121

ПОВЕСТЬ — лит. жанр. В древнерус. книжности этим термином могли обозначаться произведения повествоват. характера, он мог применяться также к различного рода сообщениям, известиям. П. часто выступает как синоним слова «рассказ» в значении «сообщение о чем-либо», а не в узко терминологич. смысле. В С. определение П. употреблено дважды: «Не лѣпо ли ны, бяшетъ, братіе, начяти старыми словесы трудныхъ повѣстій о пълку Игоревѣ...» (С. 1) и в нач. рассказа о походе: «Почнемъ же, братіе, повѣсть сію отъ стараго Владимера до нынѣшняго Игоря...» (С. 5). Таким образом, в С. лексема П. указывает не на жанр произведения, а имеет значение «рассказ, повествование».

Наиболее спорным оказывается толкование словосочетания «трудные повести». Первые издатели перевели его словами «прискорбная повесть». Им возразил А. С. Шишков, отметивший, что «трудность» еще не означает «прискорбие», и предлагал чтение «повествование о многотрудных подвигах». Шишкову в свою очередь возражал Я. О. Пожарский, отмечая, что «объяснение Шишкова не раскрывает качества повести», и привел примеры значений слова «трудный» на польск. и богем. яз.: затруднительный, мудреный, неудобный к исполнению. Его переложение: «начать старым слогом трудную повесть». Н. Ф. Грамматин перевел — «трудную повесть», имея в виду «трудное дело, предприятие, требующее труда». Некоторые исследователи считали, что под этим выражением следует подразумевать «важные повести». Так думал Д. Н. Дубенский, говоря, что это повести, «в которых описывались важные или героические события».

Комментаторы и переводчики С. в толковании выражения «трудные повести» в основном разделились на две группы. В значении «печальный, скорбный» понимали «трудный» В. В. Капнист, И. М. Снегирев, Н. Г. Головин, О. Ф. Миллер, Н. С. Тихонравов, А. А. Потебня и др. переводчики.

Др. комментаторы полагали, что слово «трудный» обозначает в этом словосочетании «боевой, победный, ратный» и что речь идет об особом

122

жанре — повествованиях о ратных подвигах. Сначала это новое определение было интуитивно предложено переводчиками: А. Ф. Вельтман переводил рассматриваемое выражение как «победные повести», А. Н. Майков говорил о «сказаниях о старинных бранях», П. П. Вяземский под «трудными повестями» подразумевал «повести о трудных подвигах». В. Ф. Миллер, ссылаясь на сообщение Галицко-Волынской летописи под 1227, где словосочетание «великыя труды» помещено рядом с выражениями «бесчисленныя рати» и «частыя войны», и переводя «трудныхъ повѣстій» как «ратных повестей», писал, что автор С. «во внешней стороне своего произведения следовал литературным образцам, воинским повестям византийско-болгарского происхождения» (Взгляд. С. 180). В. Н. Перетц предлагал перевод «повідання про подвиги». И. П. Еремин считал, что термин П. мог означать «рассказ», а в торжественном красноречии — «центральную, повествовательную часть речи».

Д. С. Лихачев толкует это словосочетание как жанровое определение: «Автор „Слова о полку Игореве“ причисляет свое произведение к числу „трудных повестей“, т. е. к повествованиям о военных деяниях (ср. chansons de geste)», и далее снова говорит об особенностях русского жанра «трудных повестий» («Слово...» и процесс жанрообразования... С. 73 и 75). Развивая ту же мысль о жанровой природе определения, Лихачев пишет: «Мы не можем сейчас решить окончательно: было ли „Слово о полку Игореве“ совершенно одиноко в жанровом отношении, как некая „трудная повесть“, chanson de geste или были и другие произведения того же жанра» («Слово» и культура. С. 20).

