3.
NOTICE
SUR
LA SECTE DES YÉZIDIS
Entre les sectes nombreuses qui se sont èlevées dans la Mésopotamie, parmi les Musulmans, après la mort de leur prophète, il n’en est aucune qui soit odieuse à toutes les autres autant que celle des Yézidis. Les Yézidis ont pris leur nom du saheikh Yézid, auteur de leur secte, et ennemi déclaré de la famille d’Ali. La doctrine dont ils font profession, est un mélange du manichéisme, du mahométisme et de la croyance des anciens Perses. Elle se conserve parmi eux par tradition, et est transmise de père en fils sans le secours d’aucun livre: car il leur est défendu d’apprendre à lire et à écrire. Ce défaut de livres est sans doute la cause, pour laquelle les historiens Mahométans ne parlent de cette secte qu’en passant, et pour désigner sous ce nom des gens abandonnés au blasphême, cruels, barbares, maudits de Dieu, et infidèles à la religion de leur prophète. Par une suite de cela on ne peut se procurer, relativement à la croyance des Yézidis, aucune notion certaine, si ce n’est ce qu’on observe aujourd’hui même parmi eux.
Les Yézidis ont pour premier principe de s’assurer l’amitié du Diable, et de mettre l’épée à la main pour sa défense. Aussi s’abstiennent-ils non seulement de le nommer, mais même de se servir de quelque expression dont la consonnance approche de celle de son nom. Par exemple un fleuve se nomme dans le langage ordinaire schatt, et comme ce mot a quelque léger rapport avec le mot scheïtan, nom du Diable, les Yézidis appellent un fleuve áve mazen, c’est-à-dire, grande eau. De même encore les Turcs maudissent fréquemment le Diable, en se servant pour cela du mot nal, qui veut dire malédiction. Les Yézidis évitent avec grand soin tous les mots qui ont quelque analogie avec celui-là. Ainsi au lieu du mot
867
nal qui signifie aussi fer de cheval ils disent sol, c’est-à-dire, semelle des souliers d’un cheval, et ils substituent le mot solker, qui veut dire savetier, au terme du langage ordinaire nalbenda, qui signifie maréchal. Quiconque fréquente les lieux qu’ils habitent, doit être très-attentif à ne point prononcer les mots diable et maudit, et surtout ceux-ci maudit soit le diable; autrement, il courroit grand risque d’être maltraité, ou même tué. Quand leurs affaires les attirent dans les villes Turques, on ne peut pas leur faire de plus grand affront que de maudire le diable devant eux, et si la personne qui a eu cette imprudence vient à être rencontrée en voyage par des Yézidis et reconnue, elle est en grand danger d’éprouver leur vengeance. Il est arrivé plus d’une fois que des hommes de cette secte ayant été arrêtés pour quelque crime par la justice Turque, et condamnés à mort, ont mieux aimé subir leur condamnation que d’user de la faculté qui leur étoit accordée, de s’y soustraire en maudissant le Diable.
Le Diable n’a point de nom dans le langage des Yézidis. Ils se servent tout au plus pour le désigner de cette périphrase, scheikh mazen, le grand chef. Ils admettent tous les prophètes et tous les saints révérés par les Chrétiens, et dont les monastères situés dans leurs environs portent les noms. Ils croient que tous ces saints personnages, lorsqu’ils vivoient sur la terre, ont été distingués des autres hommes plus on moins, selon que le diable a résidé plus ou moins en eux: c’est surtout, suivant eux, dans Moïse, Jésus1 Christ1 et Mahomet qu’il s’est le plus manifesté. En un mot, ils pensent que c’est Dieu qui ordonne, mais qu’il confie au pouvoir du Diable l’éxecution de ses ordres.
Le matin, à peine le soleil commence-t-il à paroitre, qu’ils se jettent à genoux les pieds nus, et que tournés vers cet astre, ils se mettent en adoration, le front contre terre. Pour faire cet acte de dévotion, ils se retirent à part, loin de la présence des hommes; il font leur possible pour n’être point vus quand ils s’acquittent de ce devoir, dont ils se dispensent même suivant les circonstances.
Ils n’ont ni jeûnes, ni prières, et disent pour justifier l’omission de ces oeuvres de religion, que le scheikh Yézid a satisfait pour tous ceux qui feront profession de sa doctrine jusqu’à la fin du monde, et qu’il en a reçu l’assurance positive dans ses révélations; c’est en conséquence de cela qu’il leur est défendu d’apprendre à lire et à écrire. Cependant tous les chefs des tribus et des gros villages soudoient un docteur mahometan pour lire et interpréter les lettres qui leur sont adressées par les seigneurs et les pachas Turcs, et pour y répondre. Rélativement aux affaires qu’ils ont entre eux, ils ne se fient jamais à aucune personne d’une autre réligion; ils envoient leurs ordres et font faire toutes leurs commissions de vive voix par des hommes de leur secte.
