смущенно и молча», в «Октябре» — «молча улыбаясь»50. Судя по языку Христониного сравнения, его мог добавить Шолохов, по просьбе редакции. Чтобы представить Мирона Григорьевича в надлежащем для

- 39 -

богатея-эксплуататора виде, в «Октябре» и других публикациях романа отброшены отмеченные курсивом слова, свидетельствующие о его личном тяжелом труде: «Раздавленные работой, страшные в своем безобразии кисти рук... лежали на коленях, шевеля изуродованными, извечно грязными пальцами»51. Благодаря вычеркам можно подумать, что Мирон Григорьевич был нечистоплотным уродом.

Большевистское учение о враждующих классах, об угнетенных и угнетателях, о наличии прослоек внутри классов и сословий побудило редакцию «Октября» исправлять места, где приверженцы советской власти причисляли к врагам все казачество, не делая различия между бедными и богатыми. В высказываниях Фомина о казаках их антибольшевистское настроение было понижено впиской слова «богатым» и вычерком «все»: «С богатым казаком одной рукой ручкайся, а в другой нож держи... Собаки все... Все предатели!..»52 В 20-й главе, в споре с Григорием, доводы Ивана Алексеевича о необходимости советской власти были существенно усилены вставками, выделенными здесь курсивом: «Богатым казакам не нужна, а другим? Дурья голова! Богатых-то в хуторе трое, а энти бедные. А рабочих куда денешь? Нет, мы так судить с тобой не могем! Нехай богатые казаки от сытова рта оторвут кусок и дадут голодному. А не дадутс мясом вырвем! Будя пановать! Заграбили землю...»53 В авторском тексте к молодым казакам, ожидавшим «мира от советской власти», были прибавлены «и которые победнее»54. Все эти «социальные» добавки уцелели в других выпусках романа.

С 1932 года в «Тихом Доне» делаются поправки, связанные с национальностями. Первым редакторской цензуре подверглось слово «жид» и производные от него. Новшеством в советской литературе это не было. В рассказе Артема Веселого «Реки огненные» («Молодая гвардия». 1923. № 1) «архиерей жидовский» был ликвидирован в речи бесшабашного матроса уже в 1924 году. Недруги советской власти пользовались «жидом» гораздо чаще, чем ее приверженцы. Все же до 1933 года в «Комиссарах» Юрия Либединского цензоры позволяли образцовому комиссару Ковалю говорить «скаредный, як жид», а партизану Морозке до 1936 года в

- 40 -

детских и до 1951-го в общих изданиях «Разгрома» не возбранялось думать, что «все жиды жулики». Изредка попадается слово «жид» в авторском повествовании. В отрывке из «России, кровью умытой» Артема Веселого («Леф». 1923. № 5) возник слесарь «жид Абрашка». В 1928 году он перевоплотился в русского Егорыча («Новый мир». № 11), а через четыре года возвысился до Егорова, не меняя профессию. В рассказе Исаака Бабеля «У святого Валента» («Красная новь». 1924. № 3) авторский «курчавый жиденок» — фигура Христа в нише, — начиная с «Рассказов» (1936), стал «курчавым евреем».

В «Тихом Доне» слово «жид» автор не употреблял. Удаление его из речи казаков при подготовке «октябрьского» текста 1932 года было более радикальным, чем когда-либо во всех изданиях романа. Уничижительный термин изгонялся из «Октября» в нейтральном, дружественном и враждебном применении. В 13-й главе он был опущен в сообщении казака Аникушки о том, что в подходящих к Вешенской красных войсках есть «жиды»55. Из просьбы подвыпившего Аникушки (17-я глава), чтобы братья Мелеховы пришли к нему на гулянку с участием красноармейцев, «Октябрь» удалил строки: «Жид с ними один, то же самое — человек. Жидов мы в Польше перебили... Хм! Но этот мне стакан дымки набуздал. Люблю жидов!..»56 При взгляде на лицо лихо пляшущего у Аникушки красного комвзвода Григорий в «Октябре» определяет: «Не казак, а ловкий!» В книжном издании 1933 года — «Жид, а ловкий!»57 Григория настораживает внимательно следящий за ним взгляд «курчавого» красноармейца, и вскоре молоденькая казачка говорит ему на ухо, что его собираются убить за офицерство. Григорий направляется домой, курчавый выходит за ним. Во дворе курчавый пытается задержать или застрелить Григория. Однако Григорию удается сломать ему руку и спастись бегством. В следующей главе, в журнале «30 дней», Григорий, вспоминая этот случай, говорил Ивану Алексеевичу: «...руку одному жидку попортил трошки...» Начиная с «Октября», он везде говорит «кучерявому»58. Это единственный случай, когда редакторы книжного издания романа 1933 года не восстановили первоначальное слово «жид». Причина

- 41 -

тому, вероятно, такова. Курчавыми могут быть не только евреи, и никаких еврейских особенностей Григорий в «курчавом» не замечает. Наоборот, на лице у взводного Григорий видит несколько еврейских черт и называет его «жидом». Кроме того, Аникушка говорил братьям Мелеховым, что на гулянке у него один «жид», то есть взводный, которому Григорий руки не ломал. Вольно или невольно редакторы «Октября» устранили неясность. Зато все понятно в «октябрьском» вычерке из 28-й главы выделенного курсивом слова во фразе воинственного казака: «...над вашей верой смеются жидовские комиссары», а равно и в восстановлении его в книжном издании 1933 года59.

Лишь в 31-й главе редакторы «Октября» оставили в неприкосновенности обозначение евреев в предложении: «Мы не против советской власти, а против коммуны и жидов»60. Или они не заметили последнее слово, или намеренно сохранили его как пример юдофобства предводителей мятежных казаков, ибо произносит его Илья Суяров, один из идеологов восстания и на первых порах заведующий Военным отделом повстанческого Совета61.

Трудно сказать, была ли связь между недопущением слова «жид» в «октябрьский» текст «Тихого Дона» в 1932 году и ответом Сталина в январе 1931 года на запрос американских евреев по поводу антисемитизма. Сталин заявил, что антисемитизм — «крайняя форма расового шовинизма», что коммунисты — его «заклятые враги», что «активные антисемиты караются по законам СССР смертной казнью»62. Поскольку сталинский ответ был впервые опубликован в ноябре 1936 года, то узнать о нем в 1931—1932 годах редакторы «Октября» могли только окольными путями. Во всяком случае, сталинское заявление об антисемитизме не отразилось на обращении со словом «жид» ни в книжном издании «Тихого Дона» в 1933 году, ни в произведениях других авторов.

Если в 1928—1929 годах редакторы «Октября» не пренебрегали умеренной пуританской правкой «Тихого Дона», то в 1932 году они целиком посвятили себя политической чистке романа, включая в нее наиболее зловредные, по их мнению, ругательства. Точное количество купюр, замен, приписок

- 42 -

без просмотра сданных в печать беловиков определить невозможно. Иногда приходится слышать или читать о неизданных кусках «Тихого Дона». Ныне покойная профессор Марианна Артемьевна Полторацкая, преподававшая в 1930-х годах в Ростовском государственном университете, говорила мне, что в «Тихий Дон» не вошло описание похорон Петра Мелехова. Журналистка Ольга Никитина пишет, что Шолохов уничтожил целую главу о Малкине, который, кстати, в 1920—1930-х годах занимал довольно крупные должности в ОГПУ — НКВД63. Из письма Шолохова Горькому от 3 июня 1931 года следует, что в «Тихом Доне» должны были быть «член малкинской коллегии... агитировавший за социализм столь оригинальным способом» и фраза о конных красноармейцах: «Всадники, безобразно подпрыгивая, затряслись на драгунских седлах»64.

Некоторые пассажи из «Тихого Дона» не попали в его «октябрьский» текст 1932 года по причинам неполитического характера. К ним можно отнести отрывок из 25-й главы, впервые опубликованный в ростовском «Молоте» 30 ноября 1929 года под названием «По дороге на Сингин». В отрывке Кошевой рассказывает о своей поездке в безымянный хутор предположительно в поисках подлежащего аресту Григория Мелехова. Кошевой узнает, что Григорий всю ночь пьянствовал у Семки Калинина, а утром его провожали в обратный путь хозяин и несколько казаков, не симпатизирующих советской власти. Рассказ Кошевого не связан ни с предыдущими, ни с последующими главами в «Октябре». Он мог играть какую-то роль в ранних замыслах автора. Но, по всей вероятности, Шолохов вскоре отказался от использования его. В тексте 25-й главы, напечатанной в 1930 году в «На подъеме» и «Девятнадцатой године», рассказа Кошевого нет. В заключительных абзацах этой главы речь идет о едущих в Сингин за Григорием шести всадниках, считая Штокмана и Кошевого. В «Октябре» не появился и рассказ Дуняшки из 15-й главы, напечатанной в «На подъеме» (1930. № 6). Дуняшка сообщает излишние подробности о том, кто и как эвакуировался из Татарского при подходе красных зимой 1919 года.

В главах «Тихого Дона», вышедших в 1932 году в журнале

- 43 -

«Октябрь», я обнаружил 81 политическую поправку, считая за одну отдельные слова, фразы, предложения и целые страницы снятого без промежутков текста. Двадцать две из этих поправок добавления, остальные — преимущественно изъятия. Иногда встречаются замены. Только четверть «октябрьских» поправок 1932 года была восстановлена в отдельных изданиях 6-й части романа в 1933 и последующих годах. К счастью, в числе их оказались самые крупные купюры. С другой стороны, восстановление почти не коснулось добавлений и не распространилось на малодушное поведение Кошевого, ругательства Лихачева, мысли скачущего к повстанцам Григория.

Для истории цензурной правки «Тихого Дона» в 1933 году и позже первостепенное значение имеет письмо Шолохова от 26 сентября 1932 года в Государственное издательство художественной литературы на имя его работника, прозаика Александра Митрофанова. Шолохов начинает письмо с уведомления о посылке в издательство трех книг «Тихого Дона» (3-ю, еще не выпущенную отдельным изданием, очевидно, в рукописи или исправленном журнальном варианте). Одновременно он возражает против решения издательства опубликовать всего лишь одну 1-ю книгу романа в специальной юбилейной серии, посвященной 15-й годовщине Октябрьской революции. Или печатать все три, или ни одной! Сердцевина письма в заявлении: «Все три книги претерпели некоторую авторскую переработку. Я прошу правление ГИХЛа издать 3-ю и переиздать первые две по серии “Дешевой библиотеки”. Никаких исправлений, выкидок и дополнений делать больше не буду»65. Сказано человеком, возмущенным обращением редколлегии «Октября» с 6-й частью «Тихого Дона» и категорически отвергающим участие в будущем уродовании своего романа. Под «Дешевой библиотекой» Шолохов подразумевает серию Госиздата для массового читателя, в которой в 1929—1931 годах трижды, стотысячным тиражом каждая, вышли две первые книги «Тихого Дона». В конце письма Шолохов настаивает на публикации восстановленных им кусков 6-й части, выброшенных редакторами «Октября».

Подготовка нового издания «Тихого Дона» началась в

- 44 -

1932 году. Редактировать ее Государственное издательство художественной литературы поручило своему работнику Юрию Борисовичу Лукину, окончившему литературный факультет Московского университета. С тех пор Лукин стал долголетним редактором шолоховских сочинений. В письме ко мне от 4 марта 1993 года он рассказал о некоторых особенностях своей работы с Шолоховым. Он неукоснительно следовал правилу: не вносить произвольных изменений в авторский текст, вне зависимости от того, кто их предлагал. Он делал пометки на полях, чтобы обратить внимание Шолохова на те места, в которых, по его мнению, требовалось или было желательно внести поправки. Решающее слово оставалось за автором. При подготовке к печати 3-й книги, вспоминает Лукин, главная работа состояла в восстановлении текста, пострадавшего от редакторского вмешательства в ее журнальную публикацию.

В телефонном разговоре со мной 26 июня 2001 года Светлана Михайловна Шолохова сказала, что ее отец с Лукиным занимались в основном грамматической и стилистической правкой. Это занятие Шолохов называл «ловлей блох», а Лукина за его чувствительность к грубым и диалектным выражениям — «рафинированным интеллигентом». Все значительные политические поправки делали или редакторы издательств, или Главлит.

В 1933 году ГИХЛ выпустил три издания 3-й книги «Тихого Дона»: два в виде книги и одно в «Роман-газете», общим тиражом в 220 000 экземпляров. К концу года в том же издательстве появились под редакцией Лукина 1-я и 2-я книги романа в количестве 50 000 и 100 000 экземпляров соответственно.

Анализ цензурной правки «Тихого Дона» в 1933 году начнем с первого отдельного издания 3-й книги. Текст его будет сличаться с журнальным вариантом в «Октябре», а тексты двух первых книг издания 1933 года — с их 3-м изданием Госиздата, вышедшим в 1931 году. Для более точного обозначения мест исправлений речь, главным образом, будет идти о частях романа. Вспомним, что 1-я, 2-я и 3-я части составляют 1-ю книгу, 4-я и 5-я — 2-ю, 6-я — всю 3-ю.

С самого начала 6-й части в авторской речи обнаруживается

- 45 -

повсеместная замена этнонима «хохол» и его деривативов соответствующими формами слова «украинец». Никакой неприязни до замены Шолохов к украинцам не питал. Он просто называл их так, как было принято в казачьей среде. Дореволюционные и ранние советские писатели употребляли слово «хохол» в нейтральном смысле. Насколько мне известно, изгнание «хохлов» началось со сборника произведений Артема Веселого «Пирующая весна» (1929), опубликованного в Харькове, тогдашней столице УССР, где цензорские возражения против «хохлов» могли быть сильнее, чем в других регионах страны. В романе «Страна родная» и части эпопеи «Россия, кровью умытая», входящих в «Пирующую весну», «хохлы» были опущены или «украинизированы» как в речи автора, так и персонажей. Последующие издания обоих романов оставили эти поправки в силе. Иначе сложилась судьба «хохлушки» в высказывании разудалого матроса Мишки-Крокодила из рассказа «Реки огненные». Ставшая «девахой» в «Пирующей весне» и двух следующих публикациях рассказа, она обрела свое первоначальное название в 3-м издании сборника «Большой запев» и осталась таковой. Непоследовательность в изъятии «хохлов» наблюдается и в произведениях других авторов. В 1933 году «хохол» был выброшен из речи персонажа в 20-м издании 1-й книги «Брусков», но сохранился в авторском тексте всех публикаций рассказа Лидии Сейфуллиной «Правонарушители» (1922). Освобождение «Тихого Дона» от «хохлов» могло быть вызвано большими тиражами самого читаемого советского романа и частым употреблением этого слова самим автором. При официальной пропаганде равенства национальностей цензоры решили защитить достоинство второго по количеству народа Советского Союза. Забота о чести украинцев в романе проявлялась одновременно с массовым вымиранием их у себя на родине.

В 1-й главе 6-й части два знакомых Мирону Григорьевичу «хохла» во всех пяти авторских упоминаниях превратились в украинцев, как и «возница-хохол» в 6-й главе66. В 41-й главе «хохлачья» слобода Астахова стала украинской67. Такие замены встречаются в разных местах 1-й и 2-й книг романа, причем наибольшая сгущенность и значимость их

- 46 -

приходится на 6-ю главу 2-й части, повествующую об отношениях между казаками, украинцами и русскими. Ядром здесь служит фраза: «Не одно столетье назад заботливая рука посеяла на казачьей земле семена национальной розни, растила и холила их, и семена гнали богатые всходы: в драках лилась на землю донская голубая казачья кровь хозяев и алая — воронежских пришельцев-москалей и хохлов». В редакции 1933 года «заботливая рука посеяла... семена сословной розни» и «в драках лилась на землю кровь хозяев и воронежских пришельцев — русских и украинцев»68. Из исправленной фразы протягивается несколько «национальных» нитей к другим частям романа: «хохлы» превращаются в украинцев, «москали» и другие не подобающие, на цензорский взгляд, названия русских вычеркиваются, казачье сословие возбраняется считать нацией. В 23-й главе 3-й части большевик Гаранжа именуется с 1933 года не «хохлом», а украинцем и говорит он не «по-хохлачьи», а «по-украински»69. Изредка, в волнении, Гаранжа «переходил на великорусский язык», исправленный в 1933 году на «русский». Тогда же в 27-й главе 5-й части «хохлачьи» слободы, через которые проходили подтелковцы, получили название украинских, а их обитателей «хохлов» зачислили в украинцы70.

В авторской речи 2-й книги «Тихого Дона» попадаются «украинец» и «украинский», которые уже были в рукописи романа (698, 855). Шолохов обошелся без «хохлов» во фразах «бой... между анархистами и украинцами» (ч. 4, гл. 21) и «украинские красногвардейские отряды» (ч. 5, гл. 20), где интересующие нас слова употребляются не в бытовом, а общенародном, строго национальном смысле. Далее в рукописи автор называет «не то украинкой, не то полькой» (882) жену колоритного каргинского атамана Федора Лиховидова (ч. 5, гл. 24). Привезенная на Дон мужем, она не походила на местных «хохлушек». Не имея рукописи 38-главы 6-й части, нельзя сказать, были ли первоначально «хохлы» во фразе «в волостях, населенных украинцами».

Запрет называть казаков национальностью выразился в изъятии выделенных курсивом слов в 4-й и 12-й главах 4-й части и во 2-й главе 5-й части «Тихого Дона». В первом

- 47 -

случае он затронул строки Шолохова о Григории: «Свое, казачье, национальное... взяло верх над большой человеческой правдой»; во втором — суждение Евгения Листницкого об офицере Атарщикове: «...увязывает свое национально-казачье с большевизмом»; в третьем — авторскую характеристику Ефима Изварина, бывшего «заядлым казаком-националистом» и ставшего таким же «автономистом»71. В 15-й главе 4-й части чистейшей воды большевик Штокман размышлял о том, как «слезет... дрянное национальное гнильцо» с его политического воспитанника, казака Ивана Алексеевича Котлярова. Мысли Штокмана входили в опущенный кусок авторского повествования о трудностях становления Котлярова настоящим большевиком, о его одиночестве «в закоснелой среде казачества», о его переходе на путь истины «ощупью, звериной тропой, классовым чутьем определяя и выравнивая свой шаг»72. Независимо от судьбы всего отрывка слово «национальное» подлежало удалению. Менее понятно, почему «казака» хутора Татарского Алексея, чье имя с давних времен носил местный перелесок, цензор превратил в «жителя» этого хутора. К чему такое нелепое расказачивание? В 52-й главе 6-й части командир повстанческой бригады Григорий Богатырев при обращении к сдавшимся красноармейцам Сердобского полка поднимает над головой плеть — «символ казачьего правосудия», название, сохранившееся только в «Октябре»73. Можно предположить, что цензор или редактор отдельного издания 3-й книги счел эти слова оскорбительными для казаков. Кстати, Шолохов не пользовался названием «нагайка» и вложил возражение против его применения в уста автора дневника, найденного Григорием в 11-й главе 3-й части. Цензура вступилась и за русских. В 28-й главе 6-й части из призыва казака-гонца к восстанию исчезло выделенное курсивом слово: «Ждете, покель вам русским арканом затянут глотку?»74

Восстановив исключенное в «Октябре» слово «жид», цензор «Тихого Дона» ограничился в 1933 году всего одной поправкой, обусловленной еврейской национальностью персонажа. Это изъятие вопроса «Погром или ссылка?», мелькнувшего в мыслях Бунчука при взгляде на седой клок волос

- 48 -

у большевика Абрамсона в 4-й главе 5-й части75. Повод для купюры не совсем ясен: в 30-х годах обвинения царских властей в организации погромов широко распространялись советской пропагандой. Из той же главы была выброшена фраза Абрамсона: «Это есть нетерпимо!»76 Так мог сказать и немец, и англичанин. Главная причина изъятия в том, что большевику калибра Абрамсона следует избегать таких оплошностей в русском языке, тем более что чуть выше он уже употребил подобный оборот: «И это не есть организация!»

В 1933 году цензоры «Тихого Дона» дотянулись до самой большевистской верхушки — Ленина и Троцкого. В более ранних советских произведениях цензура заинтересовалась этими вождями еще в 1920-х годах. В 1924 году в рассказе Веселого «Реки огненные» была заменена частушка, впервые напечатанная в 1-м номере «Молодой гвардии» за 1923 год. Приводим ее с сохранением орфографии и нулевой пунктуации оригинала: «Яблочко куда ты котишься / Ох мамушка замуж хотится / Ни за Ленина д’ ни за Троцкава / За матросика да эх за флотскава». Задорное предпочтение «матросика» высшим государственным мужам в лучшем случае было признано непочтительным. В новой частушке остался только матрос. В 1929 году в шолоховском «Жеребенке» командир красного эскадрона перешел с «Троцкого» на «командующего». Однако в «Рассказах» 1931 года он вернулся к фамилии, а в «Лазоревой степи», сборнике рассказов, вышедшем позже в том же году, вновь заговорил о «командующем». Упоминанию Троцкого в любой роли, кроме отпетого злодея, положило конец письмо Сталина в редакцию журнала «Пролетарская Революция», озаглавленное «О некоторых вопросах истории большевизма» и опубликованное в «Большевике» и «Пролетарской Революции» в конце октября 1931 года. Сталин определил троцкизм как «передовой отряд контрреволюционной буржуазии, ведущей борьбу против коммунизма, против Советской власти, против строительства социализма в СССР»77. Полным ходом пошло изъятие Троцкого из литературных произведений, в частности его портретов. Иногда, в зависимости от контекста, заодно с Троцким исчезал и Ленин. В «Конармии» Бабеля, где в 1933 году были сняты все семь

- 49 -

упоминаний Троцкого, имена его и Ленина удалили из рассказа «Соль» вместе с фразами из письма красноармейца, в котором он называл Троцкого «отчаянным сыном тамбовского губернатора» и заявлял, что Ленин и Троцкий, «как присужденные каторжане, вытягивают» народ «на вольную дорогу жизни».

В 1-й главе 4-й части «Тихого Дона» на полторы страницы была укорочена выдержка из статьи Ленина «Положение и задачи социалистического Интернационала» (1914), на которую опирается Бунчук в своих антипатриотических взглядах78. Изменение здесь могло быть вызвано и стилистическим сокращением длиннот, и желанием смягчить ответственность большевиков за разжигание междоусобной бойни, так как в исключенном отрывке Ленин яро ратует за превращение мировой войны в гражданскую. Последнее предположение можно подкрепить тем, что в том же 1933 году даже из мыслей и высказываний белых казаков удалены отзывы о Гражданской войне как дурацкой. «Верно в песне поется: Ленин, Троцкий, Дудаков нас стравили дураков», — говорил Петр Мелехов Григорию во 2-й главе 6-й части79. В 9-й главе и сам Григорий, даже в период своего крайнего ожесточения против большевиков, называл войну «дурацкой»80. Возможно, что Шолохов в какой-то мере разделял взгляды своих героев.

Купюры, касающиеся Троцкого, были также сделаны в последних отрывках 6-й части вскоре после появления их в 7-м и 8-м номерах «Октября» за 1932 год. Такая поспешность не могла быть не вызвана письмом Сталина в редакцию «Пролетарской Революции». Из 57-й главы цензоры убрали описание визита Троцкого в прифронтовой район на станцию Чертково, хотя он был изображен краснобаем и трусом81. В 58-й главе, в высказывании командующего повстанческими силами Павла Кудинова, цензоры превратили Троцкого в главкома82, допустив ошибку, так как главнокомандующим Вооруженными Силами Республики был тогда, весной 1919 года, Иоаким Вацетис. В журнальном варианте 64-й главы Кудинов сообщает Григорию о приказе «Троцкова». В книжном издании этого слова нет, фраза «Он сам направляет на нас войска» переделана в безличную, предложение

- 50 -

«живет — как видно из приказа — в Богучаре и к нам не нынче-завтра будет...» — вычеркнуто83. В 10-й главе 5-й части, в вопросе войскового атамана генерала Алексея Каледина: «Как понимать вас, когда во главе Совета стоят Бронштейн, Нахамкес и им подобные?» — цензоры избавились от Бронштейна (Троцкого) и придали форму множественного числа Нахамкесу84.

Неумышленно цензура оказала услугу Троцкому как председателю Реввоенсовета республики. В «октябрьском» тексте 57-й главы 6-й части сказано, что Реввоенсовет не принял своевременно «достаточно энергичных мер к подавлению» Верхнедонского восстания, «не будучи осведомлен» о его размерах. В 1933 году перед «осведомлен» появилось «достаточно» в доказательство того, что Реввоенсовет занимался сбором сведений о противнике85.

Из вымышленных персонажей от политической правки больше всего пострадали Бунчук и Анна. Цензура продолжила деромантизацию их отношений, начатую в 1929 году. Снимается фраза: «Простая, как сказка, стояла перед ним девушка, в белых, серебряной чистоты, зубах держала шпильки, дрожала тугой бровью — и, казалось, вот-вот растает, как звук в сосновом бору на заре»86. Одновременно зачеркиваются строки о зарождении Анниной любви «в грозовой год, на девятнадцатой весне ее коротенькой, как сон, девичьей жизни ворохнулось чувство, повлекло к Бунчуку. Сердцем выбрала его, неприглядного и простого, в боях срослась с ним, отняла у смерти, выходила...»87 Уход Анны за тифозным Бунчуком пробудил в нем особенное чувство благодарности и нежности. Однако цензоры увидели в этом не подобающую большевику сентиментальность. Последовало изъятие неугодного пассажа: «Он словно возмещал то, что по его вине перенесла она, он был исключительно внимателен, предупреждал каждое ее желание, но делал это не навязчиво, с не присущей ему мягкостью, и она оценила это. Жестокими, но уже иными — покоренными и бесконечно преданными глазами смотрел он на нее»88.

Цензорское недовольство породил Бунчуков образ мыслей в 25-й главе 5-й части, где он и Анна были показаны в домашней обстановке. Беременной Анне Бунчук рисовал

- 51 -

послевоенную картину их семейного счастья, со здоровым сыном, геранью, без всяких амбиций. Рассуждения Бунчука о будущем подаются так, что их можно принять и за шутку, и за чистую монету. В 1933 году 25-я глава была целиком выброшена из романа. Помимо мечтающего Бунчука, в ней изображался загаженный при большевиках Ростов. Удаление главы создало сюжетную неувязку: стало неясно, как Бунчук с Анной попали в отряд Подтелкова89.

В 5-ю часть не была включена почти половина 16-й главы, раскрывающей мечты Анны о социалистическом будущем. Вот их суть:

«— И потом вообще, как гадко и жалко выглядит сейчас всякая забота о создании своего индивидуального маленького счастьица. Что значит оно в сравнении с тем необъемлемым людским счастьем, которого добивается революцией исстрадавшееся человечество? Не правда ли? Нужно раствориться вот в этом порыве к освобождению, нужно... нужно слиться с коллективом и забыть про себя, как про обособленную частицу. — Она тихо, как ребенок во сне, улыбнулась одними углами нежного и мужественного рта; на верхней губе от улыбки легла колеблющаяся тень. — Знаешь, Илья, будущую жизнь я ощущаю как далекую-далекую, сказочно-прекрасную музыку. Ну, вот, как во сне иногда слышишь... Ты слышишь музыку во сне? Это не отдельная, тончайшая мелодия, а могущественный и согласный, нарастающий аккордами гимн. Кто же не любит красоту? Я люблю ее во всех, даже мельчайших проявлениях... А разве не красива будет жизнь при социализме? Ни войн, ни нищеты, ни угнетения, ни национальных перегородок — ничего! Как намусорили, нагадили люди на земле... Сколько человеческого горя пролито!.. — Она рванулась к Бунчуку, искала его руки. — Ну скажи: разве не сладко умереть за это? Ну, скажи же! А? Во что же верить, как не в это? Из-за чего же жить?.. Мне кажется, если я умру в бою... — Она прижала руку Бунчука к груди, так что он слышал приглушенный бой ее сердца, и, глядя на него снизу вверх потемневшим глубоким взглядом, зашептала: — и если смерть не будет мгновенна, то последнее, что я буду ощущать, — это торжественный, потрясающе-красивый гимн будущего»90.

- 52 -

На первый взгляд, в таких мечтаниях нет ничего предосудительного. Сам Ленин в «Что делать?» (1902) призывал участников социал-демократического движения мечтать о будущих результатах их деятельности. На этом призыве зиждился революционный романтизм — неотъемлемая часть социалистического реализма. Чем же не угодили цензуре мечты Анны? Профессор Дэвид Стюарт объясняет это глубоким разочарованием Шолохова в советской действительности 30-х годов91. В этом есть доля правды, хотя Стюарт ошибочно относит изъятие мечтаний Анны к 1935—1937 годам. Но и в 1933 году советская действительность являла собою гротескную пародию на воображаемый Анной социализм. Не только у Шолохова, но и у любого советского гражданина, читавшего о мечтаниях Анны, не могло не возникнуть сравнение желаемого с сущим, а это не входило в интересы правящей партии.

Другой причиной удаления мечтаний Анны могло служить наличие в них мотива жертвенности. Образ мыслей, выдвигающий на передний план самопожертвование, а не концентрацию воли для достижения победы, расценивался партийной критикой как упадочнический, свойственный мелкобуржуазной интеллигенции, но не настоящим большевикам. Возможно, что по этой причине цензоры отбросили характеристику поступка Анны, вызвавшего ее смерть, как «красивого, но бесполезного жеста»92.

Стремлением повысить авторитет Бунчука-большевика объясняются сокращения, относящиеся к его поведению при ранении и после смерти Анны. Отброшена фраза о том, что он с «жадностью целовал» умирающую Анну, «будил любимейшую, грубо тормошил, пытался вернуть к жизни...»93 Отсечен абзац с описанием его горя и прострации, которые превратили его в подобие животного, лишили разума и воли: «Он, как слепой, грудью ударился в ворота... пополз на четвереньках... Он полз вдоль забора, как недобитый зверь, натужно, но шибко...» Наблюдавшие за ним красногвардейцы «молча переглядывались, пораженные столь отвратительным, оголенным проявлением людского горя»94. Далее опущены строки о том, что в отряде Подтелкова Бунчук «по-животному, неразумно отдавался охватившей его

- 53 -

тоске, ничего ей не противопоставлял, и такой волевой, кованый — гиб, как дерево, исподволь сжираемое червоточиной»95.

Наглядным показом такого состояния Шолохов утверждал, что любовь — в конечном счете, источник продолжения жизни — заложена в человеке извечной природой и перед абсолютным проявлением ее, в торжестве или в горе, бессильны самые крепкие натуры, независимо от их идеологической закалки. Тема преобладания бесконечной жизни природы и человека как части ее над взаимоистреблением людей в идеологической бойне с особой силой звучит в финале 2-й книги в изображении могилы Валета. Эта концовка вызвала суровые осуждения со стороны советской критики как утверждение торжества биологического начала над социальным. Шолохов не только не изменил ни слова в описании могилы, но даже развил тему приоритета природы в последующих книгах «Тихого Дона». Но от показа победы извечного на примере одного из самых твердокаменных большевиков романа ему пришлось отказаться. Бунчука нужно было обесчеловечить в его горе, как и в его любви. И не случайно, что все главные сокращения в этом плане были произведены в одном и том же издании романа.

В сравнении с Бунчуком и Анной другие большевистские персонажи претерпели в 1933 году довольно мягкую цензурную обработку. Самой длинной купюрой оказался уже упомянутый кусок о трудностях политического перевоспитания Ивана Алексеевича. Штокмана освободили от неловкости — «закусил нижнюю губу», — когда он увидел лиц, пришедших арестовать его96. Две поправки относятся к Мишке Кошевому, одна из них — к его робости при захвате повстанцами. Как известно, в первоначальном тексте Кошевой и не подумал защищаться, в «Октябре» он «не успел подготовиться к защите...» Цензура 1933 года замяла вопрос о сопротивлении, заменив «октябрьскую» поправку фразой «Кошевой спрыгнул с саней»97. В другом месте выкинули свидетельство о Мишкиной жестокости — его слова перед убийством Петра Мелехова: «Мы вас гадов, врагов, без слез наворачиваем!..»98 В сообщении о том, что Валет вернулся в хутор, «сопутствуемый порочной славой красногвардейца»,

- 54 -

цензура взяла в кавычки слово «порочный», улучшив репутацию Валета и вооруженных сил Республики99.

Кое-где цензура избавилась от фраз, звучащих чересчур агитационно. Таковы слова Валета, сказанные взятому им в плен немцу: «Мы ведь родня, а с родными так-то не прощаются» и авторский текст, следующий за ними: «Потрясенные... спаяли в рукопожатии руки... недавние враги теперь союзники...»100 Цензоры 1933 года проявили меньше веры в чудодейственную силу пролетарского интернационализма, чем их коллеги четыре года тому назад, ограничившиеся в этом месте изъятием пяти слов. В 46-й главе 6-й части были вычеркнуты повторения идеалов, за которые пал на донской земле безымянный русский красноармеец — «за освобождение от гнета трудящихся», «защищая трудовой народ». Уже достаточно, что он погиб «за освобождение трудового народа от ига помещиков и капиталистов», как сказано в официальном извещении, полученном его матерью101. Из той же 46-й главы исчезло авторское высказывание об «обманутых кулачьем и офицерством» казачьих повстанцах102. Помимо чисто плакатного характера, процитированное утверждение расходилось с авторским изображением Верхнедонского восстания как дружного подъема широких слоев казачьего населения.

К счастью, шаблонных политических изречений у автора «Тихого Дона» немного. Противники большевиков показаны в основном объективно. Иначе «Тихий Дон» не стал бы выдающимся романом, ибо белым в нем отведено гораздо больше места, чем красным. Сам Шолохов сказал, что в «Тихом Доне» он описывает «борьбу белых с красными, а не борьбу красных с белыми»103.

Естественно, цензура 1933 года не прошла мимо лестных авторских замечаний не только о белых, но и о царском генерале. Перестали быть «честными» мужественные офицеры, гибнущие в Гражданскую войну в боях и от тифа, остался без определения «заслуженный» командир бригады из Первой мировой войны104. С 1933 года в 11-й главе 6-й части нет слов «на отличном французском языке», на котором Донской атаман генерал Петр Краснов начал свою речь на приеме военной миссии держав Согласия в Новочеркасске

- 55 -

25 ноября (8 декабря) 1918 года105. Из описания впечатления, произведенного Красновым на делегатов Круга спасения Дона, выброшена характеристика некогда мощной империи как «ныне распятой, оплеванной подсолнечной лузгой»106. Дабы Деникин не выглядел патриотом, убрана авторская ремарка о том, что он, «без лести преданный союзникам», не мог простить Краснову «немецкой ориентации»107. Любопытна цензорская махинация с авторским мнением о людском составе Добровольческой армии в 3-й главе 5-й части. До 1933 года было: «Бежавшие с севера офицеры, юнкера, ударники составили костяк будущей Добровольческой армии. Вокруг него в течение первых трех недель со дня приезда Алексеева наросло недоброкачественное мясо: учащиеся, деклассированные элементы из солдатских частей, наиболее активные контрреволюционеры и просто люди, искавшие острых приключений и повышенных окладов, хотя бы и керенками». Цензоры сняли выделенные мною курсивом слова и перенесли предшествующую им фразу «составили костяк будущей Добровольческой армии» в самый конец, после «керенками»108. С одной стороны, часть белых воинов не называется больше «недоброкачественным мясом», что было особенно несправедливо в отношении учащихся — жертвенной молодежи с пылкой верой в дело спасения России. Вместе с тем цензоры исказили историческую достоверность, сгрудив в одну кучу настоящий костяк Добровольческой армии — офицеров, юнкеров, ударников — и деклассированных солдат, разных искателей приключений и повышенных окладов. Кстати, жалованье в Добровольческой армии было скудным109.

Поправки, связанные с Григорием Мелеховым, отразили его колебания между красными и белыми. Свое мнение об этих колебаниях Шолохов высказал в 1929 году на многолюдной читательской конференции «Роман-газеты» в Москве: «Григорий... является своеобразным символом середняцкого донского казачества... не один Григорий Мелехов и не десятки Григориев Мелеховых шатались до 1920 года, пока этим шатаниям не был положен предел»110. Цензура, однако, решила не осведомлять больше читателя о том, что Григорий, сопоставляя взгляды большевика Гаранжи и казачьего

- 56 -

сепаратиста Изварина, склонялся на сторону последнего, «невольно для себя, подсознательно, воспринимал новую веру...» Тут же было изъято изваринское мнение о перспективности федерации в составе Дона, Кубани, Терека и кавказских горцев: «Каково, а? Сказочная будет жизнь!»111 Примкнув к повстанцам, Григорий вскоре начал испытывать мучения неуверенности в правоте их дела. «Господи... Жизня!» — мысленно жаловался он. Обращение к Богу признали неуместным, невзирая на состояние героя112. Все же цензоры поступили разумно, устранив из припадочных выкриков Григория слова: «Кровных рубил!.. Своих!»113 Зарубленные им в бою красные матросы не были настолько близки Григорию, чтобы он мог так называть их.

Пуританская чистка затронула несколько грубых слов и фраз в речи персонажей. От «Блядуна» осталось «Б....н», от «блядушками» и «блядским» — только «б...»114 «Засранец!» урезан до «зас....ц!», а фраза «да зад у вас наруже» выкинута115. Недопустимо непристойными и чувственными сочли цензоры наречия «бесстыдно и нежно», поясняющие, как Григорий «мысленно целовал» Аксинью116. Неприемлемо натуралистическим нашли они изображение сконфуженного Пантелея Прокофьевича, который «дело поправил тем, что с полфунта черной шерсти, выросшей на бороде, запихнул себе в рот...»117

Особое место занимает антипуританская поправка Шолохова в машинописном отрывке из 19-й главы 6-й части «Тихого Дона», напечатанном в 1930 году в «Красной ниве». Автор переправил в машинописи «чертыхнулся» на «матюкнулся» в описании реакции Петра Мелехова, увидевшего себя в зеркале облаченным в дамские панталоны. «Красная нива» учла исправление, но в «Октябре» всплыло «чертыхнулся», перешедшее во все издания романа118. В 1932 году, насколько нам известно, редакторы «Октября» изъяли мат только из речи большевика Лихачева. Матюки белых казаков их не беспокоили. Очевидно, Шолохов не обратил внимания на «чертыхнулся» в машинописи, предназначенной для «Октября».

За вычетом восстановленных «октябрьских» купюр, в изданиях «Тихого Дона» 1933 года обнаружено около 90 поправок,

- 57 -

включающих тридцать с лишним украинизаций «хохла» и производных от него. В отличие от редакторов «Октября», цензоры 1933 года запретили в ряде мест называть казачество национальностью и почти оставили без внимания евреев. Поправки 1933 года оказались устойчивыми. В советское время лишь одна однословная вставка была изъята в 1956 году да имя Троцкого возвращено в 1980-е годы.

- 58 -

Глава III

Замедление (1934—1949)

Политическая правка «Тихого Дона» с 1934-го по 1949-й год сильно уступает в интенсивности его правке 1932—1933 годов, когда главный объект цензуры — большевистский лагерь — подвергся основательной обработке. К тому же малочисленность большевистских персонажей в «Тихом Доне» сужала объем уязвимого текста. В ином положении оказались произведения, нашпигованные коммунистами, чьи мысли, поступки, высказывания, быт и отзывы о них других персонажей просеивались через частые цензурные сита. Этим в первую очередь объясняется наличие примерно 175 политических поправок в «Комиссарах» Либединского 1935 года издания. Около 320 политических исправлений было внесено в публикации «Цемента» 1933—1935 и 1941 годов. Роман предстал перед читателем в искаженно-приглаженном виде. Многочисленных купюр не избежало в 1934—1935 годах и сочинение Островского «Как закалялась сталь», в частности в изображении Корчагина и приверженцев Троцкого.

Далеко идущие последствия имело для литературы и цензуры постановление Совнаркома СССР и ЦК ВКП(б) от 16 мая 1934 года о коренном изменении преподавания истории в советских школах. Вместо абстрактных социально-экономических схем постановление предписывало изложение важных событий в хронологическом порядке, с характеристикой исторических личностей. Группам ученых было поручено составить учебники по разным периодам всемирной и отечественной истории. Ввиду угрозы войны с нацистской Германией, поворот к более традиционному изучению российской истории имел целью культивирование отвергаемого ранее патриотизма, прежде всего — русского. В сфере идеологии

- 59 -

и зависимой от нее литературы центр тяжести постепенно смещался с революционных войн и восстаний на освободительную борьбу народов СССР против иностранной агрессии в далеком и недавнем прошлом. Редакционная статья в «Знамени» (1937. № 10), озаглавленная «История нашей родины и задачи советских писателей», призывала литераторов «к созданию нового исторического эпоса, обнимающего около двух тысячелетий жизни и развития нашей необъятной и многонациональной страны»1. Предлагаемые «Знаменем» темы начинались с битв Киевской Руси «с варварскими ордами половцев и хазар» и завершались победой Красной армии над иностранными интервентами в Гражданскую войну. В последние предвоенные годы наблюдается быстрый рост военно-патриотической литературы. Широкую известность приобретает «Севастопольская страда» (1937—1939) — объемистый роман Сергея Сергеева-Ценского о Крымской войне. Вторая мировая война порождает обилие патриотических стихов, рассказов, пьес, очерков, статей.

Через год после окончания войны власти принялись за ужесточение несколько ослабленного в военные годы надзора за литературой. Сталин задался целью вытравить из свежей памяти миллионов побывавших за границей советских граждан благоприятное впечатление о зарубежном уровне жизни и одновременно развеять у интеллигенции всякие надежды на политическую и творческую свободу. 14 августа 1946 года ЦК ВКП(б) принял постановление о «Звезде» и «Ленинграде». Оба журнала были обвинены в публикации идеологически вредных, пошлых, безыдейных и клевещущих на советскую жизнь произведений. ЦК также указал на печатание вещей, исполненных низкопоклонства перед буржуазной культурой Запада, и напомнил об обязанности советских писателей воспитывать граждан, особенно молодежь, сообразно задачам государственной политики. Постановление ЦК впитало в себя многое из сказанного Сталиным о «Звезде» и «Ленинграде», о Михаиле Зощенко и Анне Ахматовой и о низкопоклонстве перед Западом на встрече с группой литераторов и кинематографистов 9 августа 1946 года2. В феврале 1947 года в беседе с Сергеем Эйзенштейном и Николаем Черкасовым о фильме «Иван Грозный» Сталин

- 60 -

хвалил царя за сохранение России от иностранного влияния и противопоставил ему Петра I, чье благоприятствование иноземцам привело к онемечиванию страны3. Свои взгляды на обоих царей Сталин высказал в мае того же года руководителям Союза советских писателей Фадееву, Борису Горбатову и Константину Симонову. Сталин также критически отозвался о недостатке патриотизма у рядовой советской интеллигенции, о ее преклонении перед заграничной культурой. Самоуничижению должен быть положен конец. О низкопоклонстве, заявил вождь, «надо... написать произведение. Роман»4. Сталинские указания были воплощены в жизнь. Литература приступила к обличению Запада и его поклонников, одновременно усиливая восхваление всего советского и многого из прошлого России. Соответствующим образом заработала и цензура.

Одним из первых в цензурную переделку попал «Разин Степан» (1925—1927) Алексея Чапыгина, умершего в 1937 году. Издание романа 1948 года, подписанное в печать 30 декабря предыдущего года, насчитывает около 120 вычерков. Большинство их касается жестокости, распущенности и матерщины в Московской державе XVII века. Антизападное настроение проявилось пока что в снятии критических замечаний о русском народе, сделанных проживающими в Руси немцами. В следующем издании «Разина Степана» (1950) количество антизападных изъятий стремительно поднялось. Исключенными оказались все нелестные отзывы немцев о русских, а также — и это важнее — места, где говорилось о роли чужестранцев в развитии военного дела и культуры Московского государства. Цензура даже выбросила упоминание Чапыгина о том, что Успенский собор построил итальянец Аристотель Фиораванти, а Архангельский — «миланский архитектор», то есть Алевиз Новый.

В 1948 году в Москве вышли две редакции «Севастопольской страды». Ранняя (Сов. пис.) повторила текст 1942 года, а в поздней (Худ. лит.) обнаружилось около 225 поправок, большей частью связанных с Западом сокращений. Дело в том, что Сергеев-Ценский настойчиво проводил в романе мысль о Крымской войне как вооруженном конфликте между прогрессивным, либеральным Западом (Англия,

- 61 -

Франция) и отсталым, консервативным Востоком (Россия). С таким воззрением цензоры конца 1940-х годов мириться не могли. Купюризации подвергались пассажи, демонстрирующие превосходство Запада над Россией в области военного дела, промышленности, экономики, государственного и общественного строя, гражданских свобод. Умаление Запада распространилось на отдельные нации и личности, порождая порой перлы нелепости и мелочности. Цензоры вымарали имя Джеймса Уатта как изобретателя паровой машины и воспретили французской поэтессе Адели Омер де Гелль кружить голову Лермонтову в 1840 году. При подготовке издания романа 1950 года (Сов. пис.) цензоры лишили французов «весьма живой фантазии» и отняли у англичан название «природные туристы». Можно немного утешиться тем, что почти все восемьдесят с лишним исправлений 1950 года не вошли в последующие издания романа, которые печатались по значительно пострадавшей от цензуры редакции 1948 года.

Период 1934—1949 годов вместил в себя Большой террор, ударивший по всем слоям населения, особенно в 1937—1938 годы. Были уничтожены или посажены в лагеря многие литераторы. С ними поступали, как и с другими «врагами народа». Их публикации изымались из общих фондов библиотек, а имена — из всех видов печатной продукции. Писать в таких условиях стало трудно или невозможно. Упорной работой Шолохову удалось написать 4-ю книгу «Тихого Дона», по крайней мере вчерне, до того как террор достиг своего апогея и поставил под угрозу жизнь самого писателя.

В письме от 7 апреля 1934 года Шолохов сообщает Е. Г. Левицкой о своем желании «непременно» закончить «Тихий Дон» в этом же году. По прочтении одной «почти завершающей главы» у него «в горле задрожало». Скорее всего, это глава о гибели Аксиньи, предпоследняя в окончательной редакции 8-й части романа, ибо ниже Шолохов говорит, что пишет «по ночам — о том, как когда-то воевали на Дону и как милая, несчастливая женушка Аксинья долюбливала Григория»5. Письмо к Левицкой от 4 марта 1935 года содержит фразу: «Сижу, заканчиваю “Тихий Дон”»6. В письме, датированном 27 мая 1935 года, автор уведомляет

- 62 -

Левицкую: «Тружусь денно и нощно. К весне сдам “Тихий Дон”. Осталось еще одно последнее сказанье — и все!»7 Если в дате письма нет описки или опечатки, то Шолохов подразумевает весну 1936 года. Корреспондент «Известий» Исаак Экслер, посетивший Шолохова в октябре 1936 года, цитирует его слова: «Могу сообщить вам, что четвертая книга “Тихого Дона” наконец-то закончена. Через полтора—два месяца я надеюсь сдать ее в печать. 4-я книга сейчас меня целиком поглощает... Снова и снова отделываю ее»8. Тут же Шолохов говорит о своих поездках по станицам с целью проверки достоверности написанного и сбора дополнительных сведений для конца романа. Уложиться в намеченный срок ему помешал быстро набиравший силы террор. Вешенское районное отделение НКВД принялось стряпать дело по обвинению Шолохова в контрреволюционной деятельности. Были арестованы его друзья, в том числе Петр Луговой, первый секретарь Вешенского райкома партии. Обращением к Сталину Шолохов добился их освобождения в октябре 1937 года9. Можно предположить, что после этого он мог на короткое время вернуться к «Тихому Дону».

Во всяком случае, статья Экслера о его очередном визите к Шолохову открывается в «Известиях» от 31 декабря 1937 года объявлением: «После двенадцатилетнего труда закончен “Тихий Дон” ...последние страницы четвертой книги — лежат на круглом столе в маленькой комнатке шолоховского дома»10. Далее Экслер передает свою беседу с Шолоховым, в ходе которой автор рассказывает историю написания «Тихого Дона». Создается впечатление, что Шолохов говорит о завершенном произведении. 7-я часть романа вышла в 11-м и 12-м номерах «Нового мира» за 1937 год и в трех первых следующего года. Однако 8-я часть появилась только в 1940 году в сдвоенном февральско-мартовском номере «Нового мира».

Причиной задержки, вероятнее всего, было недовольство Сталина отказом Шолохова превратить Григория в красного казака. Шолохов не только выражал свой взгляд на судьбу Григория в частных письмах, но и говорил о ней в интервью11. Петр Иванович Еремеев, работник отдела агитации и пропаганды Ростовского обкома партии, рассказал преподавателю

- 63 -

Ростовского университета Марианне Артемьевне Полторацкой о том, что зимой 1938 года, прочитав рукопись 8-й части «Тихого Дона», Сталин вызвал Шолохова к себе и заявил: «Измените конец романа и покажите, кто такой Григорий — красный казак или белогвардейская сволочь». Аналогичное свидетельство поступило от историка Роя Медведева: Сталин спросил Шолохова, когда он намеревается привести Григория к большевикам. Медведев утверждает, что в то время все стоящие близко к литературе знали о недовольстве Сталина концовкой «Тихого Дона»12.

Шолоховед Владимир Васильев, составитель девятитомного Собрания сочинений (2001—2002) Шолохова и очень ценных примечаний к нему, выразил в одном из них сомнение в надежности полученной П. И. Еремеевым информации о требовании Сталина сделать Григория красным казаком. Никто из ростовских обкомовцев, недоумевает Васильев, не принадлежал к близким к Шолохову людям, и Сталин не особенно доверял ростовчанам13. Источником информации Еремеева была, очевидно, партийная среда, где, как и в литературных кругах, ходили слухи о предложении или требовании Сталина. Нельзя ручаться, что Еремеев точь-в-точь воспроизвел сталинскую фразу, которую я услышал от М. А. Полторацкой, но не в довоенной России, как пишет Васильев, а в послевоенной Австрии. Остается неясным, читал ли Сталин рукопись всей 4-й книги в варианте 1937 года или он ознакомился только с 7-й частью, опубликованной в «Новом мире». И в этом случае у него был повод к недовольству: Григорий спасается от наступающих красных без малейшего желания примкнуть к ним. Еще раньше на основании беседы с Шолоховым в Вешенской генеральный секретарь Союза советских писателей Владимир Ставский процитировал в письме Сталину от 16 сентября 1937 года шолоховские слова о Григории: «Большевиком же я его делать никак не могу»14. Задержать печатание шедевра всемирно известного писателя мог только Сталин. Вряд ли кто-нибудь иной решился бы на такой шаг в разгаре Большого террора, а всесильному вождю ничего не стоило обойтись без прямых указаний издателям. Достаточно было его едва уловимого намека, переданного им через другое лицо.

- 64 -

Васильев также оспаривает мое утверждение, что «Тихий Дон» был закончен к началу 1938 года. Его главные аргументы: письмо Шолохова Сталину от 16 февраля 1938 года и письма к Левицкой 1938—1939 годов, из которых можно вывести, что роман еще не был завершен. Если принять мою версию об окончании романа, пишет Васильев, то выходит, что Шолохов обманывал обоих своих адресатов15. Приведенные мною ранее выдержки из шолоховских писем к Левицкой 1934—1935 годов свидетельствуют о том, что Шолохов усиленно трудился над «Тихим Доном» и был близок к завершению его. Вне сомнения, Шолохов не обманывал Левицкую, как не обманывал он сотни тысяч читателей «Известий» и корреспондента этой газеты Экслера, когда на исходе 1937 года сообщил ему об окончании романа.

А как же быть с заявлением Шолохова в письме Сталину от 16 февраля 1938 года: «За пять лет я с трудом написал полкниги. В такой обстановке, какая была в Вешенской, не только невозможно было продуктивно работать, но и жить было безмерно тяжело»16? Не противоречит ли Шолохов самому себе, сказавшему Экслеру об окончании «Тихого Дона» полутора месяцами раньше? Оказывается, нет. Под «полкнигой» Шолохов подразумевает 7-ю часть романа. Он рапортует вождю о завершенном и напечатанном, не считая нужным говорить о рукописи 8-й части. Письмо Сталину — сугубо политическое. Цель его — спасти как можно больше людей, попавших в мясорубку террора. Распространяться в таком письме о своих личных литературных делах было бы неуместно и неэтично.

Положение Шолохова в 1938 году стало еще опаснее, чем в 1937-м. За преследование его, в дополнение к вешенским чекистам, взялось Управление НКВД по Ростовской области. В сентябре начальник этого Управления Гречухин дал задание инженеру Ивану Погорелову, бывшему чекисту, устроиться на службу в Вешенской, сблизиться с Шолоховым и донести, что он готовит антисоветское казачье восстание. Гречухин подчеркнул, что поручение исходит от Сталина и Ежова. До отъезда в Вешенскую Погорелов случайно встретил в Ростове Лугового и Шолохова, рассказал им о задании НКВД и, чтобы избежать мести его начальства, ушел

- 65 -

из города. По возвращении домой Шолохов получил анонимное письмо, отправитель которого сообщал, что ему поручено убить Шолохова, но он этого не сделает и советует немедленно уехать из станицы. Шолохов с Луговым отправились в Москву. Шолохов обратился к Сталину и был принят им 23 октября. 31 октября в Кремле состоялось заседание с участием Сталина, Молотова, Л. М. Кагановича, Г. М. Маленкова, Ежова, Шолохова, Лугового и приехавших по вызову из Москвы Погорелова, Гречухина, двух его сослуживцев и начальника Вешенского отделения НКВД. Козни ростовских чекистов были разоблачены. Сталин сказал Шолохову, что ему будут обеспечены безопасность и условия для спокойного труда17.

Как объяснить разницу в действиях Сталина в начале и конце дела Шолохова? План ареста такого знаменитого писателя, как Шолохов, не мог проводиться в жизнь без сталинского одобрения. Недовольство Сталина могло быть вызвано отказом Шолохова превратить Григория в большевика, заступничеством за арестованных земляков, которое для вождя означало вмешательство в инициированный им террор. Сталин мог обидеться на игнорирование в «Тихом Доне» его роли как гениального стратега и вдохновителя побед в Гражданскую войну. Лишь в 23-й главе 7-й части романа автор сухим тоном военной сводки поведал о сталинском плане разгрома Деникина, а текст плана поместил в примечании18. Вероятнее всего, незадолго до кремлевского разбора дела Шолохова Сталин решил сохранить ему жизнь из политических соображений. Писатель мирового значения нужен был вождю для демонстрации достижений советской культуры. Коммунист Шолохов, начавший писать при советской власти, вполне подходил на эту роль. Да и в личном плане Сталину выгоднее было прослыть спасителем, а не губителем Шолохова.

Переживания Шолохова в 1938 году не могли не отразиться на его писательском труде. 23 ноября того же года он уведомляет Левицкую о том, что он не пишет «Тихий Дон» восемь месяцев19. Из его письма к Левицкой от 30 июля 1939 года узнаем, что в июне он тяжело заболел от солнечного удара, полтора месяца ничего не писал, боится браться

- 66 -

за «Тихий Дон», пока не придет «в норму» голова. По выздоровлении намерен поохотиться, а затем докончить «этот осточертевший мне и добрым людям “Т. Д.”»20. Шолохов не сообщает Левицкой о том, как шла его работа над «Тихим Доном» в 1939 году до солнечного удара. Думается, что если бы успешно, он поделился бы приятной новостью с Левицкой. Письмом от 11 декабря 1939 года Шолохов, в числе прочего, извещает Сталина о том, что «на днях» завершит «Тихий Дон», а в письме от 29 января 1940 года — о своем прибытии в Москву с концом «Тихого Дона»21.

Заключительная фаза труда над «Тихим Доном» пришлась, видимо, на последние четыре — пять месяцев 1939 года и состояла в основном не в писании нового, а в доработке написанного к концу 1937 года. Если бы Шолохов закончил лишь половину 4-й книги, как он написал Сталину в феврале 1938 года, он не успел бы справиться с ее 8-й частью к началу 1940-го. Он не работал над романом почти весь 1938 год и какую-то часть первых семи месяцев 1939 года. Доработка рукописи 1937 года могла быть обусловлена как чисто художественными соображениями, так и Большим террором, принуждавшим к осторожности в показе исторических событий и лиц, в частности крупных партийных и военных деятелей, учитывая большую степень вероятности их неожиданного исчезновения22. Неизвестно, когда Сталин решил не настаивать дальше на обольшевичении Григория. О желании Сталина видеть Григория в большевистском стане пишет и Владимир Васильев: «Шолохов... в 1938-м отказывает вождю в просьбе сделать Григория Мелехова большевиком»23.

В 1940 году, после публикации 8-й части в «Новом мире», всю 4-ю книгу «Тихого Дона» выпустило издательство «Художественная литература». Почти одновременно оно напечатало 8-ю часть в сдвоенном 4—5-м номере «Роман-газеты». Все четыре книги романа, одна за другой, вошли в ростовское издание 1939—1940 годов. Последующие издания также состоят из четырех книг, которые печатаются порознь или сводятся в один или два тома. Первый однотомник появился в 1941 году в Москве до начала войны, а второй — в 1945 году в послевоенном Ленинграде. Между ними

- 67 -

Ростовское областное издательство осуществило в двух томах единственное «военное» издание романа. 1-я и 2-я книги были подписаны к печати 12 июня, 3-я и 4-я — 22 августа 1941 года.

В 1934—1945 годах цензурная правка «Тихого Дона» охватила большевистский лагерь сверху донизу и впервые затронула главного основоположника коммунизма Карла Маркса. До 1945 года на слова есаула Евгения Листницкого о том, что «долг каждого, которого вскормила эта земля, защищать свою родину от порабощения», Бунчук отвечал: «Рабочие не имеют отечества... В этих словах Маркса — глубочайшая правда. Нет и не было у нас отечества! Дышите вы патриотизмом. Проклятая земля эта вас вспоила и вскормила, а мы... бурьяном, полынью росли на пустырях... нам не в одно время с вами цвесть...» Эта цитата исчезла вместе с фразой Листницкого24. Интернационализм Маркса и Бунчука шел вразрез с вызванным войной и поощряемым властью подъемом патриотизма. Тут же цензоры покончили с последними уцелевшими в 1933 году отрывками из статьи Ленина «Положение и задачи социалистического Интернационала». В отрывках Ленин утверждал, что буржуазия одурачивает народ призывом к «защите отечества», тогда как пролетариат выступает с лозунгом «превращения империалистической войны в гражданскую». Этот лозунг сильно возмутил Листницкого. В его отвергнутом цензурой возражении он назвал ленинскую статью «жалкой попыткой... повлиять на ход истории» и выразил уверенность, что «истинно русский человек пройдет мимо этих истерических выкриков с презрением»25. Купюры сделали бессмысленными соседние строки, так что 1-я глава 4-й части оказалась укороченной почти на целую страницу большого формата. Осталось только два ленинских отрывка из статьи «Крах II Интернационала» (1915), в которых речь идет об использовании армии и военной техники в революционной борьбе.

В 1941 году упоминание Ленина в принижающем его, на цензорский взгляд, контексте повлекло за собой восьмистрочный вычерк. В нем говорилось о «покалывающем, ознобном, чувстве», которое Бунчук испытывал при взгляде на «июньскую голубизну белков» Анны Погудко и в значительные

- 68 -

моменты жизни, например, в начале атаки, при любовании закатом или «слушая чуть картавую речь Ленина, чувствуя, как приземляет, жжет его разум водителя и гения»26. Причина изъятия этого места заключается не столько в деромантизации отношений между Бунчуком и Анной, сколько в несоразмерности сопоставления эротически-эстетических переживаний героя с тем священным чувством, которое, по советским представлениям, должно обуять его при виде Ленина27.

