500

К дополнению к т. I.

180а. О. С. Пушкиной (стр. 125). Впервые напечатано Б. Л. Модзалевским в «Известиях Академии Наук СССР» 1927 г., № 1 — 2, стр. 151 — 156, по автографу, найденному им среди автографов Пушкина из Остафьевского архива (ныне в Центрархиве); подлинник — на листе почтовой бумаги большого формата с водяными знаками: Гг. Х. 1824 Г.

Перевод: «Мой дорогой друг, полагаю, что вы приехали. Сообщи мне, когда вы рассчитываете отправиться в Москву, и дай мне ваш адрес. Я очень грустен от того, что со мной произошло, но я это предсказывал, а сие очень утешительно, как тебе известно. Я не жалуюсь на мать, — наоборот, я ей очень признателен: она думала сделать для меня хорошо, она принялась за это горячо, и не ее вина, что она ошиблась. Но мои друзья! они сделали как раз то, что̀ я заклинал их не делать. Что за безумное упорство принимать меня за дурака и толкать меня в беду, которую я предвидел, на которую я им указывал! Они возбуждают неприязненные чувства в его величестве, продляют мое изгнание, издеваются над моим существованием, и когда поражаются всеми этими ошибками, — они говорят комплименты насчет моих прекрасных стихов и идут себе ужинать. Что́ делать? я грустен и обескуражен, мысль ехать во Псков представляется мне в высшей степени нелепой; но так как будут довольны, если я буду не в Михайловском, то я и ожидаю, чтобы мне на то было дано приказание. Всё это — дело легкомыслия, жестокости непонятной. — Еще одно слово: здоровье мое требует другого климата, а его величеству не сказали о том ни слова. Его ли вина, что он ничего об этом не знает? Мне говорят, что общество в негодовании, — я — тоже, но я негодую на беспечность и легкомыслие тех, которые мешаются в мои дела. О, боже мой, избавь меня от друзей! На обороте: М. Г. Ольге Пушкиной. — Няня заочно у вас, Ольга Сергеевна, ручки цалует — голубушки моей».

Датируется по связи с письмом кн. П. А. Вяземского к Пушкину от 28 августа 1825 г., в котором Вяземский приводит одну фразу из настоящего письма поэта к сестре: «Mais comme on sera bien aise de me savoir hors de Михайловски, j’attends qu’on m’en signifie l’ordre», говоря, что из письма этого О. С. Пушкина «только слез, а не толку добилась», и что она «целый день проплакала и в слезах поехала в Москву» (см. это письмо Вяземского в Акад. изд. Переписки Пушкина, т. I, стр. 277 — 281 и наше издание Писем, т. I, стр. 499 и 509 — 512). Письмо Пушкина к сестре адресовано было в Петербург, куда она должна была вернуться, с родителями, с морских купаний из Ревеля около 10 августа. Действительно, в Петербурге Пушкины уже были никак не позже 14 — 15 августа, —следовательно поэт, несомненно заранее знавший о приблизительном времени выезда сестры из Ревеля, направил ей свое письмо из Михайловского в Петербург, считая сестру и родителей уже вернувшимися туда из курорта («полагаю, что вы приехали» — писал он). 23 августа О. С. Пушкина уже отправилась из Петербурга в Москву, но всё же успела повидаться с Вяземским и передать ему письмо брата, — вероятно, накануне своего отъезда, — так как Вяземский, проводивший лето также в Ревеле и выехавший оттуда 19 августа, приехал в Петербург через два дня — т.-е. 21 числа (см. наше издание Писем, т. I, стр. 482 и 508). Тогда же, вероятно, или немного позже (но во всяком случае, до середины сентября, когда Вяземский отправился в Москву), содержание письма Пушкина к Ольге Сергеевне стало известно и Жуковскому, который, в конце сентября, писал поэту, что «крепко-было рассердился на него за письмо к его сестре» (там же, стр. 519). Не будет, кажется, поэтому, натяжкою предположить, что письмо Пушкина к сестре писано было 14 или 15 августа, в один день с письмами поэта к А. П. Керн (№ 170) и кн. П. А. Вяземскому (№ 171) и до письма к Жуковскому от 17 августа (№ 172), — уже такого спокойного и умиротворенного, в коем он предавал «дух свой» в руки своего старшего попечительного друга. — Помимо своего содержания,

501

так отчетливо рисующего душевное состояние Пушкина, его досаду на то, что и на этот раз не осуществилась его мечта попасть заграницу, — настоящее письмо важно еще тем, что представляет единственный образец не сохранившихся до нас писем Пушкина к сестре (см. наше издание Писем, т. I, стр. XXXVII); наконец, оно дорого находящеюся в конце припискою от имени няни, Арины Родионовны, — припискою, передающею, — несомненно под ее диктовку, — подлинные ее слова, такие наивные в своей простоте и ласковости.

— О хлопотах матери поэта, Н. О. Пушкиной, в пользу освобождения сына из ссылки см. в т. I, стр. 447, 462, 469 — 470, 471, 476, 477, 478, 509 — 510, 525; ср. т. II, стр. 174 — 175 (1826 г.).

—————