868
N’ayant ni prières, ni jeûnes, ni sacrifices, ils n’ont aussi aucune fête. Ils tiennent cependant le 10 de la lune d’août, une assemblée dans le voisinage du tombeau du scheikh Adi. Cette assemblée, à laquelle beaucoup des Yézidis se rendent de contrés éloignées, dure toute cette journée et la nuit suivante. Cinq ou six jours avant ou après celui où elle a lieu, les petites caravanes courent risque d’être attaquées dans les plaines de Moussol et du Kurdistan, par ces pélerins qui voyagent toujours plusieurs ensemble et il est rare qu’une année se passe sans que ce pélérinage donne lieu à quelque fâcheux événement. On dit qu’un grand nombre de femmes des Yézidis, à l’exception cependant des filles qui ne sont point encore mariées, se rendent des villages voisins à cette réunion, et que cette nuit là, après avoir bien bu et mangé, l’on éteint toutes les lumières, et l’on ne parle plus jusqu’aux approches de l’aurore, instant auquel tout le monde se retire. On peut se faire une idée de ce qui se passe dans ce silence et à la faveur des ténébres.
Aucune espèce de nourriture n’est defendue aux Yézidis, excepté la laitue et la citrouille. Ils ne font jamais dans leurs maisons de pain de froment, mais seulement du pain d’orge; je ne sais point quelle en est la raison.
Ils emploient pour leurs sermens les mêmes formules qui sont en usage parmi les Turcs, les Chrétiens et les Juifs; mais le serment le plus fort qu’ils fassent entre eux, est de jurer par l’étendard de Yézid, c’est à dire par leur réligion.
Ces sectaires ont un très-grand respect pour les monastères Chrétiens qui sont dans leurs environs. Quand ils vont les visiter, ils ôtent leurs chaussures avant d’entrer dans l’enceinte, et marchant pieds nus, ils baisent la porte et les murs; ils croient par là s’assurer la protection du saint dont le couvent porte le nom. S’il leur arrive, pendant une maladie, de voir en rêve quelque monastère, ils ne sont pas plutôt guéris qu’ils vont le visiter, et y porter des offrandes d’encens, de cire, de miel, ou de quelque autre chose. Ils y demeurent environ un quart d’heure, et en baisent de nouveau les murailles avant de se retirer. Ils ne font aucune difficulté de baiser les mains du patriarche ou de l’évêque, qui est supérieur du monastère. Quand aux mosquées des Turcs, ils s’abstiennent d’y entrer.
Les Yézidis reconnoissent pour chef de leur religion le scheikh qui gouverne la tribu à laquelle est confiée la garde du tombeau du scheikh Adi, restaurateur de leur secte. Ce tombeau se trouve dans la juridiction du prince d’Amadia. Le chef de cette tribu doit toujours être pris parmi les descendans du scheikh Yézid: il est confirmé dans sa place, sur la demande des Yézidis et moyennant un présent de quelques bourses, par le prince d’Amadia. Le respect, que ces sectaires portent au chef de leur religion, est si grand, qu’ils s’estiment très-heureux quand ils peuvent obtenir une de ses vieilles chemises pour leur servir de linceul: ils croient que cela leur assure une place plus avantageuse dans l’autre monde. Quelquesuns donnent jusqu’à quarante piastres pour une semblable relique, et s’ils
869
ne peuvent l’obtenir toute entière, ils se contentent d’en avoir une portion. Quelquefois le scheikh lui-mème envoie une de ses chemises en présent. Les Yézidis font passer secrètement à ce chef suprême une portion de tous leurs brigandages pour l’indemniser de dépenses que lui occasionne l’hospitalité qu’il exerce envers ceux de sa secte.
