105

КРОВАТЬ. В С. эта лексема употреблена дважды: «Си ночь съ вечера одѣвахуть мя, — рече, — чръною паполомою на кроваты тисовѣ» (С. 23); «...а самъ (Изяслав) подъ чрълеными щиты на кровавѣ травѣ притрепанъ литовскыми мечи. И схоти ю на кровать и рекъ...» (С. 33—34).

В первом употреблении лексема не вызвала у исследователей сомнений, поскольку сам термин К. был известен древнерус. яз. наряду с синонимичными ему «ложе» и «одр» и зафиксирован в памятниках по крайней мере с XIII—XIV вв. Колебания вызывал эпитет «тисов», в котором предлагали видеть искажение слова «тесовый» (Дубенский. Слово. С. 118). Именно так и переводили данное чтение мн. переводчики XIX в. (В. А. Жуковский, Д. Минаев, Л. Мей, Н. Гербель). Но уже А. Ф. Вельтман указал, что в данном случае прил. именно «тисовый», а не «тесовый», и подчеркнул при этом, что тис «почитается ядовитым, смертельным деревом» (Слово — 1866. С. 56), не сделав из этого, впрочем, никаких выводов. В. Н. Перетц привел многочисл. примеры словосочетаний «кровать тисова» и «кровать тесова» из рус. и укр. фольклора (Слово. С. 286). Б. В. Сапунов доказал безусловную вероятность именования великокняж. К. именно «тисовой», а не «тесовой» (см. подробнее Тис).

Второе употребление слова К. (в контексте «схоти ю на кровать») вызвало большую разноголосицу мнений. Одни исследователи допускали правомерность употребления слова К. в рассматриваемом контексте, видя в нем указание на реалию. Н. Головин (Примечания. С. 78) считал, что Изяслава «подняли и унесли на кровать», Н. Бицын (Павлов) переводил: «И проговорил он — как на кровать сложили» (Слово. С. 794). Ср. у поэтов-переводчиков: «славу взял с собой на ложе он» (Мей), «лег на кровать и сказал» (Гербель). Др. исследователи видели здесь поэтич. образ. Такое понимание встречается уже у Н. Ф. Грамматина: Изяслав «пал увенчанный славой» (Слово. С. 180), отсюда и перевод данного места: «На смертной постели восхитил ее (славу)» (Там же. С. 55). Эту же мысль развивает Д. Дубенский: «здесь несчастная битва уподоблена свадьбе: кровавая трава — кровать, слава — невеста» и т. д., он переводит это чтение:

106

«и лег он с той славой на кровать» (Слово. С. 179). Так же считал и А. А. Потебня: «С милою на кровать может относиться к сравнению смертного ложа, травы, с брачным», — писал он (Слово. С. 117). Сходно понимание этого чтения и у С. К. Шамбинаго: «приласканный супругой (литовскими мечами) он, лежа на кровати (кроваве траве), говорит себе самому о гибели дружины» (Слово — 1912. С. 69). В более позднем переводе (совм. с В. Ржигой) Шамбинаго сохранил то же понимание: «на кровавой траве был побит литовскими мечами, и с милой на кровати сказал...», а в комм. выражается согласие с мнением Потебни, «который видит здесь сравнение смертного ложа с брачным» (Слово — 1961. С. 26, 331).

Но правомерность употребления в этом контексте слова К. даже при метафорич., образном понимании текста давно уже вызывает сомнение. Так, еще Д. Мордовцев в рец. на книгу Вяземского замечал: «хоть» — «подруга, жена, невеста», слово же К. в переписке искажено вм. другого слова, которое означало «плакаться», «жаловаться» (Что мне Гекуба... С. 115). Новое истолкование рассматриваемого чтения предложил Е. В. Барсов. Указав на «неуместность» в данном контексте слова К., он предложил прочтение «и с хотию на кров а тьи рекъ» (Слово. Т. 1. С. 244). В этом же направлении двигались и др. исследователи: Н. И. Маньковский предложил прочтение «Исходить юна кровь. „Ать и!“ рек...». Развивая это предложение, М. В. Щепкина, вопреки Барсову и И. Д. Тиунову, принявшему прочтение Барсова (Несколько замечаний... С. 198), предложила вариант, контаминирующий обе конъектуры: «исхыти юна кровь, а тъи рек(л) бы» (Замечания о палеографических особенностях... С. 24). Продолжая это направление поисков, Л. А. Булаховский дополняет, что глагол, вероятно, начинался с предлога «из», «так как фраза эта в стилистическом отношении представляет параллель к следующей за этим — изрони жемчужну душу». Он считает наиболее удачной конъектуру Н. К. Грунского «исходи юна кров(ь) и тъи рекъ» с переводом: «і виходила юна кров, і мовив той» (Слово... С. 45, 56). По мнению Булаховского, умирающий юный князь обращается к деду своему Всеславу Брячиславичу (Заметки к спорным местам... С. 50—51). О стилистич. неуместности в данном контексте упоминания К. писал О. Сулейменов (Аз и Я. С. 32—34). Однако А. П. Комлев и К. К. Белокуров вновь возвращаются к толкованию Потебни, указывая, в частности, что при чтении «исхыти юна кровь», следующем после упоминания кровавой травы, «возникает кровь на крови, при этом подразделяемая на „травяную“ и „юную“» (Заметки. С. 177). Рассматриваемая фраза не имеет, как видим, однозначного прочтения и истолкования.

Лит.: Миллер. Взгляд. С. 231; Мордовцев Д. Что мне Гекуба и что я Гекубе? // ОЗ. 1876. Июль. С. 115; Ваденюк П. Е. Темное место в «Слове о полку Игореве» // Сб. Археол. ин-та. СПб., 1880. Кн. 3. С. 140—144; Барсов. Слово. Т. 2. С. 243—248; Шамбинаго. Слово — 1912. С. 40, 69; Маньковский Н. И. Слово о полку Игореве: Лирическая поэма внука Боянова. Житомир, 1915. С. 98; Грунський М. К. Слово о полку Ігоревім. Харків, 1931. С. 56; Тиунов И. Д. Несколько замечаний к «Слову о полку Игореве» // Слово. Сб. — 1950. С. 197—198; Щепкина М. В. Замечания о палеографических особенностях рукописи «Слова о полку Игореве»: (К вопросу о исправлении текста памятника) // ТОДРЛ. 1953. Т. 9. С. 23—24; Шарлемань Н. В. Из комментариев к «Слову о полку Игореве» // Там же. 1954. Т. 10. С. 225—227; Булаховский Л. А. Заметки к спорным местам «Слова о полку Игореве» // Рад. літ. Київ, 1955. № 18. С. 50—51; Ржига В., Шамбинаго С. [Подгот. древнерус. текста, пер. и

107

примеч.] // Слово — 1961. С. 26, 331; Сапунов Б. В. «Тисовая кровать Святослава»: (Из реального комментария к «Слову о полку Игореве») // ТОДРЛ. 1961. Т. 17. С. 323—326; Сулейменов О. Аз и Я. Алма-Ата, 1975. С. 32—34; Комлев, Белокуров. Заметки. С. 176—177.

О. В. Творогов