В статье Троцкого «Восстание в тылу» из фразы «необходимо иметь надежный, покойный, дружный рабоче-крестьянский и трудовой казаческий тыл» цензоры выбросили в 1935 году выделенные нами курсивом слова28. Нужно было скрыть, что Троцкий делал различие между социальными прослойками среди казачества. Вплоть до 1937 года автором «Приказа по экспедиционным войскам» от 25 мая 1919 года обозначался председатель Революционного военного совета республики, то есть Троцкий29. Удивительно, что ни этот приказ, ни статья «Восстание в тылу» никогда не изымались из романа, хотя Троцкий считался врагом народа № 1. Видимо, власть опасалась, что снятие их обратит на себя нежелательное внимание, а удаление фамилии или названия должности Троцкого проскользнет незамеченным и надежно упрячет его авторство от новых поколений читателей, у которых не будет доступа к его ранее опубликованным работам.

Террор второй половины 1930-х годов отразился в «Тихом Доне» исключением имен видных большевистских деятелей и военачальников. В 1936 году из 8-й главы 5-й части выпало имя Сергея Сырцова, занимавшего в Гражданскую войну руководящие административные и военные посты на Дону30. Расстрелянный в 1937 году Сырцов, однако, остался в романе как «делегат от рабочих шахтеров» и продолжает глаголом жечь сердца участников съезда фронтового казачества в Каменской. Красный командир Дмитрий Жлоба, герой обороны Царицына осенью 1918 года, не попал даже в журнальную публикацию 7-й части «Тихого Дона». Имя его сохранилось только в отрывке романа, помещенном в «Известиях» 22 октября 1936 года, где Григорий

- 69 -

в споре с Копыловым спрашивает: «Жлоба — офицер? А не от него ли топали офицерские полки?» Цензор или редактор отбросил первый вопрос, а второй, после купюры, оказался автоматически включенным в боевые подвиги Семена Буденного31. Жлобу уничтожили в 1938 году, в котором его участь разделили два других военных руководителя — Николай Крыленко, первый большевистский главнокомандующий, один из организаторов Красной армии, позже нарком юстиции, и Владимир Антонов-Овсеенко, командовавший в декабре 1917 — мае 1918 года советскими войсками на юге России. Имена их были убраны не из ближайшего со времени их гибели ростовского издания «Тихого Дона» 1939—1940 годов, а из московского однотомника 1941 года32. Разделались с ними без открытого суда и не спешили уведомить Главлит, в котором тоже бушевал террор и был уничтожен в 1938 году его начальник Сергей Ингулов.

Одновременно с Антоновым-Овсеенко из «Тихого Дона» исчезли фамилии семи членов Донского казачьего военно-революционного комитета, подписавших отправленную ему 19 января (по ст. стилю) 1918 года телеграмму о признании центральной советской власти33. Фамилия одного из них, Ипполита Дорошева, была также выброшена из политически нейтральной реплики Григория Мелехова34. Текст телеграммы Антонову-Овсеенко Шолохов взял из 1-го тома его книги «Записки о гражданской войне» (1924). В конце текста стоят подписи: «За председателя прапорщик Кривошлыков. Секретарь Дорошев. Члены: прапорщики Стрелянов, Копалей, Кривушев, Черноусов, Еронин». По ошибке телеграфиста или недосмотру Антонова-Овсеенко две фамилии искажены. Должно быть Ковалев, а не Копалей и не Еронин, а Ерохин. Правильное написание этих фамилий дается в воспоминаниях вышеупомянутого Павла Стрелянова и донского большевика Ивана Толмачева35.

Повод для снятия всех подписавших телеграмму Антонову-Овсеенко не ясен. Если кто-нибудь из них попал под колесо Большого террора, то это не Михаил Кривошлыков, повешенный белыми казаками в мае 1918 года вместе с Федором Подтелковым. К тому времени Подтелков проделал путь от председателя Донского казачьего ВРК до председателя

- 70 -

Совнаркома Донской Советской республики, а Кривошлыков стал в нем наркомом по делам управления. И тот и другой всегда пребывали в почете у советской власти. Это можно сказать и об Ипполите Дорошеве, члене партии большевиков с 1917 года, занимавшего в Гражданскую войну руководящие должности в революционных, правительственных и военных учреждениях Донской области. После войны Дорошев крупный партийный работник, делегат XVI съезда ВКП(б). Умер он в 1939 году и, по всей видимости, — своей смертью. О революционной и партийной деятельности семейства Дорошевых — отца и трех сыновей, включая Ипполита, — с теплотой и уважением пишет в своих мемуарах Буденный36.

Возможно, что Большой террор не затронул Павла Стрелянова. По крайней мере, в краткой редакторской справке о нем как авторе очерка «На Дону» сказано, что он почти пятьдесят лет посвятил партийной и советской работе37. О судьбе других подписавших телеграмму Антонову-Овсеенко у меня сведений нет. Не исключено, что цензоры прибегли к огульному изъятию фамилий подписантов с целью перестраховки. Подписанты запятнали себя обращением к «врагу народа». Хотя Антонов-Овсеенко и не был таковым ни в 1918 году, ни позже, НКВД мог приписать ему все что угодно. Цензоры «Тихого Дона» не могли быть уверены в том, как в годы террора сложилась судьба каждого подписавшего телеграмму, как отделить овец от козлищ. Обычно цензоры удаляли с фотографий изображения известных им «врагов народа» и снимали их имена в рукописных и печатных текстах, не затрагивая «надежных» в данный момент лиц. Так, в «Правде» от 29 марта 1929 года появилось письмо пятерых влиятельных пролетарских литераторов, выступивших с опровержением слухов о присвоении Шолоховым авторства «Тихого Дона». Долгие годы, даже после смерти Сталина, в советских работах при ссылках на это письмо указывалось три или четыре его автора: Серафимович, Фадеев, Ставский и иногда драматург Владимир Киршон, ликвидированный в период Большого террора. Погибший таким же образом бывший глава РАППа Авербах не упоминался38.

- 71 -

В начале 1938 года в «Тихий Дон» вошел советский полководец Василий Шорин, который командовал на юге России последовательно Особой группой войск, Юго-Восточным и Кавказским фронтами. В том же 1938 году он стал жертвой террора. Однако имя его никогда не изымалось из романа, хотя Шолохов в 20-й главе 7-й части довольно подробно описывает наступательную операцию его ударной Особой группы. За неудачу наступления автор или, скорее, цензор возлагает вину на Троцкого, который якобы составил для Шорина «пораженческий план»39. Половина обзора боевых действий в 20-й главе состоит из заимствований из 2-го тома книги «Как сражалась революция» (1926) военного историка и педагога Николая Какурина, погибшего двумя годами раньше Шорина. Осужденный в 1932 году по ложному обвинению за связь с Промпартией к десятилетнему лишению свободы, Какурин умер в заключении. Цензоры оставили какуринский текст в 20-й главе, надеясь, очевидно, на то, что только немногие читатели догадаются о его происхождении, да и те промолчат. Зато в 1937 году из 57-й главы 3-й книги цензоры убрали с пятилетним запозданием длинную цитату из 1-го тома «Как сражалась революция» (1925), помещенную в виде сноски для демонстрации данных Какурина о размере Верхнедонского восстания, которые Шолохов тут же оспаривал40. Дольше сноску терпеть было нельзя. Шолохов указывал в ней имя Какурина и называл его книгу «очень обстоятельным и ценным трудом».

Несколько купюр относятся к большевистской власти, политике, идеям. Во время похода генерала Корнилова на Петроград против готовящих восстание большевиков, Бунчук в 17-й главе 4-й части призывает казаков не присоединяться к генеральским войскам. Иначе, говорит он, придется «продолжать войну до тех пор, пока все вы превратитесь в мертвецов и калек». Процитированная фраза устранена в 1945 году41. Видимо, ее нашли родственной уже выкинутой из романа ленинской идее о превращении империалистической войны в гражданскую. С 1937 года в «Тихом Доне» опущено возражение Григория Ивану Алексеевичу по поводу советской власти: «И ты хвалишь ее, как мамаша: “Хучь сопливенький,

- 72 -

да наш”»42. В издание романа 1945 года не пропущено авторское определение большевистского учения как «терпкого пагубного яда» и отзыв солдата о крестьянской политике коммунистов как о «людоедстве»43. В вопросе неназванного казака Штокману о расстрелянных однохуторянах: «А семерых наших куда дели?» — в 1937 году зачеркнуто выделенное нами слово44. Можно предположить, что, по цензорской мерке, оно указывало на нежелательную близость казаков хутора Татарского к «врагам советской власти», как назвал казненных Штокман.

Усилившаяся в военный период тенденция оправдывать косвенно террор Сталина путем доказательств исторической необходимости свирепых расправ Ивана Грозного привела в 1945 году к изъятию из 10-й главы 4-й части нескольких абзацев повествования о возмущении есаула Листницкого, когда он по прибытии в Петроград в июле 1917 года обнаружил в отведенном для казаков помещении эмблему опричнины, выцарапанную на стене рабочими45.

При подготовке первого послевоенного издания «Тихого Дона» 1945 года цензура постаралась избавиться от всего, что могло бы повредить репутации Красной армии, в частности, смягчить фразы о ее поражениях в 1918—1919 годах. В предложении «К концу апреля Дон на две трети был очищен от большевиков» вместо трех последних слов появилось «оставлен красными». Точно такую же замену цензоры произвели в предложении «Почти весь Хоперский округ был освобожден от большевиков»46. На месте отмеченных курсивом слов во фразе «...левый берег Дона был очищен от красных» возникли новые: «красные были выбиты с левого берега Дона»47.

Ради уточнения или во избежание употребления всуе слова «большевики» оно было заменено «красными» во фразе «брухнуться с большевиками», выражающей желание старых казаков48. С 1937 года «коммуняки» из Сердобского полка стали называться более респектабельным термином «коммунисты» в письме Кудинова повстанческому комбригу Григорию Богатыреву49. «Правда» от 31 декабря 1939 года в отрывке из 4-й книги «Тихого Дона» отказалась напечатать фразу Григория о переходе бойцов 1-й Конной армии на сторону

- 73 -

поляков: «У нас целая часть перешла к ним». «Новый мир» восстановил купюру50.

Разумеется, цензорский карандаш не мог в 1945 году пройти мимо бесчинств красноармейцев. В 8-й главе 7-й части Пантелею Прокофьевичу запретили говорить, что Кошевой «полхутора спалил, немощных стариков расстреливал»51. Одновременно исчезли рассказ Григория Богатырева об изнасиловании красными молодой казачки, замечание красноармейца, поверившего, что у Натальи Мелеховой тиф: «Ну счастье ее! Была бы здорова, мы бы ее распатронили...» и кличка «поджигатели», брошенная белым казаком «краснопузым»52. В 1937 году в «Новом мире» редакторы или цензоры вычеркнули десятка полтора строк из рассказа кухарки Лукерьи о том, как красноармейцы забрали последнюю лошадь из опустелого имения Листницких, убили ее жеребенка-сосуна и конюха деда Сашку. В следующем году снятый текст был восстановлен «Роман-газетой», которая, в свою очередь, отвергла вопрос Сашки к грабителям: «аль не люди?»53

В 5-й части «Тихого Дона» издания 1946 года под редакцией Алексея Суркова появились купюры, предназначенные для поднятия престижа красногвардейской пулеметной команды под начальством Бунчука. Главной причиной вырезок оказался красногвардеец Геворкянц, пекарь по профессии.

В 5-й главе своей неспособностью разобрать пулемет он вызвал удивление и насмешки большинства своих боевых товарищей. Этой сцены, длиною без малого в страницу, в издании романа 1946 года нет54. Не попали в него и строки из 6-й главы о том, как во время боя Геворкянц бежал к Бунчуку «заячьими скачками... падал от каждой пролетающей над ним пули» и вопил: «Не подвиходит!.. Не стреляет!» Красногвардеец Крутогоров проклинал его за бегство, обзывал допотопным «ихтизавром», «ископаемым», «звероподобием»55. От Геворкянца в издании 1946 года не осталось и следа, даже в беглых упоминаниях его имени56.

Та же участь постигла незадачливого пулеметчика в выпуске «Тихого Дона» под редакцией Юрия Лукина в 1947 году (М., Сов. пис.). Эта публикация и издание 1946 года

- 74 -

состоят из четырех отдельных книг романа, подписанных к печати почти одновременно, в ноябре — декабре 1946 года. Однако «Книжная летопись» отметила выход «правдинского» издания романа в январе и феврале 1947 года, а его выход в «Советском писателе» — в марте и апреле. Следовательно, первенство по изгнанию Геворкянца из «Тихого Дона» принадлежит изданию 1946 года. Заметим, что 2-я книга романа была в этом издании подписана к печати 17 января 1947 года, хотя на ее обложке и титульном листе стоит «1946». «Книжная летопись» (№ 6, февр. 1947) отреагировала на несуразность такой фразой: «В выпускных данных год издания: 1947». Очевидно, задержка с печатанием 2-й книги возникла из-за связанных с Геворкянцем купюр, что, в свою очередь, обусловило промедление с выходом в свет всех четырех книг, подготовленных к печати «Советским писателем» в ноябре — декабре 1946 года.

Кто же предложил или самолично произвел купюры? Трудно вообразить поэта Суркова выискивающим с карандашом в руке политические промахи Шолохова. Нет оснований подозревать и Лукина, неоднократно редактировавшего «Тихий Дон» без прикосновения к Геворкянцу. Вероятно, руку к сему красногвардейцу приложил какой-нибудь функционер издательства «Правда» или цензор Главлита, а Лукину пришлось последовать за ним. Все купюры, касающиеся Геворкянца, были восстановлены в 1947 году в однотомном гослитиздатском выпуске романа, подписанном к печати 14 июля того же года и представлявшем собой перепечатку однотомника 1945 года. Оба эти издания редактировал Лукин. Следующие поправки затронули Геворкянца в 1953 году.

Между 1934 и 1949 годами количество цензорских исправлений, касающихся Белого движения, было небольшим. Самые заметные из них относились к слову «партизаны», когда оно обозначало бойцов антибольшевистских казачьих отрядов, сформированных на Дону зимой 1917—1918 годов. Цензоры, вероятно, полагали, что партизаны могли быть только на стороне красных. Именно таких партизан прославляли советская пресса и литература. Поэтому при подготовке «Тихого Дона» 1945 года издания относящееся

- 75 -

к белым слово «партизаны» в большинстве случаев было опущено или заменено «добровольцами». В 11-й главе 5-й части определение «партизанские» исчезло перед «отрядами» в двух исторических документах: ультиматуме Донского казачьего ВРК, предъявленного Войсковому правительству Войска Донского, и в ответе на него Войскового правительства57. Однако партизаны остались в «офицерско-партизанских отрядах», в «отряде Стеньки Разина», сформированном из «офицеров и партизан», и в «отряде белых партизан», который успешно избежал встречи с цензорами вплоть до 1953 года58. В 1956 году ему вернули прежнее название. Введение офицерского звания в Красной армии и вызванное войной более терпимое отношение к русскому офицерству привели к исключению выделенного нами курсивом сравнения из предложения «Ростов и Новочеркасск, являющиеся тылом Добровольческой армии, как падаль червями, кишели офицерами»59. Шолохов имел здесь в виду не все белое офицерство, а тех, кто увиливал от фронтовой службы. Слитность Шолохова с казачьей средой побуждала его воспринимать временами события глазами казака. Так, в первом предложении 6-й части, говорящем о том, что казаки гнали красных из Донской области, цензоры отрубили заключительные слова: «с боями освобождая каждую пядь родной земли»60.

В опубликованном в «Известиях» от 1 марта 1936 года отрывке из 7-й части «Тихого Дона» Григорий и Прохор по дороге в свою часть находят в промоине труп молодой, красивой женщины. По оставленным вблизи уликам Прохор безошибочно определяет, что при отступлении с красными женщину настигли, изнасиловали и убили казаки. В журнальной редакции романа этот эпизод вошел в 9-ю главу, но без Прохоровых доказательств вины казаков. Цензорам не было смысла устранять эти доказательства. Скорее всего, это сделал Шолохов, чтобы подчеркнуть человеческую жестокость вообще, не приписывая ее ни белым, ни красным61. В отрывке из 9-й главы 7-й части, напечатанном в «Известиях» от 22 октября 1936 года, в докладе Михаила Копылова, начальника штаба 1-й повстанческой дивизии, которой командовал Григорий, отсутствует обращение «товарищ

- 76 -

Мелехов»62. Видимо, редакторы газеты или цензор посчитали его неуместным, хотя слово «товарищ» было в ходу у повстанцев. При перечне действий антисоветских партизан осенью 1920 года, начиная с московского однотомника 1941 года, не печатается фраза «боролись, как могли и умели»63, возможно, из опасения, что она вызовет у части читателей сочувствие к поднявшим оружие против многократно превосходящих их сил государства.

Патриотизм военного периода обусловил в 1945 году поправки национального типа как в отношении русских, так и иностранцев. Отвергнутыми оказались отзывы Ильиничны о красноармейцах: «То-то оно говорится — “Русь вонючая”, ну и воистину!» и сравнение белым поручиком Англии с Россией: «Я говорю об Англии с такой же завистью, с какой говорит уличный мальчишка, имеющий мать потаскуху с проломленным носом, о приличной барыне — матери своего случайного друга-барчука»64. Купюра повлекла за собой удаление ставшего неуместным вопроса Григория: «А вам не совестно так про свою родину говорить?» и первых слов неопределенного ответа поручика: «— Эту родину...» Начало следующей фразы «Из этой родины» превратилось в более почтительное «Из нашей родины».

Три исправления коснулись поляков. В 1940 году, после полюбовного раздела Польши между Советским Союзом и Германией, Прохор Зыков в 1-й главе 8-й части, увидевшей свет в 1—2 номере «Нового мира», давал такую оценку боевым качествам поляков: «Ну, пришли мы на эту Украину, пощупали полячишков. Так себе вояки, жидковатые хребтиной. Гордости в них напхато, как в кормленой свинье дерьма, а бегают шибко, когда нажмешь». Вторая мировая война и прекрасная возможность образовать братское польское государство заставили Прохора взять свои слова назад в 1945 году65. Тогда же в одном месте — и в 1956 году в другом — поляков, с которыми Прохор воевал в 1920 году, переименовали в «белых поляков»66.

Вызванная войной и оккупацией враждебность к немцам побудила цензоров подыскать Штокману нового деда — латыша, вместо прежнего — немца. Они же решили, что безымянной казачке следует называть Штокмана «городским», а

- 77 -

не «немцем», хотя она, быть может, имела в виду выходца из Европы67. По этой или другой причине с 1956 года казачке опять позволили называть Штокмана немцем, тогда как дед его продолжал ходить в латышах во всех последующих советских изданиях романа. Самая большая купюра на национальной почве охватила две страницы 3-й главы 4-й части от слов «Валет и солдат» до «По лесу зачмокали». Центральным событием в снятом куске было братание Валета с немецким рабочим, социал-демократом68. Изъятие было продиктовано тем, что в войне против Советского Союза одетый в солдатскую шинель немецкий рабочий не оправдал надежд на пролетарскую солидарность. Сцена братания вернулась в роман в 1953 году, когда страсти улеглись, Восточная Германия вошла в советскую орбиту и наступила пора платить дань теории классового содружества.

Политическая цензура «Тихого Дона» в 1934—1949 годах выразилась в 68 поправках, главным образом изъятиях с небольшой примесью вписок. 12 из этих купюр были вскоре восстановлены. Половина исправлений находится в издании 1945 года и отражает основные тенденции своего времени: приоритет любви к Родине, отказ от распространения антипатриотических вещаний Маркса и Ленина, забота о репутации Красной армии, неизбежная хвала военному стратегу Сталину.

Пуританская чистка «Тихого Дона» и «Поднятой целины» в 1934—1940 годах, как и большинства известных мне произведений, происходила большей частью в первые два года этого периода. Наиболее заметным объектом цензуры в шолоховских романах и в «России, кровью умытой» оказались матюки. Цензура не миновала эти ругательства и в «Разгроме», «Бронепоезде 14—69», «Брусках», «Цементе», но ввиду их относительной малочисленности исчезновение их в глаза не бросается. Изгнание матерщины из «Поднятой целины» началось в 1934 году, в котором вышло 5 изданий этого романа. Два из них напечатало ленинградское отделение «Художественной литературы»: одно в начале и другое в конце года. Между ними «Советская литература» опубликовала в Москве два одинаковых издания и еще одно добавил «Детгиз». Матерными я считаю выражения, в которых

- 78 -

есть или подразумевается слово «мать», а сопутствующий ему глагол передается эвфемизмом или, в отсутствии его, определяется по остатку урезанного матюка. Примеры из «Поднятой целины» и «Тихого Дона»: «гребут твою мать», «греби и разгреби», «ядрена мать», «растуды его», «так их перетак», «узду его мать». Последнее ругательство употребляют только женщины, дважды в каждом романе. К матюкам я не причисляю фразы «к чертовой матери» и «язви их» (в почку или жилу), хотя допускаю двойное толкование их. Я также не учитываю как матюки слова «матерно», «матюкаться», «материться», «матерщина», которыми автор или персонажи сообщают о ругательствах в общих чертах.

Самое раннее издание «Поднятой целины» 1934 года унаследовало написание матюков от предыдущих публикаций романа. Однако оба издания «Советской литературы» полностью сняли 16 из 23 матюков. На выручку их поредевшим рядам пришло второе издание «Художественной литературы». Оно утвердило только 3 изъятия «Советской литературы», восстановило 8 в полной форме и 5 в укороченной, удалив «мать» в четырех из них и «такую» — в одном. Итак, к началу Нового года 1-я книга «Поднятой целины» насчитывала 20 матюков. Оба издания «Художественной литературы» 1935 года отбросили целиком 6 из этих матюков и урезали 2, оставив в итоге 7 в сокращенном и 7 в полном виде, два из них богохульства коммуниста Андрея Разметнова. В 1934 году велась борьба с матюками, применяемыми как противниками, так и сторонниками советской власти. Не считая специальных изданий для школьников, текст 1935 года в отношении матюков оставался стабильным до 1952 года. В других ругательствах сокращение «к б...» было урезано до «к...» и выброшено одно из двух «в рот его махай».

Детгизовское издание «Поднятой целины» 1934 года стоит особняком от ее изданий для широкого читателя. В нем сокращена почти половина 1-й книги романа, а число глав уменьшено с сорока до тридцати пяти. Поскольку редакторы стремились сфокусировать внимание юных читателей на процессе коллективизации, почти всё касающееся

- 79 -

частной, особенно любовной, жизни главных созидателей колхоза — Семена Давыдова, Макара Нагульнова и Разметнова — исчезло.

Все матюки и обозначающие их производные от слова «мать» не вошли в школьное издание «Поднятой целины» 1934 года наряду с менее крепкими ругательствами, как «дерьмо собачье», «сукин кот», «сволочуга». Не попали туда также фразы и слова эротического характера, например: «мой зуб уже какой год книзу глядит», «давалка» и находившиеся внутри кусков изъятого текста выражения «у бабы попросить робеешь», «на передок слабая».

В 1948 году Омское областное издательство выпустило «Поднятую целину» для детей старшего школьного возраста. По количеству глав и длинных, не включенных в роман отрывков омское издание повторяет детгизовское 1934 года. В общем, омское издательство сохранило чуть больше первоначального текста, чем московское. Омгиз так же беспощадно истребил матюки, как и московский Детгиз, не покушаясь, однако, на «матерно» и «материться». Как мне сказала Надежда Кузнецова, старший научный сотрудник вешенского музея-заповедника М. А. Шолохова, писатель не вмешивался в обработку своих произведений для школьников и не брал за них гонораров.

Издания для старшеклассников были зачастую продуктами гораздо более придирчивой пуританской чистки, чем современные им публикации для широкого читателя. Примеры тому «Поднятая целина» и выходившие в 1935, 1936 и 1941 годах детгизовские издания «Разгрома», в которых я насчитал соответственно 15, 18 и 13 поправок, в большинстве изъятий сексуального и ругательского типа. Все эротические элементы и матюки, два из них богохульства, были постепенно исключены, так что детгизовское издание «Разгрома» 1949 года ограничилось двумя мелкими исправлениями. Бывали случаи, когда детгизовские издания, сильно пострадавшие при их подготовке от редакторской, цензорской, а то и вынужденной авторской правки, становились на какое-то время основными для последующих публикаций. Таким стало издание «Цемента» 1935 года, освобожденное от ряда эротических сцен и бранных выражений. Это «вновь

- 80 -

переработанное» при участии автора издание легло в основу общих выпусков «Цемента» 1937—1938 годов, но утратило роль модели после выхода в 1941 году еще более искалеченного текста.

В отличие от «Поднятой целины», обсценности в «Тихом Доне» никаких изменений в 1934 году не претерпели. Статус-кво не был нарушен, потому что в том году вышло единственное издание «Тихого Дона» — его 1-я книга, подписанная в печать за восемь месяцев до появления приказа начальника Главлита Бориса Волина «О борьбе за чистоту русского языка». Датированный 26 ноября 1934 года приказ обязывал всех цензоров Главлита не допускать в книгах и периодике «непонятных или малопонятных» массовому читателю сокращений, а также иностранных слов, легко заменимых русскими или словами того языка, на котором «произведение написано». Наиболее значительным был третий, завершающий пункт приказа: «Решительно бороться против грубых выражений, ругательных и блатных слов и проч.»69

Приказ Волина дал толчок к разрежению ругательств, первым делом матюков, в «Тихом Доне» и «России, кровью умытой». Как при подсчете матюков в «Поднятой целине», я не причислял к ним выражений, допускающих двойное толкование, а также слов вроде «материться», «матерная брань», заменяющих само ругательство. Точное количество первоначальных матюков в «Тихом Доне» установить невозможно без просмотра всех беловиков романа, поступивших в «Октябрь» и «Новый мир» и еще не обнаруженных. К 1935 году в «Тихом Доне» был 71 матюк, не считая четырех ранее удаленных: 23 в 1-й книге, 21 во 2-й, 27 в 3-й. Все три книги были сданы в набор после приказа Волина: 3-я, шедшая первой, — 29 декабря 1934 года, 1-я и 2-я — 8 февраля 1935 года. В ходе чистки 1-я книга лишилась 16 матюков (70%), 2-я — 12 (57%), 3-я — 15 (55%). Ругательства вычеркивались из речи как друзей, так и врагов советской власти. Все же акция не носила чисто пуританского характера, поскольку происходила она по воле Главлита, претворявшего в жизнь политику государства. С богохульственными матюками обращение было гораздо мягче, чем с обыкновенными. Очевидно, цензура сохраняла их как наиболее

- 81 -

яркие проявления безбожия. Из пяти матерных богохульств в 1935 году было опущено одно, произнесенное в 54-й главе 6-й части пленным коммунистом Сердобского полка70. Показательно отсутствие богохульственной матерщины в 1-й книге «Тихого Дона». Дореволюционные казаки, как сказал мне ныне покойный полковник Донской артиллерии Максим Бугураев, в Бога не ругались. 5 из 6 первоначальных богохульственных матюков принадлежат приверженцам советской власти: шахтеру (ч. 5, гл. 8), Подтелкову (ч. 5, гл. 29), красноармейцу (ч. 6, гл. 17), Лихачеву (ч. 6, гл. 30), коммунисту-сердобцу. Единственное исключение — богохульство Григория, которое вырвалось у него в припадке после рубки матросов (ч. 6, гл. 44).

В ликвидации матюков наблюдается непоследовательность. В одном месте снято ругательство Пантелея Прокофьевича «мать твою суку»71, в другом — оставлено (ч. 2, гл. 3). В 6-й части «туда вашу мать» казака-повстанца изъято72, а «туды вашу мать» Григория (гл. 46) и «туды его мать» его отца (гл. 50) уцелели. К «матерно», «материться» и другим деривативам «матери» цензоры «Тихого Дона» в 1935 году не прикоснулись. Так же безучастно отнеслись они к этим словам и ко всем четырем матюкам в 7-й и 8-й частях романа в 1937, 1938 и 1940 годах. Скудность матюков в 4-й книге свидетельствует о том, что Шолохов и редакторы учли возросшие цензурные требования к языку беллетристики. Не могли же персонажи, перешедшие в 4-ю книгу из предыдущих, внезапно и резко ограничить себя в применении крепких ругательств. Пережившие чистку 1935 года матюки и четыре новых из 4-й книги просуществовали до 1950 года, когда началась подготовка злополучного издания 1953 года.

Цензорская кампания против матерщины имела сходные последствия в «Тихом Доне» и «России, кровью умытой». Десятка три матюков были изгнаны из романа Веселого в 1935 году. В трех случаях цензоры удалили «мать», но оставили «Бога», «Господа», «апостолов», сохраняя дух святотатства. Два матерных матросских богохульства исчезли целиком, но потерю их возместило добавление одного матюка того же типа и двух авторских замечаний о матюкающихся

- 82 -

в Бога и крест фронтовых казаках и солдатах. Цензоры «России, кровью умытой» не только хлестко ударили по матюкам, но и кровно обидели автора, изъяв из романа его лингвистическое кредо: «Загремели двенадцатидюймовые матюки. В русском разговоре без крепкого словца складу настоящего нет»73.

И в абсолютном, и в процентном отношении матюки в «Тихом Доне» пострадали от чистки 1935 года гораздо больше, чем другие ругательства и непристойности. Во 2-й главе 2-й части цензоры устранили в речи непоименованной казачки поговорку «сучка не схочет, так и кобель не вскочит»74, но позволили Григорию далее оскорблять Аксинью теми же словами в 16-й главе 1-й части. «Хрен» в рассказе Егорки Жаркова и «хрен собачий» в возражении Григория Котлярову были, видимо, приняты цензорами за эвфемизмы известного слова и вычеркнуты75. В других случаях «хрен», «хреновский», «хреновина» были отнесены к мягким грубостям и сохранены. Из песенной строки «А царю м... полудим» выкинули «м...» — остаток четырех-буквенното слова, усеченного автором в рукописи76. Также до одной буквы Шолохов сократил в рукописи непристойность скатологического типа, употребленную Фоминым в 10-й главе 8-й части в смысле «упустить», «проморгать»: «Эх п... пулеметы!»77 Сокращение приняли. В следующей главе цензоры или редакторы «Нового мира» урезали до «выб...» слово, написанное полностью в рукописи в ругательстве фоминца «сучий выблядок»78. В 1935 году это сокращение оставили тут в силе, но из 54-й главы 6-й части выбросили его вместе с фразой старика-старовера «дьяволовы выб...»79 По аналогии с предыдущим примером можно предположить, что это слово в рукописи не усекалось. Полностью выражал в рукописи свое недовольство советскими порядками казак Крамсков: «не жизня, а бардак!» Но уже в журнальном тексте последнее слово превратилось в «б» с пятью точками80. С 1957 года здесь оказалось три точки и стало неясно, какое слово на «б» подверглось сокращению. Зато не надо ломать голову над значением укороченного в 1935 году слова во фразе деда Гришаки «норовит г... заплатить»81.

- 83 -

Как и матюки, другие уцелевшие в 1935 году обсценности цензура оставила в покое до подготовки издания «Тихого Дона» 1953 года, за вычетом сокращенного написания «бардака» и «выблядка» со 2—3 номера «Нового мира» за 1940 год. Положение резко изменилось на грани 1949—1950 годов, не только с ругательствами.

- 84 -

Глава IV

Беспредел и облегчение (1950—1956)

1. Вступление

Осенью 1949 года вышел 12-й том Сочинений Сталина. В нем впервые было напечатано его письмо от 9 июля 1929 года, адресованное Феликсу Кону, ветерану международного коммунистического движения. В 1929 году Кон редактировал московскую «Рабочую газету», печатавшую материалы о жизни и труде фабричных рабочих, ударничестве, социалистическом соревновании. Суть сталинского письма состояла в защите брошюры Е. Микулиной «Соревнование масс». Брошюра, несмотря на указанные ее критиками серьезные ошибки, представляла собой в глазах вождя большую ценность для рабочих. В подкрепление своего вывода он сослался на «Тихий Дон»: «Знаменитый писатель нашего времени тов. Шолохов допустил в своем “Тихом Доне” ряд грубейших ошибок и прямо неверных сведений насчет Сырцова, Подтелкова, Кривошлыкова и др., но разве из этого следует, что “Тихий Дон” — никуда негодная вещь, заслуживающая изъятия из продажи?»1

5 января 1950 года Шолохов в письме к Сталину просит разъяснить допущенные в «Тихом Доне» ошибки, чтобы он мог устранить их «при переработке романа для последующих изданий»2. Сталин не откликнулся. Шолохов неспроста говорит о переработке, а не об исправлениях отдельных погрешностей. Беспрецедентные, радикальные переделки художественных произведений стали частым явлением в последние годы жизни Сталина. Он мог нежданно-негаданно обрушиться на сочинение, прославленное критикой и удостоенное высшей премии, носящей его имя. Так случилось с романом «Молодая гвардия» (1945) генерального секретаря

- 85 -

Союза советских писателей Александра Фадеева. 3 декабря 1947 года «Правда» напечатала инспирированную Сталиным редакционную статью «“Молодая гвардия” в романе и на сцене». «Правда» поставила Фадееву в вину картины панической эвакуации населения Краснодона при приближении немцев летом 1942 года, карикатурный портрет советского генерала по прозвищу «Колобок» и — главное — отсутствие руководящей и воспитательной роли партии в создании и деятельности подпольной комсомольской организации «Молодая гвардия». Фадеев знал, кто стоял за редакционной статьей в «Правде». Скованный партдисциплиной, он не мог отказаться от капитального ремонта «Молодой гвардии». Плодом мучительного самоцензурного труда стала появившаяся в 1951 году переработанная редакция романа, разбухшая от вставок и добавленных глав, рассказывающих об организованной эвакуации краснодонских граждан, о партийном руководстве «Молодой гвардией», о мощи Красной армии, о военном гении Сталина, о возросшей активности подпольщиков и партизан.

Общие черты с темой и переделкой «Молодой гвардии» имел роман Валентина Катаева «За власть Советов» (1949) о борьбе одесских подпольщиков с румынскими и немецкими оккупантами. Ранние рецензии на роман не предвещали губительного приговора, вынесенного ему писателем Михаилом Бубенновым в статье «О новом романе Валентина Катаева “За власть Советов”», появившейся в «Правде» от 16 и 17 января 1950 года3. Острие своей критики Бубеннов направил в самое уязвимое место советской литературы — изображение большевиков. Эти люди у Катаева, утверждал рецензент, «далеки от реальных большевиков, покрывших себя неувядаемой славой» в тяжелой борьбе с оккупантами. Вывод Бубеннова прозвучал в самом конце его статьи: «...для того, чтобы это произведение вообще могло жить в литературе, его нужно подвергнуть коренной, решительной, глубокой переделке. Валентин Катаев не должен жалеть для этого ни времени, ни труда».

В отличие от Фадеева, Катаев, видимо, не был затронут за живое переделкой своего сочинения о подпольщиках. Длилась она год с небольшим. Переработанный текст был

- 86 -

выпущен Детиздатом в 1951 году. Объем романа увеличился со 118 до 149 глав. Во вставках фигурируют приказы Сталина, его личное руководство подпольным и партизанским движением, его «гениальное» определение целей и характера войны, подчеркивается ведущая роль партии и ее отдельных представителей, существенно расширены диверсионные операции подпольщиков. Некоторые из их подвигов выдуманы. Катаев пишет, что перед освобождением Одессы Красной армией подпольщики исполнили приказ из Москвы предотвратить разрушение немцами портовых сооружений. Один из героев романа заявляет: «...наши люди отстояли порт... Элеватор! Холодильник!.. Механизированный амбар! Все цело!»4 На самом деле, как говорится в книге «907 дней в тылу врага», «спасти порт от разрушения партизаны и подпольщики не смогли... фашистские захватчики взорвали Воронцовский маяк, холодильник, элеватор, механический амбар...» О тех же разрушениях рассказывает и очерк «Одесса»5.

Для общей характеристики ситуации в подцензурной литературе начала 1950-х годов необходимо упомянуть неуклонно растущую враждебность к Западу, в первую голову к его военному оплоту — США. Это явление отразилось во многих произведениях независимо от времени их написания. Вышедшая в 1952 году «новая редакция» пьесы Всеволода Иванова «Бронепоезд 14—69» (1927) обогатилась приписками об антибольшевистской политике англичан, французов и, разумеется, американцев на Дальнем Востоке. Последние активно сотрудничают с белыми, намереваются присоединить к себе Сибирь, организуют концлагерь, где морят голодом и вешают заключенных. Из «Правонарушителей» (1922) Лидии Сейфуллиной выкидываются в 1953 году упоминания о помощи Америки голодающей Советской России. В переделанную редакцию «Молодой гвардии» вставляется изречение главы краснодонских подпольщиков Филиппа Лютикова: «Великому нашему товарищу Сталину судьба привела сидеть за одним столом с такой собакой, как Черчилль...»6 С 1954 года этого в романе больше нет. Антизападная кампания, как мы уже видели на примерах из «Севастопольской страды», приобретала порой мелочно-смехотворный

- 87 -

характер. Это коснулось и переработанной редакции романа Катаева «За власть Советов», очищенной от такой иностранщины, как «кадиллак», «Левенбрей», «Зингер», «Лондонская», «Дуглас», обозначающих соответственно названия автомобиля, пивной, швейной машины, гостиницы, самолета. С другой стороны, в романе Катаева еще в книжном издании 1949 года наблюдается в негативном контексте замена «румын» и «румынских солдат» «фашистами» или «врагами». Дело в том, что Румыния, как и другие восточноевропейские страны, стала к тому времени советским сателлитом и изображение «румынских» бесчинств могло восприниматься как осуждение всего народа, а не его отдельных антисоветски настроенных элементов. Переработанное издание того же романа распространило аналогичную метаморфозу на «немцев» и «немецких солдат», которые в порочащих их сценах обернулись «гитлеровцами», «фашистами», «эсэсовцами». Кроме того, в переработанном издании обозначилась тенденция изымать описания преступлений германской армии. Причиной перемены отношения к немцам послужило образование в 1949 году Германской Демократической Республики, с национальными чувствами населения которой пришлось считаться.

Пуританское и стилистическое цензурирование беллетристики, в том числе «Тихого Дона», достигло небывалого размаха после трех выступлений Сталина о советском языкознании летом 1950 года. Целью сталинских выступлений было развенчание лингвистических теорий умершего в 1934 году академика Николая Марра. Вплоть до 1950 года его идеи признавались в СССР чисто марксистскими и несогласные с ними подвергались преследованию. Язык, по Марру, — это надстройка, которая коренится в экономическом базисе. Переход от одной социально-экономической формации к другой влечет за собой возникновение качественно нового типа языка с отчетливо выраженными чертами породившего его класса. Свой публичный разгром марризма Сталин приурочил к инициированной им в «Правде» дискуссии о неудовлетворительном положении в советском языковедении.

Первой появилась в «Правде» от 9 мая статья профессора

- 88 -

Тбилисского университета Арнольда Чикобавы с критикой теорий Марра. За ней последовал ряд языковедческих статей как в поддержку, так и против марризма. 20 июня «Правда» поместила вклад Сталина под названием «Относительно марксизма в языкознании». В противовес Марру Сталин заявил, что экономические и социальные перевороты не вносят значительных изменений в общенародный язык. Несмотря на естественное обогащение языка неологизмами, его основной словарный фонд и грамматика остаются устойчивыми. Современный русский язык мало чем отличается от пушкинского. Язык не надстройка и не базис, а средство общения. Диалекты и жаргоны языками не являются, они обслуживают ограниченную часть населения и не годятся для всенародного общения. Цензоры приняли это положение как руководство к действию и приступили к решительной чистке жаргонизмов, диалектизмов, вульгаризмов, ругательств, обсценностей, неологизмов, поскольку они препятствовали усвоению массами политических и идеологических тезисов.

После своей первой — и основной — публикации Сталин напечатал в «Правде» (4 июля и 2 августа) две свои работы в форме ответов на адресованные ему вопросы нескольких лиц относительно языковедения, марксизма, Марра. Две первые публикации были объединены в брошюру, выпущенную «Правдой» миллионным тиражом. Вслед ей, без задержек, «Правда» издала полмиллиона экземпляров второй брошюры, состоящей из всех трех правдинских публикаций вождя под общим названием «Марксизм и вопросы языкознания» (1950). По крайней мере, на три года Сталин стяжал славу гениального лингвиста.

На создание языковедческого труда Сталина подвигли честолюбие и политика. К 50-м годам классово обусловленные теории марризма не вписывались в националистическую ориентацию Сталина. Помимо того, учение Марра о четырех стадиях развития языков вступало в конфликт с двумя другими важными аспектами сталинской политики. На первую, самую низкую ступень Марр поставил китайский и ряд африканских языков. Китайские студенты в СССР чувствовали себя униженными. В Ленинграде они отказались

- 89 -

изучать лингвистику по Марру. На нескольких встречах Мао Цзэдуна и Сталина в конце 1949 года в Москве обсуждались, среди прочего, и вопросы языкознания. Сталин очень дорожил союзом с огромным коммунистическим Китаем, и удар по Марру отвечал его интересам. Недовольство Сталина было вызвано также тем, что к четвертой, наивысшей стадии развития Марр отнес индоевропейские и семитские языки, куда вошли иврит как семитский и идиш как образовавшийся на основе индоевропейского немецкого языка. Такая классификация не пришлась ко двору в пору правительственной кампании против «безродных космополитов», к которым причислили немало евреев7.

Наша периодизация с выделением 1950—1956 годов исходит не столько из общего положения в литературе, сколько из цензурной истории «Тихого Дона». Начало нового периода в политике, литературе и в жизни всего советского населения обычно отсчитывается со смерти Сталина в 1953 году. Для нашей работы эта дата означает завершение опустошительной цензорской переработки «Тихого Дона» и начало реставрации ее вычерков и удаления ее приписок. В 1956 году в первом Собрании сочинений Шолохова появилась новая редакция «Тихого Дона», которая восстановила многие поправки, искалечившие издание 1953 года. Объем цензорского вмешательства в это издание будет выявлен сравнением его текста с текстом предыдущего издания 1949 года. Одновременно будет указываться, какие купюры, вставки, изменения остались в силе в издании 1956 года.

Возможность некоторого облегчения от редакторско-цензорского произвола, стремительно нараставшего с середины 1940-х годов, принесла смерть Сталина. Власть перешла к «коллективному руководству», состоящему из бывших сподвижников почившего вождя. «Но недолго была благодать...», как поется в песне. Закипела борьба за единоличную власть. Члену Президиума ЦК КПСС Никите Хрущеву удалось расправиться с главой МВД СССР Лаврентием Берией, который был арестован в июне и расстрелян в декабре 1953 года. Другой соперник Хрущева Георгий Маленков добровольно-принудительно вышел из секретариата ЦК КПСС в марте 1953 года и оставил пост председателя Совета

- 90 -

Министров СССР в 1955 году. В 1958 году эту должность занял Хрущев. Будучи с сентября 1953 года Первым секретарем ЦК КПСС, Хрущев сосредоточил партийную и правительственную власть в своих руках, как это было у Сталина.

Вскоре после смерти Сталина отчетливо проступили признаки начинающейся десталинизации. По инициативе правительства в печати стала появляться критика Сталина за нарушение принципов коллективного руководства, за присвоение себе экономических и военных заслуг партии и народа. Так называемый «культ личности» Сталина и его пагубные последствия легли в основу секретной речи Хрущева на XX съезде КПСС в феврале 1956 года. Хрущев возложил на Сталина ответственность за массовый террор, за неподготовленность к войне с Германией, за поощрение непомерного прославления себя как непогрешимого вождя. Красной нитью проходит через речь Хрущева сравнение правильных ленинских методов руководства с порочными сталинскими. Хрущев не обмолвился ни словом о том, что в создании однопартийного, репрессивного режима и в допустимости единоличной диктатуры Сталин следовал Ленину. Разумеется, Хрущев не привел ленинской мысли о том, «что советский социалистический демократизм единоличию и диктатуре нисколько не противоречит, что волю класса иногда осуществляет диктатор, который иногда один более сделает и часто более необходим»8.

Развенчание Сталина привело к тому, что в первые годы оттепели он стал главным объектом цензуры и самоцензуры. Самое раннее из замеченных мною изъятий его имени в беллетристике имело место в переизданном в 1954 году романе Константина Федина «Необыкновенное лето» (1948), подписанном в печать 9 декабря 1953 года. Удалено было восхваление Сталина как выдающегося стратега в Гражданскую войну. Из 25 вычерков, обнаруженных в романе «За власть Советов» 1955-го года издания, 15 касались Сталина, преимущественно там, где ему лично приписывались общие достижения или звучали дифирамбы. В редакции романа 1956 года Катаев сохранил лишь два упоминания Сталина, которые исчезли в 1961 году, когда роман, переименованный в «Катакомбы», стал последней частью тетралогии «Волны

- 91 -

Черного моря». При этом автор, наряду с другими купюрами, выбросил целиком 30 глав (22 из них были прибавлены в 1951 году), посвященных большей частью действиям одесских подпольщиков. Из приблизительно 30 поправок в изданиях фадеевской «Молодой гвардии» 1954—1956 годов только 3 не относятся к Сталину. В 1956 году цензоры или Юрий Трифонов полностью освободили от Сталина его повесть «Студенты» (1950) и сократили число антизападных выпадов.

Сплошное вычеркивание имени Сталина в сочинениях о войне и о первых послевоенных годах, в которых оно появлялось довольно часто, выглядит отступлением от исторической достоверности. Не могли же подпольщики в «Катакомбах» Катаева, хотя бы коммунисты и комсомольцы, не сказать ни слова о вожде за два с половиной года.

Хрущевская либерализация вернула читателю ряд произведений, не переиздававшихся с середины 1930-х годов. В 1957 году вышла «Конармия» Бабеля, а в 1958-м — «Россия, кровью умытая» Артема Веселого. В обе вещи было внесено небольшое количество новых политических поправок. Зато не публиковавшиеся двадцать лет «Неделя» и «Комиссары» Либединского при подготовке их издания 1955 года подверглись губительной автоцензуре. Либединский знал, что эти повести в редакции 1935 года цензуру не пройдут. Несмотря на ослабление цензуры при Хрущеве, правящая партия цепко держалась за прерогативу пресекать всякие попытки литераторов выйти за установленные ею пределы. Как и раньше, идеологические руководители из ЦК и цензоры Главлита неотрывно следили за воплощением в искусстве принципов социалистического реализма, важнейшим из которых продолжал быть показ примерных большевиков. В «Неделе» Либединский значительно смягчил враждебность населения к коммунистам и убрал пятистраничное письмо молодого чекиста о расстрелах. В новой редакции «Комиссаров» среди слушателей курсов для политсостава Красной армии прекратились кражи, отлынивание от занятий, пьянство, критика нэпа. Текстовые сокращения были с лихвой компенсированы вставками о революционных заслугах комиссаров, их преданности делу коммунизма, их высокой

- 92 -

нравственности и талантах. В «Неделе» я насчитал минимум 125 поправок и 165 в «Комиссарах». Повести лишились познавательного значения, своего главного достоинства.

Сходную переделку, но без всякой уважительной причины, устроил своему регулярно переиздававшемуся «Бронепоезду 14—69» Всеволод Иванов. В 1957 году Детгиз опубликовал эту повесть почти в дважды раздутом объеме. Автор усилил ведущую роль коммунистов, повысил боеспособность красных партизан, вовлек в политическую работу большевистских жен, сделал их внешность более привлекательной.

Шолохов не был склонен делать такого рода вещи добровольно. Однако, когда Сталин не отозвался на его просьбу разъяснить «грубейшие ошибки» в «Тихом Доне», он вынужден был приступить к переработке романа, не имея, в отличие от Фадеева и Катаева, никаких конкретных указаний. По настоятельной просьбе Шолохова редактором нового издания романа был назначен его фронтовой друг Кирилл Потапов, сотрудник отдела литературы и искусства газеты «Правда». Потапов не был дебютантом в редактировании шолоховских произведений. Летом 1949 года Детгиз сдал в набор подготовленный им текст «Поднятой целины» для учащихся старших классов средней школы и напечатал его в 1950 году. По типам сокращений это издание мало разнилось от детгизовского 1934 года, но превосходило его по объему, ибо Потапов не опускал целиком глав и его купюры были, как правило, короче. В 1952 году появилась изуродованная им редакция «Поднятой целины» для широкого читателя, подписанная в печать 15 июля того же года. Это число, а также дата 6.9.51 г. под письмом Шолохова в издательство «Художественная литература» (Гослитиздат) относительно «Тихого Дона» показывают, что какое-то время Потапов перерабатывал оба шолоховских романа. В письме в Гослитиздат, адресованном его директору Анатолию Котову и заведующему редакцией русской прозы Даниилу Романенко, Шолохов выразил недовольство потаповской переделкой «Тихого Дона»: «Должен сказать, что Потапов — при всей его доброжелательности к роману — как редактор ни к черту не годится. Нет у него художественного вкуса, в

- 93 -

любой его правке вы увидите весьма посредственного газетчика, вот в чем беда! Тут я совершил ошибку в выборе редактора, в чем и раскаялся, когда большинство его скопцовских изъятий мне пришлось восстанавливать, по сути, проделывая одну и ту же работу вторично»9. Из этой — основной — части письма следует, что Шолохов имел в виду стилистическую и, возможно, пуританскую правку. Политические вычерки и приписки он обходит молчанием. Протестовать против них он не мог, ибо Потапов был всего лишь послушным, хотя и рьяным исполнителем тогдашних требований власти к литературе. Свои купюры и добавления Потапов мотивировал в статье о «Тихом Доне» случаями неверного изображения идеологических и личных качеств большевиков и их сторонников, а также упущением автора показать связь генерала Корнилова и его окружения с мировыми империалистами10. Примечательно, что в статье Потапова, написанной после смерти Сталина, имя вождя упомянуто только раз и не там, где говорится об излишке диалектизмов или о Подтелкове и Кривошлыкове, а о биографическом факте — получении Шолоховым Сталинской премии за «Тихий Дон». Возможно, кончина вождя и наступившая после нее политическая неясность из-за соперничества претендентов на его место отсрочили выход в свет «исправленного» издания «Тихого Дона». Любопытная деталь: 3-я книга романа, единственная с указанием даты сдачи ее в набор — 15 декабря 1952 года — была подписана в печать 26 мая 1953 года вместе со 2-й и 4-й книгами. Странное совпадение, ибо, логически рассуждая, 2-я книга должна была быть сдана в набор раньше, а 4-я позже 3-й. 1-я книга, подписанная в печать 11 апреля 1953 года, и 2-я вышли, по всей вероятности, одновременно, осенью 1953 года. О их появлении в записи № 41944—45 сообщила «Книжная летопись» (1953, № 49), сданная в набор 10 декабря. Опубликованы они были, по-видимому, не раньше второй половины сентября. По свидетельству Гуры, «в середине сентября 1953 года Шолохов запрашивал издательство: «Как с “Тихим Доном”? Когда выйдет?»11 Может быть, запрос ускорил выпуск всех четырех книг романа. Его две последние книги появились с промежутком приблизительно в одну неделю. Выход 3-й

- 94 -

книги был зафиксирован в 5-м, а 4-й — в 6-м номере «Книжной летописи» за 1954 год, сданных в набор соответственно 23 и 30 января. Можно предположить, что публикация романа завершилась месяца за полтора до этих дат.

Потапов, очевидно, не постарался использовать заминку с изданием «Тихого Дона» и начало десталинизации для хотя бы частичного восстановления своих купюр и удаления вписок. Он внес в роман сотни политических, пуританских и стилистических поправок. Шолохов порвал с ним отношения, но впоследствии, как сказала мне его дочь Светлана Михайловна, сжалился над ним и помогал ему лечиться.

Воспользовавшись хрущевской оттепелью, Шолохов решил по мере возможности очистить свои романы от потаповских искажений. По словам Юрия Лукина, Шолохов после восьмилетнего перерыва в их сотрудничестве позвонил ему по телефону. Писатель сказал, что готовится его первое Собрание сочинений, и попросил Лукина просмотреть все издания «Тихого Дона» и «Поднятой целины» за последние восемь лет, то есть с 1948 года. Если Лукин обнаружит в них что-нибудь полезное, автор просил включить это в новое издание, а напрасные изменения — восстановить12. Лукин стал редактором всего первого Собрания сочинений Шолохова (1956—1959), выпущенного издательством «Молодая гвардия» в виде приложения к журналу «Молодой колхозник». Работник этого журнала М. И. Марфин стал «ответственным за издание» Собрания сочинений и сотрудником Лукина по подготовке текста. Параллельно с «Молодой гвардией» Собрание сочинений Шолохова издавал Гослитиздат, используя текст, подготовленный Лукиным и Марфиным, хотя официально редактором этого издания числится не Лукин, а Стефан Коляджин, который наблюдал за подготовкой издания «Тихого Дона» 1953 года. В обоих Собраниях сочинений текст «Тихого Дона» почти идентичен. Есть различия в употреблении прописных букв в названиях религиозных праздников и в притяжательных местоимениях, образованных от личных имен (Петров). Очень редки лексические несовпадения: «покедова» и «покеда», «зачекакал» и «зачечекал». При сличении текста 1953 и 1956 года я буду пользоваться гослитиздатским Собранием сочинений, ибо тираж

- 95 -

его (250 000) превышает тираж Собрания сочинений, выпущенного «Молодой гвардией» (175 000).

В письме ко мне от 28 апреля 1994 года Лукин сообщил, что для установления потаповских вычерков и вписок он сравнивал редакцию «Тихого Дона» 1953 года со следующими изданиями: 1938 года (1-я книга), 1936 года (2-я и 3-я книги), 1940 года (4-я книга). Все эти издания редактировал Лукин. Для 2-й книги он, скорее всего, использовал издание 1936 года с иллюстрациями Сергея Королькова, поскольку в вышеуказанном письме ко мне он пишет, что «вел» это издание.

2. Красные

На долю 2-й книги, рисующей революцию 1917 года, начало Гражданской войны, руководителей белого движения и многих лиц из большевистского стана, выпало приблизительно три четверти политических поправок Потапова. Прежде всего, он побеспокоился об интерпретации исторических событий по высказываниям о них Ленина и Сталина и о расширении роли этих вождей в романе.

На Московском государственном совещании, созванном Временным правительством в августе 1917 года, Потапов поставил ленинское клеймо «контрреволюционное империалистическое совещание», а его участников окрестил «врагами народа» (5:460; 115)13. Детгизовский выпуск 1955 года внес в потаповскую вставку о совещании незначительные стилистические изменения и немножко понизил политическую риторику. В издание 1956 года вставку не впустили14.

Началу 9-й главы 5-й части Потапов предпослал тридцатистрочную приписку об успешном развитии революции на Дону. В приписке говорится о решениях съезда фронтового казачества в Каменской 10—11 (23—24) января 1918 года: о переходе всей власти в Области Войска Донского к избранному на съезде Военно-революционному комитету, о признании Центрального Исполнительного Комитета Советов высшей властью России, о начале освобождения трудящихся Дона «от гнета контрреволюционеров» (5:554; 212). Вслед за этим Потапов цитирует слова из записки Ленина от 21 января (3 февраля) 1918 года, предназначенной для радиопередачи:

- 96 -

«На Дону 46 казачьих полков на съезде в станице Каменской объявили себя правительством, воюют с Калединым»15. Спрашивается, почему Ленин удвоил число полков в радиограммах от 21 и 22 января (3 и 4 февраля), если 13 (26) января в докладе на Чрезвычайном Всероссийском железнодорожном съезде в Петрограде он заявил: «Сегодня как раз мы получили одно особенно наглядное подтверждение, мы получили известие с Дона (в ночной телеграмме) о том, как собрался съезд части казаков в Воронеже и съезд 20 казачьих полков и 5 батарей в станице Каменской... объявили войну Каледину»?16 Возможно, что в радиограммах Ленин намеренно пошел на преувеличение, чтобы продемонстрировать тягу к революционной власти даже у такого консервативного сословия, как казачество. Названное Лениным на железнодорожном съезде число казачьих частей, пославших делегатов в Каменскую, почти равно тому, которое указывается в ранних большевистских извещениях. Владимир Антонов-Овсеенко, командующий красными войсками на юге России, получил 13 (26) января телеграмму из Воронежа с сообщением, что на съезде в Каменской «присутствовали представители двадцати одного полка, пяти батарей и двух запасных полков»17. Телеграмму Антонову-Овсеенко и в СНК отправил Жаворонков, комиссар при командующем московскими революционными войсками и участник съезда в Каменской18. Ленин и Антонов-Овсеенко получили ее в один и тот же день. Оба не назвали имени отправителя, хотя Антонов-Овсеенко процитировал с некоторыми изменениями более половины телеграммы19.

Белые источники дают иные цифры. Обратимся к отчету Ф. Г. Косова о переговорах Войскового правительства Войска Донского с делегацией Донского казачьего Военно-революционного комитета 15 (28) января в Новочеркасске. В отчете Косова председатель этого комитета Федор Подтелков при перечислении частей, уполномочивших делегацию, называет 11 полков, 5 батарей, отдельную сотню, каменскую команду, пеший батальон20. Те же формирования и в том же порядке перечисляет Подтелков в 10-й главе 5-й части «Тихого Дона».

Такие же данные, кроме некоторых расхождений в числе

- 97 -

и номерах полков, содержатся в ответе Войскового правительства делегации Донревкома, воспроизведенном в 11-й главе 5-й части «Тихого Дона». В ответе говорится о десяти полках. Однако на съезде в Каменской присутствовали делегаты, не выражавшие волю всего состава своих полков. Поэтому делегация казачьего Донревкома в Каменской представляла лишь «части 10, 27, 23, 8 и 43 полков»21. В журнальном варианте «Тихого Дона» вместо «части» появилось «частей», как в книге Антонова-Овсеенко «Записки о гражданской войне», из которой Шолохов позаимствовал ответ Войскового правительства. Кроме того, между номерами 8 и 43, кто-то вставил «2-го запасного», запомнив, что эту часть уже называл Подтелков при перечислении полков, пославших в Новочеркасск делегацию Донревкома22. Между прочим, в перечне Подтелкова и ответе Войскового правительства Донскому казачьему ревкому отсутствует 35-й полк, с делегатом которого в 8-й главе беседует на съезде в Каменской Григорий Мелехов.

Воспроизводя ответ Войскового правительства, Косов в своем отчете и Шолохов в рукописи (790) давали номера воинских частей «голыми» цифрами, без добавлений «-й» или «-го». В этом месте несколько таких окончаний были введены в «Октябре» и повторены в последующих изданиях романа. Остальные номера представленных на Каменском съезде подразделений получили «-й» или «-го» в 1957 году, в гослитиздатском Собрании сочинений. При этом по недосмотру возникла фраза «частей 10-й, 27-й, 8-й, 2-го запасного и 43-го полков». Бессмыслица осталась незамеченной в двадцати с лишним просмотренных мною советских публикациях «Тихого Дона» и, вероятно, во всех других. Издательства перепечатывали друг у друга гослитиздатский текст романа 1957 года, изредка прибегая к небольшим изменениям. Неурядицу избежали лишь те постсоветские издания, которые опирались на выпуски романа до 1957 года.

И советские, и белые источники называют значительно меньше ополчившихся на Каледина казачьих частей, чем Ленин в своих январских радиограммах 1918 года. Потапов должен был знать это, хотя бы со слов Подтелкова и из ответа Войскового правительства Донревкому в «Тихом Доне».

- 98 -

Однако, как политический пропагандист он предпочел кривду.

В связи с революционными событиями на Дону, Потапов ввел в роман такие вещи, как посылка Донревкомом казачьей делегации в Москву и Петроград, прием ее Лениным, теплая встреча делегатов Всероссийским съездом Советов во главе с председателем ВЦИК Яковом Свердловым, призыв съезда к казакам стереть с лица земли «врагов народа», изгнать атамана Каледина, очистить Дон от контрреволюционеров. Все это появилось в тридцатистрочной приписке к началу 9-й главы 5-й части романа, уцелело в детгизовском издании 1955 года и исчезло в 1956-м23. Ликвидация приписки вызвала, однако, претензии. По свидетельству Лукина, когда он с Марфиным готовили к печати первое Собрание сочинений Шолохова, Потапов «постоянно крутился в издательстве» и ознакомился с интересовавшими его местами в новой редакции «Тихого Дона»24. Заметив исчезновение столь важной для него приписки, Потапов пожаловался в какую-то высокую инстанцию. «Сверху» позвонили Марфину: почему выбрасывается материал о Ленине? Не зная, как поступить, Марфин обратился к Лукину. Тот посоветовал немедля связаться с Шолоховым и рассказать ему о случившемся, так как подготовка текста делается по его поручению. На звонок Марфина Шолохов ответил: «А пошлите их...» и указал, куда послать, но Лукин, естественно, адресата не назвал25. Девять лет пустовало место потаповской вставки.

