<16-го декабря 1831 г. Москва.>
Милый мой другъ, ты очень мила, ты пишешь мнѣ часто, одна бѣда: письма твои меня нерадуютъ. Что такое vertige? обмороки или тошнота? видѣлась-ли ты съ бабкой? пустили ли тебѣ кровь? Все это ужасъ меня безпокоитъ. Чѣмъ больше думаю, тѣмъ яснѣе вижу что я глупо сдѣлалъ что уѣхалъ отъ тебя. Безъ меня ты что нибудь съ собой да напроказишь. Того и гляди выкинешь... За чѣмъ ты не ходишь? а дала мнѣ честное слово что будешь ходить по 2 часа въ сутки. Хорошо ли это? Богъ знаетъ кончу-ли здѣсь мои дѣла, Но къ празднику къ тебѣ приѣду – Голкондскихъ Алмазовъ дожидаться не намѣренъ, и въ новый годъ вывезу тебя въ бусахъ. Здѣсь мнѣ скучно; Нащ. занять дѣлами, а домъ его такая безтолочь и Ералашъ, что голова кругомъ идетъ. Съ утра до вечера у него разные народы: игроки, отставные гусары, студенты, стряпчіе, цыганы, шпіоны, особенно заимодавцы. Всѣмъ вольный входъ. Всѣмъ до него нужда; всякой кричитъ, куритъ трубку, обѣдаетъ, поетъ, пляшетъ; угла нѣтъ свободнаго – что дѣлать? Между тѣмъ денегъ у него нѣтъ, кредита нѣтъ – время идетъ, a дѣло мое не разпутывается – Все это поневолѣ меня бѣситъ – Къ тому же я опять застудилъ себѣ руку, и письмо мое вѣроятно будетъ пахнуть бобковой мазью какъ твои визитные билеты. Жизнь моя однообразная, выѣзжаю рѣдко – Званъ былъ всюду, но былъ у одной Солданъ, да у Вяземской, у которой увидѣлъ я твоего Давыдова – не женатаго (утѣшься). Вчера Нащ. задалъ намъ Цыганской вечеръ; я такъ отъ этого отвыкъ, что отъ крику гостей и пѣнья Цыганокъ до сихъ поръ голова болитъ – Тоска, мой Ангелъ – до свиданія.
16 дек.
На обороте: Натальѣ Николаевнѣ Пушкиной въ С. Петербургъ въ Галерной, въ домѣ Брискорнъ.
Почтовый штемпель: Москва. 19 дек.
______