348

39

Милостивый Государь Александр Николаевич!

Сегодняшняя почта, вероятно, привезет в Петербург множество писем с печальной новостью о князе Александре Барятинском⁷⁹. С своей стороны, я скажу также о нем несколько слов для сведения Вашему Превосходительству.

Вечером в субботу 16/28 Апреля князь возвратился домой из театра, и, пробыв дома с полчаса, вздумал пойти прогуляться по улицам. Было уже поздно, он вышел, и минут через двадцать пять возвратился домой и успев только сказать камердинеру: “узкой переулок... фиакр...”, лег на постель и впал в странное бесчувствие. Тотчас были приглашены все лучшие медики. На сюртуке князя нашли следы лошадиных копыт, и весь он был запачкан грязью. Всю ночь с субботы на воскресение провел он в беспамятстве; на другой день начал чувствовать боли и страдать, что подало медикам надежду возвратить его к жизни. Вероятно, князь был сбит фиакром и ушиблен лошадью в живот или грудь, ибо переломов нет ни в одном члене. Состояние его по сие время ужасно, и доктор еще не уверен в его жизни, тем более, что пуля, оставшаяся у князя в груди после раны, полученной им на Кавказе, и без того ушиба для него чрезвычайно ощутительна.

В понедельник, вчера, было ему несколько лучше, он даже сказал ночью: “оденьте меня”, — после того по сие время остается в одном положении, которое, однако, по мнению медиков, легче может склониться к лучшему.

Сегодня я заходил к нему в 10-й раз, как и все русские; там нашел я княгиню Меттерних, которая с необыкновенною заботливостью желала узнать о состоянии больного.

Эта горестная новость занимает теперь всю Вену, и я считаю обязанностью сообщить об оной Вам.

349

С истинным почитанием и совершенной преданностию имею честь быть Вашего Превосходительства, Милостивый Государь, покорнейшим слугою

Яков Озерецковский

Вена, 19 Апреля / 1 Мая, Вторник 1838