Б. А. Рыбаков также считает, что «трудные повести» нужно перевести как «воинские повести», как «повести о тяжелом ратном труде, о походах и битвах, о победах и поражениях» (Петр Бориславич. С. 23). Такими «трудными повестями» в самом С. исследователь считает припоминания о ратных подвигах предков, и прежде всего о «первых времен усобицах»: о событиях времен Всеслава Полоцкого и Олега Святославича. Исходя из этих представлений, Рыбаков считает, что соответствующие фрагменты первоначально читались в начале С. непосредственно после упоминания о Владимире Мономахе, которого Рыбаков видит под именем «старого Владимира» (подробнее см. Перестановки в тексте «Слова»).

Н. А. Мещерский полагает, что в выражении «трудныхъ повѣстій» «органически и диалектически совмещены оба значения» — «ратный, воинский» и «печальный, скорбный», и переводит его как «старыми словами скорбных воинских повестей» (Слово — 1985. С. 36 и 441).

М. А. Салмина, опираясь на данные «Лексикона» Памвы Берынды нач. XVII в. и «Синониму славеноросскую» XVII в. (см.: «Лексикон славянороський» Памвы Берынды. Київ, 1961. С. 59, 134; Лексис Лаврентия Зизания. Синонима славеноросская. Київ, 1964. С. 148, 162), где слово «трудный» имеет значение «прикрый», «прикровеніе», толкующееся как «гадание, загадка», предложила словосочетание «трудныхъ повѣстій» читать как «сокрытые» или тайные (т. е. с тайным смыслом) сказания.

С грамматич. стороны выражение «Не лѣпо ли ны... трудныхъ повѣстій» трактуется комментаторами по-разному. Так, напр., Вяземский, Вс. Миллер, В. Ф. Ржига, Мещерский и др. понимают словосочетание «трудныхъ повѣстій» как род. пад., находящееся в зависимости от

123

слов «старыми словесы», а глагол «начяти», считают, не имел доп. или подразумевал при себе доп. «пѣсню». Мещерский, полагая, что слово «пѣснь» было пропущено в С., ввел его в реконструир. им тест С. (Слово — 1985. С. 22). Потебня, Е. Огоновский, С. П. Обнорский, А. С. Орлов и др. считают (и это толкование общепринято), что выражение «трудныхъ повѣстій» является доп. к глаголу «начяти».

Лит.: Шишков. Слово. С. 82—83; Пожарский. Слово. С. 29—30; Грамматин. Слово. С. 35, 90; Дубенский. Слово. С. 4; Вельтман. Слово — 1866. С. 32; Вяземский. Замечания. С. 6—7; Огоновский. Слово. С. 2—3; Бицын. Слово. С. 776, 779; Потебня. Слово. С. 6—7; Ржига В. Композиция «Слова о полку Игореве» // Slavia. Praha, 1925. Roč. 4. Seš. 1. S. 45, 46, 49; Перетц. Слово. С. 134; Обнорский. Очерки. С. 165; Орлов. Слово. С. 78; Еремин. И. П. «Слово о полку Игореве» как памятник политического красноречия Киевской Руси // Слово. Сб. — 1950. С. 93—95; Назаревский А. А. О жанровой природе «Слова о полку Игореве» // Наукові зап. Київск. держ. ун-ту. Київ, 1955. Т. 14, вип. 1. Зб. філол. ф-ту. № 7. С. 113—144; Стеллецкий — 1965. С. 121—122; Лихачев Д. С. 1) «Слово о полку Игореве» и процесс жанрообразования XI—XIII вв. // ТОДРЛ. 1972. Т. 27. С. 72—75; 2) «Слово» и культура. С. 16—20; Сулейменов О. Аз и Я. Алма-Ата, 1975. С. 64; Козырев В. А. Словарный состав «Слова о полку Игореве» и лексика современных русских народных говоров // ТОДРЛ. 1976. Т. 31. С. 94; Кусков В. В. Связь поэтической образности «Слова о полку Игореве» с памятниками церковной и дидактической письменности XI—XII вв. // Слово. Сб. — 1978. С. 73—75; Салмина М. А. Из комментария к «Слову о полку Игореве» // ТОДРЛ. 1981. Т. 36. С. 230; Рыбаков Б. А. Петр Бориславич: Поиск автора «Слова о полку Игореве». М., 1991. С. 23—26.

М. А. Салмина