Описание боев за Ростов Потапов восполнил дюжиной новых строк, в которые он вплел телеграммы советских вождей. На успешное продвижение Красной гвардии к Ростову и Новочеркасску Ленин отозвался телеграммой от 21 января (3 февраля) 1918 года: «По поводу побед над Калединым и Ко. шлю самые горячие приветы и пожелания и поздравления... Ура и ура!..» (5:608; 271). Здесь Потапов не мог не прибегнуть к утайке. Адресатом телеграммы было не придуманное им «командование Южного фронта», а будущий «враг народа» Антонов-Овсеенко, чье имя, как мы знаем, убрали из «Тихого Дона» в 1941 году. Поэтому в ленинской телеграмме Потапов после «поздравления» опустил

- 99 -

«Вам!», а после «Ура и ура!» — «Жму крепко руку»26. Чуть ниже Потапов сообщает, что 23 февраля Ленин приказал Южному фронту: «Сегодня во что бы то ни стало взять Ростов» (5:609; 271). Опять «Южный фронт» заменяет Антонова-Овсеенко27. Сразу же за телеграммой Ленина следует потаповская вписка о занятии Ростова Красной гвардией и о реакции на эту победу Ленина и Сталина в их телеграмме от 28 февраля: «Наш горячий привет всем беззаветным борцам за социализм, привет революционному казачеству» (5:609; 271)28. На этот раз Потапов вычеркнул имя Антонова-Овсеенко, не подставив никакого получателя телеграммы. Читателям «Тихого Дона» издания 1953 и 1955 годов осталось только гадать, кому же послали свою телеграмму Ленин и Сталин. В 1956 году роман был освобожден от всех вышеупомянутых потаповских добавок, касающихся боев за Ростов29.

К концу 14-й главы 4-й части романа Потапов присовокупил четырнадцать строк о ненависти английских, американских и французских империалистов к русской революции. Ядро вставки составила цитата из Сталина, разоблачающая щедрое финансирование американскими капиталистами русской буржуазии и военщины (4:464; 119). В 1956 году вставка была исключена. Подстрочному примечанию о Кондратии Булавине (ч. 2, гл. 9) Потапов придал сугубо классовый характер, подчеркнув эксплуатацию феодалами крестьянства, с которого, по выражению Сталина, «драли три шкуры» (2:140; 141). Редакторы детгизовского издания «Тихого Дона» превратили примечание в фактическую справку о восстании Булавина (1707—1708), без какой-либо ссылки на Сталина, а с 1956-го года примечание перестало существовать30.

Кусок «исторической записки» Сталина Ленину о плане разгрома Деникина, втиснутый в 23-ю главу 7-й части «Тихого Дона» в 1938 году, увеличился под пером Потапова в объеме, оброс комментариями, перешел из примечания в основной текст, а сама записка возвысилась до «исторического письма». В изданиях 1938—1949 годов предварительные замечания к сталинскому плану были кратки и сдержанны. В них говорилось о прибытии Сталина на фронт и о сути его

- 100 -

плана. Потапов добавил здесь информацию о тяжелом положении на фронте, о том, что Сталин отверг «пораженческий план Троцкого», разработал свой собственный «стратегический план» и изложил его в письме Ленину от 15 октября 1919 года (7:565; 200). Помимо того, Потапов восстановил не попавшие в роман строки сталинского письма и ввел два абзаца из его заключительной части (7:566; 200—201).

Следует отметить, что купюры, восстановленные Потаповым в письме Сталина, были сделаны не Шолоховым или редакторами «Тихого Дона», а наркомом по военным и морским делам Климентом Ворошиловым в его статье «Сталин и Красная армия», помещенной в «Правде» от 21 декабря 1929 года31. В этом славословии «военного вождя» Сталина и появилось впервые его письмо Ленину, которое Ворошилов называет запиской. Позднее статья «Сталин и Красная армия» вошла в одноименную, не раз переиздававшуюся работу Ворошилова, причем письмо Сталина воспроизводилось в ней по тексту его первой публикации в «Правде». Вероятнее всего, из этой работы Ворошилова, выпущенной Партиздатом ЦК ВКП(б) в 1937 году, и был взят для «Тихого Дона» кусок сталинского письма. В свою очередь, Потапов использовал полный текст письма, впервые опубликованный и датированный в 4-м томе Сочинений Сталина в 1947 году.

Последний абзац 23-й главы Потапов дополнил заявлением, что план Сталина «был одобрен Лениным, принят Центральным Комитетом партии» (7:565; 201). Остаток главы Потапов не тронул. Его вполне удовлетворило утверждение, что с начала осуществления сталинского плана «обстановка на Южном фронте резко изменилась», Добровольческая армия потерпела полное поражение и «покатилась на юг». Выходит, что принятие плана Сталина предрешило исход Гражданской войны.

Так ли это было на самом деле? Обратимся к фактам. В начале лета 1919 года Добровольческая и Донская армии одержали ряд крупных побед. 3 июля Деникин отдал директиву о походе на Москву. Советские правители осознали смертельную опасность. Происходивший 3—4 июля Пленум ЦК РКП(б) признал необходимым принять срочные меры по усилению Южного фронта и сменить Главнокомандующего

- 101 -

Вооруженными Силами Республики Иоакима Вацетиса. Его пост занял Сергей Каменев, командовавший до этого Восточным фронтом32.

Существовало два основных плана разгрома войск Деникина. План Вацетиса, составленный перед снятием его с должности Главкома, предусматривал нанесение главного удара через Донбасс на Ростов силами центрального участка Южного фронта. Каменев, изложивший свой план в директиве от 23 июля, приказывал повести наступление левым флангом Южного фронта из района Царицына через Дон и Кубань. Роль ударного кулака предназначалась Особой группе Шорина33. Политбюро ЦК РКП(б) единодушно одобрило этот план. Троцкий сомневался в успешном осуществлении его, но считал, что решение Политбюро надо исполнять. Однако уже 3 августа он предложил ЦК перенести удар на воронежское направление. 5 сентября Троцкий и члены Реввоенсовета Южного фронта Леонид Серебряков и Михаил Лашевич телеграфно передали ЦК и Каменеву схожий план: наступление из района Курска и Воронежа после концентрации достаточного количества войск. Ленин ответил, что Политбюро ЦК утвердило стратегический план Каменева и удивлено попытками пересмотреть его34. В сентябре Троцкий написал заметки о «ложном» плане Главкома, который провалился из-за ошибочного решения наступать «по линии наибольшего сопротивления», по территории враждебных казаков, оказавших отчаянное сопротивление. Верным направлением главного удара Троцкий считал Харьков — Таганрог или Харьков — Бердянск, по местности с дружественным рабочим и крестьянским населением35.

Начатое в середине августа наступление ударной группы Шорина захлебнулось. 27 сентября Южный фронт был разделен на Южный и Юго-Восточный. Решающее значение приобрел Южный, где войска Деникина успешно продвигались к Москве. План Каменева формально отменен не был, но он утратил первостепенное значение, тем более что в середине октября красные перешли в контрнаступление на Южном фронте и 9 января 1920 года овладели Ростовом.

От плана Каменева Сталин отказался гораздо позднее Троцкого. Письмо его Ленину с критикой Главкома и выдвижением

- 102 -

плана ударить по Деникину из района Воронежа через Харьков и Донбасс на Ростов явно запоздало. Прочтя сталинское послание, Ленин сделал на нем пометку «В архив»36. На машинописном подлиннике своего письма Сталин расписался чернилами и указал день и место его написания: 15.IX. — Серпухов37. Советский историк Н. Ф. Кузьмин полагает, что в дате описка. Более того, он показывает, что некоторые упомянутые в письме действия и события имели место после 15 октября, которым датируется письмо в 4-м томе Сочинений Сталина, изданном в 1947 году. Сталинское письмо следует датировать 15 ноября38. Таким образом, обвинения Троцкого в разработке «пораженческого» плана разгрома Деникина проникнуты той же заведомой ложью, что и панегирики запоздалому плану Сталина, якобы спасшему Южный фронт и обрекшему на гибель деникинскую армию.

Издание «Тихого Дона» 1955 года сохранило в 23-й главе все потаповские вставки и изменения, относящиеся к Ленину, Троцкому и Сталину. В следующем году Лукин и Марфин очистили от них 23-ю главу, попутно прихватив хвалебное замечание о плане Сталина, угнездившееся в ней с 1938 года. Не уцелели и добавленные тогда же в 20-ю главу две осудительные ремарки о плане Троцкого39.

В одной из филиппик против генерала Корнилова и его сподвижников Потапов набросился на контрреволюцию, стремящуюся «зажать в железные клещи ведомый Лениным и Сталиным революционный рабочий класс...» (4:460; 115). В 1955 году гневная фраза подверглась десталинизации: «зажать в клещи ведомый ленинской партией рабочий класс...», а в следующем году, невзирая на Ленина, — испарилась40. Не мог Потапов терпеть, чтобы есаул Калмыков обзывал Ленина «каторжанином», большевиков — «ублюдками», их партию — продажной, как «б...» (4:495; 150). Из недостоверного рассказа казака Чикамасова о «казаке» Ленине Потапов убрал утверждение, что, попав в плен к немцам, Ленин «обучался там» (4:487; 142). Видимо, в обстановке воинственного антизападничества Потапов признал немецкое образование унизительным для главного большевика России. Офицер-артиллерист желал, чтобы исход

- 103 -

войны решил поединок между Лениным и генералом Красновым. Потапов наложил запрет на высказывание такой мысли (6:86; 88). Все три указанные выше купюры были приняты в 1955 году и отвергнуты в 1956-м41.

Самостийник Ефим Изварин мечтал о федеративном государстве на юге России, неподвластном ни Керенскому, ни Корнилову, ни Ленину: «Обойдемся... и без этих пеших фигур». В 1953 и 1955 годах выделенные слова превратились в «без них». С 1956 года в советских изданиях романа не восстановленным оставалось только «пеших»42. С другой стороны, советские публикации не покушались на вписку о Бунчуке: «И он прочел слова Ленина» (4:360; 8). Из рассказа Христони о портрете Маркса были изъяты замечание о внешнем сходстве Маркса с купцом и комплимент ему в виде «мать его об пенек!» (2:142; 143). Замечание вернулось в роман в 1956 году, но комплимент отсутствовал в последующих советских изданиях43.

Чистка советских вождей, проведенная Лукиным и Марфиным, привела к выдворению Сталина из романа, к сохранению незримого присутствия Троцкого в его статье «Восстание в тылу» (ч. 6, гл. 58) и приказе по экспедиционным войскам (ч. 6, гл. 64) и к почти полному устранению потаповских вставок, касающихся Ленина. Вместе с тем, Лукин и Марфин только в редчайших случаях реставрировали допотаповские купюры, хотя в письме ко мне от 24 апреля 1994 года Лукин сообщал, что при редактировании 2-й и 3-й книг «Тихого Дона» для первого Собрания сочинений Шолохова он пользовался их изданиями 1936 года. Вероятно, Лукин руководствовался известной нам просьбой Шолохова просмотреть издания «Тихого Дона» с 1946 года, которые он не редактировал. Этим можно объяснить отсутствие в Собрании сочинений вычеркнутой в 1937 году должности Троцкого — «председатель Реввоенсовета республики» (ч. 6, гл. 64), вымаранных в 1941 году имен Крыленко (ч. 4, гл. 20) и Антонова-Овсеенко (ч. 5, гл. 15), удаленных в 1945 году отрывка из статьи Ленина «Положение и задачи социалистического Интернационала» и высказывания Маркса о том, что рабочие не имеют отечества (ч. 4, гл. 1). Шолохов с Лукиным, должно быть, полагали, что для восстановления

- 104 -

допотаповских вырезок время еще не пришло. Этому не противоречит возвращение в Собрание сочинений исключенного в 1945 году описания гневной реакции Листницкого на эмблему опричнины, нацарапанную на стене отведенного для казаков помещения (ч. 4, гл. 10). Восстановленный отрывок соответствовал зарождающейся десталинизации и не увязывался со сталинским взглядом на прогрессивную роль опричнины в русской истории.

После опубликования письма Сталина Феликсу Кону обольшевичение предводителя красных казаков Федора Подтелкова стало неизбежным. Потапов отреагировал внесением полсотни поправок в политический, моральный и культурный облик бывшего подхорунжего. В 9-ю главу 5-й части Потапов воткнул речь Подтелкова на митинге в Каменской, жгущую слушателей «калеными словами» призыва «сплотиться вокруг большевистской партии и советской власти». Оратор подчеркивает единство целей рабочих-большевиков и трудового казачества, хотя и признается, что в большевистскую партию он «не записан» (5:554; 212—213)44. Редакторы «Тихого Дона» издания 1956 года отбросили потаповское вступление с «калеными словами», но оставили почти полностью текст речи Подтелкова45. Речь Подтелкова в брошюре Френкеля представлена как образец его выступлений, а не как точное воспроизведение сказанного им на митинге в Каменской. В передаче Френкеля речь производит впечатление полной солидарности Подтелкова с большевиками. Френкель считает Подтелкова и Кривошлыкова «истинными коммунистами», но не скрывает, что они таковыми себя не объявляли, а «под конец называли себя на минуту левыми эсерами», подпав под идеологическое влияние прибывших на Дон эсеровских деятелей46. Более объективное и менее политически благоприятное мнение о Подтелкове сложилось у слышавшего его речь в Каменской большевика А. Мандельштама, представителя штаба Московского военного округа. По его свидетельству, Подтелков начал речь с обращения к «отцам-станичникам», как бы извиняясь за то, что казаки-фронтовики совершили революцию, не спросясь благословения у своих стариков. Всю подтелковскую речь Мандельштам

- 105 -

охарактеризовал как «очень спутанную... довольно трусливую»47.

Вопиющую нехватку большевистской сознательности и казачий антагонизм к иногородним продемонстрировал Подтелков, высказавшись против раздела помещичьей земли с «мужиками» и отказав шахтерам в просьбе дать им оружие. В первом случае Потапов снял восемь строк (5:525; 181), во втором ухитрился подменить Подтелкова безымянным «ревкомовцем», свалив на него вину за отказ вооружить шахтеров (5:570; 230). Оба исправления в советское время не отменялись.

Сближению Подтелкова с большевиками послужили также поправки в сцене переговоров делегации Донского казачьего ревкома с Войсковым правительством. К заявлению Подтелкова: «Мы не считаемся с лицами, — считаемся с идеей» — Потапов добавил: «а идея у большевиков ясная» (5:560; 219). Из подтелковских обвинений, предъявленных Войсковому правительству, Потапов устранил предложение: «Через это большевики и идут войной на наш тихий Дон» (5:561; 221). Возможно, что указанная Подтелковым причина этого похода — предоставление убежища беглым генералам — показалась Потапову недостаточной. В том же месте в выкрике Подтелкова: «Не покорюсь вам! Не позволю!» — подлежащее приняло форму множественного числа. Одновременно были зачеркнуты его возгласы: «Пущай через мой труп пройдут!» и «Не верю я, чтоб войсковое правительство спасло Дон!» (5:561; 221). Потапов мог уловить в них ячество, не соответствующее большевистской ориентации на массы и коллективизм.

Перечисленные в предыдущем абзаце поправки не были приняты в 1956 году. Однако одно аналогичное им исправление осталось в силе. Во фразе Подтелкова: «Передайте власть ревкому — и большевики прекратят наступление...» — Потапов заменил большевиков Красной гвардией (5:562; 221). Замена чуточку смягчила ответственность большевиков за вторжение в пределы Войска Донского.

Колебания, неуверенность, нерешительность, неопределенность, уклончивость рассматривались цензурой как слабости, крайне нежелательные для большевиков и их сторонников,

- 106 -

особенно перед лицом врага. Потапов постарался, чтобы Подтелков не обнаруживал их на переговорах с Войсковым правительством. О целях приезда своей делегации в Новочеркасск Подтелков стал сообщать «четко», а не «внятно» (5:558; 217). Чувство не совсем полной уверенности у Подтелкова и его товарищей Потапов заменяет настороженностью (5:558; 217). На вопрос Каледина, признают ли делегаты власть Совнаркома, Подтелков отвечал «уклончиво», но у Потапова он отвечает твердым «Да!» (5:559; 218). В этот момент «вступился Кривошлыков, опасаясь, как бы простоватый Подтелков не сболтнул лишнего», но впервые читавшие роман в изданиях 1953 и 1955 годов о находчивости Кривошлыкова не узнали (5:559; 218). Когда один из членов Войскового правительства полюбопытствовал, работает ли Совнарком на пользу народа, Подтелков промолчал, «улыбнувшись» по воле Шолохова и «усмехнувшись» по произволу Потапова (5:560; 219). В тот же миг Потапов уполномочил Кривошлыкова ответить, и тот «отрезал»: «Мы в этом не сомневаемся!» (5:560; 219). С ответом познакомились лишь читатели потаповского или детгизовского текста «Тихого Дона». В другом месте на удачную реплику Кривошлыкова Подтелков «хмыкнул». Потапов предпочел, чтобы он «улыбнулся» (5:560; 219). Свои обвинения Войсковому правительству в развязывании Гражданской войны, в потворстве беглым генералам Подтелков произносил, «заикаясь от волнения». Потапов опустил «заикаясь» (5:561; 221). Все указанные в этом абзаце поправки были отвергнуты в 1956 году. Однако два мало отличающихся от них исправления уцелели. В одном месте Потапов не позволил Подтелкову запинаться: «от этого... от населения», убрав два первых слова и многоточие (5:561; 221). В другом — он поменял «настоящее» на «ваше» в требовании Подтелкова: «А настоящее правительство тоже должно уйти» (5:562; 221). Видимо, Потапов думал, что слово «ваше» сильнее выражает ненависть Подтелкова к Войсковому правительству. Между прочим, требование Подтелкова об уходе этого правительства дословно переписано в «Тихом Доне» из статьи «Паритет» Георгия Янова, войскового есаула в правительстве атамана Каледина. Шолохов широко использовал взятые

- 107 -

у Янова высказывания участников переговоров в Новочеркасске, а также замечания о смущении, волнении, нервных выкриках Подтелкова48. Вмешательство Потапова в эти заимствования искажало историческую достоверность романа.

Потапов не допустил, чтобы Подтелков багровел от смущения, с трудом вынимая папиросу из портсигара (5:522; 178), чтобы он «лающим» голосом приказывал рубить пленных (5:579; 239). Совершенно самостоятельно, а не «по инициативе Лагутина», принимает Подтелков в потаповском тексте решение отправиться со своим отрядом на северный Дон (5:658; 324). В 1956 году редакторы романа отказались от этих трех поправок, но утвердили другие. Например, с 1953 года советские издания не печатали гневный наскок Бунчука на Подтелкова, идущего к белым казакам сдавать свой отряд: «Ты нам теперь не начальник! С кем ты советовался? С чьего согласия ты идешь предавать нас?» (5:670—671; 335). В той же 28-й главе недоставало с тех пор сравнения «как больное животное», характеризовавшее подавленного, хрипло вздыхающего Подтелкова (5:669; 334). Для оказания большего почтения к нему Потапов превратил его из «сжираемого» в «сжигаемого» беспокойством (5:664; 329), чему никогда не перечили советские цензоры.

Облагораживание наружности большевистских персонажей, черт и выражений их лиц не могло миновать Подтелкова в пору расцвета цензурного произвола. С 1953 года исчезли и при советской власти не восстанавливались «мертвячье» упорство его взгляда (5:523; 179) и «черная» улыбка (5:578; 238). У Шолохова Подтелков «желтыми клыками впился в травяную былку». У Потапова он ее «сжал в зубах» (5:666; 331). В движениях атамана Каледина, манере держать себя, осанке, походке «было много тождественного» с Подтелковым. Потапов не удостоил председателя Донревкома никаким сходством с ненавистным врагом (5:557; 216). На переговоры с Войсковым правительством Подтелков явился в офицерской тужурке. Потапов вычеркнул «офицерской» (5:556; 215). Негоже революционному вожаку облачаться в одежду золотопогонника, да еще может зародиться подозрение, не снята ли тужурка с пленного или убитого офицера. Три последние купюры были восстановлены в 1956

- 108 -

году. Под потаповской опекой изменились к лучшему манеры Подтелкова. Полвека соблюдал он запрет цензора нюхать «провонявшие портянки» (5:680; 346), но привычку вытирать рукавом усы возобновил через три года (5:559; 218).

Должное внимание оказал Потапов зазнайству и жестокости Подтелкова. Касающиеся этих свойств поправки, кроме последней, пришлись на 12-ю главу 5-й части. Потапов снял абзац, повествующий о проявлениях превосходства и высокомерия у новоиспеченного правителя Донской области (5:569; 229), и его заносчивый вопрос Григорию Мелехову: «Ты с кем гутаришь?» (5:578; 238). Жестокость связана с самосудом Подтелкова над пленными партизанами из отряда полковника Василия Чернецова. Еще до прихода пленных Подтелков заявил: «Расстрелять их всех — и баста!» Потапов не пропустил такое своевольное решение (5:577; 237). В ожесточенной перепалке с Подтелковым Чернецов назвал его изменником, предателем, подлецом. Немного ниже к фразе Чернецова «придется тебе» Потапов приписал «мерзавец», чтобы сильнее разъярить Подтелкова. Это давало Подтелкову добавочный предлог для расправы над Чернецовым. В первозданном тексте Подтелков прохрипел в ответ «но-о-о...», схватился за шашку и зарубил полковника. У Потапова вслед за «но-о-о...» Чернецов «выхватил из куртки револьвер, вскинул руку... Осечка...» (5:579; 239). Только под наведенным на него оружием Подтелков оголил шашку и опустил ее на голову врага. Налицо акт самозащиты.

В какой-то степени так и было. Антонов-Овсеенко приводит два сообщения Сырцова о последнем бое Чернецова с революционными войсками под станцией Глубокая 21 января (3 февраля) 1918 года. Из сообщений следует, что Чернецов потерпел поражение, был взят в плен с 40 офицерами и юнкерами. По дороге в Глубокую пленные попробовали разбежаться, но почти всех их перестрелял конвой. Некоторым удалось скрыться. Чернецов пытался застрелить Подтелкова, за что тот убил его. Подробностей убийства Сырцов не дает49.

Надежное свидетельство оставил донской поэт-эмигрант Николай Туроверов, участник боя под Глубокой в рядах чернецовцев.

- 109 -

Человек тридцать партизан, пишет он, попали в плен. По пути в Глубокую их избивали конвоиры, красные казаки. Раненный в ступню Чернецов ехал верхом на кляче. Подтелков сопровождал его на рыжем жеребце, ругался и угрожал. Улучив момент, Чернецов с силой ударил Подтелкова кулаком в лицо, крикнул: «Ура! Это наши!» От удара Подтелков свалился с седла. Чернецов поскакал назад. Пленники стали разбегаться. Опешившие вначале конвоиры, бросились разыскивать и убивать беглецов. Туроверову удалось спастись. В апреле 1918 года служивший ранее у Подтелкова казак рассказал ему о том, что Чернецов прискакал в родную станицу Калитвенскую. По чьему-то доносу он был схвачен там подтелковцами и отправлен в Глубокую на подводе. По дороге Подтелков хлестнул его плетью. Чернецов выхватил спрятанный в одежде пистолет, но в стволе не оказалось патрона. Подтелков зарубил его50. Рассказ казака о бегстве и поимке Чернецова доверия не внушает. Наоборот, попытка Чернецова застрелить Подтелкова и его гибель под шашкой встречаются в нескольких источниках. Сам Подтелков сказал генералу Дмитрию Потоцкому, что наган Чернецова дал осечку, «а я его на полном ходу насмерть зарубил»51.

Шолохов знал о такой версии, хотя бы из «Записок о гражданской войне» Антонова-Овсеенко и из работы Дан. Делерта «Дон в огне» (Ростов-на-Дону, 1927), в которой пленный Чернецов едет верхом на лошади. Все же первоначальное изображение убийства Чернецова было восстановлено в 1956 году и, надо полагать, с согласия автора. Для своей версии он мог воспользоваться чьим-нибудь устным свидетельством. Он мог также спешить непримиримых врагов, поставить их лицом к лицу, чтобы усилить драматизм конфронтации. Он не побоялся, что в романе расправа над Чернецовым и пленными партизанами гораздо ближе к произволу, чем в советских и эмигрантских публикациях. В глазах Шолохова Чернецов представлял тип мужественного, идейного борца, достойного уважения, будь он красный или белый. В 4-й главе 6-й части «Тихого Дона» автор говорит о тысячах офицеров, «растерявших и честь и совесть», укрывающихся от участия в войне в тыловых Ростове и Новочеркасске.

- 110 -

Офицерство этого пошиба «некогда громил, обличал, стыдил Чернецов, призывая к защите России». Здесь имеется в виду речь Чернецова в Новочеркасском офицерском собрании, произнесенная, очевидно, в январе 1918 года. Шолохов прочел о ней в статье Янова «Паритет»52.

В сцене убийства Чернецова Подтелков наносит ему «контрольный» удар — рубит «уже лежачего». Потапов опустил эту деталь. С ним согласились советские редакторы последующих выпусков романа, но зато они аннулировали в 1956 году три другие поправки. В первой из них, чтобы снять с Подтелкова вину за самосуд над пленными, Потапов прибег к перестановке авторского текста на последней странице 12-й главы 5-й части. Фразу «Офицеры, сталкиваясь, кинулись врассыпную» он, вычеркнув «сталкиваясь», поднял на пять строк и образовал из нее отдельный абзац между словами «кровью» и «Ткнувшись». На новом месте ей предшествовали строки о том, что, отходя от трупа Чернецова, Подтелков вытирал окровавленную шашку. Выходит, офицеры побежали только потому, что увидели убийство Чернецова, а это уже — попытка к бегству, вполне оправдывающая применение оружия к убегающим. Вот тут и отдает потаповский Подтелков приказ рубить пленных. В подлиннике пленные бросаются в бегство после этого приказа, когда по ним «лихорадочно застукали выстрелы» (5:579; 239). Во фразе «как только началась расправа» Потапов заменил два последних слова тремя: «Подтелков рубнул Чернецова» (5:580; 240). Бессудная расправа над 30—40 пленными более одиозна, чем одно убийство при самозащите. Во время казни бойцов своего отряда Подтелков кричал: «Ныне ваш верх, а завтра уже вас будут расстреливать!» В потаповской переделке выкрик явно благоприятствует красным: «Нынче вы нас расстреливаете, а завтра уже будет наш черед!» (5:687; 353).

Смертный приговор Подтелкову Григорий Мелехов воспринял как возмездие за расстрел чернецовцев. «Отходил ты, председатель московского совнаркома!» — бросил он в горячем споре с Подтелковым. Потапов переправил «московский» на «донской», исказив смысл фразы (5:687; 353). «Московским совнаркомом» Григорий парировал подтелковское

- 111 -

обвинение его в продажности. Цензоры приняли поправку.

Образ Подтелкова претерпел и морально-бытовую обработку. Отправляясь в экспедицию на север Дона, он прихватил с собой «шмару» Зинку, «белесую полногрудую девку». Зинка и Кривошлыков возненавидели друг друга с первого взгляда. В трех местах 26-й главы 5-й части Потапов вмешался в отношения Кривошлыкова с Зинкой и из-за нее — с Подтелковым. Первым долгом цензор ликвидировал с десяток строк, посвященных взаимной вражде Кривошлыкова и Зинки (5:660; 325). Страдающий от лихорадки Кривошлыков не брал слова на военном совете в вагоне Подтелкова, который в конце концов «сухо спросил» его: «...у тебя, что ли, язык отнялся?» Благодаря Потапову на месте взятых в кавычки слов возникло одно: «обратился» (5:660; 325). Так же в издании романа 1955 года, а в 1956-м всего лишь поменяли «обратился» на «окликнул его»53. В последующих советских изданиях здесь ничего не изменилось.

На вопрос Подтелкова о дальнейших планах Кривошлыков ответил, что он принимает предложение выгрузиться из поезда и идти походным порядком, но потребовал убрать «баб» как лишний багаж. Просьба Подтелкова не поднимать этого вопроса еще сильнее распалила Кривошлыкова. Но тут фурией набросилась на него Зинка, величая его, комиссара по делам Управления Донской Советской республики, «подхвостной дрожалкой», «сопляком», «офицеришкой несчастным». Подтелков осадил ее угрозой выбросить «за волосья». Неприглядная сцена потребовала от Потапова изъятия без малого 20 строк (5:660; 325), не восстановленных при советской власти. Удаление походной жены Подтелкова укоротило роман почти на страницу.

28 апреля 1994 года Лукин писал мне, что при подготовке к печати 2-й книги «Тихого Дона» для первого Собрания сочинений Шолохова он правил ее по изданию 1936 года с рисунками Королькова. Все написанное о Зинке он оставил нетронутым. Кто позднее сделал купюры, ему неизвестно. «Я бы их автору не предложил», — заявил он в конце письма. Это наводит на мысль, что Зинку, скорее всего, исключили

- 112 -

цензоры Главлита при просмотре отредактированного Лукиным текста.

Лакируя образ Подтелкова, Потапов вычеркнул из его прямой речи все матюки, а также авторские обозначения их деривативами слова «мать». Исчезли «такую мать!!», «матерно» (ругаясь), «в господа мать!», «безобразно» (ругается), то есть матерится54. В каком привилегированном положении оказался у цензуры Подтелков, можно судить по обращению Потапова с его матерщиной и матерщиной Григория Мелехова. Из Григорьевых матюков Потапов выкинул всего два — с авторским словом «матерно» (6:247, 7:389; 255, 16), но оставил «в бога мать», «такую вашу», «тудыть твою мать», «так и этак тебя в душу», «под разэтакую мамашу!»55 Потапов охотнее изымал ругательства красных, чем белых. Тем не менее главная причина его всемерной и всесторонней идеализации предводителя красных донцов — это сталинское письмо Феликсу Кону с упоминанием «грубейших ошибок» Шолохова в изображении Подтелкова, Кривошлыкова, Сырцова. Эти ошибки и исправлял Потапов, по своему разумению. Через три года изгнанные им матюки Подтелкова и Григория заняли свои прежние места в романе.

В 1953 году из «Тихого Дона» были с запозданием убраны имена двух красных командиров: Филиппа Миронова и Юрия Саблина. Бывший войсковой старшина Миронов командовал в Гражданскую войну крупными соединениями советских войск, в том числе 2-й Конной армией. В 1921 году он был облыжно обвинен в подготовке антисоветского восстания в Усть-Медведицком округе и застрелен во время одиночной прогулки во дворе Бутырской тюрьмы. До потаповского редактирования «Миронов», «мироновцы», «мироновский» встречались в «Тихом Доне» 20 раз. В 19 случаях Потапов исключил или заменил их соответствующими формами слов «красный» и «кавалерийский»56. Осталось лишь «в корпусе Миронова» (ч. 8, с. 357), а в соседней фразе о сдаче «мятежного» мироновского корпуса Буденному57 слово «мироновский» исчезло на три года. В других местах Миронов и мироновцы отсутствовали минимум четверть века.

Сражаясь в Гражданскую войну на Дону и Украине, Саблин прошел путь от командира революционного отряда до

- 113 -

начальника дивизии. В июне 1937 года, в ходе избиения командного состава Красной армии, комдива Саблина расстреляли. На судьбе его могло сказаться участие в мятеже левых эсеров в июле 1918 года. В потаповской редакции «Тихого Дона» его имя сохранилось в речи персонажа (с. 230), но исчезло в авторском повествовании58. В одном из этих случаев Потапов сразу избавился от Саблина и Григория Петрова, командовавшего красногвардейским отрядом. В другом месте он вычеркнул Петрова и мокроусовцев — бойцов матросского отряда Алексея Мокроусова (5:607; 269). В 3-й книге Потапов заменил мокроусовских матросов красногвардейцами-матросами (6:68; 69). Изъятие Петрова и мокроусовцев не имело оснований, и, видимо, явилось актом цензорской перестраховки. Петрова казнили в сентябре 1918 года вместе с бакинскими комиссарами по постановлению эсеровского Закаспийского правительства. В 1920 году Мокроусов возглавлял повстанческую армию Крыма в тылу белых войск генерала Петра Врангеля. Большой террор его миновал. Во 2-ю мировую войну он был одним из руководителей партизанского движения в оккупированном немцами Крыму, начальником разведки фронта, командиром полка. Саблин, Петров и мокроусовцы вернулись в роман спустя три года.

В выступление делегата от шахтеров на съезде фронтовиков в Каменской Потапов вписал десять строк трескучей политической риторики о «ненавистной народу власти помещиков и буржуазии», о «великом человеке, вожде и друге трудящихся — Ленине», о том, что «вся свора тунеядцев поднимается войной против молодой Советской республики» (5:549; 207). Уже редакторы детгизовского издания романа ослабили потаповские пропагандные излияния, убрав из них эпитет «великая» перед «социалистическая революция», фразу о помещиках и буржуях, «сидевших на шее рабочего класса и всего трудового народа», обещание счастливой жизни, «за которую борются большевики»59. В издании 1956 года от вписки Потапова ничего не осталось. Однако редакторы изданий 1955 и 1956 годов не отказались от потаповского вычерка слова «толстогубый» в описании наружности делегата от шахтеров60. Знал ли Потапов о том, что,

- 114 -

награждая делегата от шахтеров пламенной речью и удаляя его толстые губы, он возвышал противника Сталина Сырцова, чье место в романе шахтер занял в 1936 году?

В 18-й главе 6-й части Потапов перевел подхорунжего Лапченкова из сподвижника Фомина в сослуживца (6:125; 128). Может быть, цензор полагал, что «сподвижник» незаслуженно увеличивает значительность Фомина, впоследствии восставшего против большевиков. В 1956 году «сподвижник» был восстановлен.

С 1953 по 1956 год в «Тихом Доне» отсутствовали три беглых упоминания генерала Алексея Брусилова61. Генерал прославился в 1-ю мировую войну на посту командующего Юго-Западным фронтом, войска которого в июне 1916 года прорвали австро-венгерский фронт, причем особенно отличилась 8-я армия под началом А. М. Каледина, будущего Донского атамана.

В 1920 году Брусилов поступил на службу в Красную армию. Причины временного снятия его имени в «Тихом Доне» таковы. В июле 1948 года Главное архивное управление МВД получило исторические материалы, захваченные советскими войсками в Германии при неизвестных обстоятельствах. Среди трофейных документов оказалась рукопись 2-й части мемуаров Брусилова «Мои воспоминания». Написал ее генерал в 1925 году в сотрудничестве с женой в Карлсбаде, где он находился на излечении. 2-я часть воспоминаний содержала резкую критику Ленина, советской власти, деятельности ГПУ. Информация об этом была послана Сталину и министру внутренних дел. Брусилова перестали печатать. При Хрущеве правители решили не отлучать известного генерала от советской власти. По инициативе «сверху» появились версии о том, что рукопись 2-й части его воспоминаний — фальсификация или что она принадлежит перу его жены62.

Из вымышленных борцов за Советы Потапов, как и прежние цензоры, оказал большое внимание Бунчуку. В 15-й главе 3-й части он отбросил строки, подчеркивающие ординарную наружность этого правоверного большевика: «Напоминал тот обдонское дерево караич: ничего особенного, бросающегося в глаза в нем не было, ни одна черта не отличалась

- 115 -

яркостью...» (3:304—305; 309). Не примирился Потапов и с тем, что все в Бунчуке было «серо, буднично» (3:305; 309), что имел он вид человека «неприглядного» (3:306; 310). Последующие советские издания одобрили две первые купюры и восстановили третью.

Вычерки, приписки, замены внес Потапов в 17-ю главу 4-й части, где вернувшийся в полк дезертир Бунчук агитирует казаков против участия в походе генерала Корнилова на Петроград. Выброшены были «неуверенность» и «какая-то фальшь» в голосе Бунчука, звучавшие в начале его обращения к казакам (4:484, 486; 139, 141). Исчезли отмеченные курсивом выражения, которые, по мнению Потапова, незаслуженно возвышают Временное правительство Керенского в призыве Бунчука к казакам принять сторону этого правительства в конфликте с Корниловым: «При Керенском хоть немножко, но лучше. Но еще лучше будет после Керенского... я зову вас не проливать кровь рабочих и пока защищать Временное правительство» (4:484—485; 139). Советские издания приняли эти сокращения.

На свой вопрос казакам, знают ли они, почему их посылают в Петроград, Бунчук в оригинале отвечал: «Чтобы свергнуть Временное правительство...» Потапов заменил ответ политическим шаблоном: «Чтобы задавить питерских рабочих...» (4:484; 139). Будь у власти большевики, говорил Бунчук, «сейчас же был бы мир». Потапов продолжил: «и солдаты вернулись к труду. Буржуев и помещиков — побоку. Управлять страной будет трудовой народ» (4:484; 139). Строчкой ниже Бунчук по подсказке Потапова называет Керенского и ему подобных «буржуйскими прихвостнями». Все указанные выше замены и добавки с 1956 года не печатались.

Последняя поправка в 17-й главе устранила несколько свирепых слов в объяснении Бунчука, почему он расстрелял есаула Калмыкова: «Пленных нету... Война на истребление... уничтожить» (4:496; 151). В 1956 году в роман вернулось только «уничтожить». Тогда же были аннулированы связанные с Бунчуком потаповские поправки, перечень которых дается в трех следующих абзацах.

Потапов не допустил, чтобы при виде не ложившейся под

- 116 -

пулями Анны «с губ Бунчука просилось тяжелое, как камень, ругательство» (5:540; 197). Цензор смягчил жестокость Бунчука, зачеркнув в его речи «Вот это мудро!», одобряющее расстрел пленного офицера (5:544; 200). Из 20-й главы 5-й части Потапов удалил проникнутое одержимостью словоизлияние Бунчука о беспощадном истреблении политических врагов: «Сгребаю нечисть! Удобряю землю, чтоб тучней была! Плодовитей!.. Он засмеялся скрипуче и невесело. — Сколько я расстрелял этих гадов... клещей... Клещ — это насекомое такое, в тело въедается... С десяток вот этими руками убил... — Бунчук вытянул вперед сжатые, черноволосые, как у коршуна когтистые, руки...» (5:623; 286).

Хотя проявления прострации и горя потрясенного Анниной гибелью Бунчука были значительно урезаны в ранних изданиях романа, Потапов отыскал в 26-й главе 5-й части несколько фраз, принижающих, на его взгляд, большевистское достоинство. Поэтому Бунчук перестал есть, «лениво двигая челюстями», глядеть на мир, «как сильно пьяный», «ошалелыми припухлыми глазами» (5:657; 322). Даже из попытки пулеметчика утешить Бунчука: «Ее, браток, теперь не воротишь. Не трать на это дело пороху» — Потапов выкинул второе предложение (5:657; 323). В следующей главе он не оставил ни слова о равнодушии и безразличии подавленного кручиной Бунчука. Он исключил «равнодушно» и предложение: «Ему было решительно все равно — вперед идти или назад, лишь бы двигаться, лишь бы уходить от следовавшей за ним по пятам тоски» (5:668; 332).

В постельной сцене с участием Бунчука и Анны Потапов зачеркнул ее требование «Ну, скорей!», стон «А-а-а-а», вырвавшийся у опозоренного своим бессилием Бунчука, и сравнение «будто избитый», поясняющее его состояние (5:625; 288). Потапов признал эпитет «заячий» непригодным для характеристики крика раненной в бою Анны (5:656; 321) и отказался называть «животным» инстинкт самосохранения, заставивший Бунчука шарахнуться в середину толпы плененных подтелковцев, чтобы укрыться от ударов конвоиров (5:674; 339).

Обрабатывая Штокмана, Потапов позаботился о том, чтобы тот не вытягивал «козырьком... верхнюю пухлую

- 117 -

губу» (2:119; 119), чтобы глаза его не были «хориными» (2:128; 129), а борода «нечистой» (6:226; 233). Советские цензоры приняли эти купюры, как и вычерк слов «гнусного вида», относящихся к тетрадке (книжечке), которой пользовался Штокман для политического просвещения группы казаков (2:139; 140). Тетрадку «мусолили три дня», у Потапова ее «читали» (2:140; 141). С 1956 года закрепилось «мусолили». В предпоследнем абзаце 9-й главы 2-й части Потапов запретил Штокману быть «сердцевиной» группы казаков и точить, «как червь древесину», их взгляды и привычки. На месте изъятого он написал, что Штокман, «посланный партией большевиков, собирал вокруг себя всех, кто должен был рушить старое» (2:143; 144). Замыкающий главу короткий абзац подводил итог штокманской пропаганде: «Положил личинку недовольства. И кто бы знал про то, что через четыре года выпростается из одряхлевших стенок личинки этот крепкий и живущой зародыш?» (2:143; 144). Видимо, из-за непочтительного уподобления большевистской идеологии личинке Потапов целиком опустил абзац и советские цензоры его не восстановили.

Не обошел Потапов вниманием и штокманскую манеру говорить. В оригинале Штокман объяснял казакам борьбу между капиталистическими государствами «в твердых, словно заученных, фразах». Потапов вырубил эти слова, а его преемники, начиная с 1956 года, возродили только «в твердых фразах» (2:170; 171). Чтобы слова Штокмана не «падали раздельно, как у заики», Потапов заменил сравнение на «отчетливо» (2:168; 169). Вместо «скучающе уронил Штокман» появилось «сказал» (3:214; 216). Мысленный вопрос Штокмана, отчего красноармейцы ему «так особенно милы и жалки?», Потапов переделал в «почему их так особенно жаль?» (6:225; 233). Эти три поправки просуществовали до 1956 года.

Так как большевистским женам полагалось иметь выдержку и приличный вид, из 1-й главы 3-й части Потапов исключил изображение лица жены арестованного Штокмана: «Серое лицо ее вытерлось от слез, будто давнишняя хожалая монета, и желтело оно, мутное и жалкое, с колдобинами пустых, налитых слезами глаз» (3:216; 217). Цензоры

- 118 -

последующих изданий романа против купюры не возражали.

У питомца Штокмана Мишки Кошевого Потапов подкрасил наружность, поставив «как бы» перед его «вылинявшим» лицом (5:633; 297). Казак, всыпавший Кошевому по приговору суда двадцать розог, похвалил его за выносливость: «нет, не добьешься от этого крику». После «этого» Потапов всунул «волка», полагая, по-видимому, что зверь поможет рельефнее продемонстрировать крепость Мишкиного духа (5:691; 357). Наоборот, когда мать отказалась спрятать Кошевого от повстанцев и он «заплакал... пуская ртом пузыри», Потапов обошелся без унизительных пузырей (6:167; 171). В стычке со Штокманом из-за безуспешной попытки арестовать Григория Мелехова Кошевой «матерно выругался» и, снимая с себя ответственность за неудачу, заявил: «Мое дело телячье, — поел да в закут». Потапов избавился от этой поговорки и от ругательства (6:161; 165), как и от черствости Кошевого и Дуняшки к Ильиничне: «как-то не находилось у них и ласкового слова к старухе» (8:651—652; 291). Так же поступил цензор с высказываниями об интимной жизни любвеобильного Кошевого. Исчезли слова Дуняшки: «Он ить с Ерофеевой снохой... Она жалмерка, гуляет» (3:210; 211) и признание самого героя в 21-й главе 4-й части: «Крыл бы и летучую и катучую, лишь бы красивая была... А то с большого ума приладили жизню: всучут одну тебе до смерти — и мусоль ее... нешто не надоисть. Ишо воевать вздумали, и так...» (4:508; 164). Потапов пригладил язык Кошевого, поменяв просторечное «на что вся эта мура?» на обычное «к чему все это?» (4:508; 163).

Для внушения читателю большего уважения к Кошевому Потапов в авторской речи везде заменил или опустил «Мишку». Заменой служили Михаил, Кошевой и в редчайших случаях другое слово. Однако в 6-й главе 8-й части, при встрече Григория с Кошевым и в сцене тяжкого объяснения между ними, Шолохов перестал употреблять «Мишку» в своей речи, подчеркивая, возможно, глубину их взаимного отчуждения. К «Мишке» он не вернулся и в последующих, кратких, упоминаниях Кошевого. Потапов не ограничился Кошевым. Он превратил в Михаила командира

- 119 -

кавалерийского полка красных Мишку Блинова (6:297; 308) и в одном месте назвал подтелковца Ваньку Болдырева Иваном (5:685; 315). Некоторую терпимость Потапов проявил к притяжательному прилагательному Мишкин. Кое-где он не заменил его. Может быть, частично потому, что фразы вроде «ворот рубахи Михаила» произносятся не так плавно, как «ворот Мишкиной рубахи». Все потаповские поправки, приведенные в двух последних абзацах, не входят в «Тихий Дон» с 1956 года.

У Мишкиного друга Валета Потапов устранил непривлекательные черты внешности, характера, манер, поведения. Убран был относящийся к пальцам эпитет «обрубковатые» (2:169; 169), фразы «харкнул залпом» (5:633; 296), «даже дымчатая шерсть... как будто зашевелилась» на его лице (5:635; 299), грубость «Не нужны нюхари!» (5:635; 298). Потапов переделал «погулял с ним (с Сиверсом. — Г. Е.) вокруг Ростова» в «повоевал под его командованием вокруг Ростова» (5:633; 297), «сам себе написал отпуск» — в «отбыл в отпуск» (5:633; 297), «окрысился» — в «вспылил» (5:634; 297), «черт тебя во все места нюхал!» — в «черт тебя дери!» (5:634; 297), «ручонку» — в «руку» (5:632; 296), «ежиную мордочку» — в «лицо» (5:635; 299), «глазенки» — в «глаза» (5:635; 299). Вступившись за честь Валета, Потапов оградил его от оскорблений Григория: «...гаденыш! Сопля паршивая! Огрызок человечий!.. Ступай, кой... тебя держит!» (5:635; 299). Кроме первой, все указанные выше поправки были сделаны в 22-й главе 5-й части. Всех их без исключения отвергли Лукин и Марфин и последующие редакторы советских выпусков «Тихого Дона».

Несколько потаповских поправок, касающихся Валета, уцелело в 1956 году и позже. С 1953 года в советских публикациях романа нет речи о «немытых, с зеленью внутри» ушах Валета (5:633; 296), он не покашливает «виновато» в споре с Григорием, а тот не говорит ему «зас...ц!», не грозит из «ж...» выдернуть ноги (5:635; 299). Оставили ли эти поправки Лукин и Марфин, зная отношение цензуры к большевикам, или в противном случае их внес главлитовский цензор, — сказать трудно. Как бы то ни было, поправки

- 120 -

имели скорее политическую, нежели пуританскую подоплеку. Не к лицу большевику заводить в своих ушах грязь, чувствовать вину перед врагом. Потапов также не позволил «виновато» улыбаться вальцовщику Давыдке, взятому на допрос в связи с политической деятельностью своего наставника Штокмана (3:214; 215). «Зас...ц!» и «из ж...» звучали более оскорбительно для Валета, чем другие поносные выражения Григория, которые были восстановлены в 1956 году. Примечательно, что во всех изданиях «Тихого Дона», за вычетом детгизовского, полностью печатается в последней главе 2-й книги реплика Кошевого после порки: «Голова думала, а ж... отвечает».

Как известно, в потаповское издание «Тихого Дона» была возвращена сцена братания Валета с немцем, удаленная в 1945 году. Благодаря вмешательству Потапова немец с 1953 года воспринимает голос Валета как «чужой», а не «вражеский»63. В той же 3-й главе 4-й части Потапов почему-то оставил нетронутыми «глазки» и «ежиную мордочку» Валета, тогда как такую же «мордочку» и «глазенки» он переделал в 22-й главе 5-й части.

Политическая правка Потапова охватила широкий круг второстепенных и эпизодических персонажей «Тихого Дона», которые в разной степени содействовали достижению большевистских целей. Потапов не делал существенного различия между ними и более крупными фигурами советского стана. С равной бдительностью выискивал он у тех и у других личные и политические изъяны.

С 1953 года казак Турилин, препятствовавший движению корниловских войск на Петроград, перестал быть «лопоухим» (4:472; 127), красногвардеец Михалиди — «мокрогубым» (5:535; 192), а его сослуживец Крутогоров — «похожим на расстригу попа» (5:535; 192). О члене полкового ревкома больше не говорится, что «на его тонкой шее по-змеиному вертелась шишкастая, как дыня-зимовка, голова» (4:492; 147), но «злые» губы революционного матроса вновь появились в 1956 году (4:501; 157).

Так как приверженцам советской власти не подобает прибегать к резким, размашистым движениям, Потапов скрыл от читателя, что, произнося речь, красный казак «хрипел...

- 121 -

дергаясь и пьяно кидая руками» (6:97; 98). Редакторы детгизовского издания «Тихого Дона» восстановили текст в исправленном виде: «хрипло кричал он, широко размахивая руками». Случайно или нет, издание 1956 года повторило эту поправку, изменив лишь «размахивая» на «кидая»64. Перед агитационным обращением к однополчанам Турилин «задергался, пенясь бешеной слюной» (4:476; 131). Потапов замолчал этот пароксизм гнева, но редакторы издания 1956 года поведали о нем читателю. Они также восстановили фразу «трясет когтистым черным пальцем» — жест, которым один из покидавших Зимний дворец казаков сопровождал свое грозное предостережение ударницам не стрелять в уходящих (4:502; 157). Однако редакторы 1956 года не возражали Потапову, чтобы соратник Подтелкова Иван Лагутин «говорил», а не «ныл» (5:665; 330). Потапов исключил строки о том, что три революционных матроса шагали «с деланно-развязным видом» (4:501; 156) и что вешенский милиционер «плевал далеко и искусно, каждый раз отмечая плевком новую кафельную плитку камина» (6:136; 140). Странным выглядит изъятие предложения: «Ахха-а-а... — зевнул Гаранжа» (3:340; 345). Неужели непристойно протяжно зевнуть большевику, разбуженному среди ночи Григорием Мелеховым? Все три купюры не были приняты в 1956 году.

Довольно строгие требования предъявил Потапов к бойцам сформированной Бунчуком красногвардейской пулеметной команды. Он опустил оскорбительные замечания Крутогорова о своих товарищах: «Тоже — состоят в партии!.. Звероподобные какие-то... пра-слово!» (5:535; 192). Далее Потапов не сообщил, что бегущий к Бунчуку во время боя красногвардеец Геворкянц падал от пролетавших над ним пуль, что Крутогоров отпускал по его адресу свирепые выкрики: «Ихтизавр твой допотопный... Звероподобие!.. я его уничтожу!..» (5:540; 197). К Бунчуку относится изъятое Потаповым ругательство Крутогорова: «Звероподобный дьявол...» (5:573; 233). Из описания красногвардейца Степанова в бою Потапов выкинул «перепуганный» (5:539; 196), заменил «бежал» на «уцелел» (5:541; 198), а также убрал ругательства красногвардейцев Богового и «огнисто-рыжего» (5:540;

- 122 -

196, 197), плевки Крутогорова (5:543; 200). Редакторы 1956 года апробировали все эти исправления кроме вычерка слова «перепуганный».

Три купюры касаются секса. Из жалобы агрессивного красноармейца Тюрникова: «Эх, скучно без бабы! Зубами бы грыз...» — Потапов удалил вторую фразу (6:115; 117). В воспоминаниях командира конной разведки он снял признание: «...девок портил, из баб вытяжа делал...» и сокращение «б...», обозначающее заведение, которое в молодости посещал разведчик (6:367; 380). Во всех трех случаях первоначальный текст был восстановлен в 1956 году.

На сходе в Татарском председатель местного ревкома, услышав о начавшемся на Дону свержении советской власти, «заерзал на стуле, ровно волк, ущемленный капканом» и вскоре «улизнул из-за стола» (5:642; 306). Первая цитата отсутствует в советских публикациях романа с 1953 года, а «улизнул» заменили на «вышел» в изданиях 1953 и 1955 годов и на «выбрался» в 1956 году65.

Чистка ругательств в речи красных воинов привела к исключению или замене слов «в закон-мать» (5:540; 197), «матерные» (5:685; 351), «матерился» (6:114; 116), «в господа бога в креста» (6:118; 121), «матерясь» (6:119; 121). Эти поправки были отвергнуты в 1956 году. Не восстановленным осталось ругательство «говноеды вы», обращенное к украинцам подтелковцем Болдыревым (5:664; 328), тогда как его «такую вашу мать» в адрес тех же людей вновь вошло в роман через три года. Цензоры считали матюки, включая богохульные, меньшим злом, чем другие ругательства помимо коротких заборных.

Удаление слова «большевик» из «Тихого Дона» восходит к 1932 году, когда редакторы «Октября» отняли это высокое наименование у людей, не заслуживающих его. В 1945 году «большевики» были несколько раз заменены «красными» там, где речь шла о их военных неудачах или о враждебном отношении к ним донских казаков. Потапов пошел дальше, распространив свои усилия на большевистскую партию, революцию, органы управления, оценку большевиков их идейными противниками. Из дневника студента Тимофея цензор вычеркнул его совет станичному атаману «примкнуть к эсдекам»

- 123 -

(3:278; 281), приняв шутку за оскорбление Российской социал-демократической рабочей партии, в состав которой входили когда-то большевики. Во фразе подъесаула Меркулова «думская фракция РСДРП» Потапов поменял аббревиатуру на «большевиков», акцентируя их полную самостоятельность (4:358; 6). Чуть ниже Бунчук назвал себя «членом РСДРП, большевиком». Потапов оставил только последнее слово. Через три года редакторы отказались от этой купюры, но согласились с двумя предыдущими. Потапов не убирал «РСДРП» из речи следователя при допросе Штокмана в 1-й главе 3-й части. Но здесь была иная ситуация. Штокман скрывал свою принадлежность к этой партии и связь с ее членами.

Из сообщения о «переходе власти к большевикам» Потапов сделал сообщение о «переходе власти в руки рабочих и крестьян» (4:512; 167), показывая, что большевики взяли власть ради трудового народа. Этот вариант заимствовали все советские издания романа. В остальных потаповских исправлениях, о которых пойдет речь в этом и следующем абзацах, первоначальный текст был восстановлен в 1956 году. «Большевистскую революцию» Потапов превратил в «социалистическую» (5:525; 181), «Октябрьский переворот» в «Октябрьскую революцию»66 и один раз — в «Октябрьскую социалистическую революцию» (5:520; 176), «переворот в Петрограде» — в «Октябрьскую революцию в Петрограде» (4:512; 167). Модернизация названия революции едва ли оправдана. В описываемое в «Тихом Доне» время, и даже позднее, «Октябрьский переворот» возражений не вызывал. Он встречается в «Орлах революции» (1920) А. А. Френкеля, в 7-м томе «Большой советской энциклопедии» (1927), в статье Сталина «Относительно марксизма в языкознании» («Правда» 26.6.1950). От «этой окаянной революции» у Потапова осталась только «революция» (7:460; 90), хотя в контексте эпитет отражает восприятие ее Митькой Коршуновым, которого она лишила возможности служить в императорской охране. Из «стонущего напева» «Интернационала» Потапов сотворил «властно хватающий за душу» (6:68; 69). Более непочтительное наблюдение над исполнением пролетарского гимна исчезло из «Рек огненных» Артема Веселого

- 124 -

в 1931 году: «В деревянном мыке мусолили “Интернационал”, неизбежный, как смерть, изо дня в день...»

Потапов изъял утверждение есаула Листницкого, что деморализованные большевиками солдаты русской армии «грабят и убивают жителей» (4:419; 72). Затем цензор прервал Листницкого вставкой: «и, накаляясь злобой, клевеща на большевиков, продолжал...» Цель вписки — скомпрометировать наиболее резкие заявления есаула о том, что среди большевиков преобладают аморальные личности, которых «не интересует сущность большевистского учения, а лишь возможность пограбить, уйти с фронта». Потапов снял эту «клевету» (4:420; 72). Не высокими идеями руководствовался и казак Максимка Грязнов, «привлеченный к большевикам новизною наступивших смутных времен и возможностями привольно пожить». Потапов утаил от читателя эти строки, как и факт, что в прошлом Максимка был конокрадом (5:515; 171). Однако в 25-й главе той же 5-й части он не воспрепятствовал Максимкиному конокрадству, видимо, потому, что тут его связь с большевиками не упоминается. Потапов счел недопустимым, чтобы генерал Корнилов называл большевиков «носителями маразма» (4:463; 118). Имея в виду казачьи предрассудки к иногородним, взводный Бахмачев сказал, что он и другие красные донцы, включая Подтелкова, «хреновые большевики». Потапов переправил «хреновые» на «ненастоящие» (5:571; 230).

Все возможное сделал Потапов для повышения авторитета большевистских управленческих органов — Советов и ревкомов. Сокращение «совдеп», которое приобрело пренебрежительный оттенок у противников советской власти, Потапов заменил официальным термином «Совет депутатов» (4:521; 168). «Обсовеченной России» он предпочел «Советскую» (5:525; 182), не очень почтительному «вверх ногами летели советы» — «свергали Советы» (5:630; 293). Эти три изменения сохранились в советских изданиях «Тихого Дона». В начале 15-й главы 5-й части сообщалось, что «Донской ревком, вынужденный бежать в Миллерово, поспешил с выяснением своей политической физиономии». В изданиях романа 1953 и 1955 годов эта фраза появилась в искаженном и донельзя урезанном виде: «Донской ревком, переехавший

- 125 -

в Миллерово...» (5:597; 259). В редакции 1956 года на йоту лучше: «Донской ревком, вынужденный перебраться в Миллерово...» — и все67. Этот вариант вошел в советские публикации романа.

Быть может, Потапов думал, что в некоторых местах советская власть легче ассоциируется с народным представительством, чем большевики, насаждающие диктатуру пролетариата. В следующих фразах он заменил «большевиков» «Советами». Осевшие в тылу офицеры «от большевиков бежали, к белым не пристали» (6:38; 37), «ходившая под большевиками Воронежская губерния» (6:172; 176), «Ну, как жилось под большевиками?» — вопрос хорунжего из группы генерала Секретева (7:409; 36). У Шолохова молодежь и небогатые казаки «ждали мира от Советской власти», у Потапова — «с Советской властью» (6:152; 156). Позднее он не дозволил татарцам проклинать Советскую власть за развал экономики (8:671; 311). Но что политически некорректного нашел Потапов в том, что пожилой казак называл необычное для него учреждение «рывкомом»? Произношение было исправлено (5:594; 256). Однако эта поправка, как и все другие в этом абзаце, удержалась в романе только до 1956 года.

В революцию и Гражданскую войну словом «большевики» и его деривативами обильно пользовалось население применительно к советским вооруженным силам. Шолохов отразил эту особенность в «Тихом Доне» как в речи и мыслях персонажей, так и в своем повествовании. Потапов же в местах, где «большевики» могли вызвать у читателя отрицательные эмоции, нередко заменял их «красногвардейцами» или «красными». Казаки не горели желанием оборонять Зимний дворец, но опасались, что при попытке уйти «большевики и зачнут из пулеметов полоскать». Даже поддаваясь призыву матросов покинуть дворец, казаки беспокоились: «...а как нас большевики на распыл пустят?» Потапов превратил «большевиков» в «красногвардейцев» (4:501; 156, 157). Обе замены вошли в роман. Естественно, Потапов не мог пройти мимо предложения: «Смыкала и захлестывала горло области большевистская петля», подразумевающего успехи Красной гвардии в феврале 1918 года. Он переменил

- 126 -

его на «Смыкалась на шее казачьей белогвардейщины петля» (5:608; 270). В 1956 году редакторы «Тихого Дона» не утвердили потаповскую поправку, но и не восстановили прежний текст68. В том же месте «большевистский» командир Александр Автономов стал у Потапова «красным» и остался таким в последующих советских выпусках романа, как и две другие потаповские замены. В первой из них вместо «большевиков» 12-й казачий полк у Потапова «пытались разоружить красногвардейцы» (4:512; 168), во второй — Григорьево «чувство огромного, ненасытного любопытства к большевикам», то есть к русским солдатам, Потапов перенес его на «красноармейцев» (6:74; 75).