Le chef des Yezidis a toujours près de lui un autre personnage qu’ils appellent kotchek, et sans le conseil duquel il n’entreprend rien. Celui-ci est regardé comme l’oracle du chef, parce qu’il a le privilège de recevoir immédiatement des révélations du Diable. Aussi quand un Yézidi hésite s’il doit entreprendre quelque affaire importante il va trouver le kotchek, et lui demander un avis qu’il n’obtient point néanmoins sans qu’il lui en coûte quelque argent. Avant de satisfaire à la consultation, le kotchek pour donner plus de poids à sa réponse, s’étend tout de son long par terre, et se couvrant il dort, ou fait semblant de dormir, après quoi il dit qu’il lui a été révélé pendant son sommeil telle ou telle décision: quelquefois il prend un délai de deux ou trois nuits, pour donner sa réponse. L’exemple suivant. fera voir combien est grande la confiance que l’on a en ses révélations Jusqu’à il y a environ quarante ans, les femmes des Yézidis portoient comme les femmes Arabes, afin d’épargner le savon, des chemises bleues teintes avec l’indigo. Un matin, lorsque l’on s’y attendoit le moins, le kotchek alla trouver le chef de la secte, et lui déclara que pendant la nuit précédente il lui avait été révélé, que le bleu étoit une couleur de mauvais augure et qui déplaisoit au Diable. Il n’en fallut pas davantage pour que l’on envoyât sur le champ à toutes les tribus par des exprès l’ordre de proscrire la couleur bleue, de se défaire de tous les vêtements qui étoient de cette couleur, et d’y substituer des habits blancs. Cet ordre fut éxécuté avec une telle exactitude, que si aujourd’hui un Yésidi se trouvant logé chez un Turc ou chez un Chrétien, on lui donnoit une couverture de lit bleue, il dormiroit plutôt avec ses seuls vêtements, que de faire usage de cette couverture, fût ce même dans la saison la plus froide.
Il est défendu aux Yézidis d’ajuster leurs moustaches avec des ciseaux, ils doivent les laisser croître naturellement: aussi y en a-t-il parmi eux dont on aperçoit à peine la bouche.
Cette secte a aussi ses satrapes, qui sont connus du côté d’Alep sous le nom de fakiran, et que le vulgaire appelle karabasche, parce qu’il portent sur la tête un bonnet noir avec des bandelettes de même couleur. Leur manteau ou aba, est pareillement noir, mais leurs habits de dessus sont blancs. Ces gens-là sont en très petit nombre; partout où ils vont, on leur baise les mains, et on les reçoit comme des ministres de bénédiction, et de présages de bonne fortune.
Quand on les appelle auprès d’un malade, ils lui imposent les mains sur le cou et sur les épaules, et sont bien récompensés de leurs peines. Si ils sont mandés pour assurer à un mort le bonheur dans l’autre monde avant de vêtir le cadavre, ils le dressent sur ses pieds, et lui touchent légèrement le cou et
870
les épaules; ensuite ils le frappent de la paume de la main droite, lui adressant en même temps ces mots en langue kurde, ara béhescht, c’est-à-dire vas en paradis. Ils sont chèrement payés pour cette cérémonie, et ne se contentent point d’une modique rétribution.
Les Yézidis croient que les âmes des morts vont dans un lieu de répos où elles jouissent d’un degré de félicité plus ou moins grand, en proportion de leurs mérites; et qu’elles apparoissent quelquefois en songe à leurs parents et à leurs amis, pour leur donner avis de ce qu’elles désirent. Cette croyance leur est commune, avec les Turcs. Ils sont persuadés aussi qu’au jour du jugement universel, ils s’introduiront dans le paradis, les armes à la main.
Les Yésidis sont partagés en plusieurs peuplades ou trubus, indépendantes les unes des autres. Le chef suprême de leur secte n’a d’autorité, pour le temporel, que sur sa seule tribu: néanmoins, lorsque plusieurs tribus sont en différent les unes avec les autres, il est de son devoir d’employer sa médiation pour les consilier, et il est rare que les efforts qu’il fait pour cela ne soient pas couronnés d’un heureux succés. Quelques-unes de leurs tribus demeurent dans les domaines du prince de Gioulemerk, d’autres dans le territoire du prince le Gézirèk; il y en a qui font leur résidence dans les montagnes dépendantes du gouvernement de Diarbékir, d’autres sont dans le ressort du prince d’Amadia. Du nombre de ces dernières, est la plus noble de toutes les tribus, qui est connue sous le nom de scheikhan, et dont le scheikh, qu’ils appellent mir, c’est-à-dire prince est le chef suprême de la religion, et le gardien du tombeau du scheikh Adi. Les chefs des villages occupés par cette tribu descendent tous d’une même famille, et pourroient se disputer la primatie si il survenoit entre eux quelque division. Cependant entre toutes leurs peuplades, la plus puissante et la plus redoutable est celle qui habite la montagne de Singiar entre Moussol et le fleuve Khabour, et qui est divisée entre deux scheikhs, dont l’un commande à la partie du Levant, et l’autre à celle du Midi. La montagne du Singiar fertile en diverses sortes de fruits, est d’un accès très difficile, et la peuplade qui l’occupe met sur pied plus de six mille fusiliers, sans compter la cavalerie armée de lances. Il ne se passe guère d’année, que quelque grosse caravane ne soit dépouillée par cette tribu. Les Yézidis de cette montagne ont soutenu plusieurs guerres contre les pachas de Moussol et de Bagdad; dans ces occasions, après qu’il y a eu beaucoup de sang répandu de part et d’autre, le tout finit par s’arranger moyennant de l’argent. Ces Yézidis sont redoutés en tout lieu, à cause de leur cruauté: lorsqu’ils exercent leurs brigandages armés ils ne se bornent pas à dépouiller les personnes qui tombent entre leurs mains, ils les tuent toutes sans exception; si dans le nombre il se trouvent des scherifs, descendans de Mahomet ou des docteurs musulmans, ils les font périr d’une manière plus barbare, et avec plus de plaisir, croyant acquérir par-là un plus grand mérite.
