13.

Бари Корнуол. «Марциан Колонна»

<на обороте:>

    Земля ничего не имѣетъ моря chance2                                          волнуетъ ruffles3

[Довольно для земли!] — ни accident4 ни переливы не измѣняютъ
ея поверхности, духи ея не смѣютъ дать отвѣтъ бурно проснувшемуся

95

воздуху — но по ея пространству слабыя властители разпоряжаются

                      ранятъ

по волѣ, и [раздираютъ] ея грудь какъ идетъ

Всегда одна, она не имѣетъ ни прилива ни [волнъ]. отлива —

                  statio1                                                            возвращаются

но въ ихъ положеный кругъ Времена приходятъ и [проходятъ]
какъ видѣнья къ своимъ незримымъ жилищамъ — и вновь приходятъ
и изчезаютъ — молодая весна всегда блеститъ листьями и

                                       кличетъ            е                  ое      дѣло

цвѣтомъ, и всегда зима [winds]2 сво[й] печальн[ый] [рогъ], когда

                                       потеряннымъ

дикая осень съ видомъ [забытомъ] умираетъ въ своей бурной

                                                     вянутъ

зрѣлости — и небо плачетъ и [ник] цвѣты когда бѣжитъ лѣто —

Ты одинъ, ужасный Океанъ — имѣешь власть волю и гласъ;
и въ твоей wrathful3 часъ когда ты свой гнѣвъ lift.4 къ облакамъ
ужасная и великолепная краса покрываетъ твое широкое седое
чело —

Автограф находится в ИРЛИ (№ 357), куда поступил из Онегинского собрания (ПС XII, стр. 18, № 45).

Текст, написанный чернилами, расположен на первой странице сложенного пополам полулиста простой писчей бумаги; прозаический текст помещается на 4 странице того же листа. На четвертушках этих — жандармские пометы 78 и 79.

Впервые текст был опубликован Н. В. Яковлевым в НП, 141—144, и вторично — в переиздании этой книги. Яковлевым установлено, что английская выписка и перевод сделаны Пушкиным из поэмы Бари Корнуоля — «Marcian Colonna» (часть III, строфа VII).

Приводим текст английского оригинала:

The earth hath nought of this: no chance nor change
Ruffles ist surface, and no spirits dare
Give answer to the tempest-waken air;
But o’er its wastes the weakly tenants range
At will, and wound its bosom as they go:
Ever the same, it hath no ebb, no flow;
But in their stated rounds the seasons come,
And pass like visions to their viewles home,

96

And come again, and vanish: the young Spring
Looks ever bright with leaves and blossoming;
And Winter always winds his sullen horn,
When the wild Autumn with a look forlorn
Dies in his stormy manhood; and the skies
Weep and flowers sicken when the Summer flies.
— Thou only, terrible Ocean hast a power,
A will, a voice, and in thy wrathful hour,
When thou dost lift thine anger to the clouds,
A fearful and magnificent beauty shrouds
Thy broad green forehead.

Перевод:

У земли ничего этого нет; ни случайности, ни перемены
Не тревожат ее поверхности, и никакие духи не дерзают
Дать ответ разбуженному бурей воздуху;
Но на ее просторах хилые обитатели бродят,
Как хотят, и ранят ее грудь, ступая по ней.
Всегда одна и та же, она не имеет ни отливов, ни приливов.
Но положенными кругами приходят времена года,
И проходят как призраки на свою незримую родину,
И приходят вновь и исчезают: Юная Весна,
Всегда блистательная листьями и цветами.
И Зима всегда трубит в свой унылый рог.
Когда дикая Осень с потерянным взглядом
Умирает в своей бурной зрелости и небеса
Плачут и цветы чахнут; когда отлетает Лето —
Лишь ты, ужасный Океан, имеешь власть,
Волю, голос; и в час твоего гнева,
Когда ты подъемлешь свою ярость к облакам,
Страшная и великолепная красота окутывает
Твое широкое зеленое чело.

Издание, которым Пушкин мог пользоваться, был сборник четырех поэтов: «Poetical Works of Milman, Bowles, Wilson and Barry Cornwall». P. 1829 (у Пушкина в библиотеке этой книги не было). Этим определяется и датировка этого автографа — не ранее 1829 г. Н. В. Яковлев относит этот перевод предположительно к болдинской осени 1830 г., когда Пушкин вообще пользовался английскими поэтами («Пир во время чумы», «Цыганы»). Но стихотворный перевод из драматической пьесы Бари Корнуоля «Сокол» — «О бедность! Затвердил я наконец Урок твой горький» — датируется предположительно 1835 г., так что не исключено отнесение к этому же времени и перевода из «Марциана Колонны».