Потапов назвал «красногвардейским» «большевистское кольцо», которое с боями разрывал 6-й Донской казачий полк по пути с Румынского фронта на Дон (5:608; 270). Татарские казаки твердо верили, что войны не будет, что «мигулинское дело — случайный налет большевиков на казачью территорию». Потапов дал свою интерпретацию: «Мигулинская стычка — дело случайное» (5:648; 313). В обеих цитатах имеется в виду разгром Тираспольского красногвардейского отряда по инициативе казаков Мигулинской станицы в начале мая 1918 года. «Красные» заменили «большевиков» в разговоре казаков, увидевших колонну войск (5:627; 290), в думах отцов о сыновьях, «ушедших куда-то вслед большевикам» (6:8; 7), в выкриках оголивших фронт казаков «о примирении с большевиками» (6:91; 93). Потапов поставил «от Красной Армии» на место «от большевиков» в авторском сообщении о поездке генерала Владимира Сидорина «по очищенной» от них донской земле (7:471; 101). Все перечисленные в этом абзаце поправки были отвергнуты в 1956 году.

Несколько причин вызвали потаповское вмешательство в повествование о Красной гвардии и Красной армии. Одной из них было стремление затушевать захватническую цель советских войск в нашествии на Область Войска Донского. Концовка 3-й главы 5-й части не предвещала ничего радужного от приближения к Дону красногвардейских отрядов: «Жухлые надвигались на область дни. Гиблое подходило время». Потапов отсек эти слова, а его советские последователи

- 127 -

их не восстановили (5:527; 183). Григорий разволновался, узнав «о вторжении в округ красногвардейских отрядов». Вторжение означало агрессию, и Потапов придумал замену: «...о начавшихся в округе схватках казаков с красногвардейскими отрядами» (5:635; 299). Выходит, казаки повинны в развязывании войны не менее большевиков. То, что в глазах казаков было «неприятельской разведкой» и «враждебным войском», стало у Потапова «красноармейской разведкой» (6:67; 67) и «чужим войском» (6:109; 112). В 1956 году отвергли эти три поправки и все, рассматриваемые в следующем абзаце.

Смягчением и замалчиванием пользовался Потапов и в редактировании строк о поражениях и неудачах большевистских войск. «Растрепанные красногвардейские отрядики» он обратил в «поредевшие» (5:544; 201), снял «панически» во фразе об отступающих красногвардейцах (5:566; 225)69, скрыл сообщение Ивана Алексеевича о разгроме красногвардейского отряда мигулинцами: «Разбили отряд под Сетраковом, а остальные не сунутся...» (5:636; 300). Затем он переделал сходные слова Ивана Алексеевича: «Может, на этом и кончится дело? Разбили мигулинцы, а больше не сунутся...» — в «Разбили мигулинцы красногвардейский отряд; может, на этом и кончится дело?» (5:639; 304). Здесь Потапов признал поражение красногвардейцев, но, как и в первом случае, развеял надежду Ивана Алексеевича на то, что красные прекратят войну с Доном. Такой пацифизм в корне противоречил большевистской политике. Из авторского «после дела под Сетраковом» Потапов сделал «после расправы над красногвардейцами» (5:650; 315). В самом начале 6-й части «Тихого Дона» автор писал, что низовские казаки «гнали и теснили» красногвардейцев к границам области. Потапов устранил «гнали» и заменил «красногвардейцев» «Красной армией» (6:7; 5), но в 1956 году здесь возникли «красноармейцы». Официальной датой создания Красной армии считается 23 февраля 1918 года. Но уже за январь-март в Красную армию было принято 100 000 человек70. Документы из Донской области свидетельствуют, что в двадцатых числах марта 1918 года в ней проводилась запись и в Красную армию, и в Красную гвардию71. Быстрота формирования

- 128 -

частей зависела от состава населения и военного положения. Переход от Красной гвардии к регулярной Красной армии завершился осенью 1918 года72.

Интенсивной обработке подверг Потапов описания морального разложения советских войск. Со вступлением в Ростов украинских красногвардейцев в городе «начались убийства, грабежи, бесчинные реквизиции». В потаповской версии — лишь «самочинные обыски и реквизиции» (5:624; 287). Тщательную чистку произвел Потапов в следующей, 21-й главе, рассказывающей о бесчинствах Тираспольского отряда красногвардейцев в хуторе Сетракове. Невзирая на запрещение командиров, красногвардейцы «толпами пошли в хутор, начали резать овец, на краю хутора изнасиловали двух казачек». Потапов зачеркнул первые четыре слова, а перед «начали» вписал «по хутору разнесся слух, что красногвардейцы...» Очевидно, он надеялся, что читатель отреагирует по поговорке «не всякому слуху верь» (5:629; 293). После «двух казачек». Потапов изъял продолжение перечня красногвардейских деяний: «...открыли беспричинную стрельбу на площади, ранили одного из своих. Ночью заставы перепились (спирт везли на каждой повозке обоза)» (5:629: 293). Из обращения сетраковского казака Семена к красногвардейцу-кубанцу: «...грабь, но бабу не моги поганить!» — Потапов выбросил первое слово (5:628; 292). Он же воспретил кубанцу и автору говорить о принадлежности Тираспольского отряда ко 2-й Социалистической армии (5:628; 629; 291, 292). Название это звучит гордо и не должно быть замарано распущенными красногвардейцами. Все указанные в этом абзаце поправки исчезли с 1956 года.

Разгул низменных страстей у солдат Тираспольского отряда объясняется отчасти разнородностью его национального состава. В отряде служили «красногвардейцы, на треть разбавленные китайцами, латышами и прочими иноземцами». Потапов замолчал эту информацию, и советские издания «Тихого Дона» ее не восстановили (5:629; 292). С одной стороны, участие в Гражданской войне иностранцев свидетельствовало о пролетарской солидарности, с другой — изрядное количество чужеземцев в советских войсках умаляло долю участия коренного народа в битве за торжество большевизма.

- 129 -

В начале 1950-х годов восхваление всего русского культивировалось властями и облегчило Потапову выдворение иностранцев из «Тихого Дона». В оригинале курень казака Семена посещают трое непрошеных гостей-красногвардейцев: кубанец и «еще двое: один — китаец, другой — русский, похожий на камчадала». Потапов обрезал текст после «двое» (5:628; 291). В курене Семена «кубанец повернулся к китайцу», которого Потапов заменил бессловесным «солдатом в австрийской шинели» без указания его национальности (5:628; 291). Тут же он удалил обращение кубанца к китайцу: «...ходя, мала-мала» (5:628; 292). Несколькими строками ниже Потапов поменял «китайца и другого» на «солдат» (5:628; 292). Отверг он и шолоховскую характеристику красногвардейцев как «разноплеменных» (5:629; 292). В 24-й главе 5-й части он снял замечание пастуха, что среди зарубленных казаками пленных красногвардейцев «все больше китайцы» (5:653; 318). Эта купюра, как и первая упомянутая в данном абзаце, не вошла в советские издания романа с 1953 года. Место остальных потаповских поправок занял в 1956 году первоначальный текст.

Из 9-й главы 6-й части Потапов вынул «матерную брань» красноармейцев (6:74; 75), и советские редакторы с ним согласились. В 49-й главе той же части показана добровольная сдача Сердобского полка повстанцам. На измену Потапов ответил почти полным исключением или заменой «красноармейцев» «сердобцами», «солдатами», «толпой». В двух местах, где он этого не сделал, вмешались редакторы детгизовского издания «Тихого Дона», исправив «красноармейские ряды» на «волнующиеся» и «красноармейцев» на «сердобцев». Последняя замена оказалась единственной поправкой, которую унаследовали последующие издания романа73. К фразе «по притихшей красноармейской толпе» ни Потапов, ни редакторы из Детгиза почему-то не прикоснулись.

Наряду с сердобцами, которых Потапов признал не заслуживающими звания красноармейцев, он обнаружил персонажей, недостойных причисления к большевикам. Солдат из иногородних станицы Каргинской, отказавшихся идти на красногвардейцев, Шолохов назвал «ярыми большевиками».

- 130 -

Потапов переименовал их в «солдат фронтовиков» (5:651; 315). Опасаясь взбунтовавшихся однополчан, Петр Мелехов «подкрашивался под большевика». Потапов поправил автора: «...под сочувствующего большевикам» (6:95; 96), но согласился, что сын священника «был рьяный большевик». Редакторы Детгиза возразили: попович только «слыл» таковым74. Все три исправления вошли в последующие советские издания романа. В вопросе казака Бунчуку: «А большевики, как заграбают власть, какую ярмо на нас наденут?» — Потапов переправил «заграбают» на «возьмут», в 1955 году предпочли «захватят», а с 1956-го вернулись к оригиналу75. Не потерпел правдист Потапов искажения дорогих ему наименований, даже если их изрекали дед Гришака и шестнадцатилетний подросток. Слова «болшаки» и «коммуняка» они начали выговаривать, как сам цензор. Одно из них до 1956 года, другое до 1955-го76.

С целью увеличения политического веса большевиков Потапов вставил их кое-где в роман и предсказал осуществление их планов. Важную роль при этом он отвел предостережениям о большевистской опасности, высказанным в 11-й главе 4-й части есаулом Листницким в разговоре с офицерами его полка летом 1917 года. В его фразу о необходимости «вырвать» казаков «из-под влияния комитетов» Потапов вклинил «большевистских» (4:441; 95). В предположении Листницкого, что «придется драться с войсками революционной демократии», Потапов заменил три последних слова «большевиками» (4:442; 95). К предостережению есаула, что «большевики... качнут еще одной революцией», цензор добавил «свергнут правительство Керенского, фабрики отдадут рабочим, землю — крестьянам. Пролетариат будет править страной» (4:442; 95). Не верится, что Листницкий принял всерьез большевистские обещания. Перед замечанием одного из собеседников Листницкого: «“Правду” разогнали...» — Потапов приписал «Большевистскую» (4:442; 96). Вставка слова «большевистской» уточнила, в какой «комитет партии» явился Бунчук (4:485; 140). В сообщении, что «Могилев будет сдан ставкой без боя», Потапов изменил «ставкой» на «большевикам» (4:560; 162). Все вышеуказанные поправки не входят в роман с 1956 года.

- 131 -

3. Белые

Потаповская цензура, направленная на разнообразных противников советской власти, внесла в «Тихий Дон» гораздо больше исправлений, чем их было сделано во всех предыдущих изданиях этого романа, вместе взятых. Начнем с дооктябрьского периода, с изображения Николая II в 10-й главе 4-й части через восприятие страстного монархиста Евгения Листницкого. «...С глубочайшей волнующей яркостью» запечатлел он в памяти отъезд из Могилева отрекшегося от престола императора, «его скорбные губы». Потапов вычеркнул отмеченные нами курсивом выражения (4:437; 90). Однополчане Листницкого, беседовавшие в подлиннике о «восстановлении династии», заговорили у Потапова о «восстановлении царской династии», хотя было ясно и без вставки, о какой династии идет речь (4:433; 86). Во фразу о схватке казаков с немецким разъездом: «...столкнулись на поле смерти люди, еще не успевшие наломать рук на уничтожении себе подобных...» Потапов перед «люди» добавил «ввергнутые в преступную войну» (3:263; 266). Трафаретная пропагандная вписка, подразумевающая инициаторов бойни — монархов и империалистов, внесла диссонанс в антивоенное, в духе Льва Толстого, окончание 9-й главы. «Великую войну» в авторской речи Потапов заменил на «мировую», но в 1956 году осталось только «в войну»77. В 3-й главе 2-й части автор назвал дореволюционную хуторскую жизнь «полнокровной». Потапов снял эту характеристику (2:117; 117), но через три года ее восстановили.

В потаповской редакции «Тихого Дона» впервые основательной политической обработке подверглись противники большевизма, в частности генерал Корнилов. Возможно, что при очернении этого решительного борца с большевизмом Потапова подстегивали антикорниловские статьи Сталина 1917 года. В одной из них «партия Корнилова» окрещена «злейшим врагом революции», а движущиеся на Петроград его войска — «контрреволюционными бандами»78.

8 (21) июля Временное правительство поставило Корнилова на должность главнокомандующего Юго-Западным фронтом. Утром того же дня Корнилов послал телеграмму председателю Совета Министров (премьер-министру) Временного

- 132 -

правительства князю Георгию Львову, военному и морскому министру Керенскому и Верховному главнокомандующему Брусилову. 11 (24) июля Корнилов отправил телеграмму Керенскому, ставшему к тому времени, после выхода Львова из правительства, премьер-министром с сохранением поста военного и морского министра. В обеих телеграммах Корнилов говорил о разложении армии и настаивал на принятии чрезвычайных мер вплоть до введения на фронте смертной казни79. В 11-й главе 4-й части «Тихого Дона» без упоминания телеграмм Шолохов передал их суть в форме циркулирующих среди офицеров слухов, «что будто бы Корнилов жмет на Временное правительство, требуя восстановления смертной казни на фронте и проведения многих решительных мероприятий, от которых зависит участь армии и исход войны». Потапов удалил «будто бы» и прибавил «и в тылу» после «на фронте», допустив при этом анахронизм, так как применение смертной казни в тылу Корнилов потребовал позднее. Заключительные слова цитаты, отмеченные нами курсивом, Потапов заменил пропагандной отсебятиной: «других чрезвычайных мер для борьбы с большевистской опасностью» (4:439; 92—93). Изначальный текст цитаты восстановили в 1956 году. В ночь с 18 на 19 июля (1 августа) 1917 года Временное правительство назначило Корнилова Верховным главнокомандующим русской армии. 3 (16) августа генерал вручил Керенскому докладную записку о принятии мер, необходимых для восстановления пошатнувшейся в войсках дисциплины. Изложение главных пунктов записки в «Очерках русской смуты» генерала Деникина было почти дословно использовано Шолоховым в 11-й главе 4-й части «Тихого Дона». Потапов внес в него конъюнктурную правку. «Военно-революционные суды» он преобразовал в «военные полевые», вычеркнул рекомендацию применять смертную казнь в тылу только «за ряд тягчайших преступлений, преимущественно военных», убрал фразу «и установления их ответственности перед законом», относящуюся к воинским комитетам, выбранным согласно приказу № 1 Петроградского Совета рабочих и солдатских депутатов от 1 (14) марта 1917 года. Потаповская версия записки осталась во всех советских выпусках романа.

- 133 -

Естественно, Потапов старался затушевывать уважение и благожелательное отношение к Корнилову тех, кто видел в нем спасителя России. При этом редактор-цензор или устранял неугодный текст, или добавлял приверженцам генерала нравственно неприятные и политически одиозные характеристики. Исчез отзыв казачьего офицера Атарщикова о Корнилове: «Это кристальной честности человек» (4:440; 93). Совещание общественных деятелей в телеграмме от 9 (22) августа приветствовало Корнилова как верховного вождя армии и желало ему свершить с Божьей помощью подвиг возрождения армии и спасения России. Текст телеграммы, вошедшей в 12-ю главу 4-й части «Тихого Дона», Шолохов переписал из 2-го тома деникинских «Очерков русской смуты»80. Потапов не прикоснулся к тексту, но снабдил его предисловием: «В книжке была записана телеграмма Корнилову от так называемого “Совещания общественных деятелей”, ставшего штабом контрреволюции, в который вошли главари монархистов и кадетов: Родзянко, Рябушинский, Милюков, Маклаков, царские генералы Алексеев, Каледин, Юденич» (4:454; 108). Эта приписка была исключена в 1956 году, а отзыв Атарщикова о Корнилове — восстановлен.

В следующей главе Потапов изуродовал описание корниловской Ставки в Могилеве. В абзаце (от «Эти дни» до «реставрации») он изъял 53 слова, добавил 37 и приплюсовал 20 к его концу. Шолохов: «Наезжали какие-то штатские. Шли люди, искренне хотевшие помочь Корнилову поднять на ноги упавшую в феврале старую Россию, но были и стервятники...» Потапов: «Наезжали сюда заводчики и банкиры. Появились и другие “визитеры”. Представители англо-французских империалистов торопили Корнилова с выступлением против революционного народа. Слетались сюда стервятники...» У Шолохова «стервятники» — часть посетителей Ставки. У Потапова — все. Шолоховские «стервятники» надеются на появление «твердой руки», потаповские — только «руки» (4:460; 114). Шолохов: «Имена Добрынского, Завойко, Аладьина повторялись как имена людей, имеющих близкое отношение к верховному». Потапов вычеркнул И. А. Добрынского, члена исполнительного комитета Союза георгиевских кавалеров. Остальных представил «авантюристами».

- 134 -

К имени Василия Завойко, крупного землевладельца, нефтепромышленника, ординарца Корнилова Потапов приписал «помещика-черносотенца, нажившего спекуляциями огромное состояние», а к имени бывшего депутата 1-й Государственной думы Алексея Аладьина прицепил «заядлого монархиста». Их «близкое отношение» к Корнилову возвел в «самое близкое» (4:460; 114). Сталин тоже называл Аладьина «авантюристом» и, кроме того, «агентом «Таймс» и империалистической клики в Лондоне... душой и первой скрипкой корниловского восстания». Наоборот, генерал Александр Лукомский, начальник штаба Верховного главнокомандующего при Корнилове, категорически заявляет, что «ни Аладьин, ни Добрынский никакой роли не играли», но роль Завойко «была довольно значительная»81. Из трех заключительных предложений абзаца о Ставке Потапов выбросил обозначенные нами курсивом слова: «В ставке и в штабе походного атамана Войска Донского вполголоса передавалось, что Корнилов чересчур доверчив, вследствие чего попал в авантюрное окружение. Но в то же время в широких кругах офицерства господствовало убеждение, что Корнилов — знамя восстановления России. И под это знамя стекались отовсюду страстно желавшие реставрации». В оставшиеся фразы Потапов вставил «реакционного» перед «офицерством», «старой, буржуазно-помещичьей» — перед «России», «черное» — перед «знамя». Под такое знамя стекается у него «оголтелая контрреволюция, обуреваемая стремлением зажать в железные клещи ведомый Лениным и Сталиным революционный рабочий класс, обезглавить и задушить силы революции» (4:460; 114—115). О фразе от «зажать» до «класс» включительно и о переделке ее в издании романа 1955 года мы уже говорили в связи с потаповским включением в роман Ленина и Сталина. Редакторы этого издания несколько приглушили тон антикорниловской инвективы Потапова. Они убрали «закоренелого» перед «монархиста Аладьина», заменили «буржуазно-помещичью» Россию на «упавшую», «оголтелую контрреволюцию» — на «людей», оставили рабочий класс без определения «революционный», «обезглавить и задушить силы революции» сократили до «задушить революцию»82. В 1956 году Лукин и

- 135 -

Марфин возродили первоначальный текст кроме исправленных Потаповым неточностей в названиях Союза казачьих войск и Союза офицеров армии и флота (сокращенно: Союз офицеров или Офицерский союз).

Непонятно, почему Потапов в том же месте снял выделенные нами слова во фразе «...от Каледина — первого из казаков войскового наказного атамана Области Войска Донского». Имел ли он в виду, что до 1848 года войсковые наказные атаманы на Дону были донскими казаками и Каледин не мог быть первым на этом посту? Но, говоря о Каледине, Шолохов подразумевал не всю историю донского казачества, а ее отрезок с 1848 до весны 1917 года, когда донских казаков войсковыми атаманами не назначали83. Очевидно по незнанию, Потапов не исправил оплошность Шолохова, назвавшего Каледина «войсковым наказным атаманом». Каледин был не «наказным», то есть назначенным указом (наказом) царя войсковым атаманом, как повелось со времени Петра I, а выбранным на эту должность Войсковым кругом 18 июня (1 июля) 1917 года. Этому знаменательному для донцов событию расчистил путь Донской исполнительный комитет. 7 (20) марта он отрешил графа Михаила Граббе от должности войскового наказного атамана и назначил войскового старшину Евгения Волошинова временно исполняющим должность Войскового атамана, уже не «наказного»84.

Первый раздел 14-й главы посвящен торжественной встрече Корнилова, приехавшего 13 (26) августа на Московское государственное совещание. Потапов умерил пыл и унизил поклонников генерала, собравшихся на Александровском вокзале. К фамилии члена Государственной думы Федора Родичева он приставил его партийную принадлежность — «кадет». К тянувшимся к генералу десяткам рук он прибавил «подобострастно» и снял слова «задыхаясь от волнения», которое испытывал Листницкий, когда вместе с другими нес Корнилова на руках. Эти три поправки были отвергнуты уже в 1955 году85. Толпу корниловских энтузиастов Потапов назвал «беснующейся» и вычеркнул «оглушительный грохот приветственных криков» (4:462; 116). Эти исправления продержались до 1956 года.

- 136 -

На 13-ю главу, в которой впервые появился Корнилов, пришлось наибольшее количество поправок в изображении его наружности и обычных человеческих чувств. Чтобы лицо его не выглядело «азиатски бесстрастно», Потапов вынул выделенное слово (4:456; 111). Видимо, он счел его обидным для народов Азии, в частности китайцев, в чьей стране устанавливался коммунистический режим. Косичка волос не должна «трогательно» спускаться на лоб генерала (4:456; 111), а самому ему не положено смотреть «простым человеческим» глазом (4:457; 112). Обе эти поправки вошли в советские издания романа. Зато в 1956 году Корнилову вернули право «взволнованно» расхаживать перед столом (4:459; 113). Два последних абзаца 13-й главы Потапов отсек целиком. В них на фоне лирического осеннего пейзажа мчится в Москву поезд. На вид картина безобидна, на деле — порочна, ибо в поезде едет генерал с двумя Георгиями на груди, с «косыми углисто-черными глазами» и «вислыми усами». Он высовывается в окно под дождь, и «ветер шевелит... спадающую на лоб прядку волос». Такого очеловечения «душитель революции» не достоин (4:460; 115). Однако редакторы «Тихого Дона» для десятиклассников восстановили в 1955 году оба абзаца, за вычетом наречия «по-ребячески», которое могли посчитать лишним, так как оно уже встречалось во фразе с «косичкой волос»86.

В 14-й главе Корнилов при торжественной встрече его в Москве «чуть смущенным, нерешительным движением» стряхивал со своего мундира цветок. Потапов устранил «чуть смущенным» и первые два слова фразы «стройный, вытянутый, маленький, с лицом монгола, генерал» (4:462; 117)87. В 1955 году редакторы заменили «вытянутый» на «подтянутый», а в следующем году их коллеги одобрили эту замену и восстановили потаповские купюры88.

В 16-й главе Потапов оставил лицо Корнилова без определения «энергическое», вычеркнул повествование о том, как генерал ловил бабочку, и срезал три заключительных абзаца главы. В самом большом из них Корнилов рассказывает генералу Ивану Романовскому о своем сне, в котором ему пригрезились бой в Карпатах, русин, угощающий его молоком, и Афганистан с узкими горными тропами (4:478; 133).

- 137 -

В итоге Потапов укоротил 16-ю главу без малого наполовину, отняв у Корнилова простые общечеловеческие свойства. Редакторы детгизовского издания романа восстановили потаповские изъятия кроме небольшой зарисовки пейзажа и нескольких отдельных слов. Редакторы 1956 года вернули все89.

Еще до Московского государственного совещания Корнилов посвятил Лукомского в причины и цели своего похода на Петроград. Прежде всего он опасался свержения слабовольного Временного правительства большевиками, которые, по его твердому убеждению, являлись изменниками Родины и немецкими наймитами. «При благосклонном участии таких господ, как Чернов и другие, большевики сметут Керенского...» — сказал он Лукомскому в 13-й главе. Потапов заострил враждебность эсера Виктора Чернова к большевикам, переправив его «благосклонное участие» на «попустительство» (4:459; 113)90.

Чтобы подавить ожидаемое восстание большевиков в Петрограде, Корнилов 6 (19) или 7 (20) августа приказал перебросить из резерва румынского фронта в район Невеля, Новосокольников и Великих Лук Кавказскую туземную дивизию и 3-й конный корпус, в который входили 1-я Донская и Уссурийская казачьи дивизии91. Потапов пресек такие антибольшевистские и патриотические высказывания Корнилова, как «и если большевики выступят, то расправиться с предателями родины как следует... Я ничего не ищу. Спасти Россию... спасти во что бы то ни стало, любой ценой!..» Из всей цитаты Потапов оставил четыре слова и, смешав их с четырьмя своими, состряпал фразу «расправиться с большевиками и рабочим сбродом как следует» (4:459; 113—114). Шолоховский текст был восстановлен в 1956 году, как и заявление Корнилова Каледину в 14-й главе о политике полумер Временного правительства по отношению к большевикам: «Но я не желаю участвовать в этой бесчестной игре!» (4:463; 118).

Вместо решительных действий, утверждал Корнилов, Временное правительство отделывалось «звонкими фразами» вроде «железом и кровью подавим попытки тех, кто как в недавние дни, посягнет на народную власть» (4:463;

- 138 -

118). Это предупреждение по адресу большевиков Керенский сделал на открытии Московского государственного совещания 12 (25) августа. Возможно, Шолохов с незначительными изменениями взял его из книги Мартынова «Корнилов»92. Потапов перекроил цитату на свой лад: «Правительство Керенского... “железом и кровью” подавит подстрекаемые большевиками выступления рабочих и крестьян». Редакторы 1955 года отказались от потаповской политриторики, но заменили в оригинале «недавние» дни на «июльские» и опустили «народную» перед «власть». Последующие издания приняли «июльские» дни и восстановили «народную»93. В разговоре с Калединым Корнилов обвинил Временное правительство в малодушии: «Сняли намордник, а теперь сами трусят своей революционной демократии». Потапов меняет «трусят» на «боятся» и вычеркивает «своей», поскольку в правительстве Керенского революционной демократии не место (4:463; 118). Корнилову ясно, что только «сильнейшим моральным прессом» можно принудить правительство к уступкам. Слово «моральный» предполагает наличие у генерала нравственных принципов, и Потапов изымает его (4:463; 118). В обоих последних случаях цензорские поправки удержались лишь в издании романа 1955 года94.

В заключительном абзаце 14-й главы 4-й части говорится о том, что в результате Московского государственного совещания по всем казачьим землям «раскинулись... нити большого заговора». Потапов приставил политическое клише: «против революции, против трудового народа» (4:465; 119). В 1955 году отбросили половину добавки, в 1956-м — всю95.

Дальнейшие события привели к разрыву отношений между Корниловым и Керенским и к провалу корниловского выступления против большевиков. 19 августа (1 сентября) Керенский, опасаясь большевистского захвата власти, приказал управляющему военным министерством Борису Савинкову отправиться в Ставку для передачи Корнилову просьбы предоставить в распоряжение Временного правительства кавалерийский корпус, чтобы обеспечить введение военного положения в Петрограде. Корнилов охотно согласился: движение его войск на Петроград принимало законное основание.

- 139 -

Но здесь возникло нежданное осложнение, невольно созданное Владимиром Львовым, бывшим обер-прокурором Святейшего Синода в первом составе Временного правительства. Обеспокоенный неустойчивостью этого правительства, Львов порекомендовал Керенскому расширить его состав за счет привлечения представителей левых и правых партий, кроме оборонцев. Тут же Львов предложил свое посредничество между Керенским, общественными деятелями и Корниловым. По свидетельству Керенского, он принял посредничество с целью выяснения намерений корниловской Ставки и разных общественных групп, но никаких полномочий для ведения переговоров от своего имени он Львову не давал96.

Однако Корнилов и Лукомский утверждают, что Львов, прибывший в Ставку 24 августа (6 сентября), представился как уполномоченный Керенским на переговоры о создании твердой власти. Из трех форм правления, предложенных Керенским через Львова, Корнилов выбрал самую жесткую: Верховный главнокомандующий облекается диктаторской властью и формирует правительство97. 24 августа (7 сентября), вскоре после отъезда Львова, Корнилов под влиянием Максимилиана Филоненко отказался от единоличной диктатуры в пользу образования внутри Временного правительства «особой директории под руководством Керенского и при участии Корнилова и Савинкова»98. На другой день в Ставке состоялось совещание Корнилова с его приближенными, на котором было намечено образование «совета народной обороны» как органа коллективной диктатуры. Единоличная диктатура была признана нежелательной. Верховному главнокомандующему предназначался пост председателя «совета», Керенскому — министра-заместителя. Филоненко уведомил об этом Савинкова по прямому проводу, но изъяснялся на таком эзоповом языке, что тот его не понял99.

Между тем вечером 26 августа (7 сентября) в Зимнем дворце Львов изложил Керенскому требования Корнилова: объявление Петрограда на военном положении, передача военной и гражданской власти Верховному главнокомандующему и формирование им нового кабинета после отставки всех прежних министров. Затем Львов передал премьер-министру приглашение Корнилова приехать в Ставку вместе с

- 140 -

Савинковым для окончательного решения о составе правительства, но тут же посоветовал не делать этого, ибо в Ставке его ожидает арест100. Таким образом Львов выразил тревогу, посеянную в нем при отъезде из Ставки замечаниями Завойко о том, что через десять дней Керенского уберут из нового кабинета и Корнилов не сможет ручаться за его жизнь101. Опасения Львова за безопасность Керенского не имели под собой реальной почвы. В тот же вечер, когда Львов разговаривал с Керенским, Корнилов в ожидании скорого прибытия в Ставку Керенского и Савинкова готовил для согласования с ними предварительный список состава будущего кабинета. За этим занятием застал его пришедший по другому делу Лукомский. Корнилов объяснил ему назначение списка и добавил: «Но я буду рад, если меня избавят от необходимости принять диктаторские полномочия. Будет, пожалуй, много лучше, если будет образовано мощное правительство в составе 3—4 лиц, со включением, конечно, в него и меня — как Верховного Главнокомандующего»102.

Однако на планы Корнилова обрушился внезапный удар Керенского. Премьер-министр решил, что если он не исполнит переданных через Львова требований главковерха, то тот военной силой свергнет Временное правительство и установит свою диктатуру. Для предотвращения такого исхода Керенский счел необходимым принять радикальные меры до вторжения корниловских войск в Петроград. На продолжительном заседании Временного правительства в ночь с 26 на 27 августа (8—9 сентября) он выступил с подробным докладом о создавшемся положении и заявил о возможности борьбы с корниловским «мятежом» только при предоставлении ему полной единоличной власти. Министры подали прошения об отставке103. После закрытия заседания Керенский отправил телеграмму Корнилову, содержащую приказ сдать должность Верховного Главнокомандующего генералу Лукомскому, которому надлежит временно исполнять ее до прибытия нового главковерха. По словам Лукомского, «эта телеграмма для Главнокомандующего была страшным ударом. Рушилась надежда на спасение армии, на спасение родины»104. Корнилов не подчинился приказу Керенского, считая, что уход его с поста главковерха в критическое для

- 141 -

России время приведет к развалу армии и победе германцев. Лукомский сразу же известил премьер-министра телеграммой об отказе занять место Корнилова.

Между Керенским и Корниловым завязалась борьба в печати и по телеграфу в форме объявлений и воззваний к народу. Дело дошло до взаимных обвинений в измене Родине. Большую помощь Керенскому принес его приказ железнодорожным начальникам воспрепятствовать движению корниловских эшелонов на Петроград. В застрявших поездах приверженцы Временного правительства и большевики повели энергичную агитацию. Поход на Петроград потерпел неудачу. По указу Временного правительства значительная часть корниловцев была арестована в Могилеве, меньшая группа во главе с Деникиным и генералом Сергеем Марковым — в Бердичеве. Позднее обе группы были объединены в городке Быхове в 50 километрах от Могилева. Назначенная Временным правительством Чрезвычайная следственная комиссия допрашивала участников корниловского выступления. После Октябрьской революции председатель следственной комиссии главный военно-морской прокурор И. С. Шабловский стал быстро выпускать быховских узников. 19 ноября (2 декабря), при подходе большевистских войск к Могилеву, последние пять заключенных — Корнилов, Лукомский, Романовский, Деникин и Марков — покинули без труда тюрьму и, переодетые и изменившие внешность, отправились порознь на Дон.

Как и следовало ожидать, Потапов цензуровал вышеперечисленные события, выпячивая заслуги большевиков и умаляя достоинства их недругов. В 16-й главе 4-й части Корнилов приходит к выводу, что 3-й кавалерийский корпус не подойдет вовремя к Петрограду, «а промедление сейчас гибели подобно», Потапов снял взятую в кавычки фразу (4:477; 133). Возможно, по мнению цензора, Корнилов должен был объяснить промедление успехом большевистских агитаторов среди его войск. Купюра осталась во всех советских изданиях «Тихого Дона». «Стихийное противодействие» железнодорожников движению корниловских частей в 17-й главе перешло в «упорное» у Потапова и в детгизовском издании романа, но утратило оба определения с 1956

- 142 -

года105. В речи казака на митинге в Нарве Потапов переделал Корнилова из «изменника революции» в ее «душителя» (4:492; 147). Цель переделки — начисто отлучить от революции генерала, который в марте 1917 года заявил корреспондентам, что считает февральский переворот «верным залогом нашей победы над врагом. Только свободная Россия, сбросившая с себя гнет старого режима, может выйти победительницей из настоящей мировой войны»106. Кроме того, Корнилов, будучи главнокомандующим войсками Петроградского военного округа, по поручению Временного правительства лично арестовал императрицу107. Советские издания сохранили «душителя».

В 18-й главе, на совещании в Ставке вечером 31 июля (13 сентября), Корнилов «поставил вопрос о целесообразности дальнейшей борьбы с Временным правительством». Потапов убрал три последних слова как противоречащие большевистскому утверждению о политической близости между корниловцами и Временным правительством (4:497; 152). Большинство участников совещания стояло за продолжение борьбы, но Лукомский, у которого Шолохов позаимствовал описание совещания, вескими аргументами убедил присутствующих отказаться от сопротивления. В шолоховском тексте Лукомский решительно возражает «против продолжения междоусобной брани», что предполагает беспокойство за судьбу народа. Потапов заменяет междоусобицу «борьбой за власть» (4:497; 152). После выступления Лукомского Корнилов молчал и перед роспуском совещания предложил ему встретиться через час108. Пришедшему к нему Лукомскому Корнилов сказал: «Вы правы, дальнейшее сопротивление было бы и глупо и преступно»109. В это предложение Шолохов только вставил обращение «Александр Сергеевич», а Потапов изъял из него оба «и» и «преступно» (4:497—498; 153). Прежний текст вернули через три года.

К авторскому сообщению о том, что арестованные в Могилеве Корнилов и его сподвижники «должны были содержаться под стражей», Потапов прибавил «выделенной из преданных Корнилову людей» (4:498; 153). Явно непригодным представилось Потапову шолоховское суждение о крахе выступления корниловцев: «В Быхове... бесславно закончилось

- 143 -

ущемленное историей корниловское движение». Вместо отмеченных нами курсивом слов он начертал: «Закончился сорванный большевиками и революционными рабочими корниловский контрреволюционный заговор» (4:498; 153). Из 20-й главы Потапов выбросил авторское замечание о том, что быховские заключенные жали на общественность, «требуя ускорения следствия и суда» (4:504; 159). Не должны же прожженные контрреволюционеры настаивать на суде скором и правом. И чтобы хлестче заклеймить их вождя, Потапов всунул в роман свою характеристику его деятельности: «И после провала августовского мятежа Корнилов продолжал черное антинародное дело» (4:506; 161). Все вышеприведенные поправки были отменены в 1956 году.

Благотворно повлияли на судьбу быховских узников генералы Михаил Алексеев и Николай Духонин, что, разумеется, не способствовало возникновению у Потапова теплых чувств к их персонам. 30 августа (12 сентября) Алексеев занял должность начальника штаба у Керенского, которого в тот же день Временное правительство назначило Верховным главнокомандующим. В 18-й главе Потапов назвал генерала «монархистом» и зачеркнул «корректный и щепетильный» перед его фамилией. Приписку сняли в 1955 году110, а купюру восстановили в 1956-м (4:497; 152). У Шолохова Алексеев стал начштабом Керенского, чтобы «облегчить участь» Корнилова и его единомышленников, замешанных «в организации антиправительственного мятежа». Потапов заменяет «облегчить участь» на «спасти», но только в отношении одного Корнилова, и выкидывает «антиправительственного» (4:497; 152). Это слово указывало на разлад между приверженцами Корнилова и Временным правительством, тогда как советская историография мазала их одной черной краской. Редакторы 1956 года восстановили текст оригинала.

В 20-й главе автор упоминает письмо Каледина «Верховному главнокомандующему генералу Духонину». Потапов вносит изменение: «генералу Духонину, самозванно объявившему себя верховным главнокомандующим» (4:504; 160). Советские редакторы одобрили цензорский текст с одной поправкой 1956 года — заменой «самозванно» на

- 144 -

«самочинно»111. Потаповская поправка внушает мысль, что Духонин принял на себя главное командование из честолюбия, а не из чувства долга перед армией, так как Керенский бежал из Гатчины от большевиков 1 (14) ноября после безуспешной попытки генерала Краснова свергнуть их власть вооруженной силой112. Духонин «медлил» с ответом на просьбы Каледина и некоторых организаций взять быховских заключенных на поруки. Потапов убрал «медлил» и приписал компромат: «Духонин, сам активный организатор заговора против революции, исподволь готовил побег Корнилова» (4:504; 160). От приписки избавились через три года. Неизвестно, какой «заговор» имеет в виду Потапов. Духонин сочувствовал Корнилову, но участия в его выступлении не принимал. Согласно Деникину, Духонин был честным человеком, запутавшимся в противоречиях революции. «Любя свой народ, любя армию... он продолжал идти, скрепя сердце, по пути с революционной демократией...»113

Раздвоенность Духонина проявилась в его реакции на просьбы об освобождении корниловцев. Шолохов отметил его состояние: «Духонин, подавленный тяжестью надвигавшихся событий, только теперь осознавший ту безмерную ответственность, которую взвалил на свои плечи, приняв верховное главнокомандование, — колебался. 18 ноября он отдал распоряжение об отправке заключенных на Дон, но сейчас же отменил его». Потапову не было дела до душевных переживаний чуждого ему главковерха, и он вышвырнул весь абзац (4:506; 162). В 1956 году редакторы или цензоры Главлита вынули середину от «только» до «колебался»114. Так и осталось. Под конец 20-й главы Потапов не смог сдержаться, чтобы не лягнуть Духонина уже по привычке. Во фразе «Днем генералы поодиночке покинули место заключения» он сделал уточнение: «освобожденные Духониным генералы» (4:507; 162), не заметив или пренебрегая тем, что десятком строк выше Корнилову был передан приказ Духонина всем заключенным «сейчас же покинуть Быхов». С 1956 года потаповской прибавки в романе нет.

Связанные с Керенским потаповские поправки были, кроме двух, рассмотрены ранее. В одной из оставшихся говорилось, что войска, подгоняемые «истерическими криками»

- 145 -

Керенского, «спотыкались в июньском наступлении». Потапов переправил «спотыкались» на «гибли» (4:433; 87). В другом месте он приставил «Керенского» к слову «правительство», чтобы опорочить оное сотрудничеством с этой презренной личностью (4:463; 118). Редакторы 1956 года отказались от обоих исправлений.

Соратники Корнилова возлагают вину за провал его выступления на Керенского, разложившего армию, обманувшего их вождя и потворствовавшего Советам. Керенский же считал свое противодействие Корнилову неизбежным ввиду его угрозы низложить Временное правительство. 28 августа (10 сентября) Керенский отклонил предложение кадетского лидера Павла Милюкова пойти на компромисс с Корниловым: «Мое отношение к выступлению Корнилова не может быть иным, чем отношение мое в июле к большевикам... Правительство стоит перед такой же попыткой насильственного захвата власти...»115 Не сочувствовавший Корнилову генерал Мартынов полагал, что Керенский воспользовался удобным случаем для устранения опасного соперника116.

На спорный вопрос: кто виноват в неудаче похода на Петроград? — довольно объективный ответ дает статья члена Чрезвычайной следственной комиссии полковника Н. Украинцева, прокурора Петроградского военно-окружного суда. Комиссия, назначенная в ночь на 31 августа (13 сентября), вначале состояла из четырех юристов, затем, по требованию Совета рабочих и солдатских депутатов, в нее кооптировали меньшевика и эсера. Сверх ожидания новички без трений сработались со своими «буржуазными» коллегами. Во главу угла комиссия поставила себе задачу выяснить обстоятельства и цель приказа Корнилова двинуть конный корпус на Петроград. Уже 31 августа три члена комиссии, включая Украинцева, отбыли в Могилев и были приняты ночью Корниловым. На просьбу председателя комиссии Шабловского дать краткий обзор обстоятельств похода на Петроград, генерал «довольно кратко, связно, логично и убедительно» изложил причины, побудившие его предложить правительству принять решительные меры для восстановления боеспособности войск. Он указал на распад армии, на злостную антивоенную агитацию Советов, беспомощность или нежелание

- 146 -

правительства «защитить армию от большевистского разложения»117.

Перейдя к главному для комиссии пункту, Корнилов сообщил, что движение конного корпуса к Петрограду совершалось по соглашению с Керенским. В доказательство генерал предъявил ленту с записью своего разговора с Керенским по прямому проводу 26 августа (8 сентября)118. «Лента, — пишет Украинцев, — это вещественное доказательство, не оставляла сомнения в том, что конный корпус двигался на Петроград с ведома и согласия если и не всего правительства, то его главы, и тем самым рушилось все обвинение против ген. Корнилова; преступление главнокомандующего... превращалось в легальное действие»119. Комиссию стали обуревать сомнения. Вправе ли она давать распоряжения об аресте обвиняемых правительством генералов? Дошло до обсуждения немедленного возвращения в Петроград и сложения своих полномочий. Но такой поступок обернулся бы «колоссальным политическим скандалом», который нарушил бы политическое равновесие «явно в пользу большевиков»120.

Вывод следственной комиссии о невиновности Корнилова противоречил заявлениям Керенского о «преступном генерале»121. Различие было тем более примечательным, что инициатива создания комиссии исходила от Керенского и что Шабловский попал в ее председатели во многом благодаря личному с ним знакомству. Члены комиссии добросовестно исполняли свой долг: допрашивали Н. В. Львова, нескольких министров из правительства Керенского, участников корниловского выступления, съездили в Новочеркасск к атаману Каледину. Последним допрашивали Керенского. Комиссию он принял в царской библиотеке Зимнего дворца и давал показания, развалившись в большом деревянном кресле, напоминавшем трон. Отвечал он в резком, повышенном тоне. При просьбе уточнить один из ответов он совершенно потерял самоконтроль, «вскочил и буквально стал кричать» на членов комиссии. Стенографистка пристыдила его. Комиссия покинула помещение и решила не допускать больше подобного обращения с нею122. Вскоре произошла Октябрьская революция. За считанные дни до нее Керенский

- 147 -

получил на подпись расшифрованную стенограмму своих показаний следственной комиссии. С его сокращениями и дополнениями она составила книгу «Дело Корнилова» 123.

В дни крайнего обострения отношений между Керенским и Корниловым кто-то попытался втянуть в их распрю атамана Каледина. В ночь на 29 августа (11 сентября) распространился слух о том, что Каледин в телеграмме Керенскому рекомендует ему принять политические требования Корнилова. В противном случае атаман грозил отрезать Москву от Юга и тем самым прервать снабжение ее. Бюро печати при Временном правительстве передало текст телеграммы газетам. Керенский объявил Каледина изменником, снял с поста атамана, постановил арестовать и судить его. Суд над Калединым, добровольно сложившим с себя атаманство, вершил Войсковой круг. Обвиняемого единогласно оправдали и восстановили в прежней должности. Тем не менее атаман собирался выехать в Могилев для дачи показаний Чрезвычайной следственной комиссии, чтобы не подрывать неявкой авторитет центральной власти и не прослыть трусом. Из опасения за жизнь атамана Круг приказал ему оставаться на Дону. Анонимная телеграмма Керенскому оказалась уткой, пущенной, видимо, с намерением представить Каледина мятежником против законной власти и активным контрреволюционером124. 23 октября (5 ноября) Чрезвычайная следственная комиссия признала Каледина непричастным к корниловскому выступлению125. В противоположность комиссии советские политики и историки клеймили атамана как участника поднятого Корниловым мятежа126. Потапов разделял их взгляды и постарался скрыть от читателя привлекательные стороны характера атамана и его твердую уверенность в законности Донского правительства.

До 1953 года Каледин выступал на Московском государственном совещании с «исторической декларацией двенадцати казачьих войск». У Потапова декларация зовется не «исторической», а «так называемой», с добавлением: «составленной казачьей верхушкой» (4:464; 119). В 1955 году убрали «так называемой», но оставили прибавку. В 1956-м отбросили прибавку, но не восстановили «исторической»127.

- 148 -

На переговорах Войскового правительства с делегацией Донского казачьего ВРК атаман отверг посягательства революционных казаков на власть: «Настоящее правительство было избрано всем населением Дона, и только оно, а не отдельные части, может требовать от нас сложения полномочий» (5:560; 220). Потапов вычеркнул все эти слова, как и выделенные нами во фразе Каледина о Донском ревкоме, вступившем «на путь распри с правительством, отражающим волю всего населения. Я не держусь за власть» (5:561; 220). В 15-й главе 5-й части, видя бесполезность продолжения борьбы с большевиками, Каледин сказал: «Я не хочу лишних жертв, лишнего кровопролития» (5:599; 260). В тот же день, 29 января (11 февраля) 1918 года, атаман застрелился. В первой строке 18-й главы Потапов переправил «смерть» Каледина на «самоубийство» (5:608; 270). За исключением первой, во всех остальных поправках, указанных в этом абзаце, первоначальный текст был полностью восстановлен в 1956 году.

В поле зрения Потапова попали жена Каледина и кое-кто из его служебного окружения. В ряде случаев редактор-цензор старался предотвратить пробуждение у читателя даже малейшего сочувствия или расположения к таким персонажам. Он изъял из авторской речи отчество Митрофана Петровича Богаевского, который был товарищем, то есть помощником Каледина и родным братом будущего Донского атамана Африкана Богаевского (5:599; 260). Имя Митрофан Потапов оставил, возможно для того, чтобы читатель не путал одного брата с другим. Зато рыдающую у трупа мужа Марию Петровну Каледину он лишил имени-отчества и превратил в «жену Каледина» (5:601; 262). Как ни странно, редакторы «Тихого Дона» 1956 года издания согласились с обеими поправками. Из фразы «Краснобаи, баяны Донского правительства...», относящейся к переговорам этого правительства с делегацией Донревкома, Потапов вынул слово «баяны», которое в контексте обозначало даровитых ораторов, прежде всего — Митрофана Богаевского, прославленного «Баяна земли Донской» (5:563; 222)128. На предыдущей странице Потапов отверг выделенные нами слова из обращения члена Войскового правительства Николая Мельникова к

- 149 -

Подтелкову и его единомышленникам: «История не знает таких примеров, чтобы страной управляла разумно... кучка самозванцев и проходимцев. Россия очнется — и выкинет этих Отрепьевых!» Имеются в виду большевики. Обе купюры были восстановлены в 1956 году.

Вскоре после смерти атамана Каледина Добровольческая армия под начальством Корнилова двинулась на Северный Кавказ, рассчитывая на поддержку кубанских казаков. Доном овладели большевики. Однако грабежи, расстрелы офицеров, глумление над верой быстро истощили казачье терпение. Весной 1918 года во многих местах на Дону вспыхнули восстания. Центральным объектом борьбы стал Новочеркасск. Юго-восточнее города, в станице Заплавской, 8 (21) апреля повстанцы сформировали Временное правительство Дона, которое 23 апреля (6 мая) переехало в отвоеванный казаками Новочеркасск. Правительство постановило собрать в нем выборные делегации от освобожденных станиц и воинских частей для решения вопроса об управлении донским краем. 28 апреля (11 мая) объединенное собрание делегаций и Временного правительства Дона провозгласило себя Кругом спасения Дона. 3 (16) мая подавляющим большинством голосов Круг избрал генерала Краснова войсковым атаманом129.

В числе ранних нововведений Краснова была замена титула Войсковой атаман Донским атаманом и возвеличение Войска Донского прибавлением к нему эпитета «Всевеликое». Новое наименование Краснов оправдывал как «старинное допетровское»130. В сентябре 1918 года Большой войсковой Круг незначительным перевесом голосов отказался от термина «Всевеликое», ибо им пользовались московские цари и при атаманстве Каледина его не восстановили. Краснов возразил, что московские цари называли Войско Донское «Всевеликим», когда оно было самостоятельным, а Каледин не мог присвоить это наименование войску, тяжело заболевшему большевизмом. Краснов предложил Кругу еще раз проголосовать по поводу названия «Всевеликое»131. В заключительной речи на Круге 20 сентября (3 октября) он похвалил его депутатов за сохранение титула «Всевеликое»132. В отличие от Краснова, историк Сергей Сватиков находил

- 150 -

ошибочным применение этого титула к Войску Донскому. При существовании свободного Войскового круга сочетание «в с е великое Войско Донское» означало, что на круг явились все полноправные граждане, «все войско в полном составе». В XX веке два первых слова соединили в одно — «Всевеликое войско» — и вложили в него «смысл величия, суверенности и т. п.»133

В изображении деятельности Краснова Шолохов во многом опирался на его работу «Всевеликое Войско Донское». Потапов, однако, сконцентрировал свои цензорские усилия на 1-й главе 6-й части «Тихого Дона», чтобы затушевать обаяние и талантливость генерала. О его популярности среди делегатов Круга автор сказал: «Черкасня, все низовцы горой стояли за Краснова». Потапов вычеркнул «все» (6:13; 11). При появлении Краснова перед делегатами «хлопки выросли в овацию. Буря восторга гуляла по рядам делегатов». Потапов табуировал эту сцену (6:14; 12), как и относящиеся к Краснову оценки: «блестяще образованный» (6:13; 11), выступивший с «блестящей» речью (6:14; 12). В 4-й главе, во фразе «хозяева земли донской и кубанской...», Потапов заключил в кавычки первое слово, имеющее в виду Краснова и кубанского атамана Александра Филимонова (6:34; 33). Все указанные выше исправления, кроме первого, пережившего советскую власть, были ликвидированы в 1956 году.

По одному добавлению или изъятию пришлось в 4-й главе на Африкана Богаевского, генерала Маркова, Чернецова, Нестора Махно. В описании переговоров представителей Донского правительства с руководителями Добровольческой армии 15 (28) мая 1918 года Потапов не допустил, чтобы Богаевский «с щемящей болью» вглядывался в лицо сильно постаревшего генерала Алексеева (6:35; 34). За обедом участников переговоров полковник Добровольческой армии Сергей Ряснянский «рассказал какой-то веселый полуанекдотический подвиг одного из марковцев». Потапов одарил читателя своей злобной версией: «рассказал какое-то веселое полуанекдотическое приключение одного из головорезов дивизии генерала Маркова» (6:37; 36). Перед фамилией Чернецова Потапов поставил «каратель» (6:38; 37), а после фамилии Махно удалил «возмужало заговорил с немцами

- 151 -

на наречии орудий и пулеметов» (6:38; 38). В 1956 году редакторы романа отвергли все приведенные выше поправки.

От потаповской цензуры не ушли и менее известные донцы, чем Краснов и Чернецов. Потапов не согласился с Шолоховым, что Захара Алферова «дружно» выбрали атаманом Верхнедонского округа (5:630; 294)134. Василия Попова, председателя суда над подтелковцами, Потапов лишил права быть серьезным (5:683; 349). Кстати, в романе Попов — есаул, но в «Печати сурового исхода» А. Венкова (с. 33) он — подъесаул. Вычерк первого слова во фразе Фомина: «Зараз так надо», оправдывающей убийство пленного красноармейца, наводит на мысль о том, что уничтожение пленных носило в отряде Фомина постоянный характер (8:733; 375). Чтобы не осквернять буденовку, Потапов сбросил ее с головы одного из фоминцев (8:727; 370). Все эти купюры не были приняты в 1956 году.

Вымышленные персонажи-антибольшевики пострадали от политического контроля Потапова гораздо меньше, чем их реальные предводители. О «безобразных» ругательствах есаула Калмыкова по адресу Бунчука Шолохов писал как о «порожденных на фронте смертной тоской, страхом, отчаянием и болью». Цензор купировал это объяснение, видимо, из-за отсутствия в нем политических или социальных мотивов (4:495; 150). Купюру не восстановили. Два исправления Потапов внес в 5-ю главу 6-й части. Есаула Листницкого, влюбившегося в жену сослуживца Ольгу Горчакову, «эти дни одолевала... поэзия, и мысли, как пчелы, несли в соты памяти чужую певучую боль». В издании романа 1953 года этой фразы нет (6:45; 44). Потапову могло показаться, что автор опоэтизировал ненавистника большевиков. С 1956 года печатался укороченный текст: «эти дни одолевала его поэзия, чужая певучая боль»135. Несмотря на любовь и плотское влечение к овдовевшей Ольге, Листницкий не мог вытравить из себя воспоминания об Аксинье, об их связи, «за годы выросшей в прочный союз». В представлении Потапова столь близкие отношения с социально чуждой личностью унижали Аксинью. Он снял напоминание о них, и другие цензоры-редакторы последовали его примеру (6:49; 49).

- 152 -

В 10-й главе 7-й части Потапов отделался от неправильного произношения Григорием слов квартира (фатера), эвакуироваться (экуироваться), как будто (кубыть), артиллерия (антилерия)136. Изъятием малозначащих отступлений от фонетического норматива Потапов противоречил самому себе, сохранившему, как известно, букет Григорьевой матерщины. Вряд ли думая об этом несоответствии, редакторы 1956 года восстановили авторский текст.

В советской России Октябрьская революция всегда, особенно в Гражданскую войну, в 20-е и 30-е годы, официально считалась величайшим мировым событием. Контрреволюция, наоборот, оценивалась как тягчайшее преступление. Немудрено, что Потапов не мог оставаться равнодушным к применению этих полярных терминов в «Тихом Доне». Командир сотни, сторонник Корнилова, говорил казакам о «воинском долге, родине революции...» Потапов исключил «революции», ибо в устах корниловца это слово звучало кощунственно (4:469; 124). В 1956 году запрет был отменен. В 4-й главе 6-й части автор пишет, что осевшие в тылу офицеры, «растратившие за годы революции и честь и совесть... навозом плавали на поверхности героических дней». Фразу «за годы революции» Потапов снял как обвиняющую знаменательное событие в насаждении безнравственности (6:38; 37). Через три года купюру восстановили, но «героические дни» стали «грозными» в издании романа 1955 года и «бурными» — 1956-го137. В контексте «героические дни» можно было отнести к фронтовикам обеих сторон.

Прибытие 14-го Донского казачьего полка в июне 1917 года петроградские власти «ждали с нетерпением и радостью». У Потапова казаков ждала «контрреволюция» (4:434; 87). Первыми не признали поправку редакторы детгизовского издания 1955 года138.

В 21-ю главу 5-й части Потапов ввернул свою характеристику весеннего восстания 1918 года: «Так началось, поднятое темными силами, Верхне-Донское контрреволюционное восстание» (5:630; 293)139. В 1-й главе 6-й части Временное донское правительство Потапов нарек «контрреволюционным» (6:8; 6). Обе поправки просуществовали три года.

При сличении изданий «Тихого Дона» 1949 и 1953 года

- 153 -

нельзя не заметить потаповские вписки слов «белый», «белогвардеец», «белогвардейский», «белоказачий», предназначенных для обострения враждебности к противникам большевизма, преимущественно к их вооруженным силам. Посмотрим на примеры с указанием частей и страниц романа: «добровольческими частями» — «белогвардейскими добровольческими частями» (5:526; 183); «Добровольческую армию» — «белую Добровольческую армию» (5:598; 266); «отряд капитана Чернова» — «белый отряд капитана Чернова» (5:608; 271); «добровольцы шли» — «белогвардейцы шли» (5:541; 197); «руководящими чинами боевых групп» — «главарями белоказачьих частей» (6:7; 5); «отряд белых партизан офицера Алексеева» — «отряд белогвардейцев офицера Алексеева» (6:16; 15)140; «Донская армия» — «белая Донская армия» (6:205; 211); «из наиболее стойких и испытанных полков» — «из наиболее стойких белогвардейских полков» (7:377; 3); «группа секретевцев» — «группа белогвардейцев-секретевцев» (7:411; 39). Во всех перечисленных выше потаповских искажениях их место в 1956 году занял прежний текст. Лишь в двух случаях редакторы 1956 года одобрили или пропустили появление новых «белых»: «делегация от Донского правительства» — «делегация от белого Донского правительства» (5:554; 213); «яро наседавших добровольцев» — «яро наседавших белых» (5:654; 319).

Все же Потапов не везде заменял «добровольцев». В 15-й главе 5-й части они уцелели во фразах «Сиверс оттеснил добровольцев до Таганрога» и «Сиверс, понесший... поражение от добровольческого отряда полковника Кутепова...» После «от» Потапов вставил «крупного», чтобы намекнуть на победу добровольцев числом, а не умением. «Добровольцы» дважды встречаются в высказываниях Подтелкова на переговорах донских ревкомовцев с Войсковым правительством в 10-й главе 5-й части. Кстати, в 1945 году этими «добровольцами» цензоры заменили «партизан». Добровольцы и Добровольческая армия избежали замен и приписок типа «белые» в прямой речи противников большевизма: Каледина, Корнилова, Деникина, Краснова, командующего Донской армией генерала Святослава Денисова. Последние

- 154 -

трое участвовали в совещании представителей Добровольческой и Донской армий, описанном в 4-й главе 6-й части «Тихого Дона». При этом половина упоминаний Добровольческой армии принадлежат Шолохову. Потапов избавил всех их от своего вмешательства. Оно выглядело бы абсурдным в главе, в которой наименование «Добровольческая армия» произносят ее создатели и руководители.

Иногда порочащие недругов добавления происходили от имен полководцев, назначения воинских подразделений, классовой принадлежности. «Офицерский алексеевский отряд» превратился в «отряд генерала Алексеева» (5:539; 195). К Добровольческой армии Потапов прилепил «деникинской» (6:315; 326). Донецких шахтеров усмиряли «свеженавербованные отряды». Между двумя последними словами Потапов вклинил «карательные» (5:527; 183). Возникновение антисоветских отрядов на верхнем Дону 1920 года «было ответом кулацкой и зажиточной части казачества» на ужесточение продразверстки. Выделенные нами курсивом слова втиснул Потапов (8:713; 355). Эта вписка укоренилась, а три первые были аннулированы в 1956 году. Процент ликвидированных тогда потаповских поправок, относящихся к противникам советской власти, значительно превышает процент принятых исправлений того же типа. Советская цензура била своих крепче, чем чужих.

4. Национальности

Очередная категория разбираемых нами поправок касается национального вопроса. Ко времени потаповского цензурирования «Тихого Дона» много в этом плане было сделано в 1932—1933 и 1945 годах. Иногда Потапову приходилось довольствоваться кусочками текста, уже переполотого его предшественниками, но и в нем он умудрялся выискивать какие-нибудь огрехи. Начнем с казаков. Офицер Изварин, изначально «казак-националист», стал в 1933 году «казаком-автономистом», в 1953-м — «буржуазным автономистом», в 1955-м — «автономистом», с 1956-го — вновь «казаком-автономистом»141. Круг спасения Дона сменил правительственный герб «в угоду национальному духу», а Потапов поменял «национальному» на «казачьему» (6:15; 13).

- 155 -

Поправку перепечатали все советские публикации «Тихого Дона». Таким образом, Потапов нейтрализовал последнее место, где казачество считалось национальностью в течение двадцати лет, с самого начала его тотальной денационализации в издании романа 1933 года. Как бы компенсируя отсутствие более подходящих объектов, Потапов в 21-й главе 5-й части остановился на жене казака Семена, которая шла по двору «широко и вольно, свойственной лишь казачкам, щеголеватой походкой». Потапов вычеркнул «лишь» (5:626; 289), но редакторы 1956 года вернули казачкам их уникальную походку.