Le Grand-Seigneur tolére les Yézidis dans ses états, parce que, suivant l’opinion des docteurs mahométans, l’on doit considérer comme fidèle et vrai
871
croyant, tout homme qui fait profession des dogmes fondamentaux, il n’y a point d’autre Dieu que Dieu, et Mahomet est l’apôtre de Dieu, quoique d’ailleurs il manque à tous les autres préceptes de la loi musulmane.
D’un autre côté, les princes kurdes souffrent les Yézidis pour leur intérêt particulier: ils tâchent même d’attirer un plus grand nombre de tribus de cette nation, dans leurs domaines; car les Yézidis étant d’un courage à toute épreuve bons soldats tant de pied que de cheval, et très-propres à faire un coup de main et à piller de nuit les campagnes et les villages, ces princes s’en servent avec beaucoup d’avantages, soit pour reduire celles des tribus mahométanes de leur ressort qui leur refusent l’obéissance, soit pour combattre les autres princes, quand ils sont en guerre avec eux. D’ailleurs les Mahométans sont dans la ferme persuasion que tout homme qui périt de la main de ces sectaires, meurt martyr; aussi le prince d’Amadia a-t-il soin de tenir toujours auprès de lui un bourreau de cette nation, pour exécuter les sentences de mort contre les Turcs. Les Yézidis ont la même opinion rélativement aux Turcs, et la chose est réciproque; si un Turc tue un Yézidi, il fait une action très agréable à Dieu, et si un Yézidi tue un Turc, il fait une oeuvre très-méritoire aux yeux du grand scheikh, c’est-à-dire du Diable. Lorsque le bourreau d’Amadia est demeuré quelques années au service du prince, il quitte son emploi, afin qu’un autre puisse, en lui succédant acquérir le même mérite; et en quelque lieu que le bourreau, après avoir résigné cette charge, se présente chez les Yézidis, on le reçoit avec vénération, et on baise ses mains, sanctifiées par le sang des Turcs.
Les Persans au contraire, et tous les Mahométans attachés à la secte d’Ali, ne souffrent point de Yézidis, dans leurs états; bien plus, il est défendu parmi eux de laisser la vie à ces sectaires.
Il est permis aux Turcs, lorsqu’ils sont en guerre avec les Yézidis, de faire esclaves leurs femmes et leurs enfans, et de les garder pour leur propre usage, ou de les vendre; les Yézidis n’ayant pas la même permission à l’égard des Turcs font tout périr. Si un Yézidi veut se faire Turc, il suffit, pour toute profession de foi, qu’il maudisse le Diable, et ensuite qu’il apprènne à son aise à faire les prières à la manière des Turcs: car les Yézidis reçoivent la circoncision huit jours après leur naissance.
Tous les Yézidis parlent la langue kurde; il y en a parmi eux qui savent le turc ou l’arabe, parce qu’ils ont souvent occasion de frèquenter des personnes qui parlent l’une ou l’autre de ces langues, et à cause de l’avantage qu’ils trouvent à traiter leur propres affaires avec plus de sûreté, en ne se servant point d’interpètes.
Sans doute les Yézidis ont bien d’autres erreurs ou superstitions, mais comme ils n’ont aucun livre, celles que j’ai exposées sont les seules dont j’aie pu me procurer la connaissance. D’ailleurs beaucoup de choses, chez eux, sont sujettes à changer, en conséquence des prétendues révélations de leur kotchek, ce qui augmente la difficulté de connoître à fond leur doctrine.
872
Перевод:
Заметка о секте езидов
Среди многочисленных сект, возникших в Месопотамии среди мусульман после смерти их пророка, ни одна не ненавистна всем прочим в такой мере, как секта езидов. Езиды взяли свое имя от шейха Иезида, основателя их секты и отъявленного врага семьи Али. Учение, которое они исповедуют, является смешением манихеизма, магометанства и верования древних персов. Оно сохраняется среди них посредством предания и передается от отца к сыну без помощи какой бы то ни было книги: ибо им запрещено учиться читать и писать. Это отсутствие книг является, без сомнения, причиной того, что магометанские историки упоминают об этой секте лишь вскользь, обозначая этим именем людей, преданных богохульству, жестоких варваров, проклятых богом и изменивших религии своего пророка. Вследствие этого не удается добыть относительно верования езидов никаких точных сведений, если не считать того, что можно теперь среди них наблюдать.