В пассажах с переплетением казачьего и российского патриотизм Потапова проявился в оправдывании России и обвинении ее правителей. Самостийник Изварин ратовал за возврат к управлению Доном, существовавшему «еще до порабощения казачества Великороссией». У Потапова: «...еще до того, как царизм наложил на него свою руку» (5:519; 175). С 1956 года используется укороченный текст: «...до порабощения казачества самодержавием». Набеги казаков «на великоросские земли» Потапов направил «на земли русских князей и бояр» (6:7; 5). Редакторы 1956 года вернулись к шолоховскому тексту. Неизвестный автор «тетрадки» о казаках смеялся над «казачеством, нанявшимся к монарху в опричники». Последнее слово Потапов переделал в «охранителей престола» (2:140; 141), зная, конечно, о высоком мнении Сталина об опричнине. Через три года подмена исчезла. В один короткий абзац из 6-й главы 2-й части, уже пострадавший от цензуры в 1933 году, Потапов внес еще три поправки. В абзаце говорилось что «заботливая рука» посеяла на Дону семена сословной вражды, которые дали «богатые всходы: в драках лилась на землю кровь хозяев и воронежских пришельцев — русских и украинцев». Потапов обратил «заботливую руку» в «преступную», «хозяев» в «казаков» и выбросил «воронежских» (2:128; 128). Казаки, очевидно, не были для Потапова хозяевами донской земли. В 1956 году отказались от «преступной» руки, но приняли два других исправления.

В подходе к русским Потапов продолжил традицию 1933 и 1945 годов, удаляя компрометирующие их места. В 14-й

- 156 -

главе 3-й части ехавший с Листницким санитар при виде неубранного у дороги трупа лошади произнес: «...вот ведь русский народ какой». Потапов снял упрек санитара (3:297; 301), и советские редакторы романа солидаризировались с ним. «Вонючую Русь» в речи Пантелея Прокофьевича Потапов трансформировал в «лапотную» (5:590; 250). В авторском повествовании происхождение деда Сашки «из богучарских москалей» стало «из богучарских мест» (2:161; 163), а в сказке «с москалями и нечистой силой» в роли каверзников Потапов вычеркнул «москалей» (3:249; 252). Все три последние поправки с 1956 года не печатаются.

Так как в авторском повествовании «украинцы» заменили «хохлов» в 1933 году, Потапову пришлось иметь дело с высказываниями персонажей. Он изъял «в хохлы» из фразы старого казака (6:299; 310), поменял «хохла» на «украинца» в вопросе Прохора Зыкова Григорию Мелехову (8:686; 327) и трижды в рассказе Григория о походе на Польшу через Украину (8:697; 338). С другой стороны, Потапов не посягнул на «хохлов» в предложении Григория выселить их с казачьих земель142. В речи Ильиничны он не дерзнул переделать народную поговорку «живет, как хохол на отживе», просмотрел, видимо, «хохлов» в сообщении Прохора об их восстании в Воронежской губернии и оставил упоминание «хохлов» Фоминым в связи с тем же восстанием143. В последнем случае Потапов мог сберечь «хохлов» как свидетельство неуважения к украинцам враждебно настроенного человека, который вскоре поднимет восстание против большевистской власти. Все перечисленные выше поправки в издание 1956 года не вошли.

К украинцам относится также примечание 1933 года о Раде, внесенное во 2-ю главу 5-й части «Тихого Дона»144. Примечание включалось почти во все издания романа до 1956 года. С 1941 года, начиная со слова «сформированный», оно печаталось в обновленном варианте, в стиле еще более похожем на потаповский, чем на прежний: «Рада — Украинская (Центральная) рада — исполнительный орган националистической контрреволюционной буржуазии Украины, сформированный 6/IV—1917 г. В конце января 1918 г. Рада была изгнана восставшими рабочими и крестьянами;

- 157 -

вернулась на Украину с помощью вооруженных сил оккупантов и была ликвидирована самими же помещиками, кулаками и оккупантами 29/IV—1918 г., в момент, когда контрреволюции понадобилась более твердая власть»145. Цитирую эти строки только потому, что у Потапова под ними впервые стоит: «(Прим. авт.)». Выходит, Шолохов сам сотворил клишированное примечание и двадцать лет спустя поделился своим секретом с Потаповым.

Если текст «Тихого Дона», попавший к Потапову, был почти очищен от политически неприемлемого материала касательно казаков, русских и украинцев, то с евреями дело обстояло иначе. Слово «жид», изгнанное в 1932 году из журнального варианта 3-й книги романа, было возвращено в ее первое книжное издание 1933 года и безбедно дотянуло до потаповского редактирования. В конце 1940-х — начале 1950-х годов советская государственная политика евреям не благоприятствовала. Тем не менее Потапов освободил «Тихий Дон» от оскорбительного наименования их, хотя и в меньшем охвате, чем это сделали редакторы «Октября» в 1932 году. Причина потаповской акции не совсем ясна. Возможно, что она служила прикрытием от заграничной критики советских антиеврейских мер. «Тихий Дон» издавался во многих странах, и наличие в нем слова «жид» при строжайшей цензуре могло быть кое-кем истолковано как признак государственного юдофобства.

В 1-й книге «Тихого Дона» Потапов оставил в неприкосновенности два употребления слова «жид» — в вопросе следователя Штокману: «Вы не из жидов?» и в выкрике сотенного: «Дорогу, пане-жидове!»146 Унизительное название Потапов вынул из письма Григория: «...поймали на границе одного жида с контрабандой» (3:208; 236), из угрозы вахмистра: «Беги, жидюга, заколю!» (3:234; 236), из фраз Козьмы Крючкова: «Там у жида пиво есть, пойдем!» и «Брешешь ты, жид!» (3:255; 258). В первых трех примерах редакторы 1956 года утвердили потаповские вычерки, но в последнем вернулись к оригиналу. Во всех последующих примерах из 2—4-й книг исключенные или замененные слово «жид» и его деривативы были восстановлены в 1956 году. С ускорением десталиницации росла редакторская решимость возрождать

- 158 -

подлинный текст романа. Во 2-й книге, в уже знакомом нам вопросе атамана Каледина Кривошлыкову: «Как понимать вас, когда во главе Совета стоят Нахамкесы и им подобные?» Потапов изменил «Нахамкесы» на «большевики» и добавил «личности» после «подобные», убрав таким образом явный намек на значительную роль евреев в большевистской партии (5:559; 219). Своей поправкой редактор-цензор извратил авторский текст вместе с исторической правдой, так как вопрос Каледина Шолохов взял из почти стенографической записи Ф. Г. Косовым переговоров Войскового правительства Каледина с делегацией казачьего Донревкома147. В Григорьевом обвинении Подтелкова Потапов опустил выделенное нами слово: «Ты, поганка, казаков жидам продал!» (5:687; 353). Столь же яростные обвинения бросил в лицо Кошевому атарщик Илья Солдатов: «Ты, сукин сын, казачество жидам в кабалу хотел отдать?!. Чтоб по степу жиды фабрик своих понастроили?» (6:31; 30, 31), «Жидам ты продался...» (6:33; 32). Потапов был первым, кто снял здесь «жидов» или заменил их «красными». 3-я глава с нападками Солдатова на Кошевого входила в двенадцать начальных глав 6-й части, которые увидели свет в 1—3 номерах «Октября» за 1929 год, когда его редакторы-цензоры еще не добрались до евреев.

Далее Потапов устранил или заменил уничижительное наименование евреев в рассказе Аникушки о красных: «Жиды у них да китайцы...» (6:101; 103), в призыве казака-повстанца к станичникам: «Что же вы стоите, сыны тихого Дона?!. Над вашей верой смеются жидовские комиссары...» (6:169; 174), в объяснении Суярова: «Мы не против советской власти, а против коммуны и жидов» (6:178; 183). Потапов выкинул слово «еврейской» из ответа атамана Краснова на вопрос о возможности изменений в законах, принятых Кругом спасения Дона: «Вы можете предложить мне любой флаг — кроме красного, любой герб — кроме еврейской пятиконечной звезды...» (6:15; 13). Краснов подразумевал не шестиконечную звезду Давида, а красную — большевиков, среди которых было немало евреев. В 17-й главе Потапов сохранил «жидов» в похвальных о них отзывах Аникушки: «Жид с ними один, то же самое — человек. Жидов мы в

- 159 -

Польше перебили... Люблю жидов!..» (6:119; 122) и Григория — о плясуне: «Жид, а ловкий!» (6:120; 123). Аникушка изливал свои чувства к евреям в состоянии алкогольного опьянения, чем и объясняется вторжение в его речь диссонирующего признания об избиении польских евреев. Редакторы «Тихого Дона» 1955 года издания приняли все купюры касательно евреев в 3-й книге, но иногда опускали «жидов» там, где их не тронул Потапов. Они вымарали Аникушкины высказывания о его любви к евреям и о убийствах их в Польше, а от Григорьева «Жид, а ловкий» оставили только последнее слово148.

Единственную связанную с евреями поправку в 7-й части романа Потапов внес в 19-ю главу, в рассказ подхорунжего Семака о проделках казаков в занятом ими Балашове. Слова подхорунжего «жидовок сильничали» он переправил на «женщин насиловали» (7:531; 163), но прошел, как и редакторы выпуска романа 1955 года, мимо фраз: «А потом, как пошли жидов тресть, — смех!.. Один ловкач по жидам восемнадцать штук карманных часов насобирал...» В 8-й части пренебрежительное название евреев употреблено всего один раз — в вопросе рассерженного начальника штаба фоминского отряда Чумакова самому Фомину: «На черта ты мне жида прислал?» Потапов одобрил вопрос, но детгизовские редакторы зачеркнули его вместе с объяснением одного из фоминцев, почему евреи должны торговать, а не воевать149.

Потаповские усилия почти полностью очистить «Тихий Дон» от слова «жид» оказались бесплодными, кроме его трех не восстановленных изъятий в 1-й книге. Поэтому в советских публикациях романа, даже с 1956 года, оставалось больше «жидов», чем «хохлов», «москалей» и прочих унизительных для русских выражений. Но Шолохов точно воспроизводил речь дореволюционных донцов. Ради исторической достоверности все купюры, касающиеся сословий и национальностей, следует восстановить.

Из других национальностей самая крупная купюра досталась офицеру-ингушу, который в составе депутации от 1-й Донской казачьей и Туземной дивизий прибыл в сотню Ивана Алексеевича, чтобы убедить казаков продолжать корниловский

- 160 -

поход на Петроград. В 15-й главе 4-й части ингуш выступает перед ними со страстной речью, содержащей и угрозу суровой кары в случае неподчинения высшему начальству. Потапов выкинул всю речь длиною в треть страницы (4:476; 131) не столько за ее содержание, сколько за принадлежность оратора к народу, поголовно депортированному в 1944 году из родимого края по обвинению в сотрудничестве с немецкими оккупантами. В 1956 году купюру восстановили. Судьбу ингушей разделили татары, выселенные из Крыма и подвергнутые цензуре в «Севастопольской страде» (Худ. лит., 1948; 1950) с целью освобождения полуострова от их наследия и скрытия притеснений их царской властью.

На берегу Двины, в окопах 1-й мировой войны, из казачьих голов не выходит «далекая от неласковой польской земли Донщина». Потапов меняет «польской» на «чужой» (4:403; 55), полагая, что Польша — дружественная, социалистическая страна и обращаться с ней надо поосторожнее. Менее щепетильные редакторы 1956 года возвращают текст оригинала. В рассказах Прохора Зыкова о советско-польской войне 1920 года Потапов в двух местах превратил «поляков» в «белополяков» (8:638; 276, 277). Редакторы 1956 года одобрили метаморфозу, но предпочли писать «белые-поляки». Эти же слова заменили в речи Прохора «поляков», которых Потапов, очевидно, не заметил150. Наоборот, Григорию Потапов и все другие редакторы позволили говорить «поляки»151.

В 9-й главе 5-й части, на казачьем митинге в Каменской, слушатели неоднозначно воспринимали речь «какого-то оратора латыша». Потапов зачеркнул слово «какого-то», почувствовав недостаточное уважение к советскому оратору, однако в 1956 году убрали и самого латыша152. Трудно сказать, почему изгнали из романа мимолетного персонажа, из речи которого не напечатано ни единого слова. Иное дело, когда Потапов изымал латышей и китайцев из Тираспольского отряда, в котором большое количество иноземцев умаляло долю участия русских на стороне большевиков в Гражданскую войну. Лишение оратора национальности выглядит странным на фоне цензорского превращения одного из дедов

- 161 -

Штокмана в латыша в 1945 году. В известном нам сообщении Аникушки о том, что в рядах красных идут на Татарский «жиды да китайцы», Потапов оставил последних, но со смягчающей добавкой: «даже китайцы», а в следующем предложении: «Мало мы их, чертей косоглазых, побили!» — снял оскорбительный эпитет (6:101; 103). В 7-й главе 7-й части из ответа Г. Богатырева Григорию Мелехову Потапов исключил «китайчонка», хотя им был молодой смелый сотник, которого, по словам Богатырева, мальчиком привез из Маньчжурии и воспитал будущий генерал А. С. Секретев (7:420; 48). Три года спустя «косоглазые» и «китайчонок» вновь появились в «Тихом Доне».

5. Религия

В поправках религиозного характера Потапов оказался новатором в устранении или замене слова «отец» и его сокращения «о.», которые наряду с «попом» неизменно употреблялись в «Тихом Доне» перед именами священников, начиная с его журнальных публикаций. Примером может служить 1-я глава 2-й части. В романе 1949 года издания было: «о. Виссарион и благочинный о. Панкратий; о. Панкратий, отец Виссарион; отца Панкратия, отца Виссариона». У Потапова: «Виссарион и благочинный Панкратий; Панкратий, Виссарион; попа Панкратия, попа Виссариона» (2:103, 104; 105). В двух местах Потапов нарушил свое правило. В 22-й главе 1-й части он заменил «о. Виссариона» «священником» (1:90; 91). Здесь Потапов впервые в «Тихом Доне» встретил священнослужителя и, быть может, еще не создал схемы обращения с духовенством, хотя четырьмя строками ниже он переделал «о. Виссариона» в «попа» (1:190; 91). В 21-й главе 7-й части Потапов оставил «отца Виссариона», потому что эти слова принадлежат не автору романа, а посыльному о. Виссариона, который не мог выразиться иначе (7:549; 182). К «попу» перед именем священника Потапов не прикасался, как и другие редакторы до и после него. Любопытная деталь: говоря о местных, донских священнослужителях, Шолохов довольно часто называл их «попами», особенно в 4-й книге, тогда как российских духовных пастырей он именовал «священниками», и Потапов соглашался с ним153. Все

- 162 -

вышеуказанные потаповские поправки были приняты в 1955 году, но редакторы 1956 года не только отвергли их, но и перешли с «о.» на «отца».

В 16-й главе 2-й части от фразы «казаки, приехавшие к светлому богослужению» Потапов оставил только первое слово (2:171; 172), а в 14-й главе 5-й части в предложении «Григорий, сгрузившийся едой, встал тяжело, пьяно перекрестился» он исправил начало и отсек конец, получив «Григорий, отяжелевший от еды, встал» (5:593; 254). В 14-й главе 3-й части из фразы «...так истово молятся крепко верующие» Потапов вычеркнул второе слово (3:298; 302). Все три купюры были восстановлены в 1956 году. Две следующие поправки в 16-й главе 2-й части относятся к изданию 1955 года, редакторы которого старались оградить старшеклассников от религиозного влияния. Из текста: «В ночь под Пасху... под мерные удары церковного колокола, отбивавшего двенадцать евангелий...» были изъяты выделенные нами слова154. В советские издания «Тихого Дона» они не вернулись. В реплике безымянного казака: «На Фоминой тронутся, должно» — место «На Фоминой» заняло «Скоро»155. Редакторы 1956 года замену отменили. Однако в 33-й главе 6-й части те же редакторы в сцене убийства Петра Мелехова Кошевым опустили слова «стремительно сложил пальцы в крестное знамение» — реакция Петра под дулом нагана156.

6. Ненормативная лексика

К политическим поправкам Потапов добавил множество «натуралистических» и стилистических, которые отражали официальное пуританство и борьбу за чистоту языка в русле сталинских воззрений на марксизм и лингвистику. Не каждое из таких исправлений является чисто политическим, но почти все они несут, хотя с разной четкостью, политический отпечаток позднего сталинизма, в угоду которому они и были сделаны.

В отношении ругательств политическая предвзятость наглядно обнаружила себя в уже сделанном нами сопоставлении потаповского обращения с матюками предводителя красных казаков Подтелкова и порвавшего с ним Григория

- 163 -

Мелехова. Теперь посмотрим, как вписывалось политическое предубеждение Потапова в общую картину его подхода к матерщине при подготовке к изданию «Тихого Дона». По моим подсчетам, Потапов унаследовал от цензоров 1935 года 28 матюков в трех первых книгах романа и 4 — в последней, увидевшей свет в 1937, 1938 и 1940 годах в «Новом мире». Из 32 матюков он убрал 12, то есть 37% — убыль немалая, но и не шестидесятипроцентная, как в 1935 году. Более того, из 12 изгнанных Потаповым матюков 10 были возвращены в 1956 году. Одно невосстановленное ругательство: «под такую мать» (1:34; 33) — принадлежало отцу Христони и находилось в 6-й главе 1-й части. Никакого политического значения оно не имело. Думается, что редакторы 1956 года просто не заметили его отсутствия. О втором невостановленном выражении: «мать его об пенек!» (2:142; 143) — уже говорилось в нашей работе в связи с рассказом Христони о портрете Карла Маркса в 9-й главе 2-й части. Хотя бранное слово о Марксе Христоня произносил беззлобно, редакторы или цензоры 1956 года решили, что материть отца марксизма непристойно.

В правке матюков Потапов продемонстрировал явное пристрастие к изъятию их из речи сторонников большевистской власти и к сохранению их в речи ее противников. Во 2-й книге все 6 исключенных матюков относятся к красному лагерю — от рядовых красногвардейцев до Подтелкова. Из 3-й книги Потапов удалил 2 матерных ругательства красных, одно антисоветски настроенного казака и сохранил 9 в словах и мыслях белых казаков. В 4-й книге остались неприкосновенными все ее 4 матюка, ибо встречаются они исключительно в речи белых. В отличие от Потапова, цензоры «Тихого Дона» 1935 года издания вели борьбу с матом как таковым, будь он «белого», «красного» или нейтрального происхождения. Они сняли гораздо больше матюков дореволюционных и белых казаков, чем матюков приверженцев советского строя, ибо кардинальной задачей автора романа было изображение мира и войны донского казачества. Разница между Потаповым и его предшественниками видна и в цензурировании богохульственной матерщины. В 1935 году «Тихий Дон» утратил одно из 5 таких ругательств, а в

- 164 -

1953-м — 3 из 4, изреченные большевистским оратором-шахтером (5:550; 208), Подтелковым (5:680; 346), красным кавалеристом (6:118; 121). Оставил Потапов лишь кощунственный матюк Григория Мелехова — не случайно. В конечном счете, благодаря восстановительной работе Ю. Б. Лукина, в «Тихом Доне» с 1956 года до развала Советского Союза имелось три десятка матюков — две пятых первоначальных.

Как же поступал Потапов с обозначениями матюков дери-вативами слова «мать»: «матерщина», «материться», «мат», «матерный», «матерно»? Как ни странно, он избавлялся от них более усердно, нежели от прямых матюков. Из 20 замеченных мною обозначений мата он изъял 5, заменил 10 и оставил в целости 5. «Материться» Потапов превращал в «ругаться», «матерно» — в «зло», «отчаянно», «крепко», «матерную» ругань — в «крепкую». В одном месте он смягчил авторский рассказ о том, как геройский Козьма Крючков принимал влиятельных дам, приезжавших полюбоваться на него. У Шолохова: «...а он вначале порол их тысячным матом», у Потапова деликатнее: «...а он вначале крыл их матом» (3:262; 266). Потапов сохранил здесь «мат», наверно потому, что в Гражданскую войну Крючков сражался на стороне белоказаков. Как с прямыми матюками, так и с их обозначениями, Потапов обращался с учетом политической физиономии тех, от кого они исходили. Примерно половину деривативов слова «мать», обозначающих ругань противников большевизма, он оставил в тексте, тогда как такие же деривативы, касающиеся сквернословия красных (Подтелкова, Кошевого, красноармейцев), он опустил или заменил. Как нам известно, цензоры «Тихого Дона» 1935 года издания целиком игнорировали всякие обозначения мата. Редакторы 1956 года не вернули в роман только «матерную брань» красных, услышанную Григорием при неожиданном столкновении с ними в 9-й главе 6-й части (6:74; 75). Видимо, эту потаповскую купюру они не заметили.

Детгизовские редакторы «Тихого Дона» ориентировались на Потапова, временами внося свои поправки и восстановления. Предназначенное для старшеклассников, их издание имеет характерные особенности школьных вариантов художественных произведений. Одной из особенностей является

- 165 -

крайнее пуританство в редактировании ругани, эротических ситуаций, разнообразных «натуралистических» деталей. Намного чаще, нежели Потапов, в частности в 3-й книге «Тихого Дона», детгизовские редакторы купировали прямые матюки. Они также убрали больше деривативов слова «мать», чем Потапов, хотя разница здесь не так велика, как в изъятии самих матюков. В итоге детгизовское издание 1955 года удержало всего два матюка: «в дубову домовину их мать!», выражающий отношение проповедника большевизма Андрея Гаранжи к власти эксплуататоров в 23-й главе 3-й части, и «Лег — туды ж его в переплет!» — восклицание казака Стремянникова, сердитого на заснувшего дозорного в 51-й главе 6-й части. Оба ругательства уцелели и в потаповской версии романа. Все выброшенные в 1955 году матюки и их обозначения вновь обрели свои места в 1956-м.

В настоящей главе мы уже говорили о потаповской правке нематерных ругательств, адресованных сторонникам советской власти. Теперь обратимся к одинаковым или сходным обсценностям, относящимся и к антибольшевикам, и к людям, далеким от политики. В последнем случае поправки приводятся в виде иллюстраций пуризма, достигшего своего апогея в начале 1950-х годов. Ко времени потаповского редактирования от слова, которое в ранних изданиях «Тихого Дона» печаталось иногда полностью, оставалось только «б...». С этим обрезком Потапов обходился по-разному. В 12-й главе 4-й части он заменил его «проституткой» в выпаде есаула Листницкого против Временного правительства: «...как б... улыбается исполкому совдепа» (4:454; 108). Это единственное место, где редакторы 1956 года солидаризировались с потаповской правкой «б...» и слов с тем же корнем. «А по глазам их б... вижу — они ухондокали», — говорил в 58-й главе 6-й части Павел Кудинов о казаках, не сознававшихся в убийстве полковника Георгидзе. Потапов зачеркнул сокращение (6:320; 331). «Б...н старый!» было далеко не самым бранным словцом в богатом ассортименте прозвищ и ругательств, которыми вдова Анютка Озерова обложила Пантелея Прокофьевича, переехавшего ее поросенка. Потапов прибег к замене: «Потаскун..!» (5:583; 244), в детгизовском

- 166 -

издании — пустое место, редакторы 1956 года ввели «Б...»157

Дважды издания 1953 и 1956 годов сохранили текст 1949 года. В одном случае: «Вас уговаривают, как б...» — кричал Турилин сотне казаков, которые не могли решить, идти ли с Корниловым на Петроград или вернуться на фронт (4:476; 132), в другом — «Просить будут все эти Деникины и другие б... и то не поеду!» — выругался Богатырев, после того как его не пустили на пароход при эвакуации из Новороссийска в Крым (7:621; 259)158. Детгизовские редакторы сменили «б...» соответственно на «дураков» и «сволочей», а до этого, в 4-й главе 3-й части, — «курву» на «стерву» в угрозе пьяной казачки любовнику или мужу: «Я тебе за эту курву чертей всыплю!» В 46-й главе 6-й части из укора Натальи Григорию: «с б... вязался...» — детгизовцы убрали «б...» без замены.

Почему-то «ж...» вызывало у редакторов более агрессивную реакцию, чем «б...» Так, в начальной главе романа издания 1953 и 1955 годов целиком отсутствует оценка, данная жалмеркой Маврой фигуре иноземной жены Прокофия Мелехова: «Ни ж..., ни пуза, одна страма» (1:8; 8). Редактор 1956 года Лукин ограничился заменой «ж...» на «зад». В 8-й главе 4-й части Потапов никак не возразил против антивоенного выкрика казака: «Шаровары вон на ж... не держатся... какая война?!» Однако детгизовские редакторы решили, что такие выражения не должны попадаться на глаза десятиклассникам, хотя среди последних вряд ли был кто-нибудь, кто не слышал более соленых словечек159. Купюру одобрили редакторы 1956 года и последующих советских публикаций романа. «Голову схоронил, а ж... видно!» — крикнул Прохор Зыков спрятавшемуся в подсолнухах дезертиру из Донской армии в 19-й главе 7-й части. Потапов и Лукин оставили все как было, но редакторы Детгиза водворили «зад» на место «ж...»160

Из других ругательств, снятых Потаповым, политический оттенок имеет ответ Лихачева Григорию Мелехову: «Какого тебе... надо! Смерти хочу!» в 30-й главе 6-й части (6:177; 182). Потапов вычеркнул первую половину ответа, чтобы не портить репутацию сквернослова-комиссара, чьи

- 167 -

два матюка были удалены в 1932 году. Слово «хреновина» в дневникой записи студента Тимофея от 29 апреля Потапов заменил на «дело дрянь» (49:271; 275). Как слишком грязную, он запретил Кудинову произносить поговорку: «Ты им мочись в глаза, а им все — божья роса» (6:320; 331). К двум изъятым ругательствам причастна героиня романа как оскорбленная, так и оскорбительница. Григорий Аксинье: «чертова сволочь!» (2:190; 191), Аксинья Наталье: «сука бессовестная» (3:320; 324). Не исключено, что Потапов несколько выделял Аксинью из женских персонажей романа и был более склонен к устранению унижающих ее слов и ситуаций. Редакторы 1956 года восстановили все перечисленные выше купюры, которые, кроме первой, нельзя принимать за политические.

Потапов не всегда соблюдал последовательность в обращении с ругательствами, особенно с повторяющимися, за которыми труднее уследить. Бранное выражение Пантелея Прокофьевича: «Ах ты, фитинов твою в дыхло!» — Потапов выбросил (6:100; 102), но «Фитинов твоей матери!» того же персонажа он сохранил в 8-й главе 7-й части, а равно и одинаковое ругательство старого казака в 53-й главе 6-й части. В 4-й части Потапов ничего не предпринял против довольно крепкой брани Алексея Урюпина: «к едрене-матрене» (гл. 4) и казака Манжулова: «Черти, в рот вас, в печенку, в душу!» (гл. 8). По грубости эти ругательства превосходят Аксиньину «суку бессовестную».

7. Эротика

В области эротики Потапов сосредоточился почти исключительно на казачьих персонажах дореволюционного периода, так как от сцены близких отношений между Бунчуком и Анной и от упоминаний о случаях насилования со стороны красных воинов предыдущие цензоры оставили ему только крохи. В этих эпизодах Потапов ограничился второстепенными поправками. Помимо них он снял несколько строк о связях Мишки Кошевого с женщинами и о его взглядах на брак. Из сорока рассмотренных нами неполитических поправок эротического типа девять десятых приходится на 1-ю книгу «Тихого Дона» — свидетельство многолетнего цензорского

- 168 -

безразличия к интимной стороне казачьей жизни, как не имеющей прямой связи с политикой. Шолохов представил эту сторону в разнообразии ее проявлений. В речь автора и персонажей входят такие детали, как чувственное влечение, сексапильная внешность, замечания, шутки, поговорки, эротические рассказы, грубоватые синонимы интимных отношений, ухаживание, страсть, половая распущенность, венерические заболевания, изнасилование, успешные и безрезультатные попытки соблазнить женщину или мужчину.

К наиболее длинным потаповским купюрам принадлежит разговор между Митькой Коршуновым и Елизаветой Моховой о пятне крови на ее юбке, после того как Митька лишил ее невинности (2:110; 168); страница с описанием страха Натальи, наведенного на нее Митькиным сексуальным домогательством (2:166—167; 168); рассказ Дарьи Мелеховой о ее резком ответе подростку на предложение пойти с ним «на гумно» (3:317; 321). Несколько изъятий Потапов сделал в сцене группового изнасилования казаками хорошенькой горничной Франи. Вначале он снял текст, который давал представление о вожделении казаков: «Франя словно обмаслилась в потоках похоти, излучаемых тремя стами глаз, и, вызывающе подергивая бедрами...» (3:221; 223). Во время насилования в конюшне Франя неподвижно лежала на полу, «бессовестно и страшно раскидав белевшие в темноте ноги» — вид, который Потапов читателю не показал (3:223; 224). Потапов также вычеркнул несколько фраз из дневника студента Тимофея относительно его связи с Елизаветой Моховой, ставшей к тому времени опытной и ненасытной партнершей. Свидетельство тому — целиком исключенная запись от 27 мая 1914 года: «Она меня истощает. Я опустошен физически и напоминаю голый подсолнечный стебель. Это не баба, а огонь с дымом!» (3:275; 278). В записи от 18 июня Потапов отделался от основы союза этих любовников: «Связующее начало — кровать. Выхолощенная жизнь» (3:276; 279).

В обращении с женскими грудями Потапов выказал интерес к их форме, движению, объему. Путем купирования он стал на защиту их эстетических качеств, которые, по его мысли, принизил автор неудачными или неуместными сравнениями.

- 169 -

Потапову не понравилось, что грудь рассерженной Аксиньи «билась... под узкой кофточкой, как стрепет в силке» (1:47; 46), что у Натальи под кофточкой «пуговками торчали остренькие соски» (1:64; 64), что Дуняшкины небольшие груди были величиной «с кулак» (3:209; 211), что «белопенной пышной грудью висело облако». В этом случае помимо вычерка Потапов изменил и стиль: «висело белопенное пышное облако» (3:314; 318). Два последних примера показывают и мелочную придирчивость Потапова. Без уточнения «с кулак» представление о размере Дуняшкиных грудей становится расплывчатым. Удаление «груди» отнимало у облака его метафоричность. Возможно, в глазах Потапова облако с пышной грудью выглядело чересчур эротичным, могло породить нежелательные ассоциации у читателей мужского пола. Не меньшую осторожность проявил Потапов, зачеркивая слова «четыре ночи проспал с женой», хотя спал с ней ее муж (2:179; 180).

В художественной ткани «Тихого Дона» Шолохов обильно пользовался образами, взятыми из мира животных, домашних и диких. Как принято в народе, сильное чувственное влечение он приравнивал к страсти бугаев и жеребцов. Об ухаживании Григория за Аксиньей сказано: «Он упорно, с бугаиной настойчивостью, ее обхаживал». Потапов отказался от «бугаиной» и перекроил все предложение: «Он упорно преследовал ее своей настойчивой и ждущей любовью» (1:36; 36). Несколько строк выбросил цензор из сцены их полуночной встречи перед сближением, включая фразу: «Рывком кинул ее Григорий на руки — так кидает волк к себе на хребтину зарезанную овцу...» (1:45; 44). Далее Потапов изъял новость о том, что Митька «обгулял» Елизавету (2:111; 111); реплики казаков на желание одного из них жениться: «Жеребцуешь?» — «Выложить его придется!» — «Мы ему перекрут, как бугаю, сделаем» (3:254; 256); реакцию Тимофея на признание Елизаветы, что он ее не удовлетворяет: «Жеребца бы ей со станичной конюшни. Жеребца!» (3:277; 280).

Не упустил Потапов из виду и спаривание домашних животных. Из 27-й главы 5-й части он удалил дюжину строк о беспокойстве пастуха и подтелковца Лагутина за хребет коровенки,

- 170 -

на которую вскочил огромный бык (5:666; 331). Дивиться купюре не приходится. Потапов также не решился посвятить читателя в то, что собак Мирона Коршунова спускали с цепи «раз в год, весною, на случку» (2:114; 114), что «петух, деловито топтавший у крыльца курицу, испуганный громким зыком, прыгнул с нее и враскачку заковылял... к амбарам, квохча и негодуя» (2:159; 161). Самую значительную купюру эротического типа Потапов сделал в 6-й главе 6-й части. Предварительно он убрал определение «нелюдское», обозначавшее благородство лошадей, а затем два предложения: «На его глазах покрывались матки; и этот извечный акт, совершаемый в первобытных условиях, был так естественно-целомудрен и прост, что невольно рождал в уме Кошевого противопоставления не в пользу людей. Но много было в отношениях лошадей и людского» (6:55; 55). Не в первый и не в последний раз утверждает Шолохов в «Тихом Доне» превосходство животного мира над человеческим. В конце 2-й книги романа стрепеты дерутся на могиле Валета за самку, размножение, продолжение жизни, тогда как Валет погиб за политические идеи в ходе одного из массовых взаимоистреблений, которые людям, разумным существам, совершать не подобает.

Редакторы 1956 года восстановили первоначальный текст на месте потаповских купюр и изменений эротического характера, приведенных в предыдущих абзацах. Лишь один, не указанный в них вычерк, — в сцене изнасилования Франи — был принят в 1956 году: «С нее только что встал, придерживая шаровары, казак...» (3:223; 224).

Количество «эротических» поправок в детгизовской публикации «Тихого Дона» резко возросло, даже в сравнении с его изданием 1953 года. В основном это были купюры такого же типа, как потаповские, но многие из них отличались большей длиной и свидетельствовали о строжайших цензурных критериях, обязательных при адаптации текста для школьников. Приводим примеры изъятий, характерных для детгизовского издания: без малого три страницы, посвященные Фране; больше двух страниц о Дарьиной попытке соблазнить Пантелея Прокофьевича; почти весь отрывок о Бунчуке и Анне в кровати161; сближение и разговор Григория

- 171 -

со сладострастной казачкой; прощальное соитие Аксиньи с Евгением Листницким; двухстраничный рассказ Прохора Зыкова о своем добывании триппера и реакция Григория на эту историю162.

Последняя купюра и с десяток других показывают, что редакторы Детгиза очищали от сексуальности и 4-ю книгу «Тихого Дона», в которой Потапов сохранил чуть ли не все связанное с плотской любовью. Здесь сказалось нарастание десталинизации. Не будь ее, он нашел бы что-нибудь подлежащее устранению и в 4-й книге. В 1-й книге он отверг параллели между физической одержимостью людей и животных, когда зачеркнул дневниковую запись Тимофея о необходимости жеребца для Елизаветы. В 19-й главе 7-й части Потапов оставил целиком отзыв казака Семака о своей жене: «...да какая баба-то: прямо жеребец, а не баба!» Все перечисленные выше изъятия 1955 года были восстановлены в 1956-м. В одном месте выброшенные Потаповым фразы вернулись в роман в 1955 году. Они выражали предупреждение Митьки Коршунова отцу Елизаветы по поводу утраты ее девственности: «А то ить накушенный кусок кому нужен? Собака, и то не исть»163. Редакторы 1956 года, вероятно самостоятельно, поступили так же, как детгизовские.

8. Натурализм

Этот термин означает здесь неприукрашенное изображение негативных сторон человека и окружающей среды. И то, и другое Шолохов воспринимает остро, всеми пятью органами чувств. Разумеется, автор, персонажи и читатели не всегда реагируют одинаково на то, что они видят, слышат, обоняют. Некоторые привычки персонажей-казаков, вполне естественные в их представлении, могут показаться неприглядными людям иного воспитания или социального положения. По количеству натуралистических исправлений первая книга «Тихого Дона» намного опередила три следующие, так как она обнажает глубокие пласты казачьей жизни — благодатной почвы для пуританского плуга. Казаки были не только воинами, но и хлебопашцами. К ним, как и к крестьянам, считалось применимым выражение «идиотизм деревенской жизни» из «Манифеста Коммунистической

- 172 -

партии» Маркса и Энгельса. Марксистское изречение в виде «деревенского идиотизма» произносили в ранних изданиях «Брусков» секретарь губкома Александр Жарков и главный герой Кирилл Ждаркин; сам же Панферов воплотил его в своих крестьянских персонажах, показав их косность, невежество и жестокость, порожденные приверженностью к частной собственности. Пришлась кстати и ленинская оценка аграрной России как страны с «самым отсталым землевладением и самой дикой деревней»164. В «Брусках» дикарями называют крестьян Ждаркин и старый большевик, друг Сталина Федор Богданов.

В 1930—1932 годах в художественных сочинениях цензорское внимание привлекал ход коллективизации. Прежняя жизнь крестьянства большого интереса у цензоров не вызывала, и они не пошли дальше редких смягчений ее неблаговидных проявлений. В 1933—1935 годах, когда хлеборобы уже были загнаны в колхозы, затушевка таких проявлений значительно возросла, но главная задача цензоров состояла в том, чтобы представить крестьян более лояльными советской власти, изъять или приглушить сцены борьбы с нею — от пассивного сопротивления до вооруженного восстания. Цензурированию такого типа были подвергнуты «Неделя» Либединского, «Страна родная» Артема Веселого и «Бруски». В первых трех книгах этого романа издания 1934 года (М., Худ. лит.) насчитывается минимум сто политических поправок. Выпуск «Брусков» 1947 года в четырех книгах претерпел самое решительное вмешательство цензуры, принесшее 370 исправлений, — рекорд для всех изданий этого романа. Одна из причин огромного количества поправок: накопление неприемлемого текста в течение десяти лет, когда «Бруски» не переиздавали. Помимо реабилитации крестьянства в политическом и бытовом плане, цензорам при возросшем за годы войны патриотизме надлежало очищать «Бруски» от того, что могло подорвать престиж русского народа в прошлом и настоящем. В жертву цензуре было принесено несколько страниц рассказа Богданова о своем детстве в деревне, где царили нищета, произвол, вражда, ложь, коварство, жадность, воровство. Вывод Богданова: «Такова была Россия». Редактором изданий «Брусков» 1934 и 1947 годов,

- 173 -

особенно сильно покоробленных цензурой, был Юрий Лукин, чистильщик «Тихого Дона» от потаповских извращений. Можно предположить, что в 1947 году его рукой водил не столько он сам, сколько цензор Главлита.

Поскольку по содержанию «Бруски» в общих чертах схожи с «Поднятой целиной» и 1-й книгой «Тихого Дона», напрашивается вопрос: почему цензура добралась до романов Шолохова на пять лет позже, чем до романа Панферова? Возможно потому, что благодаря мировой известности Шолохова с ним считались больше, чем с Панферовым. К тому же бытовало мнение, что Шолохову благоволит Сталин, протолкнувший в печать «Поднятую целину» и спасший писателя в 1938 году. С середины 1930-х годов из романов Шолохова выбрасывалось преимущественно то, что приходило в явный разлад с изменчивой политикой верхушки ВКП(б). Публикация письма Сталина Феликсу Кону открыла цензуре путь к политической правке «Тихого Дона», и Потапов присовокупил к ней пуританскую, которая стала неизбежной после вторжения Сталина в языкознание.

Около двухсот натуралистических поправок Потапова минимум в три раза превышают число эротических и представляют большое разнообразие. Они охватывают части тела, волосяной покров, неприятные запахи, звуки, цвета, выделения слюны, пота, слизи, отправление естественных надобностей, кровавые подробности, дурные манеры, нечистоплотность, уподобление людей животным, вшей и мышей. Ниже приводятся типичные примеры, в которых изъятые или замененные слова и фразы выделены курсивом. Среди них есть простые обиходные выражения, вычерки которых демонстрируют крайний пуризм Потапова. «В прорези мученически оскаленных зубов ее ворочался искусанный язык» (1:9; 8); «черный ногтястый палец» (1:77; 77); «толстозадая Лукерья» (2:161; 162); «бесстыдно оголил покрытое смертной испариной тело» (5:656; 321); «запах смолистого мужского пота мешался с едким и пряным бабьим» (1:89; 89); «неприятно и глухо бурчало в животе» (1:88; 89); «лед, трупно синея, вздувался» (4:412; 64); «у того в порожнюю меж зубами скважину при слове “горько” трубочкой вылезал слизистый багровый язык» (1:92; 93); «кислым вкусом

- 174 -

ржавчины во рту вызвало приток слюны» (4:415; 68); четырнадцать строк о старике, оправлявшемся за пожарным сараем на площади, и его пререканий по этому поводу с Митькой Коршуновым (1:16; 15); «лежали сбитые в кучу мерзлые слитки скотиньего помета» (5:545; 202); «полоска лба с опаленной, скатавшейся в трубочки кожей, в середине между челюстью и верхушкой лба — обрывки костей, черно-красная жидкая кашица» (4:378; 28); «Аникей грыз куриную кобаргу, по голому подбородку стекал на воротник желтый жир» (1:88; 89); «дед Гришака трубил в горнице, сморкаясь в ладонь, вытирая ее о замасленную полу чекменька» (4:411; 64); «телячьими глазами» (3:264; 267); «грязной рубахи» (1:67; 67); «лежали, вяло распластавшись, выварившиеся, белые пухло-коленчатые черви» (4:394; 46); «в зале... мышиный писк» (2:181; 182); «жена проворно искала его, била на деревянном зубчатом гребне черноспинных головных вшей» (6:350; 362).

Редакторы 1956 года восстановили все вышеуказанные купюры. С другой стороны, количественно и пропорционально они одобрили больше натуралистических поправок Потапова, чем эротических. Среди невосстановленных изъятий заметны те, которые касаются волосатости человеческого тела. Волосатость сближает человека с животными, что Потапов, вероятно, находил унизительным для людей и эстетически неприятным. С середины 1940-х годов эта точка зрения приобрела официальный характер. Волосатость стала признаком звероподобия, свойственного врагам. В «Молодой гвардии» Фадеева обладателями волосяного покрова, ниже головы, являются исключительно немцы. Полуголый ефрейтор вермахта «очень волосатый», «черно-волосатый», его солдаты «с расстегнутым воротом, потные, волосатые», директор биржи труда в кожаных шортах, с коленями, «обросшими волосами, как шерстью», с «обросшими волосами коленями» и пальцами. В обоих примерах волосатость подчеркивается повторением. У ротенфюрера СС, мучителя и палача, все тело и часть спины поросли «светлым кучерявым волосом»165.

Поскольку Шолохов писал «Тихий Дон», когда растительность на теле цензуру не интересовала, ничего не мешало

- 175 -

ему реализовать свою склонность к воспроизведению ее как примечательной черты некоторых персонажей, от главных до эпизодических. Так что Потапову пришлось удалять волосы с головы, рук, пальцев, ног, груди, из ушей и ноздрей. Надо отдать ему должное: он проделал этот труд добросовестно и беспристрастно, искореняя волосы как у друзей, так и у врагов. Самый волосатый персонаж в «Тихом Доне» — Бунчук. Тягаться с ним за первенство мог только пользовавшийся расположением Франи «сотник, курчавый и густо волосатый с ног до головы». К сожалению, это все, что сказано о сотнике в романе. Мы не располагаем такими конкретными примерами его волосатости, какие представляют нам описания Бунчука. Потапов вообще свел соперничество между ними на нет, оставив только «по слухам, преуспевал лишь курчавый сотник» (3:221; 223). Благодаря редакторам 1956 года сотник вновь оброс густым волосом, но состязаться с Бунчуком он уже не мог: фраза «с ног до головы», сулившая ему хотя бы равенство с соперником, не была восстановлена.

Половина потаповских изъятий, относящихся к волосатости Бунчука, была отвергнута в 1956 году. В нижеследующем перечне они отмечены курсивом. «Коричневые волосы на тыльной стороне ладоней лежали густо, как лошадиная шерсть» (3:305; 309); «волосатые пальцы» (3:307; 311); «черноволосые, как у коршуна когтистые руки» (5:623; 286); «поросшая дремучим волосом грудь» (5:684; 350). Не восстановлены: «Потирая руки, покрытые черной ворсистой шерстью» (4:355; 3); «движением волосатой руки» (5:603; 3); «волосатую руку» (5:623; 287); «руки... покрытые темной лошадиной шерстью» (3:306; 311). До 1933 года «шерсть» была черной. Потапов кое-как компенсировал утрату «лошадиной шерсти», вставив «волосатые» перед «руки», каковыми они и остались в советских публикациях романа.

Из приведенных примеров видно, что нет существенной разницы между принятыми и отвергнутыми поправками касательно волосяного покрова Бунчука. Редакторы 1956 года приняли половинчатое решение. Они не рискнули напирать на чрезмерную волосатость большевика частыми напоминаниями

- 176 -

о ней и сократили вдвое их число. В то же время они не могли и совершенно «обезволосить» тело героя, волосатость которого автор преподносил как его характерную черту. В итоге процент одобренных в 1956 году поправок относительно волосатости Бунчука оказался значительно высоким. По крайней мере в одном случае (ч. 5, гл. 4) к «волосатой руке» Бунчука не притронулись ни Потапов, ни редакторы «Тихого Дона» издания 1956 года.

Волосатость Григория Мелехова Потапов вытравлял так же бескомпромиссно, как и Бунчукову. Однако все купюры были восстановлены в 1956 году. Они набраны курсивом в следующих фразах: «Аксинья бешено целует... жестокую, курчавую, черную поросль на груди» (1:52; 52); «он конфузился, глядя на свои ноги, густо поросшие черным волосом» (2:200; 201); «волосатой груди» (5:591; 252); «черную, в дремучем волосе грудь» (6:98; 100). Так же были возвращены в роман волосы на разных частях тела других персонажей: «Узкие волосатые ступни» Евгения Листницкого (2:154; 155); Митька Коршунов шепнул отцу «в заволосатевшее ухо» (2:172; 173); «у Лагутина порванные исподники оголили желтокожую голень, поросшую редким волосом» (5:684; 349); «волосатая рука Горчакова» (6:43; 43). Местами Потапов сохранил волосатость. Например, в 19-й главе 6-й части он оставил в покое «волосатые ноги» Петра Мелехова.

До этого все советские издания признавали правоту Потапова в удалении волос из носа одного персонажа и в снятии их с головы другого. В первом случае орудует Пантелей Прокофьевич, «выдергивая из ноздрины большим и указательным пальцами пучки черных, задичавших в вечных потемках волос» (1:64; 64). Здесь, конечно, дело не только в растительности, но и в способе обращения с нею. Во втором случае на голове у Вениамина, лакея генерала Николая Листницкого, «не волосы, а плюш, густые, без ворса» (2:160; 162).

Спорадическая борьба с волосами, растущими в неподобающих, на взгляд пуристов, местах, продолжалась в хрущевскую оттепель и после нее. В «Брусках» строитель коммунизма Ждаркин остался с 1957 года без «мохнатой икры», а противник советской власти Яшка Чухляв — без волос на

- 177 -

груди. Случалось и противоположное. С 1934 года грудь героя «Цемента» Глеба Чумалова неизменно покрывает «густая шерсть», только вначале она «мохнатилась», а через семь лет стала «золотиться». В некоторых случаях запрет или разрешение зависели от мнения редактора или цензора. В общем персонажа с обнаженной волосатой грудью легче было изобразить в литературе, чем показать публике в фильме, опере, театре.

В 1965 году на киностудии «Ленфильм» снимали фильм-оперу «Катерина Измайлова» («Леди Макбет Мценского уезда»). Партию героини исполняла Галина Вишневская, роль Сергея играл драматический артист Артем Иноземцев. Когда любовники лежали в кровати под одеялом, выложив руки наружу, у Иноземцева расстегнулась рубаха. Очевидно, при попытке застегнуть ее, открылась волосатая грудь актера. Режиссер пришел в ужас: «Мы делаем фильм не для сексуальных маньяков, а для трудящихся масс...» — и приказал немедленно сбрить волосы. Этой процедуре Иноземцев стал подвергаться еженедельно. «Точно с поросенка, — пишет Вишневская, — сбривали щетину с его груди, а потом и со спины, когда пришло время съемок порки»166.

В дополнение к не восстановленным в 1956 году купюрам, касающимся волосатости, следует назвать натуралистические изъятия других типов, которые также оставались за пределами романа с 1953 по 1995 год. К ним относятся выделенные курсивом слова: «красно-слизистый попискивающий комочек» (1:9; 8) — родившийся у турчанки ребенок; «между ног ее, под юбкой, в красно-белом месиве ворохнулось живое, пискнувшее» (2:191; 192) — рождение дочери у Аксиньи; Григорий осознает, что не все порвано с Аксиньей, «осталось что-то, как от выкрошившегося гнилого зуба корешки» (2:115; 115). Аксинья Пантелею Прокофьевичу: «Иди отсель, не пенься, как крех, — не спужаешь!» (1:47; 46); Аксинья переступала «с ноги на ногу, как обкормленная ячменем лошадь» (2:155; 157). На лице Аксиньиной свекрови «выступал обильный вонючий пот» (1:36; 35); «кофточки с буфами на морщиненых рукавах, подопревших и слинявших под мышками от остросладкого, ширяющего в нос, как горчица, бабьего пота» (3:209; 210); безымянный

- 178 -

казак Алешке Шамилю: «Завтра в уху на... ему, а зараз помалкивай» (2:131; 131), до 1941 года было «нассы»; десять строк о том, как лакей Вениамин ел мясную пищу, которую прожевывал и выплевывал генерал Листницкий, соблюдая запрещение врачей глотать ее (2:160; 162); при объявлении войны с Германией к казакам взывала не боевая слава, «а свое буднее, сырцевато-кровное» (3:251; 254); «Анна Ивановна, тучная и сыроватая» (4:415; 68); «священник буравил его угрюмыми, цвета камня-самородка, глазами» (3:295; 299); «Григорий бил обескровленных вялых вшей» (3:267; 270).

Причины двух последних изъятий не ясны. Что непристойного или неэстетического нашли Потапов и редакторы 1956 года в сравнении цвета глаз с цветом камня-самородка, и почему обеспокоил Потапова болезненный вид вшей, а не само их наличие? Более объяснимые примеры вшивости: «Захар Королев криво улыбался, черная борода его плавилась по завшивевшей рубахе застывшим чугунным потоком» (4:474; 130). Потапов отсек второе предложение целиком. Возможно, из-за вшей и из-за вопроса: как могла плавиться застывшая борода? Три года спустя предложение было восстановлено, но без «завшивевшей». У больного тифом Бунчука Анна «вычесывала из завшивевшей горячей головы паразитов» (5:605; 267). Смысл фразы понятен и после купюры, но вычеркнутое слово означало изрядную вшивость. После смерти Сталина прогрессирующее ослабление цензуры позволило оставить в 13-й главе 6-й части «завшивевшую голову» Петра Мелехова, а в 27-й главе 7-й части четыре строки описания вшей, которые «движущейся пеленою» покрыли все лицо мертвого Пантелея Прокофьевича, «кишели в бороде». Несколько невосстановленных вычерков отражают отчасти большевистскую трактовку Первой мировой войны как кровавой бойни за интересы империалистов, отчасти близкое Толстому восприятие войны как бессмысленного и противоестественного уничтожения человеком себе подобных. С возрождением патриотизма правительственный взгляд на войну изменился. Стало подчеркиваться разделение войн на справедливые — за независимость Отечества и захватнические — с целью порабощения других народов.

- 179 -

Объяснение причин войн, пропагандируемое в 1920-х и начале 1930-х годов, изжило себя, и Потапов принялся за устранение шолоховских антивоенных образов. Большинство их находилось в 1-й книге и относилось к природным явлениям и луне, которую автор предпочитал называть по-народному — месяцем. Снятые слова отмечены курсивом: «Над местечком в выси — рубленой раной желтый развал молодого месяца» (3:256; 258); «на месяц бинтом легло облако» (3:256; 259); «ветер безжалостно сорвал с месяца хлопчатый бинт тучи... и желтой гнойной сукровицей потек мертвенный свет» (3:257; 260); «отсыревшая глина на плотине тяжело пахла мертвечиной, сырью» (3:267; 270); «низко пенились... траурно-черные облака» (4:496; 151); «зеленым раскосым оком мертвеца глядел... месяц» (4:496; 151). Хотя две последние фразы хронологически не выходят за рамки 1-й мировой войны, их появление можно объяснить и предшествующей им сценой смерти есаула Калмыкова от руки Бунчука.

Две следующие невосстановленные купюры не принадлежат к антивоенным. Причиной их неприятия было натуралистическое изображение смертельных ранений. В бою с немцами пуля, сразившая казака Афоньку Озерова, «вышла у заднего прохода» (4:384; 35). В начале Гражданской войны раненная разрывной пулей Анна говорит Бунчуку: «Кровь льется внутри... плевра набухла кровью...» (5:656; 322). В 1956 году выбросили и стоявшее после «кровью» слово «тяжко» (5:656; 322)167. Редакторы детгизовского выпуска «Тихого Дона» скопировали почти все натуралистические поправки и добавили свои купюры, которые в общем были короче эротических. Удаление грязи или волос с человеческого тела можно было ограничить изъятием нескольких слов, тогда как отказ от сцены изнасилования Франи потребовал выемки без малого трех страниц. Натуралистические купюры детгизовцев редактор 1-го Собрания сочинений Шолохова Лукин игнорировал. Лишь изредка в обоих изданиях романа попадаются одинаковые изъятия. В 18-й главе 2-й части отказ Григория вернуться к Наталье вошел в ее сердце как что-то «зубчато-острое, разодравшее какую-то ткань». Процитированные слова есть в потаповской редакции романа,

- 180 -

но они отсутствуют с 1955 года в его советских публикациях168. У нас нет доказательств, что Лукин использовал здесь детгизовский текст 1955 года. Он мог вычеркнуть эту фразу сам. Точно так же он мог поступить с выражением «давно не бритый рот» в 20-й главе 3-й части, которое относится к спасенному Григорием раненому русскому офицеру. Двух первых слов фразы в советских публикациях романа нет с 1955 года169. Вполне возможно, что в данном случае купюра связана не с натурализмом, а с «не бритым ртом».

9. Лукин — Потапов — Коляджин

Деятельное участие Лукина в восстановлении последнего допотаповского текста «Тихого Дона» явствует из записи его беседы с поэтом Виктором Гончаровым в 1991 году. На трех страницах машинописи без интервала между строками Лукин цитирует и разбирает «натуралистические» купюры Потапова и его политические вписки, предназначенные «уподобить произведение Шолохова своего рода художественному приложению к “Краткому курсу” или к “Истории СССР”»170. Потаповскую оценку Государственного совещания, подкрепленную цитатой из Ленина, Лукин назвал «бредом бездарной пропаганды»171. Возмущенный произволом Потапова над художественными достоинствами шолоховской прозы, он воспринял изъятие подробностей родов Аксиньи как «классический пример надругательства», а выемку осеннего пейзажа и портрета генерала Корнилова в поезде — как «кощунство»172.

Не минуло и двух лет после публикации искалеченного «Тихого Дона», как Потапов постарался включиться в подготовку текста романа для выпускаемого Гослитиздатом Собрания сочинений Шолохова. О причастности Потапова к этому изданию и о наличии в РГАЛИ верстки всех его томов поведал шолоховед Виктор Петелин в своей книге «Жизнь Шолохова»173. В ознакомлении с версткой большую услугу оказал мне сотрудник ИМЛИ Владимир Васильев. По моей просьбе он просмотрел в РГАЛИ верстку и в письме ко мне от 8 сентября 2003 года привел из нее места, демонстрирующие характер и объем потаповского редактирования. Я согласен с Васильевым, что Потапов, хотя и считал себя редактором,

- 181 -

был всего лишь посредником между официальным редактором Собрания сочинений С. Ю. Коляджиным и Шолоховым. Отбор поправок, предлагаемых Коляджину, делал, по-моему, Потапов, а Шолохов скреплял их перечень своею подписью. Сфера действия Потапова в Собрании сочинений ограничивалась «Тихим Доном». По свидетельству Васильева, «Примечания», помещенные в конце каждой книги этого романа, написаны Потаповым. Составлены они в виде краткого обзора истории публикации отдельних книг эпопеи, их главных героев и отзывов критики.

Верстка Собрания сочинений хранится в РГАЛИ в фонде 613, ГИХЛ, оп. 8, ед. хр. 899—927 и частично в оп. 7, ед. хр. 91—92. Так как архивариусы не переводили страницы верстки в листы, в настоящей работе используется пагинация верстки, которая редко совпадает с пагинацией «Тихого Дона» в Собрании сочинений. Свои замечания Потапов обычно писал на полях верстки. Исправления, предложенные в верстке Потаповым и Шолоховым, будут рассматриваться в порядке выпуска книг «Тихого Дона», начиная с 1-й.

Ед. хр. 102. На титульных листах версток 1-й и 2-й книг зимой 1956 года появились идентичные инструкции, подписи и даты: «Исправить и печатать. М. Шолохов. Редактор К. Потапов 15.I.56. Внести исправления в матрицы и печатать. А. Тр... (неразборчиво) 22.II.1956». В данном случае имеется в виду, как пишет Васильев, «почти исключительно корректорская работа». Примеров он не дает.

Ед. хр. 900. Кн. 1-я. На титульном листе: «Внести в текст романа помеченные исправления. М. Шолохов. Редактор К. Потапов 11.IV.56. Станица Вешенская».

С. 9. Ч. 1, гл. 1. «Ни заду, ни пуза, одна страма» (Мавра). Потапов переменил «страма» на «срама», а на полях написал: «М. А. согласен». Следует отметить, что в своем издании 1953 года Потапов выбросил всю фразу, которая, как нам известно, имела «ж...» вместо «заду» и «страма» вместо «срама». Коляджин не принял потаповское предложение и взял текст из молодогвардейского Собрания сочинений: «Ни заду, ни пуза, одна страма». Текст этой фразы в детгизовском издании романа 1955 года имеет одно отличие: «страма» заменено на «срама».

- 182 -

С. 37. Потапов — Коляджину: «С. Ю.! Мих. Ал. сказал: Не надо снова вводить слов «могешь», «слухать», «энтот», «энту», «звестный», «подовздел», «страма», «бузовать» (здесь: «рыть»), «кажный». Все эти диалектизмы взяты из 1-й части романа: шесть из 6-й главы, из рассказа Христони о поиске зарытого клада, остальные — из 2-й, 8-й и 16-й глав. Кроме одного «кажного», они заменены литературной формой в потаповском издании «Тихого Дона». В молодогвардейском Собрании сочинений Лукин проделал здесь обратную операцию. Коляджин пошел по его стопам, оставив или не заметив только «кажный» в 16-й главе. Согласие Шолохова на замену вышеупомянутых диалектизмов представляло собой не более чем моральную поддержку фронтовому другу, отлученному от фактического редактирования «Тихого Дона». Утешая Потапова, Шолохов не препятствовал Лукину восстанавливать те же самые диалектизмы.

С. 72. Ч. 1, гл. 16. По поводу фразы «ядовитый мохнатый тарантул» Потапов написал Коляджину: «С. Ю.! Добавлять не надо слово “мохнатый”». Коляджин, как и Лукин, не восстановил это слово, которое Потапов снял в 1953 году. Здесь и далее подчеркивания Потапова заменены курсивом.

С. 79. Ч. 1, гл. 17. «— Ну и пущай, — урчал Григорий, прикусывая курчавый волосок усины». Слово «курчавый», по всей вероятности, вписал, а затем вычеркнул Потапов, указав заменить его словом «пушистый», которое было во всех изданиях романа, включая потаповское. Тут же он приписал: «М. А. сказал — не править». Однако Лукин и Коляджин удалили «пушистый» без замены.

С. 86. Ч. 1, гл. 18. Правка касается размышлений Мирона Коршунова, навеянных гордым видом императрицы Александры Федоровны, изображенной на клеенке вместе с дочерьми. Во всех изданиях «Тихого Дона» до 1953 года Коршунов, с трудом решившийся выдать Наталью за Григория, мысленно обращался к императрице со словами: «...а вот придется дочерю выдавать замуж... небось тогда запрядаешь!» В своей редакции романа Потапов поменял «дочерю» на «дочку». В детгизовском тексте появилось «дочек». Коляджину Потапов сначала предложил «дочерей», но затем, как показал Васильев, переправил их на «дочек».

- 183 -

Лукин восстановил «дочерю», но Коляджин пошел навстречу Потапову, и «дочки» закрепились в советских публикациях «Тихого Дона».

Спрашивается, позаимствовал ли Потапов «дочек» из детгизовского издания романа, подписанного в печать 8 октября 1955 года и вскоре вышедшего в свет, что подтверждается записью в «Книжной летописи» № 52, подписанной в печать 24 декабря того же года? Так могло бы быть, если бы число детгизовских поправок, повторенных в изданиях «Тихого Дона» 1956 года, не превышало двух или трех. Как мы увидим ниже, Потапов несколько раз предлагал Коляджину исправления, которые впервые встречаются в детгизовской версии романа. Скорее всего, эти новые поправки внесли редакторы Детгиза по совету Потапова, знакомые с ним по подготовке в 1949—1950 годах текста «Поднятой целины» для старшеклассников средней школы. При этом важен тот факт, что ответственным редактором этого издания была И. И. Кротова, которая также занимала эту должность в работе над детгизовским текстом «Тихого Дона». Кроме того, Кротову с Потаповым объединял общий интерес к Шолохову. Она написала послесловие к «Судьбе человека» (Детгиз, 1960) и являлась ответственным редактором «Донских рассказов» (Детгиз, 1964) для учащихся средней школы.

С. 89. Ч. 1, гл. 19. Потапов: «Мих. Ал. просил к слову “кричишь” дать сноску: “плачешь”». Потапов почему-то зачеркнул «плачешь». Обошлось без сноски. В донском казачьем говоре «кричать» означает «плакать», а «шуметь» — «кричать».

С. 132. Ч. 2, гл. 3. «помогая Пантелею Прокофьевичу настилать посад снопов». 1949, 1953: «насаживать упосад». С 1955: «настилать посад снопов». Потапов: «С поправкой М. А. согласен».

С. 138. Ч. 2, гл. 5. «от осеннего бездождья», «шел по обочине». 1949: «от осеннего сухостоя и бездождья», «шел сбочь дороги». С 1955: «шел по обочине дороги». Потапов: «С поправками М. А. согласен».

С. 145. Ч. 2, гл. 7. «и на опустевших обдонских огородах». 1949: «и на кинутых обдонских огородах». 1953: «и

- 184 -

на опустевших обдонских огородах». Потапов: «С поправкой “опустевших” М. А. согласен».

С. 255. Ч. 3, гл. 3. «Одно осталось у него в памяти: тяжкий хрип полузагнанного коня и, когда глянул вслед ему, круп, мокрый, неумолимо сверкающий стальным клинком». Подчеркнуто красным карандашом Шолоховым. Слева инициалы М. А., поставленные, вероятно, Потаповым. 1949 и 1953: как набранный курсивом текст. С 1955: «мокрый, отливающий стальным блеском круп». Исправление внесено рукою Потапова, но не исключено, что новая метафора подсказана ему Шолоховым. Примечательно, что все четыре поправки из издания романа 1955 года Потапов предложил Коляджину в один день. Это обстоятельство подкрепляет нашу мысль о том, что ранее он одновременно предложил их и Кротовой.

На странице 161а верстки вклеена недатированная записка Лукина Коляджину. Поскольку записка помещена среди поправок, рекомендованных Потаповым 11 апреля 1956 года, можно предположить, что Лукин написал ее приблизительно в то же время, до выхода в свет 1-й книги «Тихого Дона». В молодогвардейском Собрании сочинений эта книга была подписана в печать 21 июня 1956 года, и публикация ее зарегистрирована «Книжной летописью» № 34, подписанной в печать 17 августа. Текст записки Лукина:

«Дорогой Стефан Юрьевич!

Если Вы пойдете по огоньковскому изданию, хочу напомнить Вам о возможной вставке насчет казаков-опричников, о возможных вставках, касающихся Геворкянца в пулеметной команде у Бунчука (Геворкянца надо взять по Вашему тогда синему изданию или по Вашей верстке), о восстановлении сцены братания (по Вашему позднейшему тексту), стоит вставить из синего издания или из верстки речь Подтелкова на митинге. Остальные исправления идут, если не ошибаюсь, в пределах огоньковского текста.

Ю. Лукин

P. S. В пользу начертания казачьего имени “Евлантий”, а не “Евлампий” говорит название хутора Евлантьева или Евлантьевского (в списке казненных подтелковцев)».

- 185 -

Все предложенные Лукиным исправления политического свойства, и обо всех них уже говорилось в настоящей работе. Тем не менее его записка нуждается в пояснениях. Купюр, касающихся «казаков-опричников», было две. Первая охватывала страницу, выброшенную в 1945 году из 10-й главы 4-й части. Причиной изъятия послужила эмблема опричнины, выцарапанная на стене помещения, в котором по прибытии в Петроград была расквартирована казачья сотня есаула Листницкого. В 1956 году Лукин, а затем Коляджин восстановили купированный текст, как и снятую Потаповым фразу о казачестве, нанявшемся «к монархам в опричники» (ч. 2, гл. 9). Говоря о Геворкянце, Лукин подразумевал вычерки в 6-й главе 5-й части романа, выпущенного в 1946 году издательством «Правда» в серии «Библиотека “Огонька”», что и побудило его именовать это издание «огоньковским». Устраненные в связи с Геворкянцем фразы появились в 1947 году в однотомном издании «Тихого Дона», которое воспроизвело текст однотомника 1945 года. Совет Лукина Коляджину вставлять здесь исключенные фразы «по синему изданию» не совсем пригоден. Лукин имеет в виду издание романа 1953 года в синих обложках, отредактированное Потаповым под наблюдением Коляджина. Однако Потапов не восстановил в нем всех купюр 1946 года, относящихся к Геворкянцу. Это сделали Лукин и Коляджин. Сцену братания Валета с немцем, опущенную в 1945 году, Потапов вернул на прежнее место. Все же перепечатывать ее «по Вашему последнему тексту», то есть по изданию 1953 года, как Лукин рекомендовал Коляджину, не стоило. При печатании фраз немца на его родном языке в потаповском издании по чьей-то небрежности допущено больше орфографических ошибок, чем в любой публикации «Тихого Дона». Коляджин избежал их повторения, воспользовавшись молодогвардейским текстом романа, где, как и в детгизовском издании 1955 года, дан, наконец, правильный перевод слова «окопы». Речь Подтелкова, вписанную Потаповым в 9-ю главу 5-й части, сохранили и Лукин, и Коляджин. Небольшая неточность вкралась в постскриптум: название хутора Евлантьева находится не в списке казненных подтелковцев, а в постановлении членов суда над ними.

- 186 -

Ед. хр. 91. Собр. соч. в 8 т. Т. 2, кн. 1-я, М.: ГИХЛ, 1956. На титульном листе: «В набор: С. Коляджин 28.V—56. А. Т... (неразборчиво) 28.V—56».

С. 217. Ч. 2, гл. 20. «Григорий ввалил ее на повозку, погнал лошадей к имению». «Ввалил» переправлено на «уложил». Замечание Васильева: «О родах Аксиньи; правка редактора, а не К. П.». 1949: «ввалил». 1953, 1955: «отнес». С 1956 МГ: «уложил».

С. 223. Ч. 2, гл. 21. «Ведь это отец получил на императорском смотру в тысяча восемьсот восемьдесят третьем году первый приз за джигитовку?» Выделенные курсивом слова сняты Коляджиным, но еще ранее от них избавился Лукин в молодогвардейском Собрании сочинений. Устранение даты обусловлено, очевидно, тем, что ее достоверность уязвима ввиду скудности сведений о прошлом Пантелея Прокофьевича.

С. 338. Ч. 3, гл. 12. «Григорий снял с убитой лошади седло, зачем-то поднял лежавшую неподалеку шапку». Как и Лукин, Коляджин переправил «лежавшую шапку» на «лежавшее кепи». Головной убор плененного казаками русина в изданиях до 1956 года четырежды назывался «кепи» и дважды — «шапкой». С первого Собрания сочинений везде «кепи».

С. 409. «Исправить и дать на сверку вместе с примечаниями. С. Коляджин. 26.XI—56 г». Вторая подпись неразборчива. 7.XII—56 г. Штамп: «на сверку 15.XII.1956».

Ед. хр. 901. Т. 3, «Тихий Дон», кн. 2. На титульном листе: «Внести в текст романа помеченные исправления. М. Шолохов. Редактор К. Потапов. 10.IV.55 г. Ст. Вешенская».

С. 108. Ч. 4, гл. 11. «Или нам за Корнилова драться с большевиками, или большевики, накопив силы и расширив свое влияние, качнут еще одной революцией» (есаул Листницкий). «С» заменено на «против» и «большевиками» на «большевиков». Затем поправка зачеркнута. 1949: «драться с войсками революционной демократии». 1953: «драться с большевиками». 1955: «драться против большевиков». С 1956 как в 1949.

С. 183. Ч. 4, гл. 21. «Такой я нежный до баб стал, что каждую бы до болятки миловал. А тут вот воевать вздумали»

- 187 -

(Кошевой). Потапов: «Со вставкой М. А. согласен». «Вставкой» Потапов называет то, что осталось после удаления четырех строк в издании 1953 года и шести — в детгизовском. 1949: «Крыл бы и летучую и катучую... А то всучут тебе одну до смерти... Ишо воевать вздумали, и так...» 1953: Изъято от «крыл» до «и так...» 1953: Изъято от «Вздумаю, что мне их всех сроду не придется облюбить...» до «и так...» 1955: Изъято от «Вздумаю, что мне их всех сроду не придется облюбить...» до «аж сердце защемит!..» Осталось: «А тут уж вот воевать вздумали...» С 1956 как в 1949.

С. 256. Ч. 5, гл. 12. «А. Л. и С. Ю.! М. А. предложил восстановить текст ТД 1953 года. Не править этих слов, как сделал С. Ю. Непременно восстановить слова “откололи” и “науськали” в речи Подтелкова. К. Потапов». Потапов настаивает на замене этими словами диалектизмов «отчебучили» и «наузыкали» в разговоре Подтелкова с Григорием Мелеховым. Вслед за Лукиным Коляджин восстановил и оставил текст оригинала вопреки категоричному тону потаповской просьбы. Васильев полагает, что инициалы А. Л. обозначают главного редактора Гослитиздата. Возможно, им был тогда Александр Иванович Пузиков. Если инициал «И.» написан нечетко, его можно принять за «Л.». С другой стороны, как пишет мне Васильев, Потапов обладал каллиграфическим почерком.

С. 332. Ч. 5, гл. 28. «Ты не сепети!» (Григорий Мелехов). «Сепети» зачеркнуто. Потапов — Коляджину: «С. Ю.! М. А. предложил восстановить слово “не спеши” (по изд. 1953 г.)». Правка Потапова вычеркнута красным карандашом и после «спеши» этим же карандашом поставлен вопросительный знак, видимо, Шолоховым или редактором, как предполагает Васильев. 1949: «не сепети!» 1953, 1955: «не спеши!» С 1956: «не сепети!»

С. 391. Ч. 5, гл. 30.: «Отходился ты, председатель московского совнаркома!» Потапов зачеркнул «московского» и обратился к Коляджину: «С. Ю.! М. А. предложил восстановить “донского совнаркома”». 1949: «московского». С 1953: «донского». Формально Потапов прав: ко времени казни Подтелков занимал пост председателя совнаркома Донской республики. Как мы указывали ранее, Григорий употребляет

- 188 -

слово «московский» не по ошибке, а чтобы подчеркнуть измену Подтелкова Дону переходом на сторону советской власти.

Ед. хр. 92. «Тихий Дон», кн. 3, печ. экз. с редакторской правкой. На титульном листе: «В набор: С. Коляджин 24.IV—56 г. Н. Крюков 24.9.56». Третья подпись неразборчива. 24.IX.56 г.

С. 92. Ч. 6, гл. 9. «Снижение в чине его не огорчило». «Чине» переправлено на «должности». 1949, 1953: «чине». С 1955: «должности». Исправление оправдано.

С. 100. Ч. 6, гл. 10. «С бугра далеко виднелось тоскливое снежное поле с мысами занесенного снегом бурьяна и лиловыми предвечерними тенями, лежавшими около балок». 1949: «сбочь». 1953, 1955: «сбоку». С 1956: «по склонам».

С. 212. Ч. 6, гл. 32. «Мороз скрадывал полноту звука». Есть в 1949, 1953, 1955. Нет с 1956. Выход 3-й книги «Тихого Дона» в Собрании сочинений (Мол. гв.) зафиксирован в «Книжной летописи» № 48, сданной в набор 16 ноября 1956 года, тогда как та же книга во втором Собрании сочинений (Худ. лит.) не была даже подписана в печать до 21 января 1957 года.

С. 220. Ч. 6, гл. 33. «стремительно сложил пальцы в крестное знамение...» Эти слова о Петре Мелехове перед расстрелом, как было отмечено ранее, исчезли в 1956 году.

С. 231. Ч. 6, гл. 36. «Григорий остро ощутил горделивую радость: таким количеством людей он еще никогда не командовал». «Таким количеством» заменено «такой массой» с 1956 года.

С. 249. Ч. 6, гл. 38. «Корректор, провести всюду Дударевский. Ред. СК». Коляджин дает правильное название хутора, который дважды в 38-й главе именовался Дудоровский. Исправление, однако, было сделано в детгизовском издании 1955 года, как и замещение «чина» «должностью» на 92-й странице верстки. Поскольку все перечисленные выше поправки в 3-й книге Коляджин позаимствовал у Лукина, возникает вопрос, как редакторы издания романа 1955 и Лукин сделали две одинаковые поправки? У нас нет никаких доказательств того, что Лукин переписал их из детгизовского текста. Так как в обоих случаях речь идет об исправлениях

- 189 -

фактического характера, можно предположить, что Лукин и редакторы Детгиза обнаружили неточность независимо друг от друга.

Ед. хр. 903. Т. 5, «Тихий Дон», кн. 4-я, ч. 7 и 8. На титульном листе: «Исправить и дать на сверку. К. Потапов, С. Коляджин 11 IV—55 г. Исправить и дать на сверку (подпись неразборчива) 12 IV—55 г.».

С. 161. «Листы 11—20 исправить и дать на сверку. С. Коляджин 11 IV—55 г.». Замечание В. Васильева: «Исправлений по существу нет, редакторская работа».

Ед. хр. 904. На титульном листе: «Внести в текст романа помеченные исправления. М. Шолохов. Редактор К. Потапов 10 IV 55. Станица Вешенская». Всего три поправки на страницах 31, 428 и 431 верстки. Первая из них в 3-й главе 7-й части, остальные — в 12-й и 13-й главах 8-й части. Первое и третье исправления относятся к названиям трав, второе восстановило просторечие «всхомянулся», замененное в 1955 году общепринятым «спохватился».

В восстановлении искаженного Потаповым текста «Тихого Дона» главную работу выполнил редактор первого Собрания сочинений Шолохова Лукин. Редактор второго Собрания сочинений Коляджин за редчайшим исключением использовал подготовленный Лукиным текст, отринув почти все предложенные ему Потаповым поправки. Таким образом, вклад Потапова в редактирование «Тихого Дона» во втором Собрании сочинений оказался минимальным.

Точно сосчитать и распределить по типам политические поправки Потапова практически невозможно. Критерии отдельных исследователей не могут быть в каждом случае стопроцентно одинаковыми. К примеру, удаление китайцев из Тираспольского отряда я воспринимаю как скрытие значительного количества иноземцев в большевистских войсках. Кто-нибудь другой может мотивировать изъятие китайцев и прочих инородцев недисциплинированностью, позорящей красную гвардию. В 8-й главе 5-й части, на бурном съезде казаков-фронтовиков в Каменской, «Подтелков громил кулаками стол — и рев смолкал». После потаповской переделки «Подтелков стучал кулаками по столу...» (5:551; 209). Исправление можно истолковать двояко. Либо громовые

- 190 -

удары по столу компрометировали вожака революционных казаков, либо фраза «громил кулаками стол» стилистически неудачна.

В 9-й главе 4-й части Петр Мелехов заметил, что приехавшая к нему в армию Дарья одета нарядно «не так, как одеваются в польско-белорусской земле». У Потапова конец фразы изменен на «в этих краях» (4:431; 84). Повод для замены не понятен. Она выглядела бы закономерной в промежуток между немецко-советским вторжением в Польшу в сентябре 1939 года и нападением Гитлера на СССР в июне 1941-го. Польский поход Красной армии совершался под предлогом освобождения «единокровных братьев», украинцев и белорусов, от панского ига. Однако цензоры московского и ростовского изданий «Тихого Дона» 1941 года не замечали или не обращали внимания на сочетание «польско-белорусская земля», тогда как советская пропаганда поносила Польшу за порабощение западных украинцев и белорусов.

Ко времени потаповского редактирования «Тихого Дона» положение изменилось. Западная Белоруссия уже десять лет пребывала в составе СССР. Польше было навязано прокоммунистическое правительство. Поляки и западные белорусы оказались в одном политическом содружестве. Казалось, незачем было Потапову вымарывать «польско-белорусские земли», некогда входившие в единое государство174. Тем не менее он мог опасаться, что поляки продолжали считать утраченные в XVIII веке украинские и белорусские территории искони своими — «от моря и до моря». Из-за них и пошли они войной на советскую Россию в 1920 году. Так что не стоило бередить раны горделивому народу напоминанием о его величии в прошлом и, косвенно, о вассальной зависимости в настоящем. Не зря, видно, согласился Лукин с потаповским вычерком «польско-белорусских земель», заодно с упомянутыми перед ним изъятиями и переделками касательно чужеземцев и Подтелкова. Так же поступили и другие советские цензоры-редакторы.

Спорным может оказаться вопрос, к какому разряду потаповских поправок причислять ругательства, адресованные большевистским вождям их противниками. Такие случаи я

- 191 -

отношу к «красной», большевистской категории, ибо тут для Потапова было важнее, кто обруган, а не кто обругал. В общую категорию «красных» включены их вожди и идеологи, органы управления, армия, партийные и беспартийные большевики, единомышленники и попутчики, словом, все оказавшиеся на советской стороне от Ленина до Зинки. В эту же категорию входят случаи политизированного отношения к религии и национальностям. Всего за период 1953—1956 годов я насчитал 715 политических поправок Потапова. 337 (триста тридцать семь) из них представляют собой снятие и — гораздо чаще — замену «Мишки» Михаилом или Кошевым. Количество авторских «Мишек» в каждой книге романа прямо пропорционально частоте упоминания имени их носителя. В 6-й части, где Шолохов значительно увеличивает участие Кошевого в Гражданской войне на Дону, Потапов заменил или зачеркнул по крайней мере 185 «Мишек». Больше пятидесяти из них находилось в последней 65-й главе, посвященной прибытию Кошевого в Татарский и убийству им деда Гришаки, поджогам домов зажиточных хуторян.

В своей речи Шолохов чаще пользуется «Мишкой», чем Михаилом или Кошевым. В служебной обстановке или при натянутых отношениях Кошевого с Григорием (ч. 8, гл. 6)175 и с враждебными казаками Шолохов менее склонен именовать его Мишкой. Это наблюдается в начале 3-го раздела 2-й главы 6-й части, где Кошевой имеет дело с белоказачьими властями: станичными атаманами и писарями. Затем в этой и следующей главе возобновляется преобладание «Мишек», но вдруг на последних полутора страницах 3-й главы, в описании грозы, Шолохов переходит почти полностью на Кошевого. Фамилия его встречается здесь 11 раз, а «Мишка» — один. Трудно объяснить такое временное отступление от заведенного порядка. Быть может, автор — поклонник величия, могущества и чистоты природы — вознаградил Кошевого за испытания, которые она послала ему в темной степи, под ливнем, перед скачущим на него косяком обезумевших от грома лошадей.

Потаповские поправки можно разделить на две основные группы. Первая насчитывает 114 купюр, добавлений и изменений,

- 192 -

остававшихся в силе и после 1956 года. Во второй группе 590 потаповских поправок, первоначальный текст которых был восстановлен Ю. Б. Лукиным при подготовке первого Собрания сочинений Шолохова 1956 года. В числе 590 поправок оказались все 337 «Мишек», ранее замененных или изъятых Потаповым. Еще 11 поправок 1955 и 1956 годов — преимущественно новых — довели общее количество политических исправлений в 1953—1956 годах до 726.

Два диаметрально противоположных явления — вначале поголовное устранение «Мишек» и вскоре их полное возвращение иллюстрируют печально-абсурдное положение советской цензуры. Рывки взад и вперед оставили воз на прежнем месте. Подведем итоги. Конец 1940-х и начало 1950-х годов — апогей сталинщины в литературе и цензуре. Публикация письма вождя Феликсу Кону усугубляет положение «Тихого Дона». Потапов спешит напичкать роман изречениями Ленина и Сталина, добавить измышления о «пораженческом» плане Троцкого, обелить политически и морально Федора Подтелкова. Соответственные меры применяет Потапов к другим реальным и вымышленным фигурам большевистского лагеря: Кривошлыкову, Штокману, Бунчуку, Валету.

Между тем набирающая силу десталинизация позволяет Лукину взяться за очистку «Тихого Дона» от потаповского политического хлама. Лукину не могла не претить низкопробная политпропаганда, не имеющая ничего общего с искусством. Это чувство, по-моему, и подтолкнуло Лукина на необычайную для советского времени дерзость — выбросить из «Тихого Дона» почти все, что добавил в него Потапов в связи с Лениным, включая самого вождя.

Особую чувствительность продемонстрировал Потапов к репутации советских войск, в частности, к красногвардейцам из пулеметной команды Бунчука. В описание их Потапов внес 12 поправок, 9 из них были одобрены Лукиным. Лукин также принял около 40% (19 из 49) потаповских исправлений, преимущественно вырезок, предназначенных для утайки политических и нравственных изъянов Подтелкова. Примерно такой же высокий процент невосстановленных политических поправок (25 из 65) приходится на долю

- 193 -

Бунчука, Штокмана и Валета, вместе взятых, тогда как по всему красному лагерю соотношение между невосстановленными и восстановленными исправлениями составляет 16% (114 из 715).

Тема армии в советской России интенсивно поощрялась с самого начала Гражданской войны. В первой половине 1930-х годов классовый уклон в идеологическом воспитании армии стал уступать место патриотическому, который занял доминирующее положение в ходе Второй мировой войны и с некоторыми неизбежными изменениями сохранил его до распада СССР. Замалчивание теневых сторон Красной армии началось в «Тихом Доне» в 1930-е годы, заметно возросло в его первом послевоенном издании 1945 года и достигло кульминации в 1953-м, чему изрядно посодействовал Потапов. В отношении армии и ее полководцев Лукин, пожалуй, восстановил столько потаповских купюр, сколько стало возможно в 1956 году. Ему удалось вернуть в роман Ю. Саблина и командира красного отряда Г. Петрова. Возвращению их помогло то, что они не были так хорошо известны советскому читателю, как Антонов-Овсеенко и Миронов, занимавшие высокие командные должности в Гражданскую войну. В 1921 году Миронов был пристрелен в тюрьме по ложному обвинению. Антонов-Овсеенко погиб в 1938 году. Сталин не мог не приложить руку к его уничтожению. Однако в 1953 году развенчание Сталина находилось в зачаточном состоянии.

В белом стане Потапов сделал примерно 140 политических поправок — больше, чем во всех предшествующих публикациях романа, но значительно меньше, чем он внес в лагерь красных в отредактированное им издание 1953 года. Разница отразила растущую либерализацию уже в детгизовском тексте «Тихого Дона», редакторы которого восстановили 10 поправок Потапова и внесли одну свою. Тогда же они ограничились реставрацией оригинального текста в четырех потаповских купюрах, относящихся к красным. Опыт подсказал им, что со «своими» следует обращаться осторожно. Из-за сталинской и, видимо, личной неприязни к Корнилову, Потапов обрушил на него 54 политических поправки. Лукин оставил лишь 7 из них, некоторые с потаповскими

- 194 -

сокращениями фраз, свидетельствовавших о честности, справедливости и человеколюбии генерала. Эти 7 вычерков составляют 30% от 23 «антибелогвардейских» купюр 1953 года, избежавших массового восстановления их в 1956-м. За редким исключением другие уцелевшие поправки Потапова относятся к чинам и соединениям Белой армии. Количество их невелико. У Каледина, например, восстановлено 3 из 9 поправок. У Краснова и Духонина — 2 из 6. Заметную группу поправок образовали слова с корнем «бел», добавленные к названиям органов власти и воинских подразделений врага («белое донское правительство», «белогвардейские добровольческие части»). «Побелка» предназначалась для придания вящей одиозности неприятельской стороне. Лукину по душе она не пришлась. Из 16 случаев использования этого приема он убрал 14.

Итак, Потапов сделал 715 поправок (из них 337 «Мишек») в лагере красных и 140 — в лагере белых. В 1956 году невосстановленными оставалось 114 первых и 23 вторых. Легко себе представить в каком виде продолжалось бы печатание «Тихого Дона», не умри Сталин в 1953 году и не воспользуйся Лукин возможностью просмотреть по просьбе Шолохова последние издания его произведений до включения их в первое Собрание его сочинений. Лукин сделал многое для освобождения «Тихого Дона» от пристрастной пропаганды Потапова, но он должен был считаться с незыблемыми цензурными установками относительно приверженцев советского строя. Даже участь одинаковых ругательств зависела от политических взглядов произносящих их персонажей. Так как в нашу задачу не входил подробный разбор потаповского цензурирования «натуралистических» пассажей «Тихого Дона», мы ограничились общим обзором его деятельности в этой сфере. Что касается стиля, то Потапов до безобразия огрубил его в своей политической риторике, особенно во 2-й книге романа, и примитизировал ряд наиболее ярких самобытных образов, заменив их сглаженными, тусклыми фразами. Местами он исправил стилистические шероховатости, но это не могло возместить огромный вред, который он причинил художественным достоинствам «Тихого Дона».

- 195 -

Глава V

Повторение пройденного (1957—1991)

Политика партии в области культуры в 1965—1984 годах исходила из постулата, что благодаря вдохновляющему руководству КПСС культ личности Сталина не мог воспрепятствовать советскому народу достичь вершин социализма. Этот тезис восходит к хрущевскому правлению. Но при Брежневе его значение возросло. Высокопоставленное лицо, заведующий Отделом науки и учебных заведений ЦК КПСС Сергей Трапезников, писал в «Правде», что культ личности причинил немалый вред на некоторых участках социалистического строительства. Все же ни культ, ни его последствия не изменили сущность социалистического строя. Поэтому, наставляет Трапезников, ученые и писатели, которые подходят к жизни только с позиции культа личности, совершают теоретическую и практическую ошибку, отодвигая на задний план героическую борьбу народа за социализм1. Аналогичными аргументами пользовались и трое историков, объявивших выражение «культ личности» ошибочным и немарксистским2. В тезисах, обнародованных ЦК КПСС к столетию со дня рождения Ленина, партия осудила попытки чернить под видом критики культа личности строительство социализма, революционные традиции, принципы марксизма-ленинизма3 .

Приведенные выше провозглашения преследовали две основные цели: свернуть критику теневых сторон советской жизни в прошлом и настоящем и прославлять свершения партии и народа. Обеление советского прошлого потребовало пересмотр отношения Хрущева к Сталину и организованному им террору. Понадобилось приглушить критику Сталина и замалчивать репрессии. Цензура времени не теряла. Из поэмы Андрея Вознесенского «Оза» (1964) в 1966 году она

- 196 -

удалила 26 строк сатирического портрета вождя, метонимично представленного своими усами. В том же году, в саратовском издании 3-й и 4-й книг «Брусков», было восстановлено минимум 35 упоминаний имени Сталина, снятых в 1957 году. Некоторые из них включали эпитеты «любимый», «дорогой». Рукопись «романа-документа» Анатолия Кузнецова «Бабий Яр» редакция журнала «Юность» очистила в 1966 году от параллелей между Сталиным и Гитлером и от оскорблений советского правителя дедом Кузнецова, который обзывал его словечками вроде «сапожник проклятый» и «убийца усатый». Всего в романе Кузнецова редакторы «Юности» сделали свыше 300 политических исправлений.

В 13-ю главу 1-й книги «Поднятой целины» Шолохов поместил сцену собрания, которое постановило назвать колхоз именем Сталина. В 1957 году сцена лишилась 15 строк о непоколебимом руководстве Сталина и о народе, готовом идти за ним куда угодно. Из Собрания сочинений 1962 года (сост. К. Потапов) сцена была исключена полностью. Большинство редакторов последующих изданий купюру приняли, но в некоторых публикациях — Моск. раб., 1971, 1975, Современник (М., 1976), Русский язык (М., 1983) — появился текст 1957 года.

Анатолий Рыбаков из-за глав о Сталине долгое время не мог опубликовать роман «Дети Арбата». В 1966 году это попробовал сделать главный редактор «Нового мира» Александр Твардовский. Зная, что тема Сталина под запретом, он решил заручиться поддержкой влиятельных руководителей Союза советских писателей, но те ответили отказом. Отсылать рукопись в Главлит не имело смысла. Неудача постигла и главного редактора «Октября» Анатолия Ананьева, обратившегося в 1978 году в ЦК КПСС за разрешением напечатать «Детей Арбата» у себя в журнале. Кроме Сталина, в романе первостепенное значение имеет неотделимая от него тема репрессий. «Дети Арбата» увидели свет при горбачевской гласности в 1987 году.

Тема террора присутствует во многих сочинениях Юрия Трифонова, отца которого, «старого» большевика, расстреляли в 1938 году. Название романа Трифонова «Утоление жажды» (1963) символизирует жажду справедливости после

- 197 -

разоблачения Сталина Хрущевым на XX съезде партии. До 1970 года цензурирование этого романа было умеренным или минимальным. Заслуживают внимания два вычерка имени Хрущева в издании 1965 года, подписанном в печать 20 октября 1964 года, спустя пять дней после его свержения. В 1970 году цензоры принялись за почти повсеместное вытравление всего связанного со Сталиным и Хрущевым. Сюда попали выражения «культ личности», упоминания о XX съезде КПСС, репрессии 1937 года и их пагубное влияние на нравственность, а также ироническое использование персонажами избитых комплиментов Сталину, таких как «отец и друг всех народов мира», «великая сталинская стройка!» В романе Трифонова «Время и место» (1981) диапазон террора расширяется, охватывая лагеря, ссылку, сексотов, самоубийства, преследование литераторов, зловещие сны. Кровавый символизм приобретает картина похорон Сталина с сотнями затоптанных в давке провожающих. В рукописи «Времени и места» главлитчики, а может быть, редакторы, активность которых при Брежневе возросла, сделали около 130 политических поправок4. Каким-то образом, видимо, благодаря умелой самоцензуре, вышел в 1978 году и затем печатался без изменений роман Трифонова «Старик», хотя главный предмет его — террор, особенно большевистский против донских казаков во время Гражданской войны.

Из-за показа террора 1937—1938 годов опустошительной цензуре подвергся один из напечатанных в «Правде» отрывков из незаконченного романа Шолохова «Они сражались за родину», последнее слово заглавия которого автор предпочитал писать со строчной буквы. В 1968 году главный редактор «Правды» Михаил Зимянин попросил у Шолохова отрывок из этого романа для публикации в газете 7—8 ноября в 51-ю годовщину Октябрьской революции. Шолохов удовлетворил просьбу, предварительно притупив в рукописи политически острые для того времени места. Однако Зимянин отрывка не принял и посоветовал автору сделать ряд купюр и смягчений. Шолохов наотрез отказался, и по его предположению отрывок был передан на суд Брежневу. Так как Брежнев медлил с ответом, 30 октября 1968 года Шолохов написал ему письмо с просьбой решить вопрос с отрывком

- 198 -

до 2 ноября, до вылета в Вешенскую из Москвы, куда он приехал на пленум ЦК КПСС (30—31 октября)5. Не получив ответа, Шолохов напоминает Брежневу о нерешенной судьбе отрывка в письме от 12 декабря 1968 года и телеграммой от 3 февраля 1969 года. Телеграмма возымела действие. Брежнев переговорил с писателем 4 февраля и назначил встречу с ним на 10—11 февраля6. Разговор ни к чему хорошему для Шолохова не привел7.

Месяц спустя, не спросясь автора, «Правда» в номерах с 12 по 15 марта 1969 года напечатала под заглавием «Они сражались за Родину» и с примечанием «Главы из романа» полученный от Шолохова отрывок, сильно искалеченный цензорской правкой в ЦК КПСС. Автор был возмущен таким произволом, но выражать прямой протест Брежневу не счел нужным. Находясь в столице 13 марта, он начал свое письмо Брежневу в примирительно-ироническом тоне:

«Дорогой Леонид Ильич!

Хотя ты и жестокий редактор, но это ничуть не мешает по-прежнему относиться к тебе с хорошей дружеской теплотой!

Обнимаю, благодарю и кланяюсь, отбывая из Москвы»8.

Слова «жестокий редактор» вызвала напечатанная накануне в «Правде» часть отрывка из «Они сражались за родину» с обширными изъятиями в рассказе одного персонажа о терроре. Возможно, что в романе было сказано больше о терроре, чем опубликовано в четырех мартовских номерах «Правды», в которых печатался смягченный автором отрывок, а его первый вариант, по свидетельству С. М. Шолоховой, не сохранился9.

В «Правде» от 12 марта почти ничего не осталось от подробного рассказа директора МТС Ивана Дьяченко о нравах НКВД агроному Николаю Стрельцову. В 1937 году, когда он служил заведующим райземотделом, его арестовали за защиту попавших во «враги народа» трех лояльных к власти коммунистов. В течение восьмимесячного заключения в тюрьме Дьяченко подвергали всяческим оскорблениям и зверским побоям. Один за другим следователь НКВД клеил

- 199 -

на него, члена партии с 1918 года и красноармейца в Гражданскую войну, губительные ярлыки: контра, украинский националист, петлюровец, троцкист, бухаринец, вредитель в сельском хозяйстве. Дьяченко делает вывод: сотни тысяч родственников и друзей расстрелянных не верят в их вину. Следовательно, разуверились в Советской власти10.

Тюремным и лагерным опытом поделился со Стрельцовым генерал и его сводный брат, Александр Михайлович, арестованный в 1937 году по клеветническому доносу сослуживца, немецкого шпиона. Естественно, генерал говорит о предвоенной бойне командного состава РККА, преданности и героизме правоверных коммунистов. «Правда» от 14 марта не решилась опубликовать следующие строки: «...лучших из лучших полководцев перестреляли... Многих упрятали в лагеря... Сажали, начиная с крупнейшего военачальника и кончая иной раз командиром роты. Армию, по сути, обезглавили... обескровили без боев и сражений»11. На той же странице генерал вспоминает, как 1 мая 1938 года тысяча двести заключенных в ростовской тюрьме дружно подхватили с улицы пение «Интернационала», трясли решетки. Цензоры ЦК не упомянули, что часовые открыли огонь по тюремным окнам, но стрельба не помешала энтузиастам допеть гимн до конца. Преданность делу и вождю «настоящие коммунисты» доказывали тем, что и перед расстрелом успевали крикнуть: «Да здравствует наша партия! Да здравствует товарищ Сталин!» Слова в кавычках «Правда» не воспроизвела12. Даже в брежневское время они звучали чересчур плакатно. Откровенно высказался генерал о карательной политике государства: «И на следствии и в лагерях ставилась одна цель: лишить нас, заключенных, человеческого достоинства. Превратить в животных»13.

Двадцать два года прошло между последними «правдинскими» купюрами в «Они сражались за родину» и их восстановлением в «Молодой гвардии». Безусловно, Шолохов счел бы унизительным повторно обращаться к генсеку с вопросом о публикации отрывка из своего военного романа. Трудно сказать, что бы он предпринял в горбачевскую гласность. Как бы то ни было, в 1992 году справедливость восторжествовала.

- 200 -

Перейдем теперь к «Тихому Дону». В политическом плане его текст 1956 года из второго издания Собрания сочинений Шолохова (М.: Худ. лит.) оставался стабильным шесть лет, пока Кирилл Потапов вторично не убрал из 3-й главы 2-й части слова «полнокровная», относящегося к дореволюционной жизни донцов14. Поправка распространилась почти на все советские публикации романа.

Знакомый абзац, посвященный описанию посетителей корниловской Ставки в августе 1917 года (ч. 4, гл. 13), удостоился в 1965 году двух правок. Сначала к нему, в качестве редактора ростовского издания «Тихого Дона», приложил руку Потапов, а спустя полгода им занялся И. Дарманов, редактор четвертого Собрания сочинений Шолохова (1965—1969). Абзац из 13-й главы 4-й части, искаженный политической трескотней Потапова в 1953 году и очищенный от нее Лукиным, предоставил первому возможность вновь скомпрометировать ненавистного ему Корнилова. Потапов опять удалил авторские слова о бескорыстных побуждениях большинства направляющихся к Корнилову единомышленников и о доверчивости генерала: «Шли люди, искренне хотевшие помочь Корнилову поднять на ноги упавшую в феврале старую Россию... передавалось, что Корнилов чересчур доверчив, вследствие чего попал в авантюрное окружение»15. В обоих изданиях «Тихого Дона» 1965 года осталась «старая, упавшая Россия» да сообщение об «авантюрном окружении» Корнилова16. Во фразу оригинала «...в широках кругах офицерства господствовало убеждение, что Корнилов — знамя восстановления России» в обоих изданиях 1965 года после «офицерства» было вставлено «кадетов и монархистов». В ростовском издании «желавшие реставрации» захотели и «разгрома большевиков», а в Собрании сочинений метафора «Корнилов — знамя» была усилена эпитетом «надежное». Оба издания не упоминают Добрынского и характеризуют Завойко и Аладьина менее жестко, чем Потапов в 1953 году. В ростовском это делается в примечаниях, в Собрании сочинений — в тексте. За исключением отдельных слов, оба издания 1965 года ничего нового в отрывок о посетителях Ставки не внесли. Последующие советские издания «Тихого Дона» перепечатывали отрывок по тексту Собрания сочинений

- 201 -

1965 года. Единственное обнаруженное мною исключение — это «Тихий Дон» (М.: Воениздат, 1980) под редакцией А. П. Роговой, которая почему-то обратилась кое-где к одному из изданий 1928—1949, 1956—1964 годов.

Местами редакторы-цензоры 1965 года частично восстановили снятые Лукиным потаповские приписки, касающиеся политических и военных событий на Дону в начале 1918 года. В Собрании сочинений к 9-й главе 4-й части «Тихого Дона» было добавлено с десяток строк о выступлении Ленина по радио в связи с формированием революционного казачьего правительства, о принятии Лениным казачьей делегащии на 3-м Всероссийском съезде Советов, о призыве съезда к донцам расправиться с «врагами народа» у себя на родине17. Эти вставки вошли в последующие советские публикации романа за вычетом воениздатской 1980 года. В описании боев за Ростов (ч. 5, гл. 18) Потапов возродил собственную фразу «Красная гвардия подступала к Новочеркасску и Ростову» и приказ Ленина взять Ростов18. Там же он вклинил выделенное нами курсивом уточнение: «...перед вечером из Ростова выступила густая колонна корниловских войск». Хотя из контекста совершенно ясно, что речь идет о белых, Потапов, возможно, опасался, чтобы какой-нибудь читатель не принял их за красных и не отнес к ним из соседней фразы авторского сравнения колонны с «жирной черной гадюкой». Все три поправки просуществовали до исчезновения Советского Союза.

На протяжении пятнадцати лет «Тихий Дон» печатался в основном по тексту из Собрания сочинений 1965 года. Лишь изредка в этих публикациях попадаются разночтения стилистического, сюжетного или «пуританского» характера. Недостаточно критическое отношение к изданию романа 1965 года содействовало повторению неоправданных потаповских исправлений и некоторых более ранних несуразностей. Возьмем для примера предложение «Венгерцы увидели казаков и, бросив орудие, поскакали» (ч. 3, гл. 13). В одном из изданий романа 1935 года (М.: Худ. лит. Массовый сектор) «орудие» было впервые заменено «оружием», несмотря на то что венгры не только не бросали оружия, но обратили его против гнавшихся за ними казаков. Выстрелом из револьвера

- 202 -

венгерский офицер убил казака Силантьева, а один из гусаров ударом палаша в голову сбил с коня Григория Мелехова. С тех пор «оружие» встречалось в советских изданиях романа чаще, чем «орудие», особенно в сороковые годы и после 1965-го. «Оружие» фигурирует и во всех Собраниях сочинений Шолохова с 1956 по 2001 год включительно.

Политическое редактирование «Тихого Дона», возобновившееся в 1979—1980 годах, совпадает с редактированием 1965 года в том, что оно было нацелено на восстановление ограниченного количества прежних исправлений. Но в отличие от редакторов-цензоров 1965 года, возвращавших в роман Ленина как выдающегося вождя, кардинальной задачей исправителей текста «Тихого Дона» при подготовке Собрания сочинений Шолохова 1980 и 1985—1986 годов явилось развенчание Льва Троцкого, соратника Ленина по революции и Гражданской войне. Кроме того, вопреки советскому обычаю, инициатором удара по Троцкому оказался не высокий партийный орган и не официально назначенный редактор, а «советский простой человек», шолоховед Константин Прийма. С 1956 года от Троцкого в «Тихом Доне» оставалось только два документа, без указания их автора. Поэтому для более эффективного осуждения бывшего вождя № 2 потребовалось восстановить в романе его имя и деяния.

Похоже, что импульс к репатриации Троцкого в «Тихий Дон» дали полученные Приймой письма от историка А. Я. Казакова и служившего в мироновских войсках В. И. Волгина. Отправители писем просили Прийму обратить внимание Шолохова на желательность восстановления в «Тихом Доне» имени Филиппа Миронова. В «Докладной записке» Шолохову от 18 августа 1979 года Прийма поддержал просьбу Казакова и Волгина и сверх того предложил восстановить три купюры касательно Троцкого. Эти и подобные им изъятия, считал Прийма, притупляют политическую остроту событий и уводят Троцкого от ответственности за террор против казачества.

В статье Троцкого «Восстание в тылу» (ч. 6, гл. 58) к фразе «казаки терпели какие-либо несправедливости от» Прийма предложил добавить «отдельных проходивших воинских частей». Этих слов в «Тихом Доне» никогда не было.

- 203 -

Напечатанные в 1-й книге 2-го тома сочинения Троцкого «Как вооружалась революция» (1924), они не были допущены в роман в 1932 году, по всей вероятности, редакторами «Октября»19. Аргумент, выдвинутый Приймой за восстановление: «несправедливости» совершались по приказу Троцкого.

В приказе по экспедиционным войскам от 25 мая 1919 года (ч. 6, гл. 64) Прийма рекомендует обозначить пост его автора, вычеркнутый в 1937 году: председатель Революционного военного совета республики, то есть Троцкий. Аргумент Приймы: приказ пагубно влиял на красных казаков, развивал жестокость в Кошевом. Автора приказа следует назвать. Прийма советует вернуть в роман описание приезда Троцкого на станцию Чертково и его поспешное бегство, как только распространились оказавшиеся ложными слухи об окружении станции казаками (ч. 6, гл. 57). Аргумент Приймы: это описание — «убийственная характеристика политического авантюриста», знамени современных троцкистов.

В левом верхнем углу первой страницы «Докладной записки» Шолохов написал: «редактору М. Манохиной. Прошу восстановить. М. Шолохов 15.10.79»20. Авторская воля была исполнена21.

Во второй записке, датированной 2 марта 1981 года, Прийма указывает на «пробелы», обнаруженные им в Собрании сочинений 1980 года. Первоисточником для него служит текст «Тихого Дона» в «Октябре» 1932 года. Но уже первый приведенный им пример показывает, что его доверие к этому журналу не всегда оправдывается. Прийма утверждает, что во фразе «...на восстание выехал из Москвы председатель реввоенсовета республики Троцкий» (ч. 6, гл. 57), после «республики» должна стоять точка, как в «Октябре». Едва ли Шолохову вздумалось обособлять точками чью-нибудь фамилию в бесстрастном, размеренном повествовании. В «Октябре» здесь опечатка. Ни одно из изданий «Тихого Дона» не воспроизвело ее22. С другой стороны, Прийма прав, что замена «Троцкого» «главкомом» в 1933 году (ч. 6, гл. 58), произведенная из политических соображений, исторически неверна, так как главнокомандующим тогда был Вацетис23. Из 64-й главы 6-й части Прийма цитирует сообщение

- 204 -

Кудинова о новом приказе противника. Отмеченные курсивом слова были выброшены в 1933 году и восстановлены в 1985-м: «Нынче из Шумилинской прислал нам Кондрат Медведев новый приказ Троцкова. Он сам направляет на нас войска, живет — как видно из приказа — в Богучаре и к нам не нынче-завтра будет...»24 Прийма стоит за возвращение снятого текста, поскольку он имеет «необычайно точное и для Истории чрезвычайно важное звучание». Тут же Прийма кается и извиняется перед Шолоховым за то, что не обнаружил вышеуказанные «пробелы» раньше. Авторской резолюции на записке нет.

Странной выглядит третья «Докладная записка», датированная просто мартом 1982 года. В отношении Троцкого она повторяет примеры из предыдущей записки. Аргументация в пользу восстановления, в общем, та же: места, где опущено имя Троцкого, имеют «принципиально важное значение для глубокого понимания всей 3-ей книги Вашего романа». Автор пошел навстречу: «Т. редактору собрания сочинений Манохиной М. М. Восстановить. М. Шолохов. 11.4.82».

Четвертая «Докладная записка» от 20.9.1983 года разнится от предшествующих ей тем, что только два из двенадцати ее пунктов относятся к Троцкому. Третий раз Прийма предлагает Шолохову восстановить имя Троцкого там, где Кудинов говорит о его прибытии для руководства войсками (ч. 6, гл. 58) и о его приказе от 25 мая 1919 года (ч. 6, гл. 64).

Купюры касательно Троцкого, на которые указал Прийма в четырех «Докладных записках», были уже прокомментированы мною во 2-й и 3-й главах данной работы. Все же при разборе советов Приймы Шолохову я предпочел повторить некоторые из моих прежних замечаний, нежели отсылать к ним читателя, что займет у него больше времени.

В десяти пунктах «Докладной записки» от 20.9.1983 года Прийма перечисляет неточности фактического порядка, а также приводит примеры с повторениями или близким расположением сходных по звучанию слов (Кошевой — кошевка). Не связанные с Троцким улучшения Прийма рекомендовал и в других «Докладных записках», но там они не доминировали, как в последней записке. Авторская резолюция на ней гласит: «пункты 1, 3, 4, 5, 10, 11, 12 Восстановить

- 205 -

Шолохов». Пункты 10 и 11 относятся к Троцкому, остальное — к фактам. Ни одного совета Приймы в области стиля Шолохов не принял. Почему-то редакторы Собрания сочинений 1985—1986 годов не учли исправлений, предложенных в 1-м и 12-м пунктах. В 18-й главе 1-й части романа зубы у Пантелея Прокофьевича «черные притупленные», а в 8-й главе 7-й части — «не тронутые временем белые». Так и осталось. Не изменилась и фраза «А осенью, когда фронт открыли, о чем думали?» Этот упрек бросил хорунжий из Донской армии при встрече с группой верхнедонских повстанцев в начале июня 1919 года (ч. 7, гл. 5). Дело в том, что в конце декабря 1918 — начале января 1919 года большинство верхнедонцов ушло с фронта, открыв красным дорогу в Область Войска Донского. Хорунжий ошибочно приурочивает эту катастрофу к осени 1918 года.

Возвращением Троцкого в «Тихий Дон» Прийма и содействовавший ему Шолохов оказали большую услугу читателю. Без знакомства с политикой Троцкого на Южном фронте тускнеет картина ожесточенной борьбы на Дону в 1919 году. Троцкий жестоко обращался с казаками, но выделять его из высших большевистских лидеров и валить всю вину на него одного несправедливо. К расказачиванию причастны и Ленин, и Свердлов, вдохновитель принятой в январе 1919 года директивы Оргбюро ЦК РКП(б) о массовом терроре против казачества во всех районах его проживания. Разумеется, Прийма, независимо от своих политических взглядов, не имел возможности открыто критиковать Ленина и Свердлова. Но все-таки он мог бы судить более объективно о Троцком в своих комментариях и, с другой стороны, не приравнивать каждое изъятие его имени к значительному ущербу для «Тихого Дона» или для истории.

В работе над восстановлением Троцкого в «Тихом Доне» Прийма большое внимание уделял подбору соответствующих его целям текстов. В результате число не предложенных им для восстановления отрывков и отдельных фраз чуть выше числа рекомендованных, но явно уступает им в объеме, ибо не имеет таких длинных пассажей, как описание визита Троцкого в Чертково. Причины непригодности для реставрации могли быть разными. Взятые из песни слова: «Ленин,

- 206 -

Троцкий, Дудаков нас стравили дураков», опущенные в 1933 году, — ставили Ленина в один ряд с Иудой, как именовали Троцкого при Сталине, и казачьим офицером (ч. 6, гл. 2). Вычерк «Бронштейна» из фразы атамана Каледина в 1933 году свидетельствовал о высоком положении Троцкого в большевистской иерархии (ч. 5, гл. 10). Фраза «трудовой казаческий тыл» из статьи Троцкого «Восстание в тылу», лишенная в 1935 году цензурой двух первых слов, показывала, что Троцкий признавал наличие социального расслоения в казачестве (ч. 6, гл. 58).

Особую категорию составляют добавления, внесенные в «Тихий Дон» для опорочения Троцкого. Два из них появились в январском номере «Нового мира» за 1938 год, в 20-й главе 7-й части романа. В них говорилось, что наступление красных на Дону в августе — сентябре 1919 года потерпело неудачу, потому что оно велось по «пораженческому плану» Троцкого. Точно так же охарактеризовал план Троцкого Потапов в редактируемом им выпуске «Тихого Дона» 1953 года (ч. 7, гл. 23). Хотя приписки 1938 и 1953 годов фактически обвиняли Троцкого в измене, Прийма ими не воспользовался. Он знал, что они оказались в романе не по воле автора, являлись грубой пропагандистской ложью и были исключены в 1956 году.

В «Докладной записке» с датой «Март, 1982 года» Прийма с удовлетворением отмечает, что в Собрании сочинений 1980 года «повсюду восстановлено доброе имя комдива Миронова». К сожалению, это не так. Из 20 случаев употребления в «Тихом Доне» фамилии Миронова и ее деривативов (мироновский, мироновцы) в этом Собрании сочинений невосстановленными остались 10. Вернее, 10 из 19, поскольку «мятежный мироновский корпус» (ч. 8, гл. 10) из романа никогда не изымался. Последующие советские издания 1985, 1987 и 1991 годов в отношении Миронова приняли текст вышеупомянутого Собрания сочинений. Однако редакторы ленинградской публикации романа (Лениздат, 1981) никаких шагов к восстановлению Миронова не сделали.

В «Необыкновенном лете» (1948) Федин посвятил Миронову две страницы. В ранних публикациях романа автор клеймил самовольное выступление Миронова как попытку

- 207 -

соединиться с Деникиным, как предательство «в духе батьки Махно», а остаток его войск называл «бандой»25. После реабилитации Миронова из «Необыкновенного лета» в 1971 году вынули строки о его намерении примкнуть к Деникину и о предательстве. Но слова «банда» и «изменившая дивизия» еще оставались в 1984 году, хотя в издании романа 1979 года было помещено авторское примечание от 16 марта 1976 года с сообщением о реабилитации Миронова26. Объективный и живой портрет Миронова создал Юрий Трифонов в романе «Старик» (1978).

Важное восстановление в Собрании сочинений 1980 года было сделано в первом абзаце 6-й части «Тихого Дона». После тридцатипятилетнего отсутствия здесь вновь появилась фраза о низовских казаках, которые весной 1918 года «гнали» красных, «с боями освобождая каждую пядь родной земли». Кто предложил или самостоятельно возродил эти прочувствованные слова, мне неизвестно. В других сходных проказачьих строках слова об «очищении» или «освобождении» Дона от большевиков сгинули в 1945 году и при советской власти не восстанавливались. В связи с этим приведу пример предвзятого обращения с белыми казаками. В предложении «За неделю левый берег Дона был очищен от красных» (ч. 7, гл. 23) отмеченные нами курсивом слова редакторы или главлитчики заменили в 1945 году на «красные были выбиты с левого берега Дона». В той же 23-й главе никто не прикоснулся к предложению «В течение дня левобережье Дона на протяжении более, чем полутораста верст было очищено от белых».

С 1957 по 1991-й год в «Тихом Доне» обнаружилось 11 цензорских вмешательств, большей частью вставок прежних потаповских исправлений. Возвращение в роман Троцкого и Миронова с разрешения самого Шолохова актом цензуры считать нельзя. С 1966 года цензорское вторжение в «Тихий Дон» прекратилось. Тем не менее цензура успела оставить в романе глубокий след. В 1991 году перед читателем лежал «Тихий Дон», пострадавший от приблизительно 360 невосстановленных политических изъятий и невычеркнутых добавлений.

- 208 -

Заключение

Какая польза от наших подсчетов политических поправок за 63 года существования «Тихого Дона»? Цифры дают представление о размерах и объектах цензорского вмешательства, о его прямой зависимости от политических и идеологических целей правившей партии. Это относится к прошлому, которое не мешает знать. Но этого недостаточно. Мне кажется, что наша работа может послужить будущему. Более десяти лет продолжаются усилия осуществить академическое или хотя бы научное издание «Тихого Дона». Для этого требуется исследовать доступные черновики и рукописи романа, отрывки в периодических изданиях, журнальные и книжные публикации, учитывая при этом, что самая ранняя публикация какой-нибудь части произведения не всегда воспроизводит в точности текст оригинала. Серьезное текстологическое исследование «Тихого Дона» невозможно без близкого знакомства с его политико-идеологическим и пуританским цензурированием. Вот тут и может оказаться к месту наша книга для тех, кто трудится над научным изданием шолоховского шедевра.

Первым делом следует отказаться от ненужных цензорско-редакторских приписок — путем их изъятия и от купюр — путем их восстановления. Установить те и другие сравнительно нетрудно, хотя в ряде случаев могут возникнуть разногласия. Для ознакомления с современными публикациями «Тихого Дона» я просмотрел десять его постсоветских изданий с 1995 по 2004 год. Чтобы определить полноту текста каждого издания я раскрывал его на 25-й главе 5-й части романа. Если глава начинается со слов «Номерным у Бунчука...» — это значит, что весь текст первоначальной 25-й главы, выброшенный целиком в 1933 году, в данном издании не восстановлен. То же относится к 16-й

- 209 -

главе 5-й части, где не восстановлены две страницы мечтаний Анны о социалистическом будущем. Общее количество не восстановленных в 1932—1933 годах политических поправок — около 150. Потому я не могу согласиться с известным шолоховедом В. В. Петелиным, что «ОСНОВНЫМ ИСТОЧНИКОМ ТЕКСТА может быть только текст романа, изданного в однотомнике 1941 года, в этом издании сохранились все особенности шолоховской палитры» (См.: Петелин В. В. Об изданиях романа «Тихий Дон» и о подготовке его научного издания // Шолоховские чтения. Выпуск 2. М.: Альфа, 2002. С. 81). Петелин прав, что после 1941 года стало сильнее ощущаться вмешательство цензоров-редакторов в «Тихий Дон». По моим подсчетам, в 1945 году было сделано примерно 35 политпоправок, в 5 раз больше, чем в 1941-м, а позднее прибавилось около 150 от правки 1953 года. Однако и до 1941 года, с учетом дюжины невосстановленных купюр 1934—1940 годов, сохранилось более 160 политических поправок. Редакторы 1941 года не коснулись ни одной из них и добавили семь своих. Теряюсь в догадках, как издание с таким количеством политических исправлений, из которых автору принадлежит лишь незначительная часть, можно выставлять в качестве «основного»? Еще раз сошлюсь на категорическое заявление Шолохова сотруднику ГИХЛа А. М. Митрофанову в письме от 26.9.1932 года: «Никаких исправлений, выкидок и дополнений делать больше не буду». Но уже в следующем году три первые книги романа вышли с приблизительно 90 «выкидками», включающими всю 25-ю главу 5-й части. И были они изъявлением не авторской воли, а цензорской, в свою очередь зависящей от государственной политики.

В 1995 году под общей редакцией Петелина в Воениздате вышла в несколько улучшенном виде перепечатка «Тихого Дона» издания 1941 года. В романе появился изгнанный из него в 1936 году Сырцов, восстановлены имена Антонова-Овсеенко и Троцкого, возвращен выкинутый в 1945 году рассказ Г. Богатырева об изнасиловании казачки красноармейцами. Но этих восстановлений явно недостаточно для признания этого издания моделью для последующих, хотя больше половины их пошло по его стопам.

- 210 -

Соперником петелинского «Тихого Дона» является текст в Собрании сочинений 2001—2002 годов, составленном В. В. Васильевым. Достоинства этого издания в обширных примечаниях. В них даются многие слова, фразы и отрывки из журнальных и ранних книжных изданий «Тихого Дона», изъятые в его последующих выпусках. Кроме того, примечания содержат очень ценные для читателя объяснения казачьих идиом и сведения об исторических событиях и лицах, изображенных или упомянутых в романе. С другой стороны, избранный Васильевым текст «Тихого Дона» основывается на его издании в Собрании сочинений Шолохова 1985—1986 годов, с примерно 140 уцелевшими политическими поправками Потапова, которые засоряют первоначальный текст романа.

Составителям научного издания «Тихого Дона» предстоит кропотливая работа по восстановлению его подлинника на месте цензорских изъятий и изменений с самого начала их появления. В общем такой подход совпадает с желанием как автора, так и его наследников. Сын писателя Михаил полагает, что поскольку 3-ю книгу «Тихого Дона» санкционировал Сталин, то она, как и 4-я книга, «менее всего подвергалась правке». Поэтому их следует печатать по их ранним изданиям. Однако, несмотря на сталинское одобрение 3-й книги, о котором было, по всей вероятности, известно редакторам «Октября», они напечатали ее в своем журнале с варварскими купюрами. 1-ю и 2-ю книгу, считает М. М. Шолохов, «следует брать по их первым изданиям». При этом он поясняет, что имеет в виду не художественные, а политико-идеологические части текста (См.: Шолохов на изломе времени. Статьи и исследования. М., 1995. С. 248—249). В нашем разговоре в Вешенской 27 мая 2005 года С. М. Шолохова сказала, что не возражает против восстановления цензорских изъятий из ранних изданий «Тихого Дона», в частности, из его 2-й книги. Накануне Н. Т. Кузнецова в беседе со мной вспомнила, что во 2-й половине 1970-х годов один журналист спросил в ее присутствии Шолохова, какое издание «Тихого Дона» он находит лучшим. «Первое», — ответил автор и хитровато улыбнулся.

- 211 -

Примечания

Глава I

  1 Тришин Николай. У истоков // Комсомольская правда. 1960. 22 мая.

  2 Цит по: Стасевич А. Так это было... // Комсомольская правда. 1980. 24 мая. Полный текст письма Шолохова см.: Шолохов М. А. Письма / Ред. А. А. Козловский, Ф. Ф. Кузнецов, А. М. Ушаков, А. М. Шолохов. М.: ИМЛИ РАН, 2003. С. 18—19.

  3 Точное время поступления указано Шолоховым в письме из Москвы своей жене Марии Петровне, датированном «13 октября 2 ч. ночки»: «О романе: сдал “Моск. раб.” вчера 2 части, завтра отнесу 3-ью, ответ к 22 с/м.». См.: Шолохов М. М. Об отце: Очерки-воспоминания разных лет. М., 2004. С. 114.

  4 В письме жене от 13 октября Шолохов пишет, что он сам «нынче 2-ой экземпляр отнес Серафимовичу...» Там же. С. 115.

  5 Петелин Виктор. К 20-летию со дня кончины русского гения: Шолохов всегда со мной // Слово (газета). 2004. 27 февраля. http://dlib.eastview.com. 22.03.2004.

  6 См.: Шолохов М. М. Указ. соч. С. 110—118.