Первое правило езидов — заручиться дружбой дьявола и браться за оружие для его защиты. Потому они воздерживаются не только от того, чтобы его называть, но и от того даже, чтобы употреблять какое-либо выражение, приближающееся по созвучию к его имени. Например, река на обычном языке называется шатт, и так как это слово имеет легкую связь со словом шайтан, именем дьявола, езиды называют реку аве Мазен, то есть большая вода. Подобно этому еще: турки часто проклинают дьявола, пользуясь для этого словом наль, которое значит проклятие; езиды же тщательно избегают всех слов, которые имеют с ним некоторую аналогию. Поэтому вместо слова наль, которое кроме того значит подкова, они говорят соль, то есть подошва башмаков лошади, и заменяют словом солькер, которое значит сапожник, термин обычного языка нальбенда, что значит кузнец. Кто посещает места, где они проживают, должен быть очень внимателен к тому, чтобы не произнести слов дьявол и проклятый, и особенно слов: да будет проклят дьявол; иначе он очень сильно рискует, что с ним плохо обойдутся, даже убьют его. Когда дела привлекают езидов в турецкие города, им нельзя нанести большей обиды, как проклясть дьявола в их присутствии, а если лицо, совершившее эту неосторожность, будет встречено в пути езидами и узнано ими, оно подвергается большой опасности испытать их месть. Не раз случалось, что члены этой секты, будучи задержаны вследствие какого-нибудь преступления турецким правосудием и приговорены к смерти, предпочитали итти на то, что приговор будет приведен в исполнение, чем использовать возможность, которая им предоставлялась, избегнуть этого, прокляв дьявола.
Дьявол не имеет имени на языке езидов. Самое большее, если они пользуются для того, чтобы обозначать его, перифразой: шейх мазен, великий начальник. Они признают всех пророков и всех святых,
873
чтимых христианами и имена которых носят расположенные по соседству с селениями езидов монастыри. Они верят, что все эти святые, когда они жили на земле, были отличены от других людей, смотря по тому, насколько в них пребывал дьявол. В особенности, по их мнению, он более всего проявился в Моисее, Иисусе Христе и Магомете. Словом, они думают, что повелевает бог, но что он поручает возможностям дьявола исполнение своих повелений.
Утром, едва солнце начинает всходить, они босыми бросаются на колени и, повернувшись лицом к этому светилу, повергаются ниц в благоговении, прижимаясь лбом к земле. Для выполнения этого молитвенного действия они уединяются далеко от людей; они делают все возможное, чтобы их не видели, пока они выполняют этот долг, от которого они даже освобождают себя, смотря по обстоятельствам.
У них нет ни постов, ни молитв, и, чтобы оправдать себя в упущении этих дел набожности, они говорят, что шейх Иезид выполнил их за всех, кто будет исповедывать его учение, до конца дней, и что он получил в этом положительное уверение в своих откровениях. Вследствие этого им и запрещается учиться читать и писать. Однако все начальники племен и больших деревень оплачивают магометанского наставника, чтобы читать и переводить письма, которые им адресованы турецкими вельможами и пашами, и чтобы отвечать на них. В отношении дел, которые они имеют между собой, они никогда не доверяются человеку другой религии; они посылают свои распоряжения и поручают все свои дела устно людям своей секты.
Не имея ни молитв, ни постов, ни жертвоприношений, они не имеют также и никаких праздников. Однако они устраивают на десятый день после августовского новолуния собрание в соседстве с могилой шейха Ади. Это собрание, на которое множество езидов сходятся из отдаленных местностей, длится весь этот день и следующую ночь. Пять или шесть дней до и после дня, когда оно имеет место, маленькие караваны рискуют подвергнуться в равнинах Моссула и Курдистана нападению этих паломников, которые всегда путешествуют по несколько человек вместе, и редкий год проходит без того, чтобы это паломничество не дало повода для какого-нибудь досадного происшествия.
Говорят, что большое количество женщин езидов, за исключением, впрочем, девушек, которые еще не замужем, отправляются из соседних деревень на это собрание, и что этой ночью, хорошо выпив и поев, гасят все огни и больше уже не говорят до приближения зари, когда все расходятся. Можно вообразить, что происходит в этом безмолвии и под покровом тьмы.