  7 Стальский Н. Друзья-писатели: Воспоминания. М., 1970. С. 144, 146. В письме от 13 октября 1927 года Шолохов извещает жену о том, что он «сегодня... утвержден отделом печати ЦК ВКП(б) на должность зав. лит.-худож. отделом ЖКМ» (Шолохов М. М. Указ. соч. С. 114). У Стальского точнее: назначение Шолохова утвердил «отдел печати ЦК комсомола» (Указ. соч. С. 144).

  8 Письмо Шолохова жене от 24 октября 1927 года (Шолохов М. М. Указ. соч. С. 113).

  9 См.: Колодный Лев. Как я нашел «Тихий Дон»: Хроника поиска, анализ текста. М., 2000. С. 74.

10 Там же. С. 63.

11 Хигерович Р. Путь писателя: Жизнь и творчество А. Серафимовича. М., 1956. С. 297. Имя машинистки — Зоя Михайловна Евреинова — сообщила мне Н. Т. Кузнецова, старший научный сотрудник Государственного музея-заповедника М. А. Шолохова в станице Вешенской.

- 212 -

12 Стальский Н. Указ. соч. С. 146.

13 Н. Я. Москвин // Русские советские писатели прозаики: Биобиблиографический указатель. Л., 1964. Т. 3. С. 94; А. П. Платонов // Там же. М., 1972. Т. 7 (дополн.). Ч. 2. С. 52.

14 Подробнее об этом см. записи Е. Г. Левицкой в очерке Льва Колодного: История одного посвящения: Неизвестная переписка М. Шолохова // Знамя. 1987. № 10. С. 52—53 и комментарии Колодного к его публикации: Десять писем Михаила Александровича Шолохова // Дон. 1989. № 7. С. 154—155. Эти десять писем к Левицкой, как и письма Шолохова к ней, помещенные в вышеуказанном очерке Колодного, содержат ценную информацию об истории написания и издания всего «Тихого Дона».

15 См.: Хигерович Р. Указ. соч. С. 297—298; Серафимович А. С. Сборник неопубликованных произведений и материалов. М., 1958. С. 503.

16 Ср.: Тихий Дон. Ч. 5 // Октябрь. 1928. № 7. С. 120; Кн. 2. М.; Л.: Моск. раб., 1929. С. 256.

17 Ср.: Тихий Дон. Ч. 5 // Октябрь. 1928. № 8. С. 116; Кн. 2. М.; Л.: Моск. раб., 1929. С. 381; Кн. 2. М.: Худ. лит., 1933. С. 337; Собр. соч.: В 7 т. (Т. 8 дополн.). М.: Мол. гв., 1956—1959. Т. 3. С. 318.

18 Ср.: Тихий Дон. Ч. 4 // Октябрь. 1928. № 5. С. 133; Роман-газета. 1928. № 17. С. 11.

19 Ср.: Тихий Дон. Ч. 4 // Октябрь. 1928. № 6. С. 139.

20 Ср.: Тихий Дон. Ч. 5 // Октябрь. 1928. № 7. С. 125; Кн. 2. М.; Л.: Моск. раб., 1929. С. 263.

21 Ср.: Тихий Дон. Ч. 4 // Октябрь. 1928. № 6. С. 92; Роман-газета. 1928. № 17. С. 27.

22 Ср.: Тихий Дон. Ч. 3 // Октябрь. 1928. № 4. С. 168; Кн. 1. М.; Л.: Моск. раб., 1928. С. 455.

23 Ср.: Рукописи «Тихого Дона» в Пушкинском Доме / Публикация, вступительная статья и комментарий В. Н. Запевалова // Из творческого наследия русских писателей XX века: М. Шолохов, А. Платонов, Л. Леонов. СПб., 1995. С. 31; Октябрь. 1929. № 1. С. 70—71. Текст фразы в «Октябре» отличается от известного нам рукописного еще тем, что начинается она со слова «Почти», оставшегося в последующих изданиях романа, и что после слов «под Старобельском» следует вставка: «творя волю пославшего их», которая не вошла в другие издания.

24 Ср.: Тихий Дон. Ч. 5 // Октябрь. 1928. № 9—10. С. 158. Кн. 2. М.; Л.: Моск. раб., 1929. С. 435.

- 213 -

25 Ср.: Тихий Дон. Ч. 4 // Роман-газета. 1928. № 17. С. 43; Кн. 2. М.; Л.: Моск. раб., 1929. С. 207.

26 Ср.: Тихий Дон. Ч. 3 // Октябрь. 1928. № 3. С. 189; Кн. 1. М.; Л.: Моск. раб., 1928. С. 332; Кн. 1. М.: Худ. лит., 1933. С. 285.

27 Этой информацией я обязан директору ИМЛИ Ф. Ф. Кузнецову, который по моей просьбе проверил соответствующее место в хранящихся в ИМЛИ рукописях «Тихого Дона».

28 Ср.: Тихий Дон. Ч. 4 // Октябрь. 1928. № 6. С. 120; Роман-газета. 1928. № 17. С. 36.

29 Ср.: Тихий Дон. Ч. 4 // Роман-газета. 1928. № 17. С. 10, 11; Кн. 2. М.; Л.: Моск. раб., 1929. С. 41, 46.

30 Ср.: Тихий Дон. Ч. 4 // Роман-газета. 1928. № 17. С. 36; Кн. 2. М.; Л.: Моск. раб., 1929. С. 174.

31 Ср.: Тихий Дон. Ч. 3 // Октябрь. 1928. № 3. С. 191; Кн. 1. М.; Л.: Моск. раб., 1928. С. 334.

32 Ср.: Рукописи «Тихого Дона» в Пушкинском Доме. С. 38; Октябрь. 1929. № 1. С. 78.

33 Подробности о цензурной правке обсценностей в 1920-х годах см. в кн.: Ermolaev Herman. Censorship in Soviet Literature, 1917—1991. Lanham; Boulder; New York; London, 1997. P. 42—45.

34 Софронов А. Над бессмертными рукописями «Тихого Дона» // Огонек. 1961. 16 апреля. № 16. С. 29; письмо Шолохова Е. Г. Левицкой от 31 июля 1929 года см.: Колодный Л. История одного посвящения // Знамя. 1987. № 10. С. 184.

35 В письме к Левицкой от 5 января 1930 года Шолохов сообщает, что привезет 6-ю часть «Тихого Дона» в Москву в конце января или в первых числах февраля. См. публикацию Льва Колодного: Десять писем Михаила Александровича Шолохова // Дон. 1989. № 7. С. 156. В то время Шолохов замышлял составить 3-ю книгу из 6-й и 7-й частей. См.: Гура В. Как создавался «Тихий Дон»: Творческая история романа М. Шолохова. М., 1980. С. 146.

36 Прийма Константин. С веком наравне: Статьи о творчестве М. А. Шолохова. Ростов-на-Дону, 1981. С. 198. Шолохов сказал это в беседе с Приймой 16 июля 1980 года.

37 Письмо Шолохова Левицкой от 2 апреля 1930 года см.: Колодный. История одного посвящения. С. 187.

38 См.: Якименко Лев. Творчество М. А. Шолохова: Идеи и образы, творческий метод, жанры, стиль, мастерство, политика. М., 1964. С. 129—130.

39 Цит. по: Литературное наследство. М., 1963. Т. 70. С. 697.

40 Письмо Горького Фадееву от 3 июня 1931 года см.: Огурцов

- 214 -

Вадим. Свет упавших звезд // Российская газета. 1992. 12 мая. Здесь приведен полный текст горьковского письма по его фотокопии из архива шолоховеда К. И. Приймы, чья вдова Л. И. Верешкова-Прийма предоставила ее Огурцову, корреспонденту «Российской газеты». Его статья содержит ценные сведения о Шолохове, взятые из беседы с Верешковой-Прийма.

41 Подробнее см.: Прийма К. Указ. соч. С. 147—149; Осипов Валентин. Тайная жизнь Михаила Шолохова: Документальная хроника без легенд. М., 1995. С. 38—40. В обеих книгах встреча у Горького описана со слов Шолохова, но есть различия. По Прийме, встреча произошла в июне на подмосковной даче Горького, по Осипову, — в июле в доме Горького. Время встречи остается под вопросом, но Осипов, вероятно, прав относительно ее места. В телефонном разговоре со мной 24 июля 2001 года Светлана Михайловна Шолохова сказала, что она слышала от отца о встрече со Сталиным в доме Горького.

42 Письмо Шолохова Левицкой от 2 декабря 1931 года см.: Колодный Л. История одного посвящения. С. 189.

43 Подробнее см.: Прийма К. И. Шолохов в Вешках // Советский Казахстан. 1955. № 5. С. 81—82. По требованию «Нового мира» было изменено первоначальное заглавие романа — «С потом и кровью». Название «Поднятая целина» было найдено на встрече Шолохова с вешенскими партийцами. Вот слова автора о новом названии из письма к Левицкой от 29 июня 1932 года: «На название до сей поры смотрю враждебно. Ну, что за ужасное название! Ажник самого иногда мутит. Досадно» (Колодный Л. «История одного посвящения». С. 191).

Глава II

    1 Выступления В. Кирпотина // Советская литература на новом этапе: Стенограмма первого пленума Оргкомитета Союза советских писателей (29 октября — 3 ноября 1932 года). М., 1933. С. 14—15, 29, 254.

    2 Выступление И. Гронского // Советская литература... С. 10.

    3 Заключительная речь тов. И. М. Гронского // Новый мир. 1933. № 2. С. 257—258.

    4 При ссылках на эти публикации в примечаниях употребляются следующие сокращения: ОГ («Огонек»), КН («Красная нива»), 30Д («30 дней»), НП («На подъеме»), ДГ («Девятнадцатая година»),

    5 КН. 1930. 10 июня. № 16. С. 12.

    6 Октябрь. 1928. № 4. С. 133; № 6. С. 62; 1929. № 3. С. 48. Во

- 215 -

всех этих случаях «чекакать» или «чекаканье» означали стрекотание сорок или пулемета, и везде на их месте появились «чечекать» и «чечеканье» соответственно в 1928, 1953 и 1957 годах. В последнем случае — в 4-м томе Собрания сочинений (М.: Худ. лит. С. 79). В другом месте редакторы первого Собрания сочинений (М.: Мол. гв., 1956. Т. 3. С. 280) заменили в речи Ильиничны «чекакалку» (болтунью) «чечекалкой». С 1957 года глагола «чекакать» и его производных нет ни в одном советском издании «Тихого Дона». С середины 1990-х годов они попадаются в некоторых изданиях, в основе которых лежит текст однотомника 1941 года. См., например: Тихий Дон. Кн. 2. М.: Воениздат, 1995. С. 362, 507 и Шолохов Михаил. Сочинения. М.: Книжная палата, 2000. С. 247, 351.

    7 Батраки // Лазоревая степь: Рассказы. М.: Новая Москва, 1926. С. 130; Тихий Дон. Ч. 1. // Октябрь. 1928. № 1. С. 138. В рукописи романа в этом месте тоже «чечекали» ножи косилок, только глава обозначена 18-й, а не 17-й, как в «Октябре». См. Колодный Лев. Как я нашел «Тихий Дон»: Хроника поиска, анализ текста. М., 2000. С. 538. В моем экземпляре этой книги, начиная с раздела «Рукописи “Тихого Дона”, не пронумеровано почти 200 страниц. Пришлось сделать это самому после 460-й страницы.

    8 Октябрь. 1932. № 1. С. 20.

    9 Там же

  10 Октябрь. 1932. № 2. С. 34. Так как имя Малкина исчезло вместе с рассказом старовера о его злодеяниях, то когда оно всплыло в 48-й главе в связи с отступлением его дружины, читателю «Октября» оно ничего не говорило. Иван Малкин, реальное лицо, был в то время «комиссаром арестов и обысков Особого отдела IX (армии. — Г. Е.)». В дальнейшем он сделал карьеру в ЧК — ОГПУ — НКВД. Расстрелян на исходе Большого террора в марте 1939 года.

Документированные подробности его деятельности приводит Ф. Ф. Кузнецов в журнальном варианте своей книги «Шолохов и “Анти-Шолохов”: Конец литературной мистификации века» (Наш современник. 2001. М 5. С. 237, 241—243).

  11 Цит. по: Колодный Лев. История одного посвящения: Неизвестная переписка М. Шолохова // Знамя. 1987. № 10. С. 189—190. Письмо без даты с пометкой на нем Левицкой: «апрель, 1932 г.»

  12 Октябрь. 1932. № 5—6. С. 261. Кусок 11-й главы был ошибочно обозначен здесь как часть 12-й главы, да и помещен он был не в 1-м номере «Октября» за 1932 год, а в 3-м номере 1929 года.

- 216 -

  13 Ср.: Октябрь. 1932. № 5—6. С. 262; Тихий Дон. Кн. 3. М.: Худ. лит., 1933. С. 198. Здесь и в дальнейшем ссылки делаются на это первое отдельное издание 3-й книги, подписанное в печать 5 февраля 1933 года. Изредка указывается следующее издание (М.: Худ. лит., 1933), подписанное в печать 19 июля и обозначенное мною как 2-е.

  14 Ср.: ДГ. М.: Огонек, 1930. С. 10; Октябрь. 1932. № 1. С. 34.

  15 Ср.: Отрывки из романа Мих. Шолохова: Три отрывка // 30Д. 1930. № 8. С. 23; Октябрь. 1932. № 1. С. 23—24. В «30 днях» напечатана вторая половина 19-й главы, первая — в «Красной нови» (1930. № 16).

  16 Ср.: 30Д. С. 23; Октябрь. С. 23.

  17 Ср.: 30Д. С. 26; Октябрь. 1932. № 1. С. 19.

  18 Ср.: ДГ. М., 1930. С. 9; Октябрь. 1932. № 1. С. 34.

  19 Ср.: ДГ. С. 11; Октябрь. С. 35.

  20 Тихий Дон. Кн. 3. 1933. С. 164.

  21 Ср.: Несостоявшийся отъезд: Отрывок из 6-й части романа М. Шолохова «Тихий Дон» // ОГ. 1930. 30 мая. № 15. С. 12 или Тихий Дон: Отрывки из 6-й части романа // НП. 1930. № 6. С. 4; Октябрь. 1932. № 1. С. 6.

  22 Ср.: Троцкий Л. Как вооружалась революция. М., 1924. Т. 2. Кн. 1. С. 174; Октябрь. 1932. № 7. С. 15. Статья была написана 12 мая 1919 года и опубликована в 44-м номере газеты «В пути», издававшейся в специальном поезде Троцкого, служившем его передвижным штабом в Гражданскую войну.

  23 Ср.: Октябрь. 1932. № 1. С. 13; Тихий Дон. Кн. 3. 1933. С. 116.

  24 Цит. по: Венков А. Печать сурового исхода: К истории событий 1919 года на Верхнем Дону. Ростов-на-Дону, 1988. С. 60.

  25 Ср.: 30Д. С. 28; Октябрь. 1932. № 1. С. 26.

  26 Ср.: 30Д. С. 28; Тихий Дон. Кн. 3. 1933. С. 143. Начиная с издания 3-й книги в 1935 году, «собачий хрен» сгинул.

  27 Ср.: Октябрь. 1932. № 2. С. 15; Тихий Дон. Кн. 3. 1933. С. 195.

  28 Ср.: НП. 1930. № 6. С. 15—16; Октябрь. 1932. № 1. С. 38.

  29 Ср.: НП. С. 16; Октябрь. С. 38.

  30 Ср.: Там же.

  31 Ср.: НП. С. 16; Октябрь. С. 39.

  32 Ср.: НП. С. 17; Октябрь. С. 39.

  33 Ср.: Там же.

  34 Ср.: Там же.

  35 Ср.: ДГ. 1930. С. 27; Октябрь. 1932. № 2. С. 8.

  36 Ср.: ДГ. С. 27, 28; Октябрь. С. 8.

  37 Ср.: 30Д. 1930. № 8. С. 29; Октябрь. 1932. № 1. С. 27.

  38 Ср.: 30Д. С. 25; Октябрь. 1932. № 1. С. 19.

- 217 -

  39 Ср.: НП. С. 14; Октябрь. 1932. № 1. С. 37.

  40 Ср.: 30Д. С. 26; Октябрь. 1932. № 1 С. 19.

  41 Ср.: КН. С. 13; Октябрь. 1932. № 1. С. 22.

  42 Ср.: ДГ. С. 21; Октябрь. 1932. № 1. С. 5.

  43 Ср.: ДГ. С. 22; Октябрь. С. 5.

  44 Ср.: ДГ. С. 21; Октябрь. С. 5.

  45 Ср.: ДГ. С. 22; Октябрь. С. 5.

  46 Ср.: 30Д. С. 28; Октябрь. 1932. № 1. С. 26; Тихий Дон. Кн. 3. 1933. С. 174.

  47 Ср.: 30Д. С. 28; Октябрь. С. 26.

  48 Ср.: 30Д. С. 29; Октябрь. С. 27.

  49 Ср.: ДГ. С. 18; Октябрь. 1932. № 2. С. 4; Тихий Дон. Кн. 3. 1933. С. 174.; Роман-газета. 1933. № 8—9. С. 47.

  50 Ср.: НП. С. 11; Октябрь. 1932. № 1. С. 11.

  51 Ср.: 30Д. С. 24; Октябрь. 1932. № 1. С. 24—25.

  52 Ср.: КН. 1930. № 16. С. 13; Октябрь. 1932. № 1. С. 23.

  53 Ср.: 30Д. С. 28; Октябрь. 1932. № 1. С. 26.

  54 Ср.: ДГ. С. 3; Октябрь. 1932. № 1. С. 32.

  55 Ср.: ОГ. 1930. № 15. С. 13, НП. С. 6; Октябрь. 1932. № 1. С. 7.

  56 Ср.: Октябрь. 1932. № 1. С. 16—17; Тихий Дон. 1933. С. 123.

  57 Ср.: Октябрь. 1932. № 1. С. 16—17; Тихий Дон. Кн. 3. 1933. С. 124.

  58 Ср.: 30Д. С. 26; Октябрь. 1932. № 1. С. 19.

  59 Ср.: ДГ. С. 20; Октябрь. 1932. № 2. С. 4.

  60 Ср.: ДГ. С. 31; Октябрь. 1932. № 2. С. 9.

  61 Подробнее о Суярове см.: Венков А. В. «Тихий Дон»: источниковая база и проблема авторства. Ростов-на-Дону, 2000. С. 100, 102—103, 112—113.

  62 Подробнее об этом см.: Сталин И. Об антисемитизме: Ответ на запрос Еврейского телеграфного агентства из Америки // Сталин И. В. Сочинения. М., 1951. Т. 13. С. 28.

  63 Никитина О. Путь к триумфу // Советская культура. 1991. 25 мая. Младший сын писателя Михаил говорил, что о Малкине «была целая глава». См.: Шолохов на изломе времени: Статьи и исследования. Материалы к биографии писателя. Исторические источники «Тихого Дона». Письма и телеграммы / Сост. и ответственный ред. В. В. Петелин. Ред. В. В. Васильев. М., 1995. С. 248.

  64 Литературное наследство. М., 1963. Т. 70. С. 696.

  65 Неизвестные письма М. А. Шолохова // Молодая гвардия. 1993. № 2. С. 249. Заглавие публикации не совсем подходит к письму Шолохова Митрофанову, так как оно (без первого абзаца) было уже напечатано в: «Тихий Дон»: Уроки романа. О мировом

- 218 -

значении романа М. А. Шолохова / Ред.-сост. Л. П. Логашова. Ростов-на-Дону, 1979. С. 121—122.

  66 Ср.: Октябрь. 1929. № 1. С. 65, 66; № 2. С. 109; Тихий Дон. Кн. 3. 1933. С. 9, 10, 11, 58.

  67 Ср.: Октябрь. 1932. № 2. С. 36; Тихий Дон. Кн. 3. 1933. С. 236.

  68 Ср.: Тихий Дон. Кн. 1. 3-изд. М.; Л.: Худ. лит., 1931. С. 151; Тихий Дон. Кн. 1. М.; Л.: Госиздат, 1933. С. 142.

  69 Ср.: Тихий Дон. Кн. 1. 1931. С. 383, 384, 387; 1933. С. 385, 386, 389.

  70 Ср.: Тихий Дон. Кн. 2. 1931. С. 382, 383, 384, 388; 1933. С. 382, 383, 384, 388.

  71 Ср.: Тихий Дон. Кн. 2. 1931. С. 48, 124, 203; 1933. С. 48, 128, 209. О дальнейших изменениях с Извариным речь впереди.

  72 Ср.: Тихий Дон. Кн. 2. 1931. С. 145—146; 1933. С. 150.

  73 Ср.: Октябрь. 1932. № 4. С. 17; Тихий Дон. Кн. 3. 1933. С. 308.

  74 Ср.: Октябрь. 1932. № 2. С. 4; Тихий Дон. Кн. 3. 1933. С. 175.

  75 Ср.: Тихий Дон. Кн. 2. 1931. С. 219; 1933. С. 225.

  76 Ср.: Тихий Дон. Кн. 2. 1931. С. 218; 1933. С. 226. Эта фраза в измененном виде — «Это есть невозможно!» — всплыла в издании романа 1995 года (М.: Воениздат. С. 458).

  77 Пролетарская Революция. 1931. № 6. С. 11.

  78 Ср.: Тихий Дон. Кн. 2. 1931. С. 9—10; 1933. С. 9. Статья Ленина появилась в центральном органе РСДРП, газете «Социал-демократ» от 1 ноября 1914 года. С 1908 года газета выходила в Париже, а с 1 ноября 1914 года по 31 января 1917 года — в Женеве. Начало купюры 1933 года: «Именно этот лозунг...», конец — «“мещанская” мифология...»

  79 Ср.: Октябрь. 1929. № 1. с. 75; Тихий Дон. Кн. 3. 1933. С. 22. Хорунжий Павел Дудаков — организатор антисоветского восстания казаков Хоперского округа весной 1918 года. Вернулся из эмиграции в советскую Россию и был впоследствии расстрелян.

  80 Ср.: Октябрь. 1929. № 3. С. 54; Тихий Дон. Кн. 3. 1933. С. 78.

  81 Ср.: Октябрь. 1932. № 7. С. 12; Тихий Дон. Кн. 3. 1933. С. 328.

  82 Ср.: Октябрь. 1932. № 7. С. 15; Тихий Дон. Кн. 3. 1933. С. 334.

  83 Ср.: Октябрь. 1932. № 8. С. 20; Тихий Дон. Кн. 3. 1933. С. 376. Кудинов говорит о приказе Троцкого от 25 мая 1919 года.

  84 Ср.: Тихий Дон. Кн. 2. 1931. С. 252; 1933. С. 258. В 1917 году Троцкий был председателем Петроградского Совета, а Овший Нахамкис (не Нахамкес) — членом его Исполкома. Нахамкис более известен под псевдонимом Юрий Стеклов.

  85 Ср.: Октябрь. 1932. № 7. С. 11; Тихий Дон. Кн. 3. 1933. С. 327.

  86 Ср.: Тихий Дон. Кн. 2. 1931. С. 224; 1933. С. 230.

- 219 -

  87 Ср.: Тихий Дон. Кн. 2. 1931. С. 306; 1933. С. 313.

  88 Ср.: Тихий Дон. Кн. 2. 1931. С. 307; 1933. С. 313.

  89 Ср.: Тихий Дон. Кн. 2. 1931. С. 366—371; 1933. С. 372. В результате купюры шесть последних глав 5-й части были перенумерованы. Заключительной стала 31-я.

  90 Ср.: Тихий Дон. Кн. 2. 1931. С. 308—309; 1933. С. 313.

  91 Stewart David H. The Textual Evolution of The Silent Don // The American Slavic and East European Review. April 1959. P. 232—233.

  92 Ср.: Тихий Дон. Кн. 2. 1931. С. 373; 1933. С. 374.

  93 Ср.: Тихий Дон. Кн. 2. 1931. С. 375; 1933. С. 375.

  94 Ср.: Тихий Дон. Кн. 2. 1931. С. 375; 1933. С. 375—376.

  95 Ср.: Тихий Дон. Кн. 2. 1931. С. 381; 1933. С. 382.

  96 Ср.: Тихий Дон. Кн. 1. 1931. С. 244—245; 1933. С. 240.

  97 Ср.: Октябрь. 1932. № 1. С. 38; Тихий Дон. Кн. 3. 1933. С. 171.

  98 Ср.: Октябрь. 1932. № 2. С. 15; Тихий Дон. Кн. 3. 1933. С. 195.

  99 Ср.: Тихий Дон. Кн. 2. 1931. С. 341; 1933. С. 347.

100 Ср.: Тихий Дон. Кн. 2. 1931. С. 40; 1933. С. 40.

101 Ср.: Октябрь. 1932. № 3. С. 11; Тихий Дон. Кн. 3. 1933. С. 260, 261.

102 Ср.: Октябрь. 1932. № 3. С. 10; 1933. С. 259.

103 Цит. по: Беседа Мих. Шолохова с читателями // На подъеме. 1930. № 6. С. 172. Имеется в виду выступление Шолохов в ростовском Лендворце в мае 1930 года.

104 Ср.: Октябрь. 1929. № 2. С. 94, № 3. С. 55; Тихий Дон. Кн. 3. 1933. С. 39, 78.

105 Ср.: Октябрь. 1932. № 5—6. С. 263; Тихий Дон. Кн. 3. 1933. С. 95. Половина 11-й главы от слов «24 ноября в Новочеркасске» (с 1955 года «в конце ноября») до «хора песенников...» включительно не была напечатана в 3-м номере «Октября» за 1929 год, но появилась в 1932 году в 5—6-м номере этого журнала в числе кусков, якобы не попавших в роман по техническим причинам. В 1-е книжное издание 6-й части в 1933 году этот кусок вошел как вторая половина 11-й главы, а первой половиной оказался текст, напечатанный во 2-м номере «Октября» за 1929 год, начиная с «А неделю спустя» и кончая «Комментарии к этому не требовались» (С. 94—97). Такой порядок нарушал хронологию, и во 2-м книжном издании 1933 года половины 11-й главы были переставлены. Глава стала открываться словами «24 ноября в Новочеркасске» и кончаться «Комментарии... не требовались». Перестановка уцелела в последующих публикациях романа. Шолоховед Юрий Дворяшин обнаружил в ЦГАЛИ, в фонде Союза советских писателей, рукопись

- 220 -

большей части первой половины 11-й главы с ее началом («24 ноября»). Подробности см. в: Васильев В., Дворяшин Ю. «Тихий Дон»: История и судьба рукописи // Литературная Россия. 1989. 3 ноября. Авторы статьи ошибочно утверждают, что фраза о французском языке Краснова сохранилась только в рукописи и что эпизод его встречи с посланниками держав Согласия не попал ни в журнальный текст, ни в первые книжные издания 6-й части «Тихого Дона».

106 Ср.: Октябрь. 1929. № 1. С. 69; Тихий Дон. Кн. 3. 1933. С. 14.

107 Ср.: Октябрь. 1929. № 2. С. 93; Тихий Дон. Кн. 3. 1933. С. 37.

108 Ср.: Тихий Дон. Кн. 2. 1931. С. 211; 1933. С. 217.

109 «Средства были ничтожны. Не хватало ни орудий, ни патронов, ни одежды... Денег было очень мало. Богатый Ростов смотрел на своих защитников, как на лишнюю обузу...» Воспоминания генерала А. П. Богаевского 1918 год: «Ледяной поход». Нью-Йорк, 1963. С 5 января по 9 февраля 1918 года (по ст. ст.) Богаевский командовал добровольческими войсками Ростовского района.

110 Цит. по: Ал. Ис(бах). Читатели говорят // На лит. посту. 1929. Апрель. № 7. С. 44. На конференции присутствовали учащиеся рабфаков, служащие, красноармейцы и 1440 заводских рабочих.

111 Ср.: Тихий Дон. Кн. 2. 1931. С. 205; 1933. С. 211.

112 Ср.: Октябрь. 1932. № 2. С. 20; Тихий Дон. Кн. 3. 1933. С. 206.

113 Ср.: Октябрь. 1932. № 3. С. 6; Тихий Дон. 1933. С. 251.

114 Ср.: Тихий Дон. Кн. 2. 1931. С. 281; 1933. С. 287; Октябрь. 1932. № 3. С. 15; Кн. 3. 1933. С. 268, 333; 1933 (2-е изд). С. 360.

115 Ср.: Тихий Дон. Кн. 2. 1931. С. 344; 1933. С. 349; Октябрь. 1929. № 1. С. 66; Кн. 3. 1933. С. 11.

116 Ср.: Тихий Дон. Кн. 1. 1931. С. 58; 1933. С. 46.

117 Ср.: Тихий Дон. Кн. 1. 1931. С. 95; 1933. С. 84.

118 Ср.: Машинопись отрывка из «Тихого Дона» с правкой автора. Отдел рукописей ИМЛИ, ф. 143, оп. 1, № 4, л. 6.

Глава III

  1 История нашей родины и задачи советских писателей // Знамя. 1937. № 10. С. 251.

  2 Подробности о встрече в записи о ней Всеволода Вишневского см.: Сарнов Бенедикт, Чуковская Елена. Случай Зощенко (Повесть в письмах и документах с прологом и эпилогом. 1946—1958) // Юность. 1988. № 4. С. 70—71.

- 221 -

  3 Подробнее см.: Сталин, Молотов и Жданов о 2-й серии фильма «Иван Грозный»: Запись Сергея Эйзенштейна и Николая Черкасова // Московские новости. 1988. 7 августа.

  4 Цит. по: Симонов Константин. Глазами человека моего поколения (Размышления о И. В. Сталине) // Знамя. 1988. № 3. С. 59, 61.

  5 Десять писем Михаила Александровича Шолохова / Публ. Лев Колодный // Дон. 1989. № 7. С. 159.

  6 Колодный Лев. История одного посвящения: Неизвестная переписка М. Шолохова // Знамя. 1987. № 10. С. 195.

  7 Дон. 1989. № 7. С. 160.

  8 Цит. по: Экслер И. У Шолохова // Известия. 1936. 20 октября.

  9 Подробности о расправе НКВД над вешенцами см. см.: Луговой Петр. С кровью и потом: Из записок секретаря райкома партии // С кровью и потом: Неизвестные страницы из жизни М. А. Шолохова. Ростов-на-Дону, 1991.

10 Экслер И. В гостях у Шолохова // Известия. 1937. 31 декабря.

11 См., например: Дир (Михаил Рогов). Разговор с Шолоховым // Известия.1935. 10 марта.

12 Medvedev Roy A. Problems in the Literary Biography of Mikhail Sholokhov. Trans. A. D. P. Briggs. Cambridge University Press: Cambridge, 1977.

13 Шолохов М. А. Собр. соч.: В 9 т. / Сост., прим. В. Васильев. М.: ТЕРРА — Книжный клуб, 2001—2002. Т. 6. С. 350. Эти заявления вошли в длинное начальное примечание ко 2-й книге «Поднятой целины».

14 Писатель и вождь: Переписка М. А. Шолохова с И. В. Сталиным 1931—1950 годы: Сборник документов из личного архива И. В. Сталина / Сост. Юрий Мурин. М., 1997. С. 70. В ответ на письмо Ставского Сталин поручил ему вызвать Шолохова в Москву. Встреча состоялась 25 сентября 1937 года в кабинете Сталина в присутствии В. М. Молотова и наркома внутренних дел Н. И. Ежова (Там же). Неизвестно, обсуждалась ли на встрече судьба Григория. Участники беседы наверняка говорили об арестах в Вешенской и, возможно, о состоянии Шолохова. В письме Сталину Ставский выразил опасение, что Шолохов помышляет о самоубийстве (Там же. С. 71, 147, прим. 31).

15 Шолохов М. А. Собр. соч.: В 9 т. / Сост. В. Васильев. Т. 6. С. 350—351.

16 Писатель и вождь. С. 105. В письме Шолохов подробно рассказывает о мытарствах арестованных вешенцев, о произволе НКВД и просит Сталина прислать комиссию из «настоящих коммунистов» для расследования дел заключенных партийцев.

- 222 -

17 Подробнее о деле Шолохова см.: Якименко Л. Творчество М. А. Шолохова. М., 1964. С. 146—150; Погорелов И. Письмо к М. А. Шолохову. 10 февраля 1961 г. // Осипов Валентин. Тайная жизнь Михаила Шолохова. Документальная хроника без легенд. М., 1995. С. 193—196; Писатель и вождь. С. 127, 128, 150—151. В рассказах Погорелова и Лугового о деле Шолохова попадаются некоторые расхождения. Например, Погорелов пишет, что НКВД дало ему задание в сентябре 1938 года и к Шолохову в Вешенскую он поехать не успел. По Луговому, Погорелов получил задание зимой, приехал в Вешенскую весной, работал в ней на строительстве электростанции, раскрыл план НКВД Луговому в октябре. В этом случае я придерживаюсь версии Погорелова. И Луговой, и Погорелов написали свои воспоминания в 1961 году, чем можно объяснить их немногочисленные мелкие неточности.

18 Тихий Дон // Новый мир. 1938. № 1. С. 110—111. Этот, возможно, втиснутый по совету редакторов или цензоров кусок не идет ни в какое сравнение с прославлением Сталина в повести Алексея Толстого «Хлеб (Оборона Царицына)», печатавшейся в 1938 году в «Новом мире» вместе с главами 7-й части «Тихого Дона». В «Хлебе» Сталин — действующее лицо, его слова о победе под Царицыном венчают повесть.

19 Знамя. 1987. № 10. С. 195.

20 Там же. С. 196.

21 Писатель и вождь. С. 129.

22 В февральском номере «Нового мира» за 1938 год появился биографический очерк Константина Паустовского «Маршал Блюхер». Автор описал подвиги полководца, назвал его «человеком, воспитанным ленинской и сталинской эпохой», не подозревая, что в октябре этот человек будет арестован и через месяц погибнет. Паустовский избежал крупных неприятностей, ибо маршала, как и подавляющее большинство жертв террора, уничтожили тайком.

23 Васильев Владимир. Народный художник // Шолохов М. А. Собр. соч.: В 9 т. Т. 1. С. 10.

24 Тихий Дон. М.: Худ. лит., 1941. С. 169; Тихий Дон. Л.: Худ. лит., 1945. С. 171. Здесь и далее издание 1945 года не сравнивается с более близким к нему по времени ростовским изданием 1941-го года, которое идентично по тексту московскому изданию 1941 года, но уступает в тираже: 10 000 против 100 000.

25 Ср.: Тихий Дон. 1941. С. 169; 1945. С. 171.

26 Ср.: Тихий Дон. Кн. 2. Ростов-на-Дону: Ростиздат, 1939. С. 173; 1941. С. 252.

- 223 -

27 Вспоминается анекдот, услышанный мною в Принстоне от Светланы Аллилуевой. Муж застает жену в постели с незнакомым ему мужчиной и бросается на него. «Что ты делаешь? — в ужасе кричит жена. — Он видел живого Ленина!»

28 Ср.: Тихий Дон. Кн. 3. М.: Худ. лит., 1933 (2-е изд.). С. 362; Тихий Дон. Кн. 3. М.: Худ. лит., 1935. С. 380.

29 Ср.: Тихий Дон. Кн. 3. М.: Худ. лит., 1936. С. 420; Тихий Дон. Кн. 3. Иллюстр. С. Г. Королькова. М.: Худ. лит., 1937. С. 409.

30 Ср.: Тихий Дон. Кн. 2. М.: Худ. лит., 1936. С. 239; Тихий Дон, Кн. 2. Иллюстр. С. Г. Королькова. М.: Худ. лит., 1936. С. 232.

31 Ср.: Известия. 1936. 22 октября; Новый мир. 1937. № 11. С. 58.

32 Ср.: Тихий Дон. Кн. 2. Ростиздат, 1939. С. 146, 230, 231; 1941. С. 238, 282.

33 Ср.: Тихий Дон. Кн. 2. Ростиздат, 1939. С. 231; 1941. С. 282.

34 Ср.: Тихий Дон. Кн. 2. Ростиздат, 1939. С. 187; 1941. С. 259.

35 См.: Стрелянов П. На Дону (1917—1918 годы) // Новый мир. 1967. № 8. С. 202; Толмачев И. П. В степях донских. М., 1959. С. 20. Члена донского казачьего ВРК И. И. Ковалева не следует путать с Виктором Семеновичем Ковалевым, председателем ЦИК Донской Советской республики. У Антонова-Овсеенко и Стрелянова один из подписавших телеграмму казачьего ВРК — Кривушев, у Толмачева — Криушев, еще я видел «Криушов». У Стрелянова и Шолохова «Члены: прапорщик Стрелянов...», у Антонова-Овсеенко «Члены: прапорщики Стрелянов...» Вероятно, правы Шолохов и Стрелянов, который должен был знать чины и звания своих сослуживцев. У Антонова-Овсеенко ошибка или опечатка: выходит, что прапорщиками были все пять членов Донревкома. Возможно, сам Шолохов внес здесь поправку.

36 Буденный С. М. Пройденный путь. Кн. 3. Ч. 2 // Дон. 1970. № 9. С. 125—128.

37 Новый мир. 1967. № 8. С. 179.

38 См.: Лежнев И. Путь Шолохова: Творческая биография. М., 1958. С. 214, 215; Гура В. В., Абрамов Ф. А. М. А. Шолохов: Семинарий. 2-е изд., доп. Ленинград, 1962. С. 174. В первой работе не названы Авербах и Киршон, во второй — Авербах.

39 Тихий Дон // Новый мир. 1938. № 1. С. 98, 99.

40 Ср.: Тихий Дон. Кн. 3. М.: Худ. лит., 1936. С. 364—366; Тихий Дон. Кн. 3. Иллюстр. С. Г. Королькова. М.: Худ. лит., 1937. С. 356. Это своего рода подарочное издание было сдано в набор 8 июля 1936 года и подписано к печати 25 декабря 1937 года — довольно долгий для шолоховских произведений промежуток,

- 224 -

вызванный, вероятно, обстоятельствами «черного» 1937-го года.

41 Ср.: Тихий Дон. Кн. 2. 1941. С. 231; 1945. С. 231 (страницы совпадают).

42 Ср.: Тихий Дон. Кн. 3. 1936. С. 159; 1937. Иллюстр. С. Г. Королькова. С. 156.

43 Ср.: Тихий Дон. Кн. 1. 1941. С. 160, Кн. 3. С. 457; 1945. Кн. 1. С. 162, Кн. 3. С. 455.

44 Ср.: Тихий Дон. Кн. 3. 1936. С. 178; 1937. Иллюстр. С. Г. Королькова. С. 174.

45 Ср.: Тихий Дон. Кн. 2. 1941. С. 204—205; 1945. С. 205.

46 Ср.: Тихий Дон. Кн. 3. 1941. С. 331, 335; 1945. С. 329, 333.

47 Ср.: Тихий Дон. Кн. 4. 1941. С. 595; 1945. С. 591.

48 Ср.: Тихий Дон. Кн. 2. 1941. С. 307; 1945. С. 306.

49 Ср.: Тихий Дон. Кн. 3. 1936. С. 312; 1937. Иллюстр. С. Г. Королькова. С. 305.

50 Новый мир. 1940. № 2—3. С. 40.

51 Ср.: Тихий Дон. Кн. 4. 1941. С. 530; 1945. С. 528. «Правда» от 4 февраля 1936 года выбросила в отрывке из «Тихого Дона» не только эту фразу, но и бранные названия (подлец, висельник, христопродавец), которыми разгневанный старик осыпал Кошевого. Все это вернул в роман «Новый мир» (1937. № 11. С. 48).

52 Ср.: Тихий Дон. Кн. 3. 1941. С. 476; Кн. 4. С. 518, 595; Тихий Дон. Кн. 3. 1945. С. 475, Кн. 4. С. 516, 590.

53 Ср.: Тихий Дон // Новый мир. 1937. № 11. С. 38; Роман-газета. 1938. № 5. С. 21.

54 Ср.: Тихий Дон. Кн. 2. Л.: Худ. лит., 1945. С. 252; Тихий Дон. Кн. 2. М.: Правда, 1946. С. 120.

55 Ср.: Тихий Дон. Кн. 2. 1945. С. 253, 254; 1946. С. 124.

56 Ср.: Тихий Дон. Кн. 2. 1945. С. 251, 255, 283; 1946. С. 120, 124, 164.

57 Ср.: Тихий Дон. Кн. 2. 1941. С. 263, 266; 1945. С. 263, 266. Другие примеры в: 1941. С. 253, 254, 265, 266; 1945. С. 254, 255, 265, 266.

58 Ср.: Тихий Дон. Кн. 2. 1945. С. 248; Кн. 3. С. 333; Тихий Дон. Изд. испр. Кн. 3. М.: Худ. лит., 1953. С. 15.

59 Ср.: Тихий Дон. Кн. 3. 1941. С. 345; 1945. С. 343.

60 Ср.: Тихий Дон. Кн. 3. 1941. С. 331; 1945. С. 329.

61 Ср.: Известия. 1936. 3 марта; Новый мир. 1937. № 11. С. 53.

62 Ср.: Известия. 1936. 22 октября; Новый мир. 1937. № 11. С. 54.

- 225 -

63 Ср.: Тихий Дон. Кн. 4. М.: Худ. лит., 1940. С. 428; 1941. С. 665.

64 Ср.: Тихий Дон. Кн. 3. 1941. С. 382; 1945. С. 380; Кн. 4. 1941. С. 584; 1945. С. 579.

65 Ср.: Тихий Дон. Кн. 4. 1941. С. 631; 1945. С. 625.

66 Ср.: Тихий Дон. Кн. 4. 1941. С. 653; 1945. С. 648. Тихий Дон. М.: Детгиз, 1955. С. 696; Шолохов М. Собр. соч.: В 7 т. (т. 8 доп.). М.: Мол. гв., 1956—1959. Т. 5. С. 359.

67 Ср.: Тихий Дон. Кн. 1. 1941. С. 55, 56; 1945. С. 59.

68 Ср.: Тихий Дон. Кн. 2. 1941. С. 180—181; 1945. С. 181.

69 Цит. по микрофильму Т 87 Roll 28 WKP 230 партийного архива Смоленской области. Микрофильм находится в Национальном Архиве, в гор. Вашингтоне. «Смоленский архив» (последовательно партархив Смоленской губернии, Западной и Смоленской областей) содержит различные документы 1917—1941 годов. В 1941 году часть архива захватили немцы. В конце войны она попала в Германии в руки американских войск и была вывезена как трофей в США, откуда в 2002 году ее вернули России.

70 Ср.: Тихий Дон. Кн. 3. М.: Худ. лит., 1933. С. 314; Тихий Дон. Кн 3. М.: Худ. лит., 1935. С. 357.

71 Ср.: Тихий Дон. Кн. 1. М.: Худ. лит., 1934. С. 73; Кн. 1. 1935. С. 50.

72 Ср.: Тихий Дон. Кн. 3. 1933. С. 351; 1935. С. 399.

73 Ср.: Веселый Артем. Дикое сердце // Повести и рассказы. М., 1932. С. 107; Россия, кровью умытая. 3-е доп. изд. М., 1935. С. 428. Рассказ «Дикое сердце» (1924) вошел в «Россию, кровью умытую» в 1935 году.

74 Ср.: Тихий Дон. Кн. 1. 1934. С. 181; 1935. С. 123.

75 Ср.: Тихий Дон. Кн. 1. 1934. С. 361; 1935. С. 247; Кн. 3. 1933. С. 143; 1935. С. 165.

76 Ср.: Тихий Дон. Кн. 2. М.: Худ. лит., 1933. С. 97; 1935. С. 97 (страницы совпадают). О «м...» см.: Колодный Лев. Как я нашел «Тихий Дон». М., 2000. С. 433.

77 Рукописи «Тихого Дона» в Пушкинском Доме / Публикация, вступительная статья и комментарий В. Н. Запевалова // Из творческого наследия русских писателей XX века: М. Шолохов, А. Платонов, Л. Леонов. СПб., 1995. С. 200.

78 Там же. С. 220. Ср.: Новый мир. 1940. № 2—3. С. 60.

79 Ср.: Тихий Дон. Кн. 3. 1933. С. 312; 1935. С. 355.

80 Ср.: Рукописи «Тихого Дона» в Пушкинском Доме. С. 175; Новый мир. 1940. № 2—3. С. 51. Одновременно из рукописи последней главы романа цензура не пропустила в «Новый мир»

- 226 -

слово «расстреляли», относящееся к жене Фомина, взятой в заложники большевиками. Вместо «расстреляли» появилось «имущество забрали». Подмена скрыла большевистскую жестокость и усугубила беспощадность Фомина. С тех пор толчком к его приказу рубить всех советских служащих является не казнь жены, а конфискация имущества. Ср.: Рукописи «Тихого Дона» в Пушкинском Доме. С. 298; Новый мир. 1940. № 2—3. С. 101. По другой версии, жену Фомина утопил в проруби чекист. Сын его Давид умер в ссылке в 1943 году. См.: Жбанников А. Фомины из хутора Рубежного // Станица. 2004. № 1. С. 30—31.

81 Тихий Дон. Кн. 3. 1933. С. 385; 1935. С. 436.

Глава IV

    1 Сталин И. В. Письмо Феликсу Кону. 9 июля 1929 г. // Сталин И. В. Сочинения. М.: Политиздат, 1949. Т. 12. С. 112.

    2 Писатель и вождь: Переписка М. А. Шолохова с И. В. Сталиным в 1931—1950 годы: Сборник документов из личного архива И. В. Сталина / Сост. Юрий Мурин. М., 1997. С. 140.

    3 О причудливой истории публикации статьи Бубеннова, увидевшей свет благодаря Сталину, см.: Шахмагонов Федор. Время «Тихого Дона» // Молодая гвардия. 1997. № 5. С. 16—18.

    4 Катаев Валентин. За власть Советов. Изд. перераб. М.; Л., 1951. С. 573—574.

    5 Егоров В., Зотов Н. 907 дней в тылу врага. Одесса, 1969. С. 231; Одесса: Очерк истории города-героя / Ред. М. Ковбасюк. Одесса, 1957. С. 266.

    6 Ср.: Фадеев А. Молодая гвардия. М.: Мол. гв., 1946. С. 401; Молодая гвардия. Доп. и перераб. изд. М.: Мол. гв., 1951. С. 553. Лютиков говорит о московской встрече Сталина с Черчиллем в августе 1942 года. На этой встрече Черчилль вызвал недовольство советского вождя заявлением о невозможности открытия второго фронта в Европе в 1942 году.

    7 Подробности о китайцах и евреях см.: Горбаневский М. В. В начале было слово...: Малоизвестные страницы истории советской лингвистики. М., 1991. С. 148—151.

    8 Ленин В. И. Речь о хозяйственном строительстве 31 марта // Ленин В. И. Полн. собр. соч. 5-е изд. М.: Политиздат, 1963. Т. 40. С. 272.

    9 Шолохов А. М. Письмо А. К. Котову и Д. И. Романенко от 6 сентября 1961 г. // Шолохов на изломе времени: Статьи и исследования. Материалы к биографии писателя. Исторические источники

- 227 -

«Тихого Дона». Письма и телеграммы / Сост. и ответственный ред. В. В. Петелин. Ред. В. В. Васильев. М., 1995. С. 223—224; Гура В. Как создавался «Тихий Дон»: Творческая история романа М. Шолохова. М, 1980. С. 426—427. Гура опустил «ни к черту» перед «не годится» и назвал лишь одного адресата — А. К. Котова.

  10 Потапов К. «Тихий Дон» Михаила Шолохова // Шолохов Мих. «Тихий Дон». Изд. испр. Кн. 4. М.: Худ. лит., 1953. С. 480—482.

  11 Гура В. В. Указ. соч. С. 427.

  12 Виктор Гончаров, Юрий Лукин. Беседы о Шолохове. Это заглавие шестистраничного машинописного отрывка из беседы Лукина с поэтом В. М. Гончаровым по московскому радио 2, 3 и 4 декабря 1991 года по полтора часа в день. Лукин любезно прислал этот отрывок с письмом ко мне от 16 июня 1993 года. Разговор Лукина с Шолоховым на стр. 1—2 отрывка.

  13 Здесь и далее в тексте указываются части и страницы романа издания 1949 года под ред. П. Безруких (М., Худ. лит.) и страницы издания 1953 года. Ссылки с длинным рядом номеров страниц даются в примечаниях. Издание 1949 года состоит из двух томов. В 1-м пять частей романа, во 2-м — три. В зависимости от удобства, ссылки на однотомник «Тихого Дона» под ред. И. И. Кротовой (М.: Детгиз, 1955) и на четыре отдельные книги (Собр. соч.: В 8 т. Ред. С. Коляджин. М.: Худ. лит., 1956—1960) приводятся или в тексте, или в примечаниях. В этом и предшествующем ему Собрании сочинений Шолохова (М.: Мол. гв., 1956—1959) каждая из четырех книг «Тихого Дона» занимает по тому, со 2-го по 5-й. Издания романа, вошедшие в оба первых собрания сочинений, я отношу к 1956 году, когда издательство «Молодая гвардия» сдало в набор все и выпустило три его книги.

  14 Ср.: Шолохов Мих. Тихий Дон. Кн. 2. М.: Детгиз, 1955. С. 230; Шолохов Михаил. Собр. соч.: В 8 т. М.: Худ. лит., 1956—1960. Т. 3. С. 131.

  15 Ленин В. И. По радио. Всем. Мирной делегации в Брест-Литовске особенно // Ленин В. И. Указ. соч. 5-е изд. 1962. Т. 35. С. 321. В следующей радиограмме «Всем, всем» от 22 января (4 февраля) 1918 года Ленин несколько изменил процитированную нами фразу: «На Дону 46 полков казаков восстало против Каледина». Там же. С. 322. О 46 восставших полках Ленин мог узнать 16 (29) января или из беседы с делегацией Донского казачьего ВРК, посланной в штаб Московского военного округа и в Совнарком, или из выступления от имени 46 полков члена

- 228 -

делегации Д. Шамова на III Всероссийском съезде Советов рабочих, солдатских и крестьянских депутатов. Подробнее см.: Кириенко Ю. К. Крах калединщины. М., 1976. С. 181.

  16 Ленин В. И. Доклад Совета Народных Комиссаров 13 (26) января // Ленин В. И. Указ. соч. 5-е изд. 1962. Т. 35. С. 296.

  17 Цит. по: Антонов-Овсеенко В. А. Записки о гражданской войне. М., 1924. Т. 1. С. 198.

  18 Кириенко Ю. К. Указ. соч. С. 178—179.

  19 Там же. С. 198—199. Целиком телеграмма воспроизведена в кн.: Борьба за власть Советов на Дону 1917—1920 гг.: Сборник документов / Сост. И. М. Борохова и др. Ростов-на-Дону, 1957. С. 219—221. Участник съезда в Каменской политработник Арон Френкель пишет, что казаки на нем были представлены 24 «частями» (Орлы революции. Ростов-на-Дону, 1920. С. 14).

  20 Ср.: Тихий Дон. Кн. 2 // Собр. соч. Худ. лит., 1957. С. 244—245; Косов Ф. Г. Подтелков в Новочеркасске // Донская летопись: Сборник матерьялов по новейшей истории донского казачества со времени русский революции 1917 года. Белград (отпечатано в Вене), 1923. № 2. С. 308. У Косова после 10 полка стоит «(не весь)» — уточнение, не вошедшее в «Тихий Дон»). «Донская летопись» перепечатала отчет Косова из ростовского журнала «Донская волна» от 16 (29) декабря 1918 года. Неоспоримых доказательств, что Шолохов использовал этот журнал как исторический источник для «Тихого Дона», я не встречал.

  21 Постановление Войскового правительства Войска Донского. 15 января 1918 года // Косов Ф. Г. Указ. соч. С. 315.

  22 Ср.: Косов Ф. Г. Указ. соч. С. 308, 315; Тихий Дон. Кн. 2 // Октябрь. 1928. № 7. С. 146; Антонов-Овсеенко В. А. Указ. соч. С. 202. В ответе Войскового правительства «Тихий Дон» унаследовал от Антонова-Овсеенко его самовольные стилистические изменения и ошибочное «защищающие власть» вместо «защищающие Область», как в отчете Косова.

  23 Ср.: Тихий Дон. Кн. 2. 1949. С. 554; 1953. С. 212; 1955. С. 278—279; 1956. С. 238.

  24 Письмо Лукина ко мне от 28 апреля 1994 года.

  25 Виктор Гончаров, Юрий Лукин. Беседы о Шолохове. С. 5. Лукин не сообщил, куда пожаловался Потапов.

  26 Ленин В. И. В. А. Антонову-Овсеенко 21.I.1918 // Ленин В. И. Указ. соч. 5-е изд. 1965. Т. 50. С. 35. Потапов, разумеется, цитировал Ленина по более ранним публикациям, чем его Полное собрание сочинений.

  27 См. фотокопию телеграммы в кн.: Ленин о Доне и Северном

- 229 -

Кавказе. Ростов-на-Дону, 1969. С. 165. На фотокопии и в Полн. собр. соч. Ленина (Т. 50. С. 46) после «Сегодня» стоит частица «же», которой нет в «Записках о гражданской войне» Антонова-Овсеенко (Т. 1. С. 260).

  28 Ленин, Сталин. Телеграмма В. А. Антонову-Овсеенко // Ленин В. И. Указ. соч. 5-е изд. 1965. Т. 50. С. 365; Антонов-Овсеенко В. А. Указ. соч. С. 271.

  29 Ср.: Тихий Дон. Кн. 2. 1955. С. 307; 1956. С. 302.

  30 Ср.: Тихий Дон. Кн. 1. 1955. С. 71; 1956. С. 161.

  31 Ворошиловские купюры не носили политического характера, кроме изъятия признания Сталина, что он ранее не возражал против плана Каменева, и вычерка фамилии советского политического и военного деятеля Сергея Гусева, которого Сталин назвал «стратегическим петушком». Часть письма с этими купюрами в «Тихом Доне» не цитировалась. Ср.: Ворошилов К. Сталин и Красная армия // Правда. 1929. 21 декабря; Сталин И. В. Письмо В. И. Ленину с Южного Фронта // Сталин И. В. Сочинения. 1947. Т. 4. С. 276. Публикация полного текста сталинского письма в 1947 году обусловила восстановление двух его фраз в «Тихом Доне» издания 1948 года: «с района Царицына» и «из района Воронежа». Ворошилов, очевидно, опустил их как излишние, не обозначив пропуски многоточием.

  32 См.: Кузьмин Н. Ф. К истории разгрома белогвардейских войск Деникина // Вопросы истории. 1956. № 7. С. 18—19; Спирин Л. М. Из истории РКП(б) в годы гражданской войны и интервенции // Вопросы истории КПСС. 1989. № 3. С. 47.

33 Какурин Н. Как сражалась революция. М.; Л., 1926. Т. 2. С. 251—253; Спирин Л. М. Указ. соч. С. 48; Кузьмин Н. Ф. Указ. соч. С. 21, 22.

  34 Спирин Л. М. Указ. соч. С. 49; Ленин В. И. Телеграмма Л. Д. Троцкому, Л. П. Серебрякову, М. М. Лашевичу // Ленин В. И. Указ. соч. 5-е изд. 1965. Т. 51. С. 45.

  35 Троцкий Л. План операций на Южном фронте: Заметки из секретного архива // Как вооружалась революция. М., 1924. Т. 3. Кн. 1. С. 301—303.

  36 Цит по: Спирин Л. М. Указ. соч. С. 50.

  37 Кузьмин Н. Ф. Указ. соч. С. 30.

  38 Там же. С. 30—32. Историк Л. М. Спирин согласен с Кузьминым (Спирин Л. М. Указ. соч. Прим. 44. С. 50), как и полковник запаса С. Шишкин. О планах борьбы с армией Деникина // Военно-исторический журнал. 1963. № 2. С. 22.

  39 Ср.: Тихий Дон. Кн. 4. 1955. С. 625, 626, 637; 1956. С. 201, 203, 226.

- 230 -

  40 Ср.: Тихий Дон. Кн. 2. 1955. С. 230; 1956. С. 131.

  41 Ср.: Тихий Дон. Кн. 2. 1955. С. 244, 248; 1956. С. 162, 170; Кн. 3. 1955. С. 392; 1956. С. 101.

  42 Ср.: Тихий Дон. Кн. 2. 1949. С. 521; 1953. С. 177; 1955. С. 262; 1956. С. 201.

  43 Ср.: Тихий Дон. Кн. 1. 1955. С. 72; 1956. С. 163.

  44 С незначительными изменениями речь Подтелкова взята из брошюры Френкеля «Орлы революции» (С. 34), откуда ее позаимствовал и М. Корчин для своей книги «Борьба за Советы на Дону» (Ростов-на-Дону, 1947. С. 54). За то, что Потапов опирался на Френкеля, говорят слово «привольно» и двоеточие после «нашего», как у Френкеля, а не «правильно» и точка с запятой, как у Корчина.

  45 Ср.: Тихий Дон. Кн. 2. 1955. С. 279; 1956. С. 238—239.

  46 Френкель А. Указ. соч. С. 36.

  47 Мандельштам («Одиссей»). Обрывки воспоминаний // Пролетарская революция на Дону. М.; Л., 1924. Сб. 4. С. 156.

  48 См.: Янов Г. «Паритет» // Донская летопись. 1923. № 2. С. 189—190.

  49 Антонов-Овсеенко В. А. Указ. соч. С. 232—234. Первое сообщение Сырцова Антонов-Овсеенко датирует 24 января (6 февраля), о втором он говорит, что его послало бюро Донревкома 2 (15) февраля. Антонов-Овсеенко цитирует часть его, а предположительно полный текст воспроизведен в сборнике «Борьба за власть Советов на Дону» (Ростов, 1957. С. 241—242) как телеграмма Совнаркому от председателя бюро Областного военно-революционного Комитета Донской области. Подпись Сырцова опущена, так как до выхода сборника он еще не был посмертно реабилитирован. О реабилитации его в конце 1957 года см.: Кислицын С. А. Вариант Сырцова. Ростов-на-Дону, 1957. С. 227, 228. Около месяца Советская власть на Дону была представлена двумя ВРК: Донским казачьим и Донским областным. 19 февраля они слились, образовав Донской областной ВРК. Подтелков стал его председателем, Сырцов — заместителем. См.: Кириенко Ю. К. Указ. соч. С. 86, 208—209.

  50 Туроверов Н. Конец Чернецова // Казачьи думы (София). 1924. № 23 (7). С. 16, 19.

  51 Потоцкий Д. Н. На Дону // Белое дело: Летопись белой борьбы. Кн. 4. Берлин, 1928. С. 79. В ноябре—декабре 1918 года Потоцкий командовал войсками Ростовского округа. 23 ноября (11 декабря) при захвате большевиками Ростова он был выдан им своими казаками, но вскоре освобожден вновь занявшими город белыми.

- 231 -

  52 Донская летопись. 1923. № 2. С. 193.

  53 Ср.: Тихий Дон. Кн. 2. 1955. С. 332; 1956. С. 361.

  54 Ср.: Тихий Дон. Кн. 2. 1949. С. 579, 680, 684; 1953. С. 239, 346, 351.

  55 Ср.: Тихий Дон. Кн. 3. 1953. С. 251, 255, 270; Кн. 4. С. 77, 339.

  56 Ср.: Тихий Дон. Кн. 3. 1949. С. 7, 16, 17, 23, 24, 82, 84, 196, 207, 224, 297, 307, 312, 363; Кн. 4. С. 411, 715; 1953. Кн. 3. С. 5, 15, 22, 23, 83, 85, 203, 214, 231, 308, 318, 323, 376; Кн. 4. С. 38, 357.

  57 Имеется в виду самовольное выступление Миронова со своим корпусом на фронт против Деникина в августе 1919 года. Миронов с десятью ближайшими сослуживцами были приговорены к расстрелу 7 октября, но вскоре помилованы. Подробности см.: Starikov Sergei, Medvedev Roy. Philip Mironov and the Russian Civil War / Trans. Guy Daniels. New York, 1978. P. 159—184.

  58 Ср.: Тихий Дон. Кн. 2. 1949. С. 566, 598; 1953. С. 225, 259.