Никакой вид пищи не запрещен езидам, за исключением латука и тыквы. Они никогда не пекут дома пшеничного хлеба, а только ячменный. Не знаю, какая к тому причина.
Для своих клятв они употребляют те же формулы, которые в обычае среди турок, христиан и евреев, но самая сильная клятва, которую они
874
между собой употребляют, это клятва знаменем Иезида, то есть клятва их религией.
Эти сектанты имеют очень большое уважение к христианским монастырям, находящимся в их окрестностях. Когда они их посещают, то снимают свою обувь, прежде чем войти в ограду, и, идя босиком, целуют дверь и стены; они думают этим заручиться покровительством святого, имя которого носит монастырь. Если им случается во время болезни увидеть во сне какой-нибудь монастырь, то, едва выздоровев, они отправляются посетить его, с приношениями воска, меда или чего-нибудь другого. Они остаются там около четверти часа и снова целуют его стены, прежде чем удалиться. Они без всякого затруднения целуют руку патриарху или епископу, являющемуся настоятелем монастыря. Что касается мечетей турок, они воздерживаются от входа туда.
Езиды признают главой своей религии шейха, управляющего тем племенем, которому поручена охрана могилы шейха Ади, восстановителя их секты. Эта могила находится в ведении князя Амадийского. Начальник этого племени всегда должен быть взят из потомства шейха Иезида; он утверждается в должности князем Амадийским, по просьбе езидов и при помощи подарка в несколько кошельков. Уважение, которое эти сектанты питают к главе своей религии, столь велико, что они почитают себя очень счастливыми, когда могут получить одну из его старых рубашек себе на саван: они верят, что это обеспечивает им более выгодное место на том свете. Некоторые отдают до сорока пиастров за подобную реликвию, и, если они не могут получить ее целиком, они довольствуются частью ее. Иногда сам шейх посылает в подарок одну из своих рубашек. Езиды тайно препровождают этому верховному главе часть добычи от всех своих грабежей, чтобы возместить его расходы, вызванные гостеприимством, которое он оказывает членам своей секты.
Глава езидов всегда имеет при себе другое лицо, которое они называют кочек и без совета которого он ничего не предпринимает. Кочек рассматривается как оракул главы секты, потому что он имеет привилегию непосредственно принимать откровения дьявола. Поэтому, если езид колеблется, должен ли он предпринять какое-нибудь важное дело, он отправляется к кочеку спросить его мнения, которого он, впрочем, не получает без того, чтобы это не стоило ему некоторых денег. Прежде чем высказать совет, кочек, чтобы придать больше веса своему ответу, растягивается во всю длину на полу и, укрывшись, спит или делает вид, что спит, после чего говорит, что ему было открыто во сне то или иное решение; иногда чтобы дать ответ, он берет отсрочку в две или три ночи. Следующий пример покажет, сколь велико доверие, питаемое к его откровениям. Примерно до времени лет сорок до нас женщины езидов, как арабские женщины, носили, чтобы сберечь мыло, синие рубашки, выкрашенные индиго. Однажды утром, когда этого всего менее
875
ожидали, кочек отправился к главе секты и заявил ему, что в прошедшую ночь ему было открыто, что синий цвет предвещает несчастие и не нравится дьяволу. Этого было достаточно, чтобы немедленно разослать всем племенам с нарочными предписание запретить синий цвет, сбыть с рук все платья этого цвета и заменить их белой одеждой. Это предписание было выполнено с такой точностью, что, если бы в наши дни езиду, которому пришлось поместиться у турка или христианина, дали синее одеяло, он скорее стал бы спать под одной своей одеждой, чем употребить это одеяло, будь это хоть в самое холодное время года.
Езидам запрещено подправлять усы ножницами, они должны предоставить им расти естественно: поэтому среди них находятся такие, у которых едва заметен рот.
Эта секта имеет также своих сатрапов, известных в местности близ Алеппо под именем факиран и которых простолюдин называет карабаш, так как они носят на голове черную шапку с завязками того же цвета.
Их верхняя одежда, или аба, также черная, но их нижнее платье — белое. Этих людей очень небольшое количество; всюду, куда они ходят, им целуют руки и встречают их как посланцев благословения и счастливых предзнаменований.
Когда их призывают к больному, они возлагают ему руки на шею и плечи и бывают хорошо вознаграждены за свой труд. Если они вызваны, чтобы обеспечить умершему блаженство на том свете, они, прежде чем одеть тело, ставят его на ноги и слегка касаются его шеи и плеч; затем они ударяют его ладонью правой руки, обращаясь к нему одновременно со следующими словами на курдском языке: ара бехешт, то есть иди в рай. Они дорого оплачиваются за этот обряд и не довольствуются умеренным вознаграждением.
Езиды верят, что души умерших отправляются в место успокоения, где они наслаждаются большей или меньшей степенью блаженства соразмерно с их заслугами, и что они иногда являются во сне своим родным и друзьям, чтобы сообщить им свои пожелания. Это верование общее у них с турками. Они также убеждены, что в день страшного суда они проникнут в рай с оружием в руках.
Езиды делятся на несколько народностей, или племен, независимых друг от друга. Светская власть верховного главы их секты распространяется только на одно его племя. Тем не менее, когда несколько племен находятся между собой в раздоре, его долг взять на себя посредничество в их примирении; редко случается, чтобы усилия, которые он для этого употребляет, не увенчались успехом. Некоторые из их племен живут во владениях князя Джулемеркского, другие на территории князя Джезиретского, есть среди них и такие, которые имеют местопребывание в горах, подчиненных управлению Диарбеккира, другие находятся в области князя Амадийского.
876
К числу последних относится самое благородное из всех племен, известное под названием шейхан, верховным главой религии которых и хранителем могилы шейха Ади, является шейх, которого они называют мир, то есть князь. Начальники деревень, занимаемых этим племенем, происходят все из одной семьи и могли бы оспаривать друг у друга первенство, если бы между ними произошло какое-нибудь несогласие. Однако среди всех их племен самым могущественным и внушающим наибольший страх является то, которое населяет гору Синджар между Моссулом и рекой Хабур и которое поделено между двумя шейхами, из коих один управляет восточной частью, а другой южной. Гора Синджар, богатая разными сортами плодов, очень трудно доступна, и племя, которое ее занимает, может выставить свыше шести тысяч стрелков, не считая кавалерии, вооруженной копьями. Не проходит года, чтобы какой-нибудь крупный караван не был ограблен этим племенем. Езиды этой горы выдержали несколько войн против пашей Моссула и Багдада. В таких случаях после того, как бывает пролито много крови с той и с другой стороны, все в конце концов улаживается при помощи денег. Эти езиды всюду вызывают страх своей жестокостью, когда они разбойничают, они не ограничиваются тем, что грабят людей, попадающих им в руки, но всех их без исключения убивают, и если среди них находятся шерифы, происходящие от Магомета или от мусульманских наставников, они их истребляют более варварским способом и с большей радостью, предполагая, что это составляет большую заслугу.
Султан терпит езидов в своем государстве, потому что, по мнению магометанских наставников, следует признавать верным и истинно ворующим всякого, кто исповедует основные догматы («Нет бога иного, кроме бога» и «Магомет — апостол бога»), хотя бы он в остальном не исполнял всех предписаний мусульманской веры.
С другой стороны, курдские князья терпят езидов ради своей частной выгоды: они стараются даже привлечь большее число племен этого народа в свои владения, так как езиды, будучи испытанной храбрости, хорошие солдаты, как пешие, так и конные, и очень пригодны на всякое смелое предприятие и на ночной грабеж в деревнях, почему эти князья и пользуются ими с большой выгодой, либо чтобы укротить те из магометанских племен их округа, которые им отказывают в подчинении, либо чтобы бороться с другими князьями, когда между ними идет война. Впрочем, все магометане твердо убеждены, что всякий, кто гибнет от руки этих сектантов, умирает мучеником; поэтому князь Амадийский всегда заботится о том, чтобы постоянно держать при себе палача из этого народа, чтобы приводить в исполнение смертные приговоры против турок. Езиды имеют те же взгляды относительно турок, и дело это взаимно: если турок убивает езида, он совершает угодный богу поступок, а если езид убивает турка, он совершает дело очень достойное в глазах великого шейха, то есть дьявола. Когда амадийский палач несколько лет пробыл на
877
службе у князя, он оставляет свою должность для того, чтобы другой мог, сделавшись его преемником, стать столь же достойным. Куда бы к езидам ни являлся палач после того, что он сложил с себя свои обязанности, его встречают с уважением и целуют его руки, освященные кровью турок.
Напротив того, персы и все магометане, входящие в секту Али, не терпят езидов в своих владениях; более того, среди них запрещено оставлять в живых этих сектантов.
Туркам разрешается, когда они воюют с езидами, обращать в рабство их жен и детей и оставлять их себе для собственной надобности или продавать их; езиды, не имея того же разрешения по отношению к туркам, всех их истребляют. Если езид хочет объявить себя турком, достаточно, чтобы он, вместо всякого исповедания веры, проклял дьявола, а затем пусть он спокойно учится молиться по обычаю турок: ибо езиды получают обрезание через восемь дней после рождения.