  59 Ср.: Тихий Дон. Кн. 2. 1953. С. 207; 1955. С. 277.

  60 Ср.: Тихий Дон. Кн. 2. 1949. С. 549; 1953. С. 206; 1955. С. 276; 1956. С. 233.

  61 Ср.: Тихий Дон. Кн. 1. 1949. С. 263; Кн. 2. С. 391; Кн. 3. С. 318; 1953. Кн. 1. С. 266; Кн. 2. С. 42; Кн. 3. С. 330.

  62 См.: Шабанов В. М., Павлова Ф. Т. Комментарий ко 2-й части «Моих воспоминаний» А. А. Брусилова // Военно-исторический журнал. 1991. № 2. С. 42—43; Сергеев А. С. Как «Огонек» реабилитировал генерала Брусилова // Там же. Приписывание авторства 2-й части «Моих воспоминаний» жене Брусилова можно найти в предисловии В. В. Мавродина к 1-й части этих мемуаров (Москва, 1963. С. 14).

  63 Ср.: Тихий Дон. Кн. 2. М.: Худ. лит., 1941. С. 180; 1953. С. 32.

  64 Ср.: Тихий Дон. Кн. 3. 1955. С. 397; 1956. С. 113.

  65 Ср.: Тихий Дон. Кн. 2. 1955. С. 324; 1956. С. 306.

  66 Ср.: Тихий Дон. Кн. 2. 1949. С. 504, 518, 538; 1953. С. 160, 174, 194.

  67 Ср.: Тихий Дон. Кн. 2. 1955. С. 301; 1956. С. 259.

  68 Ср.: Тихий Дон. Кн. 2. 1955. С. 307; 1956. С. 302.

  69 Эту информацию Шолохов взял из «Записок о гражданской войне» Антонова-Овсеенко (Т. 1. С. 232), где сказано еще сильнее: «Дикая паника охватила наши красногвардейские отряды...»

  70 Рабоче-крестьянская Красная армия // БСЭ. Т. 47. М., 1940. С. 779.

- 232 -

  71 Борьба за власть Советов на Дону 1917—1920 гг. С. 280 281, 292, 294.

  72 Красная гвардия // БСЭ. Т. 34. 1937. С. 581.

  73 Ср.: Тихий Дон. Кн. 3. 1953. С. 287; 1955. С. 489; 1956. С. 323.

  74 Ср.: Тихий Дон. Кн. 2. 1953. С. 356; 1955. С. 347; 1956. С. 395.

  75 Ср.: Тихий Дон. Кн. 2. 1949. С. 485; 1953. С. 139; 1955. С. 243; 1956. С. 159.

  76 Ср.: Тихий Дон. Кн. 2. 1949. С. 546; 1953. С. 203; 1956. С. 229. Кн. 3. 1949. С. 251; 1953. С. 260; 1955. С. 476.

  77 Ср.: Тихий Дон. Кн. 4. 1949. С. 442; 1953. С. 70; 1955. С. 574; 1956. С. 83.

  78 Сталин И. В. Мы требуем // Сталин И. В. Сочинения. 1946. Т. 3. С. 258.

  79 Подробнее см.: Мартынов Е. И. Корнилов (Попытка военного переворота). Л., 1927. С. 25—28.

  80 Ср.: Деникин А. И. Очерки русской смуты. Париж, 1922. Т. 2. С. 30—31; Тихий Дон. Кн. 2. 1949. С. 454; 1953. С. 108—109.

  81 Ср.: Сталин И. В. Иностранцы и заговор Корнилова // Сталин И. В. Сочинения. 1946. Т. 3. 286; Лукомский А. Из воспоминаний // Архив русской революции. Берлин, 1922. Т. 5. С. 105.

  82 Ср.: Тихий Дон. Кн. 2. 1953. С. 114—115; 1955. С. 230.

  83 Сватиков С. Г. Россия и Дон (1549—1917): Исследование по истории государственного и административного права и политических движений на Дону. Белград (отпечатано в Вене), 1924. С. 331.

  84 Подробнее см.: Каклюгин К. Организация власти в начале революции // Донская летопись. 1924. № 2. С. 79—80.

  85 Ср.: Тихий Дон. Кн. 2. 1953. С. 116; 1955. С. 231.

  86 Ср.: Тихий Дон. Кн. 2. 1955. С. 230.

  87 Последние слова Шолохов мог взять из «Воспоминаний» атамана Африкана Богаевского, сказавшего о Корнилове «маленький, тощий, с лицом монгола» (Донская летопись. 1923. № 1. С. 80, 83).

  88 Ср.: Тихий Дон. Кн. 2. 1953. С. 516, 517; 1955. С. 231; 1956. С. 132, 133.

  89 Ср.: Тихий Дон. Кн. 2. 1953. С. 133; 1955. С. 240; 1956. С. 151—152.

  90 На заседании Временного правительства 3 (16 августа) управляющий военным министерством Борис Савинков предупредил Корнилова запиской не говорить всего о военных делах, ибо сказанное им станет известно Совдепу и немцам. Среди ненадежных Савинков имел в виду министра земледелия Виктора

- 233 -

Чернова. Источник этих сведений Лукомский А. С. Указ. соч. С. 107.

  91 Лукомский А. С. Указ. соч. С. 104—105, 108; Мартынов Е. И. Указ. соч. С. 56—58.

  92 Мартынов. Указ. соч. С. 65. Текст угрозы Керенского у Мартынова фактически идентичен с ее текстом, привденным Владимиром Васильевым по книге «Революция 1917». Л., 1924. Т. 4. С. 46. См. Васильев В. Примечания // Шолохов М. А. Собр. соч.: В 9 т. Т. 2. С. 345.

  93 Ср.: Тихий Дон. Кн. 2. 1953. С. 118; 1955. С. 232; 1956. С. 134.

  94 Ср.: Тихий Дон. Кн. 2. 1953. С. 118; 1955. С. 232; 1956. С. 134.

  95 Ср.: Тихий Дон. Кн. 2. 1953. С. 119; 1955. С. 233; 1956. С. 136.

  96 Керенский А. Ф. Дело Корнилова. М., 1918. С. 119—120, 129; Мартынов Е. И. Указ. соч. С. 83—85.

  97 Лукомский А. С. Указ. соч. С. 114—115.

  98 Мартынов Е. И. Указ. соч. С. 88—89. М. М. Филоненко, морской инженер и офицер, служил при Временном правительстве комиссаром 8-й армии. С 19 июля (1 августа) комиссар при Верховном главнокомандующем Корнилове.

  99 Там же. С. 90.

100 Там же. С. 96—97.

101 Там же. С. 88.

102 Цит. по: Лукомский А. С. Указ. соч. С. 116.

103 Мартынов Е. И. Указ. соч. С. 97, 100—101.

104 Лукомский А. С. Указ. соч. С. 116.

105 Ср.: Тихий Дон. Кн. 2. 1949. С. 479; 1953. С. 134; 1955. С. 240; 1956. С. 153.

106 Цит. по: Мартынов Е. И. Указ. соч. С. 18.

107 Там же. Арест императрицы Корниловым Александр Солженицын изобразил в своей эпопее «Красное колесо». Узел 3. Март Семнадцатого. Глава 501.

108 Лукомский А. С. Указ. соч. С. 124. В «Тихом Доне» Корнилов вызывает к себе Лукомского через час после роспуска совещания.

109 Лукомский А. С. Указ. соч. С. 124.

110 Ср.: Тихий Дон. Кн. 2. 1949. С. 497; 1953. С. 152; 1955. С. 249.

111 Ср.: Тихий Дон. Кн. 2. 1949. С. 504; 1953. С. 160; 1955. С. 253; 1956. С. 181.

112 Мартынов Е. И. Указ. соч. С. 166. По сообщению Владимира Васильева, в ночь на 1 (14) ноября Керенский «подписал в Могилеве распоряжение о передаче Духонину должности Главковерха». См.: Васильев В. Примечания // Шолохов М. А. Собр. соч.: В 9 т. Т. 2. С. 353.

- 234 -

113 Деникин А. И. Указ. соч. С. 144.

114 Ср.: Тихий Дон. Кн. 2. 1949. С. 506; 1953. С. 162; 1955. С. 253; 1956. С. 183.

115 Керенский А. Ф. Указ. соч. С. 145.

116 Мартынов Е. И. Указ. соч. С. 100, 174—175.

117 Украинцев Н. Дело Корнилова // Новое русское слово. 1956. 28 октября.

118 Украинцев забыл дату разговора, но ее указывает Керенский в своей книге «Дело Корнилова» (С. 93, 94). Мартынов в «Корнилове» приводит ту же дату и записанный на ленту диалог между Керенским и генералом (С. 96, 97—98).

119 Украинцев Н. Указ. соч.

120 Там же.

121 Керенский А. Ф. Указ. соч. С. 127.

122 Украинцев Н. Указ. соч.

123 Керенский А. Ф. P. S. к предисловию // Дело Корнилова. С. V. Предисловие датировано 3.4.1918 г., вероятно, по старому стилю.

124 Подробности о деле Каледина см.: Каклюгин К. Донской атаман А. М. Каледин и его время // Донская летопись. 1923. № 2. С. 134—144; Мельников Н. М. А. М. Каледин герой Луцкого прорыва и Донской атаман. Мадрид, 1968. С. 116—124.

125 Кириенко Ю. К. Указ. соч. С. 23.

126 Там же. С. 15; Указатель имен. Корнилов Л. Г. // Ленин В. И. Указ. соч. 1962. Т. 35. С. 519.

127 Ср.: Тихий Дон. Кн. 2. 1949. С. 464; 1953. С. 119; 1955. С. 232; 1956. С. 136.

128 Богаевский А. Митрофан Петрович Богаевский // Донская летопись. 1923. № 2. С. 204, 205.

129 О боях под Новочеркасском и Круге спасения Дона см: Янов Г. Освобождение Новочеркасска и Круг спасения Дона // Донская летопись. Белград, 1924. № 3. С. 32—62.

130 Краснов П. Н. Всевеликое Войско Донское // Архив русской революции. Берлин, 1922. Т. 5. С. 105.

131 Речь Донского атамана П. Н. Краснова на заседании Войскового круга 11 сентября 1918 г. при обсуждении основных законов Всевеликого Войска Донского // Донская летопись. 1924. № 3. С. 344—345.

132 Речь Донского атамана П. Н. Краснова на заседании Войскового круга 20 сентября 1918 г. при закрытии сессии // Донская летопись. № 3. С. 354.

133 Сватиков С. Г. Россия и Дон (1549—1917). Белград, 1924. С. 33.

134 Весной 1918 года полковник З. А. Алферов был назначен главой

- 235 -

военного отдела Совета повстанцев Верхнедонского округа, затем выбран атаманом этого округа и произведен в генералы.

135 Ср.: Тихий Дон. Кн. 3. 1953. С. 44; 1955. С. 371; 1956. С. 53.

136 Ср.: Тихий Дон. Кн. 4. 1949. С. 449. 1953. С. 78.

137 Ср.: Тихий Дон. Кн. 3. 1949. С. 38; 1953. С. 37; 1955. С. 368; 1956. С. 45.

138 Ср.: Тихий Дон. Кн. 2. 1949. С. 434; 1953. С. 87; 1955. С. 217.

139 Здесь Потапов, по-видимому, перепутал восстание 1918 года с восстанием 1919 года, которое вспыхнуло ранней весной и стало известно как Верхнедонское или, реже, — Вешенское, описанное в 6-й и первых главах 7-й части «Тихого Дона».

140 Подъесаул Г. И. Алексеев весной 1918 года возглавлял в Усть-Медведицком округе партизанский отряд из гимназистов, реалистов, юнкеров, офицеров. Позднее в чине полковника командовал 4-м Донским пешим полком. См.: М. Н. Усть-Медведиц-кие партизаны // Донская волна. 1919. 7 июня. № 26 (54). С. 9—10.

141 Ср.: Тихий Дон. Кн. 2. 1949. С. 519; 1953. С. 175; 1955. С. 261; 1956. С. 198.

142 Тихий Дон. Кн. 2. 1953. С. 204.

143 Тихий Дон. Кн. 4. 1953. С. 109, 340, 357.

144 Тихий Дон. Кн. 2. М.: Худ. лит., 1933. С. 215.

145 Ср.: Тихий Дон. Кн. 2. М.: Худ. лит., 1941. С. 246; 1953. С. 179—180.

146 Тихий Дон. Кн. 1. 1953. С. 129, 236.

147 Косов Ф. Г. Указ. соч. С. 308.

148 Ср.: Тихий Дон. Кн. 3. 1953. С. 122, 123; 1955. С. 409.

149 Ср.: Тихий Дон. Кн. 4. 1953. С. 425; 1955. С. 745.

150 Ср.: Тихий Дон. Кн. 4, 1953. С. 325; 1955. С. 696; 1956. С. 362.

151 Ср.: Тихий Дон. Кн. 4. 1953. С. 277, 333; 1955. С. 673, 700; 1956. С. 309, 370.

152 Ср.: Тихий Дон. Кн. 2, 1949. С. 554; 1953. С. 212; 1955. С. 279; 1956; С. 238.

153 Тихий Дон. Кн. 1. 1953. С. 299, 303, 335.

154 Ср.: Тихий Дон. Кн. 1. 1953. С. 172; 1955. С. 86.

155 Ср.: Тихий Дон. Кн. 1. 1953. С. 172; 1955. С. 86. Шолохов допустил неточность: священник читает двенадцать отрывков из евангелий не в ночь под Пасху, то есть в Великую субботу, а в Великий четверг.

156 Ср.: Тихий Дон. Кн. 3. 1955. С. 444; 1956. С. 220.

157 Ср.: Тихий Дон. Кн. 2. 1955. С. 294; 1956. С. 273.

158 В 28-й главе 7-й части «Тихого Дона», описывающей эвакуацию, автор и персонаж Харлампий Ермаков называют бывшего

- 236 -

повстанческого командира 1-й конной бригады (не 6-й, как в романе) Григория Богатырева именем его двоюродного брата сотника Петра Богатырева, прилетевшего весной 1919 года к повстанцам для установления связи с Донской армией. Его прилет показан в 53-й главе 6-й части «Тихого Дона». В 38-й и 58-й главах 6-й части Шолохов правильно именует комбрига подхорунжего Богатырева Григорием. Оба брата — реальные лица. См. о них: Кудинов Павел. Восстание верхнедонцов в 1919 году (Исторический очерк) // Вольное казачество (Прага). 1931. № 81. С. 7; № 83. С. 17—18; Венков А. Печать сурового исхода: К истории событий 1919 года на Верхнем Дону. Ростов-на-Дону, 1988. С. 62, 150—154.

159 Ср.: Тихий Дон. Кн. 2. 1953. С. 77; 1955. С. 212.

160 Ср.: Тихий Дон. Кн. 7. 1953. С. 167; 1955. С. 620.

161 Ср.: Тихий Дон. Кн. 1. 1953. С. 56—58; 1955. С. 110; Кн. 2. 1953. С. 56—58, 288; 1955. С. 203, 315.

162 Ср.: Тихий Дон. Кн. 3. 1953. С. 22—24, 53; 1955. С. 361, 376. Кн. 4. 1953. С. 222—224; 1955. С. 647.

163 Ср.: Тихий Дон. Кн. 1. 1949. С. 114, 1953. С. 114; 1955. С. 59.

164 Ленин В. И. Политические заметки // Ленин В. И. Указ. соч. 5-е изд. 1961. Т. 16. С. 417.

165 Примеры волосатости немцев взяты из: Фадеев А. А. Молодая гвардия. М., 1990. С. 154, 158, 160, 260, 261, 288, 289. В этом издании роман напечатан в его изначальном виде.

166 Вишневская Галина. Галина: История жизни. СПб., 1994. С. 371.

167 Ср.: Тихий Дон. Кн. 2. 1953. С. 322; 1955. С. 331; 1956. С. 358.

168 Ср.: Тихий Дон. Кн. 1. 1953. С. 183; 1955. С. 92; 1956. С. 209.

169 Ср.: Тихий Дон. Кн. 1. 1953. С. 323; 1955. С. 159; 1956. С. 370.

174 В XIV веке Великое княжество Литовское присоединило к себе белорусские земли. В 1386 году оно вступило в союз с Польским королевством, а в 1569 году в городе Люблине образовало с ним Речь Посполитую. Люблинская уния привела со временем к значительной полонизации Литовского княжества в административном, социальном, политическом и культурном отношениях. Во второй половине XVIII века участие России в трех разделах Польши (заодно с Пруссией и Австрией) позволило ей вернуть Белоруссию, часть Украины и приобрести Литву и Курляндию. Речь Посполитая перестала существовать. Подробности см.: Пушкарев С. Г. Обзор русской истории. Нью-Йорк, 1953. С. 151—157, 175—176, 356, 358—360.

175 Автор также ни разу не называет Кошевого Мишкой во время

- 237 -

его первого разговора с Григорием Мелеховым, хотя оба были тогда друзьями (ч. 2, гл. 10).

Глава V

  1 Трапезников С. Марксизм-ленинизм — незыблемая основа развития общественных наук // Правда. 1965. 8 октября.

  2 Жуков Е., Трухановский В., Шунков В. Высокая ответственность историков // Правда. 1966. 30 января.

  3 К 100-летию со дня рождения Владимира Ильича Ленина: Тезисы Центрального Комитета Коммунистической партии Советсткого Союза // Правда. 1969. 23 декабря.

  4 Количество поправок я определил путем сопоставления первой советской публикации «Времени и места» (Дружба народов. 1981. № 9—10) и немецкого перевода, сделанного с рукописи в Восточной Германии и вышедшего без цензорской правки в Берлине в 1983 году. На это издание указала мне профессор Зигрид Маклафлин, приславшая заодно и ксерокопию перевода. Бесцензурный текст романа появился в СССР через восемь лет (Трифонов Юрий. Исчезновение. Время и место. Старик. М.: Современник, 1989).

  5 Текст письма см.: Шолохова Светлана. К истории ненаписанного романа о войне // Молодая гвардия. 1992. № 7. С. 27; Шолохов Михаил. Они сражались за Родину: Главы из романа. Рассказы. М.: Либерея, Раритет. 1995. С. 7. Оба эти предисловия к «Они сражались за родину» носят одинаковые названия, но не идентичны по содержанию. Вторая редакция предисловия дает больше информации о Шолохове.

  6 См.: Примечание № 3 к письму Шолохова от 30 октября 1968 года и письмо Брежневу от 12 декабря 1968 года // Шолохов М. А. Письма / Ред. А. А. Козловский, Ф. Ф. Кузнецов, А. М. Ушаков, А. М. Шолохов. М.: ИМЛИ РАН, 2003, С. 396.

  7 Подробнее см.: Корсунов Николай. С Шолоховым... Встречи. Беседы. Переписка. Оренбург, 2000. С. 105—107.

  8 Шолохов М. А. Письма. С. 399.

  9 К истории ненаписанного романа // Шолохов М. Они сражались за Родину: Главы из романа. Рассказы. М.: Либерея, Раритет, 1995. С. 6. Текст, напечатанный в «Правде» 12—15 марта, называют также «главой» или «главами». В 7-м томе Собрания сочинений Шолохова 1985—1986 годов он занимает без малого 40 страниц. Во всех публикациях незавершенного романа термин «глава» не употребляется, между отдельными кусками законченного текста, которые могут быть главой или

- 238 -

ее разделом, ставятся три звездочки. В Собрании сочинений отрывок, напечатанный в «Правде» в 1969 году, можно условно разделить на две главы. Первые 13 страниц с добавлением к ним отрывка из «Литературной газеты» от 23 октября 1954 года могут составить одну главу, в которой главным персонажем является агроном МТС Николай Стрельцов. Остальные 27 страниц посвящены его сводному брату генералу Александру Михайловичу. Их вполне хватит на другую главу. В «Молодой гвардии» (1992. № 7) почему-то опущены куски текста из «Правды» от 13 марта, показывающие Александра Михайловича в домашней обстановке.

10 Ср.: Они сражались за Родину // Правда. 1969. 12 марта; Молодая гвардия. 1992. № 7. С. 35—39.

11 Ср.: Они сражались за Родину // Правда. 1969. 14 марта; Молодая гвардия. 1992. № 7. С. 57.

12 Ср.: Они сражались за Родину // Правда. 1969. 14 марта; Молодая гвардия. 1992. № 7. С. 57.

13 Ср.: Они сражались за Родину // Правда. 1969. 14 марта; Молодая гвардия. 1992. № 7. С. 58.

14 Ср.: Тихий Дон. Кн. 1. М.: Худ. лит. 1962. С. 123; Шолохов Михаил. Собр. соч.: В 8 т. / Сост. и подготовка текста К. В. Потапов. М.: Правда, 1962. Т. 2. С. 126.

15 Ср.: Тихий Дон. Кн. 2. М.: Известия, 1964. С. 486—487; Шолохов Михаил. Собр. соч.: В 9 т. / Ред. И. Дарманов. М.: Худ. лит. 1965—1969. Т. 3. С. 129. Вышло 8 т.

16 Тихий Дон. Кн. 2 / Ред. К. В. Потапов. Ростов-на-Дону: Ростиздат, 1965. С. 417; Собр. соч. 1965. Т. 3. С. 128, 129.

17 Ср.: Тихий Дон. Кн. 2. Ростиздат, 1965. С. 502; Собр. соч. 1965. Т. 3. С. 234—235.

18 Ср.: Тихий Дон. Кн. 2. М.: Известия, 1964. С. 644; Ростиздат, 1965. С. 551

19 Ср.: Тихий Дон. Кн. 3 // Октябрь. 1932. № 7. С. 15; Шолохов Михаил. Собр. соч.: В 8 т. / Под общей редакцией М. Манохиной. М.: Правда, 1980. Т. 3. С. 373.

20 Адресат резолюции Мария Манохина, младшая дочь писателя. В данной работе я пользуюсь копиями четырех «Докладных записок» Приймы Шолохову, полученных мною от В. В. Васильева в 2003 году. Оригиналы их находятся в архиве М. М. Манохиной, которая дала мне разрешение на использование их копий. Три из четырех «Докладных записок» опубликованы шолоховедом В. Г. Левченко в сборнике «Шолохов на изломе времени: Статьи и исследования...» Сост. и ответственный ред. В. В. Петелин. Ред. В. В. Васильев. М., 1995. С. 192—205.

- 239 -

21 Ср.: Тихий Дон. Кн. 3. М.: Воениздат, 1980. С. 257, 294; Шолохов М. Собр. соч. 1980. С. 366—367, 418.

22 Ср.: Октябрь. 1932. № 7. С. 12; Шолохов М. Собр. соч. 1980. С. 366; Шолохов Михаил. Собр. соч.: В 8 т. / Сост. М. Манохина. М.: Худ. лит., 1985. Т. 3. С. 311. Номера книг «Тихого Дона» в Собраниях сочинений 1980 и 1985 годов совпадают с номерами томов этих изданий. Книга 1-я романа занимает 1-й том Собр. соч. и т. д.

23 Ср.: Шолохов М. Собр. соч. 1980. Т. 3. С. 372; он же. Собр. соч. 1985. С. 316.

24 Ср.: Шолохов М. Собр. соч. 1980. Т. 3. С. 418; он же. Собр. соч. 1985. С. 356. Имеется в виду приказ по экспедиционным войскам от 25 мая 1919 года. В Собр. соч. 1985 г. вместо двух тире поставлены запятые и «в Богучаре» переправлено на местное, разговорное «в Богучарове».

25 Федин имеет в виду следующие обстоятельства. Летом 1919 года Миронов формировал в Саранске Донской корпус. Из-за конфликта с политотделом корпуса и серьезной угрозы от наступавших войск Деникина Миронов самовольно выступил на фронт против белых с частью недоукомплектованного корпуса. РВС республики объявил его изменником. На пути к фронту мироновцы были задержаны войсками Буденного и сдались без боя. В октябре Миронов и его ближайшие соратники были приговорены Чрезвычайным революционным трибуналом к расстрелу, но вскоре помилованы.

26 Федин Конст. Первые радости. Необыкновенное лето. М., 1979. С. 628. Федин умер в 1977 году.

- 240 -

Избранная библиография

Наряду с перечнем изданий «Тихого Дона» библиография содержит книги, статьи, документы и письма, дающие наиболее ясное представление об историко-политическом фоне эпопеи М. А. Шолохова и об условиях, в которых она создавалась. Для общего ознакомления с советской политической цензурой библиография предлагает несколько российских и заграничных работ по ее истории и практике. Письма М. А. Шолохова, указанные в основном тексте или примечаниях, внесены в библиографию в виде специальных сборников или частей книг и журналов. В 2003 году вышло два самых крупных сборника писем. Один составили сотрудники ИМЛИ РАН и Государственного музея-заповедника М. А. Шолохова в станице Вешенской, другой подготовил шолоховед В. В. Петелин. Кроме того двадцать два письма Шолохова жене Марии Петровне издал их сын Михаил в книге «Об отце: Очерки-воспоминания разных лет» (2004). Около половины этих писем напечатано впервые.

I. Цели и действия советской политической цензуры

Бабиченко Д. Писатели и цензоры: Советская литература 1940-х годов под политическим контролем ЦК. М., 1994.

Блюм А. За кулисами «Министерства правды»: Тайная история советской цензуры 1917—1929. СПб., 1994.

Блюм А. Советская цензура в эпоху тотального террора. 1917—1953. СПб., 2000.

Горяева Т. Политическая цензура в СССР. 1917—1991 гг. М , 2002.

История советской политической цензуры: Документы и комментарии / Ответственный сост. Т. М. Горяева. М., 1997.

«Литературный фронт»: История политической цензуры 1932—1946 гг. Сборник документов / Сост. Д. Л. Бабиченко. М., 1994.

Цензура в царской России и Советском Союзе: Материалы конференции 24—27 мая 1993 г. Москва / Ред Т. В. Громова. М., 1995.

Choldin Marianna Tax and Friedberg Maurice, eds. The Red Pencil:

- 241 -

Artists, Scholars, and Censors in the USSR. Boston, London, Sydney, Wellington: Unwin Hyman, 1989.

Dewhisrst Martin and Farrell Robert, eds. The Soviet Censorship. Metuchen, NJ: Scarecrow Press, 1973.

Ermolaev Herman. Censorship in Soviet Literature, 1917—1991. Lanham, Boulder, New York, London: Rowman and Littlefield, 1997.

Yarmolinsky Avram. Literature under Communism: The Literary Policy of the Communist Party of the Soviet Union from the End of World War II to the death of Stalin. (Bloomington): Indiana University Press, 1960.

II. Произведения М. А. Шолохова

1. Рассказы

Донские рассказы. М.: Новая Москва, 1926.

То же. М.: Моск. раб., 1929 (Роман-газета. № 16).

Лазоревая степь: Рассказы. М.: Новая Москва, 1926.

Лазоревая степь: Донские рассказы 1923—1925. Московское товарищество писателей, 1931.

Рассказы. М.: «Никитинские субботники», 1931.

2. «Тихий Дон»

Журнальная публикация

Кн. 1 // Октябрь. 1928. № 1—4.

Кн. 2 // Октябрь. 1928. № 5—10.

Кн. 3 // Октябрь. 1929. № 1—3; 1932. № 1—8, 10.

Кн. 4 // Новый мир. 1937. № 11, 12; 1938. № 1—3; 1940. № 2—3.

Отрывки

Тихий Дон. Отрывок из второй части романа // Комсомольская правда. 1928. 18 августа.

По дороге на Сингин // Молот (Ростов-на-Дону). 1929. 30 ноября.

Несостоявшийся отъезд: Отрывок из 6-й части романа М. Шолохова «Тихий Дон» // Огонек. 1930. № 15. 30 мая.

Три отрывка // 30 дней. 1930. № 8.

Тихий Дон: Отрывок из 6-й части романа Мих. Шолохова // Красная нива. 1930. № 16. 10 июня.

Тихий Дон: Отрывки из 6-й части романа // На подъеме (Ростов-на-Дону). 1930. № 6.

- 242 -

Девятнадцатая година: Неопубликованный отрывок из «Тихого Дона». М.: «Огонек», 1930.

Главы из 4-й книги, подвергнутые цензуре

Правда. 1936. 4 февраля.

Известия. 1936. 1 марта.

Известия. 1936. 22 октября.

Отдельные издания

Тихий Дон. Кн. 1. М.; Л.: Моск. раб., 1928.

То же. Кн. 1. М.: Моск. раб., 1928 (Роман-газета. № 7 (19), 12 (24)).

То же. Кн. 2. М.: Моск. раб., 1928 (Роман-газета. № 17; 1929. № 7).

То же. Кн. 1. 2-е изд. М.; Л.: Моск. раб., 1929.

То же. Кн. 2. М.; Л.: Моск. раб., 1929.

То же. Кн. 1. 3-е, 4-е, 5-е, 6-е изд. М.; Л.: Моск. раб., 1929.

То же. Кн. 2. 2-е, 3-е, 4-е, 5-е, 6-е изд. М.; Л.: Моск. раб., 1929.

То же. В 2 кн. М.; Л.: Госиздат, 1929.

То же. В 2 кн. 2-е изд. М.; Л.: Госиздат, 1929—1930.

То же. В 2 кн. 3-е изд. М.; Л.: Госиздат, Худ. лит., 1931.

То же. Кн. 3 (1-е изд.). М.: Худ. лит., 1933.

То же. Кн. 3. М.: Худ. лит. (Дешевая б-ка Госиздата), 1933.

То же. Кн. 3. М.: Худ. лит., 1933 (Роман-газета. № 8—9).

То же. В 2 кн. М.: Худ. лит., 1933.

То же. Кн. 1. М.: Худ. лит., 1934.

То же. В 3 кн. М.: Худ. лит., 1935.

То же. В 3 кн. М.: Худ. лит. (иллюстр. подарочное), 1935—1937.

То же. В 3 кн. М.: Худ. лит., 1936.

То же. Кн. 1. М.: Худ. лит., 1938.

То же. Кн. 4. М.: Худ. лит., 1938 (Роман-газета. № 5, 6; 1940. № 4—5).

То же. Кн. 4. М.: Худ. лит., 1940.

То же. В 4 кн. Ростов-на-Дону: Ростиздат, 1939—1940.

Все последующие издания в четырех книгах

То же. М.: Худ. лит., 1941.

То же. Ростов-на-Дону: Ростиздат, 1941.

То же. М.: Худ. лит., 1945.

То же. М.: Правда, 1946.

То же. М.: Сов. пис., 1947.

То же. М.; Л.: Худ. лит., 1947.

- 243 -

То же. Л.: Худ. лит., 1948.

То же. М.: Худ. лит., 1949.

То же. Изд. испр. М.: Худ. лит., 1953.

То же. М.: Детгиз, 1955.

То же. М.: Худ. лит., 1957.

То же. М.: Худ. лит., 1959.

То же. Ростов-на-Дону: Ростиздат, 1962.

То же. М.: Худ. лит., 1962.

То же. М.: Воениздат, 1964.

То же. М.: Известия, 1964.

То же. Ростов-на-Дону: Ростиздат, 1965.

То же. М.: Мол. гв., 1965—1967.

То же. М.: Худ. лит. (Б-ка всемирной литературы), 1968.

То же. Ростов-на-Дону: Ростиздат, 1969.

То же. Ростов-на-Дону: Ростиздат, 1971.

То же. М.: Мол. гв., 1971.

То же. М.: Современник, 1973.

То же. М.: Худ. лит., 1975.

То же. М.: Современник, 1975.

То же. Ростов-на-Дону: Ростиздат, 1978.

То же. М.: Худ. лит., 1979—1980.

То же. М.: Воениздат, 1980.

То же. М.: Мол. гв., 1980.

То же. Л.: Лениздат, 1981.

То же. М.: Худ. лит., 1987.

То же. М.: Худ. лит., 1991.

То же. М.: Воениздат, 1995.

То же. СПб.: Кристалл, Респекс, 1998.

То же. Ростов-на-Дону: «Феникс», 1998.

То же. М.: Книжная палата, 2000.

То же. М.: «ЭКСМО-Пресс», 2000.

То же. М.: Моск. пис., 2001.

То же. М.: Синергия, 2001.

То же. М.: ОЛМА-ПРЕСС. Звездный мир, 2003.

То же. 2-е изд. М.: Моск. пис., 2004.

3. «Поднятая целина»

Издания, упомянутые в тексте

Поднятая целина. Кн. 1. Л.: Худ. лит., 1934.

То же. Ред. Э. Болотина. М.: Сов. пис., 1934.

То же. Ред. Ф. Левин. М.: Сов. пис., 1934.

- 244 -

То же. Л.: Худ. лит., 1934.

То же. М.: Деттиз, 1934. Школьн. серия совр. писателей.

То же. М.: Худ. лит., 1935.

То же. Омск: Омское обл. издат., 1948. Для детей старш. школьн. возр.

4. «Они сражались за Родину»

Они сражались за Родину // Молодая гвардия. 1992. № 7.

5. Собрания сочинений

Собр. соч.: В 7 т. Тексты испр. автором. М.: Мол. гв., 1956—1960. Вышло 8 т.

То же. В 8 т. М.: Худ. лит., 1956—1960.

То же. В 8 т. М.: Правда, 1962.

То же. В 9 т. М.: Худ. лит., 1965—1969. Вышло 8 т.

То же. В 8 т. М.: Правда, 1975.

То же. В 8 т. М.: Правда, 1980.

То же. В 8 т. М.: Худ. лит., 1985—1986.

То же. В 9 т. М.: ТЕРРА — Книжный клуб, 2001—2002.

III. Книги, статьи, рукописи, письма,
имеющие прямое или косвенное отношение
к созданию и цензурной правке «Тихого Дона»

Антонов-Овсеенко В. Записки о гражданской войне. М., 1924. Т. 1.

Беседа Мих. Шолохова с читателями // На подъеме. 1930. № 6.

Богаевский А. Митрофан Петрович Богаевский // Донская летопись: Сборник материалов по новейшей истории донского казачества со времени русской революции 1917 года. Белград (отпечатано в Вене). 1923. № 2.

Борьба за власть Советов на Дону 1917—1920 гг.: Сборник документов / Сост. И. М. Борохова и др. Ростов-на-Дону, 1957.

Буденный С. Пройденный путь. Кн. 3. Ч. 2 // Дон. 1970. № 9.

Васильев В. Примечания к 1—4 книгам «Тихого Дона» // Шолохов М. А. Собр. соч.: В 9 т. / Сост. В. Васильев. М.: Терра — Книжный клуб, 2001—2002.

Васильев В., Дворяшин Ю. «Тихий Дон»: История и судьба рукописи // Литературная Россия. 1989. 3 ноября.

Венков А. Печать сурового исхода: К истории событий 1919 года на Верхнем Дону. Ростов-на-Дону, 1988.

Верстка «Тихого Дона», напечатанного в собрании сочинений

- 245 -

М. А. Шолохова (М.: Мол. гв., 1956—1960 // РГАЛИ (Российский государственный архив литературы и искусства), ф. 613, ГИХЛ, оп. 8, ед. хр. 889—927; частично оп. 7, ед. хр. 91—92.

Вишневская Г. Галина: История жизни. СПб., 1994.

Волин Б. Приказ (номер неразборчив). По Главному Управлению по Делам Литературы и Издательств 26.XI—1934 г. О борьбе за чистоту русского языка // Партийный архив Смоленской области. Микрофильм Т87 Roll 28 WKP 230 Р. 53. National Archives. Washington, D. C.

Ворошилов К. Сталин и Красная армия // Правда. 1929. 21 декабря.

Воспоминания генерала А. П. Богаевского. 1918 год: «Ледяной поход». Нью-Йорк, 1963.

Гончаров В., Лукин Ю. Беседы о Шолохове. Машинопись бесед 2, 3 и 4 декабря 1991 года по московскому радио.

Горбаневский М. В начале было слово...: Малоизвестные страницы истории советской лингвистики. М., 1991.

Горький М. Письмо Фадееву. 3 июня 1931 г. // Огурцов В. Свет упавших звезд // Российская газета. 1992. 12 мая.

Гура В. Как создавался «Тихий Дон»: Творческая история романа М. Шолохова. М., 1980.

Гура В., Абрамов Ф. М. А. Шолохов: Семинарий. 2-е изд., доп. Ленинград, 1962.

Деникин А. Очерки русской смуты. Париж, 1922. Т. 2.

Дир (Михаил Рогов). Разговор с Шолоховым // Известия. 1935. 10 марта.

Донская летопись. Белград, 1923—1924. № 1—3.

Ермолаев Г. Политическая правка «Тихого Дона» // Мосты (Мюнхен). 1970. № 15.

Жбанников А. Фомины из хутора Рубежного // Станица. 2004. № 1.

Заключительная речь тов. И. М. Гронского // Новый мир. 1933. № 2.

Ис(бах) Ал. Читатели говорят // На лит. посту. 1929. Апрель. № 7.

История нашей родины и задачи писателей // Знамя. 1937. № 10.

Каклюгин К. Донской атаман А. М. Каледин и его время // Донская летопись. 1923. № 2.

Какурин Н. Как сражалась революция. М.; Л., 1926. Т. 2.

Керенский А. Дело Корнилова. М., 1918.

Кириенко Ю. Крах калединщины. М., 1976.

Кислицын С. Вариант Сырцова. Ростов-на-Дону, 1992.

- 246 -

Колодный Л. Десять писем Михаила Александровича Шолохова // Дон. 1989. № 7.

Колодный Л. История одного посвящения: Неизвестная переписка М. Шолохова // Знамя. 1987. № 10.

Колодный Л. Как я нашел «Тихий Дон»: Хроника поиска, анализ текста. М., 2000.

Корчин М. Борьба за Советы на Дону. Ростов-на-Дону, 1947

Косов Ф. Подтелков в Новочеркасске // Донская летопись. 1923. № 2.

Краснов П. Всевеликое Войско Донское // Архив русской революции. Берлин, 1922. Т. 5.

Кузнецов Ф. «Тихий Дон: Судьба и правда великого романа. М.: ИМЛИ РАН, 2005.

Кузнецов Ф. Шолохов и «Анти-Шолохов»: Конец литературной мистификации века // Наш современник. 2000. № 5—7, 11; 2001. № 2, 4, 5.

Кузьмин Н. К истории разгрома белогвардейских войск Деникина // Вопросы истории. 1956. № 7.

Лежнев И. Путь Шолохова: Творческая биография. М., 1958.

Ленин В. Всем, всем // Ленин В. Полн. собр. соч. 5-е изд. М.: Политиздат, 1962. Т. 35. (Далее — ПСС, год, том).

Ленин В. Доклад Совета Народных Комиссаров 13 (26) января // Ленин В. ПСС. 1962. Т. 35.

Ленин В. Крах II Интернационала // Ленин В. ПСС. 1961. Т. 26.

Ленин В. По радио. Всем. Мирной делегации в Брест-Литовске особенно // Ленин В. ПСС. 1962. Т. 35.

Ленин В. Положение и задачи социалистического Интернационала // Ленин В. ПСС. 1961. Т. 26.

Ленин В. Речь о хозяйственном строительстве 31 марта // Ленин В. ПСС. 5-е изд. 1963. Т. 40.

Ленин В. Телеграмма Антонову-Овсеенко 21.I.1918 // Ленин В. ПСС. 1965. Т. 50.

Ленин В. Телеграмма Л. Д. Троцкому, Л. П. Серебрякову, М. М. Лашевичу // Ленин В. ПСС. 1965. Т. 51.

Ленин о Доне и Северном Кавказе. Ростов-на-Дону, 1969.

Ленин, Сталин. Телеграмма В. А. Антонову-Овсеенко 28.II.1918 // Ленин В. ПСС. 1965. Т. 50.

Литературное наследство. М., 1963. Т. 70.

Луговой П. С кровью и потом: Из записок секретаря райкома партии // С кровью и потом: Неизвестные страницы из жизни М. А. Шолохова. Ростов-на-Дону, 1991.

Лунин Ю. Письмо Г. С. Ермолаеву. 28 апреля 1994. Не опубликовано.

- 247 -

Лукомский А. Из воспоминаний // Архив русской революции. Берлин, 1922. Т. 5.

Мандельштам А. («Одиссей»). Обрывки воспоминаний // Пролетарская революция на Дону. Сб. 4. М.; Л., 1924.

Мартынов Е. Корнилов (Попытка военного переворота). Л., 1927.

Машинопись отрывка из «Тихого Дона» с правкой автора. Отдел рукописей ИМЛИ, ф. 143, оп. 1, № 4, л. 6.

Мельников Н. А. М. Каледин герой Луцкого прорыва и Донской атаман. Мадрид, 1968.

Никитина О. Путь к триумфу // Советская культура. 1991. 25 мая.

Осипов В. Тайная жизнь Михаила Шолохова: Документальная хроника без легенд. М., 1995.

Петелин В. К 20-летию со дня кончины русского гения: Шолохов всегда со мной // Слово (газета). 2004. 27 февраля.

Петелин В. Об изданиях романа «Тихий Дон» и о подготовке его научного издания // Шолоховские чтения: Сборник научных трудов. Выпуск 2 / Общий ред. Ю. Г. Круглов. М., 2002.

Писатель и вождь: Переписка М. А. Шолохова с И. В. Сталиным 1931—1950 годы: Сборник документов из личного архива И. В. Сталина / Сост. Юрий Мурин. М., 1997.

Погорелов И. Письмо М. А. Шолохову. 10 февраля 1961 г. // Молодая гвардия. 1989. № 5.

Потоцкий Д. На Дону // Белое дело: Летопись белой борьбы. Берлин, 1928. Кн. 4.

Прийма К. Михаилу Александровичу Шолохову. Докладные записки от 18.8.1979, 2.3.1981, март 1982, 20.9.1983. Машинописные копии // Домашний архив Г. С. Ермолаева. Оригиналы в архиве М. М. Шолоховой-Манохиной.

Прийма К. С веком наравне: Статьи о творчестве М. А. Шолохова. Ростов-на-Дону, 1981.

Прийма К. Шолохов в Вешках // Советский Казахстан. 1955. № 5.

Рукописи 1-й и 2-й (не до конца) книг «Тихого Дона» // ИМЛИ (Институт мировой литературы им. А. М. Горького РАН).

Рукописи «Тихого Дона» в Пушкинском Доме / Публикация, вступительная статья и комментарий В. Н. Запевалова // Из творческого наследия русских писателей XX века: М. Шолохов, А. Платонов, Л. Леонов. СПб., 1995.

Сватиков С. Россия и Дон (1549—1917): Исследование по истории государственного и административного права и политических движений на Дону. Белград (отпечатано в Вене), 1924.

- 248 -

Серафимович А. Сборник неопубликованных произведений и материалов. М., 1958.

Советская литература на новом этапе: Стенограмма первого пленума Оргкомитета Союза советских писателей (29 октября — 3 ноября 1932 года). М., 1933.

Софронов А. Над бессмертными рукописями «Тихого Дона» // Огонек. 1961. 16 апреля. № 16.

Спирин Л. Из истории РКП(б) в годы гражданской войны и интервенции // Вопросы истории КПСС. 1989. № 3.

Ставский В. Письмо И. В. Сталину. 16 сентября 1937 г. // Писатель и вождь: Переписка М. А. Шолохова со Сталиным. Сборник документов из личного архива И. В. Сталина / Сост. Юрий Мурин. М., 1997.

Сталин И. Иностранцы и заговор Корнилова // Сталин И. Сочинения. М.: Политиздат, 1946. Т. 3.

Сталин И. Мы требуем // Сталин И. Сочинения. 1946. Т. 3.

Сталин И. О некоторых вопросах истории большевизма: Письмо в редакцию журнала «Пролетарская революция» // Сталин И. Сочинения. 1951. Т. 13.

Сталин И. Об антисемитизме: Ответ на запрос Еврейского телеграфного агентства из Америки // Сталин И. Сочинения. 1951. Т. 13.

Сталин И. Письмо В. И. Ленину с Южного фронта // Сталин И. Сочинения. 1947. Т. 4.

Сталин И. Письмо Феликсу Кону. 9 июля 1929 г. // Сталин И. Сочинения. 1949. Т. 12.

Сталин, Молотов и Жданов о 2-й серии фильма «Иван Грозный»: Запись Сергея Эйзенштейна и Николая Черкасова // Московские новости. 1988. 7 августа.

Стальский Н. Друзья-писатели: Воспоминания. М., 1970.

Стасевич А. Так это было... // Комсомольская правда. 1980. 24 мая.

Стрелянов П. На Дону (1917—1918 годы) // Новый мир. 1967. № 8.

«Тихий Дон»: Уроки романа. О мировом значении романа М. А. Шолохова / Ред.-сост. Л. П. Логашова. Ростов-на-Дону, 1979.

Толмачев И. В степях донских. М., 1959.

Тришин Н. У истоков // Комсомольская правда. 1960. 22 мая.

Троцкий Л. Как вооружалась революция. М., 1924. Т. 2. Кн. 1.

Троцкий Л. План операций на Южном фронте: Заметки из секретного архива // Троцкий Л. Как вооружалась революция. М., 1924. Т. 3. Кн. 1.

- 249 -

Туроверов Н. Конец Чернецова // Казачьи думы (София). 1924. № 23 (7).

Указатель имен. Корнилов Л. Г. // Ленин В. ПСС. 1962. Т. 35.

Украинцев Н. Дело Корнилова // Новое русское слово (Нью-Йорк). 1956. 28 октября.

Хигерович Р. Путь писателя: Жизнь и творчество А. Серафимовича. М., 1956.

Шабанов В., Павлова Ф. Комментарий ко 2-й части «Моих воспоминаний» А. А. Брусилова // Военно-исторический журнал. 1991. № 2.

Шишкин С. О планах борьбы с армией Деникина // Военно-исторический журнал. 1963. № 2.

Шолохов М. А. Письма М. П. Шолоховой. 13 и 24 октября 1927 г. // Шолохов М. М. Об отце: Очерки-воспоминания разных лет. М., 2004.

Шолохов М. А. Письма / Ред. А. А. Козловский, Ф. Ф. Кузнецов, А. М. Ушаков, А. М. Шолохов. Сост. Л. Т. Афанасьева и др. М.: ИМЛИ РАН, 2003.

Шолохов М. Л. Письма 1924—1984: Жизнеописание в документах / Сост. В. Петелин. М., 2003.

Шолохов на изломе времени: Статьи и исследования. Материалы к биографии писателя. Исторические источники «Тихого Дона». Письма и телеграммы / Сост. и ответственный ред. В. В. Петелин. Ред. В. В. Васильев. М., 1995.

Шолохов М. М. Об отце: Очерки-воспоминания разных лет. М., 2004.

Шолохов М. М. Отец был прост и мужествен: Малоизвестные страницы жизни М. А. Шолохова. Ростов-на-Дону, 1999.

Экслер И. В гостях у Шолохова // Известия. 1937. 31 декабря.

Экслер И. У Шолохова // Известия. 1936. 20 октября.

Якименко Л. Творчество М. А. Шолохова: Идеи и образы, творческий метод, жанры, стиль, мастерство, политика. М., 1964.

Янов Г. «Паритет» // Донская летопись. 1923. № 2.

Янов Г. Освобождение Новочеркасска и Круг спасения Дона // Донская летопись. Белград, 1924. № 3.

Medvedev Roy A. Problems in the Literary Biography of Mikhail Sholokhov. Trans. A. D. P. Briggs. Cambridge University Press: Cambridge, 1977.

Starikov Sergei, Medvedev Roy. Philip Mironov and the Russian Civil War. Trans. Guy Daniels. Alfred A. Knopf: New York, 1978.

Stewart David H. The Textual Evolution of The Silent Don // The American Slavic and East European Review. April 1959.

- 250 -

Именной указатель

Авербах Л. 24, 70

Автономов А. И. 126

Аладьин А. Ф. 133, 134, 200

Алексеев М. В. 133, 143, 150, 153

Ананьев А. 196

Антонов-Овсеенко В. А. 69, 70, 96, 97, 98, 99, 103, 108, 109, 193, 209

Атарщиков И. 133

Аферов З. А. 151

Афиногенонов А. 8

Ахматова А. 59

Бабель И. Э. 40, 48, 91

Бахмачев 124

Берия Л. П. 89

Богаевский А. П. 148, 150

Богаевский М. П. 148

Богатырев Г. Г. 72, 73, 161, 166, 209

Богданов Ф. 172

Болдырев Г. 122

Брежнев Л. И. 195, 197, 198

Брусилов А. А. 114, 132

Бубеннов М. 85

Бугураев М. 81

Буденный С. М. 69, 70, 112

Бунчук И. Д. 17—20, 47, 49, 50—52, 67, 68, 73, 103, 107, 114—116, 123, 130, 170, 175, 176, 179, 184, 192, 193, 208

Васильев В. В. 12, 63, 64, 66, 180—182, 186, 187, 189, 210

Вацетис И. И. 49, 101, 203

Венков А. В. 151

Веселый А. И. 22, 39, 40, 45, 48, 81, 91, 123, 172

Вишневская Г. 177

Вознесенский А. А. 195

Волгин В. И. 202

Волин Б. М. 11, 80

Волошинов Е. 135

Ворошилов К. Е. 100

Врангель П. Н. 113

Гель А. О. де 61

Гитлер А. 190, 196

Гладков Ф. В. 22

Гончаров В. 180

Горбатов Б. 60

Горький М. 24, 27, 42

Грабе М. 135

Гречухин 64, 65

Грозный И. 72

Гронский И. 27

Грудская А. Я. 16

Дарманов И. 200

Делерт Дан. 109

Деникин А. И. 55, 65, 99—102, 132, 141, 144, 153, 207

Денисов С. В. 153

Джексон Ванесса 12

Добрынский И. А. 133, 134, 200

Дорошев И. 69, 70

Дудаков 49, 206

Духонин Н. Н. 143, 144, 194

Дьяченко И. 198, 199

Ежов Н. И. 64, 65

Еремеев П. И. 62, 63

Ермолаева Т. С. 12

Ерохин 69

- 251 -

Жаворонков 96

Жарков А. 172

Ждаркин 172, 176

Жлоба Д. 68, 69

Завойко В. С. 133, 134, 140, 200

Запевалов В. Н. 12

Зимянин М. 197

Зощеко М. 59

Зыков П. 76

Иванов В. 87, 92

Изварин И. 47, 56, 103, 154, 155

Ингулов С. 69

Иноземцев А. 177

Каганович Л. М. 65

Казаков А. Я. 202

Какурин Н. Е. 71

Каледин А. М. 50, 96, 97, 98, 106, 107, 114, 133, 135, 137, 138, 143, 144, 146—149, 153, 158, 194, 206

Каледина М. П. 148

Калмыков П. 19, 102, 115, 179

Каменев С. 101

Капков Д. А. 15

Катаев В. 85, 86, 87, 90, 91, 92

Керенский А. Ф. 103, 115, 130, 132, 137—141, 143—147

Кирпотин В. 27

Киршон В. М. 70

Ковалев 69

Коляджин С. 94, 181—189

Кон Ф. Я. 84, 104, 112, 173, 192

Копылов М. Г. 75

Корнилов Л. Г. 20, 71, 93, 102, 103, 115, 124, 131—147, 149, 152, 153, 166, 180, 186, 193, 200

Королев З. 32

Корольков С. Г. 95, 111

Корчагин П. 58

Косов Ф. Г. 96, 97, 158

Котляров И. А. 32, 47

Котов А. 92

Краснов П. Н. 54, 55, 103, 144, 149, 150, 151, 153, 158, 194

Кривошлыков М. В. 21, 69, 70, 84, 93, 104, 106, 111, 112, 158, 192

Кривущев 69

Кротова И. И. 183, 184

Крыленко Н. В. 69, 103

Крюков Н. 188

Крючков К. Ф. 164

Кудашев В. М. 15

Кудинов П. Н. 49, 72, 165, 167, 204

Кузнецов А. 196

Кузнецов Ф. Ф. 12

Кузнецова Н. Т. 12, 79, 210

Кузьмин Н. Ф. 102

Лашевич М. 101

Левицкая Е. Г. 16, 23, 30, 61, 62, 64, 65, 66

Ленин В. И. 5, 11, 48, 49, 52, 67, 68, 77, 90, 95—103, 113, 114, 134, 180, 191, 192, 195, 201, 202, 205, 206

Лермонтов М. Ю. 61

Либединский Ю. Н. 18, 39, 58, 91, 172

Листницкий Е. Н. 67, 104, 124, 130, 131, 135, 151, 156, 165, 171, 176, 178, 185, 186

Лихачев 36, 56, 81.

- 252 -

Луговой П. К. 62, 64, 65

Лузгин М. В. 16, 23

Лукин Ю. Б. 8, 9, 44, 73, 74, 94, 95, 98, 102, 103, 111, 112, 119, 134, 164, 166, 173, 179, 180, 182—190, 192—194, 200, 201

Лукомской А. С. 134, 137, 139—142

Львов В. 139, 14

Львов Г. 132

Львов Н. В. 146

Лютиков Ф. 86

Маклаков 133

Маленков Г. М. 65, 89

Малкин И. П. 30, 31

Мандельштам А. В. 104, 105

Манохина М. М. 203, 204

Мао Цзедун 89

Марков С. Л. 141, 15

Маркс К. 67, 77, 103, 163, 172

Марр Н. 87, 88, 89

Мартынов 138, 145

Марфин М. И. 94, 98, 102, 103, 119, 135

Махно Н. И. 150, 207

Маяковский В. В. 21

Медведев К. Е. 204.

Медведев Р. А. 63

Мельников Н. Л. 148

Микулина Е. Н. 84

Милюков П. Н. 133, 145

Миронов Ф. К. 112, 193, 202, 206, 207

Митрофанов А. М. 43, 209

Мокроусов А. 113

Молотов 65

Москвин Н. 16

Никитина О. 42

Николай II 131

Новикова С. Г. 12

Новый А. 60

Островский Н. 19, 58

Панферов Ф. И. 19, 24, 172, 173

Петелин В. В. 180, 209

Петр I 60, 135

Петров Г. К. 193

Платонов А. П. 16

Погорелов И. 64, 65

Подтелков Ф. Г. 21, 51, 52, 69, 81, 84, 93, 96, 97, 104—112, 121, 149, 153, 158

Подтелков Ф. Г. 162, 164, 185, 187, 188—190, 192

Полторацкая М. А. 42, 63

Попов В. С. 151

Посвянский П. Б. 14

Потапов К. В. 8, 92, 93, 94, 95, 97, 98, 99, 100, 102—108, 110—138, 141—145, 147—148, 150—171, 173—176, 178, 180—187, 189—194, 196, 200, 201, 206

Потоцкий Д. Н. 109

Прийма К. И. 202—206

Пузиков А. И. 187

Разин С. 75

Роговая А. П. 201

Родзянко М. В. 133

Родичев Ф. И. 135

Романенко Д. 92

Романовский И. П. 136, 141

Рыбаков А. 196

Рябушинский 133

Ряснянский С. Н. 150

Саблин Ю. В. 112, 113, 193

Савинков Б. В. 138, 139, 140

Сватиков С. П. 149

СвердловЯ. М. 98, 205

- 253 -

Сейфуллина Л. Н. 45, 86

Секретева А. С. 161

Серафимович А. С. 13, 14, 15, 16, 17, 23, 24, 70

Сергеев-Ценский С. Н. 59, 60

Серебряков Л. 101

Сидорин В. 126

Симонов К. М. 60

Ставский В. П. 63, 70

Сталин И. В. 7, 8, 9, 10, 11, 24, 25, 27, 41, 48, 49, 59, 60, 62, 63, 64, 65, 66, 70, 72, 77, 84—93, 95, 99—104, 114, 123, 131, 134, 155, 172, 173, 178, 179, 192—197, 199, 206

Стасевич А. М. 13, 14

Стрельцов Н. 198, 199

Стрелянов П. 69, 70

Стюарт Д. 52

Сурков А. А. 73, 74

Суяров И. 41

Сырцов С. И. 68, 84, 108, 112, 114, 209

Твардовский А. Т. 196

Толмачев И. 69

Толстой Л. Н. 131, 178

Трапезников С. 195

Трифонов Ю. В. 91, 196, 197, 207

Тришин Н. Н. 13, 14, 15, 16

Троцкий Л. Д. 11, 34, 48, 49, 50, 58, 68, 71, 100—103, 192, 202—207, 209

Туроверов Н. Н. 108, 109

Уатта Дж. 61

Украинцев Н. 145

Фадеев А. А. 22, 23, 24, 60, 70, 85, 92, 174

Федин К. А. 90, 206

Филимонов А. П. 150

Филоненко М. 139

Фиорованти А. 60

Фомин Я. Е. 36, 39, 82, 114, 151, 159

Френкель А. А. 104, 123

Хрущев Н. С. 8, 89, 90, 91, 114, 195, 197

Чапыгин А. 60

Черкасов Н. 59

Чернецов В. М. 108—110, 150, 151

Чернов В. М. 137, 153

Черчилль У. 86

Чикамасов 102

Чикобавы А. 88

Чумаков В. 159

Чухляв Я. 176

Шабловский И. С. 141, 147

Шарм Б. 12

Шолохова М. П. 15

Шолохова С. М. 12, 44, 94, 198

Шорин В. 71, 101

Штокман И. В. 32, 33, 42, 47, 53, 72, 77, 116, 117, 120, 123, 157, 161, 192, 193

Эйзенштейн С. 59

Экслер И. Б. 62, 64

Энгельс 172

Юденич 133

Янов Г. П. 106, 107, 110

- 254 -

СОДЕРЖАНИЕ

Предисловие

5

Глава I. Скромный почин (1928—1931)

13

Глава II. Крутой поворот (1932—1933)

26

Глава III. Замедление(1934—1949)

58

Глава IV. Беспредел и облегчение (1950—1956)

84

1. Вступление

84

2. Красные

95

3. Белые

131

4. Национальности

154

5. Религия

161

6. Ненормативная лексика

162

7. Эротика

167

8. Натурализм

171

9. Лукин — Потапов — Коляджин

180

Глава V. Повторение пройденного (1957—1991)

195

Заключение

208

Примечания

211

Избранная библиография

240

Именной указатель

250

- 255 -

Научное издание

Герман Ермолаев

«ТИХИЙ ДОН»
И
ПОЛИТИЧЕСКАЯ ЦЕНЗУРА

1928—1991

Технический редактор И. В. Заика

Подписано в печать 02.11.2005.
Формат 60×90 1/16. Бумага офсетная. Гарнитура школьная.
Печать офсетная. Печ. л. 16.00. Тираж 500 экз.

Институт мировой литературы им. А. М. Горького РАН.
121069, Москва, ул. Поварская, д. 25а.
Тел.: (095) 202-21-23, 291-23-01.

Отпечатано с готовых диапозитивов в ППП «Типография “Наука”»
121099, Москва, Шубинский пер., д. 6.

Заказ № 2262

Сноски

Сноски к стр. 4

    * Ульянов Владимир (Ленин). О печати (Декрет Совета Народных Комиссаров) // История советской политической цензуры: Документы и комментарии / Ответственный сост. Т. М. Горяева. М., 1997. С. 181—182.

  ** Там же. С. 182.

Сноски к стр. 6

    * Окороков А. З. Октябрь и крах русской буржуазной прессы. М., 1970. С. 312, 355—356, 373—375.

  ** Подробности см.: Горяева Т. М. Политическая цензура в СССР. 1917—1991 гг. М., 1991. С. 21, 217.

*** О деятельности Политотдела Госиздата см.: Блюм А. В. За кулисами «Министерства правды»: Тайная история советской цензуры 1917—1929. СПб., 1994. С. 49—80.

Сноски к стр. 7

    * Положение о Главном Управлении по делам литературы и издательства (Главлит) // Действующее законодательство о печати: Систематический сборник / Сост. Л. Г. Фогелевич. М., 1927. С. 31.

  ** Там же.

Сноски к стр. 8

    * Подробности см.: О порядке производства и выпуска в свет произведений печати. Правила Главлита от 31 июля 1936 г. // Основные директивы. Законодательство о печати: Систематический сборник. 6-е изд. / Сост. Л. Г. Фогелевич. М., 1937. С. 137—143.