Все езиды говорят на курдском языке; среди них есть и такие, которые знают турецкий или арабский, так как им часто случается посещать людей, говорящих на том или другом из этих языков, а также из-за преимуществ, которые они видят в том, чтобы вести свои собственные дела с большей уверенностью, не пользуясь переводчиками.
Без сомнения, езидам свойственно еще много других заблуждений или суеверий, но изложенные мною являются единственными, о которых мне удалось получить сведения, так как у езидов нет никаких книг. Впрочем, многое у них изменяется вследствие так называемых откровений, что увеличивает трудность основательно узнать их учение.
Рукопись этого текста находится в неправильно сшитой жандармами тетради № 2383, лл. 36—39 и 60—62. Обложка (л. 35) с заглавием: «Приложенія къ Путешествію въ Арзрумъ, 1835», является автографом Пушкина. «Маршут от Тифлиса до Арзрума» имеется в рукописи неизвестной руки к в копии писаря, писавшего и часть текста «Путешествия в Арзрум» в этой тетради (№ 2383). «Notice sur la secte» — писарская копия, написанная той же рукой. Обложка и «Notice sur la secte» написаны на листах несколько меньшего формата, чем in fo, белой плотной бумаги с желтоватым оттенком, без водяного знака. Текст «Путешествия в Арзрум» в писарской копии писан на бумаге in fo, с водяным знаком: «А. Г. 1834».
Очевидно, Пушкин, готовя в 1835 г. к изданию «Путешествие в Арзрум», предполагал приложить маршрут от Тифлиса до Арзрума и «Notice sur la secte des Yézidis», текст которой печатается нами впервые.
Выписка о секте езидов сделана писарем по указанию Пушкина из книги «Description du Pachalik de Bagdad, suivie d’une Notice historique sur les Wahabis, et de quelques autres pièces relatives à l’Histoire et à la Littérature de l’Orient. Par M. ***. Paris 1809» («Описание Багдадского
878
Пашалыка, сопровожденное исторической заметкой о вагабисах и несколькими другими сочинениями, относящимися к истории и литературе Востока. Соч. г. ***. Париж 1809»). Предисловие подписано буквами S. de S.
Среди приложений к этой книге имеется «Notice sur les Yézidis» (стр. 191—210), текст которого скопирован писарем для Пушкина в точности, если не считать, что все редакторские сноски опущены. В заметке (стр. 185—190), предваряющей это приложение, рассказывается, что автором «Заметки об езидах» является монах Морис Гардзони, бывший в течение 18 лет миссионером в Курдистане. Выпустив в 1787 г. в Риме грамматику и словарь курдского языка, Гардзони привлек интерес к этому народу, и некий аббат Сестини, побывав у Гардзони в Курдистане, побудил его написать заметку о религии курдов, которая и вошла в сборник «Viaggie opuscoli diversi di Domenico Sestini («Описание путешествий и различные заметки Доменика Сестини»), напечатанный в 1807 г. в Берлине. Переведенная на французский язык неким S. de S. и озаглавленная «Notice sur les Yézidis», статья эта была помещена в приложениях к книге «Description du Pachalik de Bagdad...» и в таком виде, на французском языке, должна была войти в приложения к отдельному изданию «Путешествия в Арзрум». Что Пушкин хотел дать статью в своей книге, не переводя ее на русский язык, доказывается тем, что книга эта была в библиотеке у Пушкина (см. ПС IX—X, № 869), и ему не имело смысла заказывать ее списывать для перевода. В писарской копии есть одна карандашная помета, указывающая, что Пушкин просматривал этот текст: слова «Иисус Христос» вычеркнуты. Очевидно это было сделано применительно к цензуре в России.
Поводом поместить эту заметку при «Путешествии в Арзрум» послужило то обстоятельство, что в III главе Пушкин рассказывает о своем знакомстве с езидами:
«В войске нашем находились и народы закавказских наших областей, и жители земель, недавно завоеванных. Между ими с любопытством смотрел я на язидов, слывущих на Востоке дьяволопоклонниками. Около трехсот семейств обитают у подошвы Арарата. Они признали владычество русского государя. Начальник их, высокий, уродливый мужчина, в красном плаще и черной шапке, приходил иногда с поклоном к генералу Раевскому, начальнику всей конницы. Я старался узнать от язида правду о их вероисповедании. На мои вопросы отвечал он, что молва, будто бы язиды поклоняются сатане, есть пустая басня; что они веруют в единого бога, что по их закону проклинать дьявола, правда, почитается неприличным и неблагородным, ибо он теперь несчастлив, но со временем может быть прощен, ибо нельзя положить пределов милосердию Аллаха. Это объяснение меня успокоило. Я очень рад был за язидов, что они сатане не поклоняются, и заблуждения их показались мне уже гораздо простительнее».