471

А. А. БЕСТУЖЕВ — ПУШКИНУ

9 марта 1825 г. Петербург

9 марта. 1825.

Долго не отвечал я тебе, любезный Пушкин, не вини: был занят механикою издания «Полярной». Она кончается (т. е. оживает)1, и я дышу свободнее и приступаю вновь к литературным спорам. Поговорим об Онегине.

472

Ты очень искусно отбиваешь возражения насчет предмета2 — но я не убежден в том, будто велика заслуга оплодотворить тощее поле предмета, хотя и соглашаюсь, что тут надобно много искусства и труда. Чудно привить яблоки к сосне — но это бывает, это дивит, а все-таки яблоки пахнут смолою. Трудно попасть горошинкой в ушко иглы, но ты знаешь награду, которую назначил за это Филипп! Между тем как убить в высоте орла надобно и много искусства, и хорошее ружье. Ружье — талант, птица — предмет и — для чего ж тебе из пушки стрелять в бабочку? — Ты говоришь, что многие гении занимались этим — я и не спорю, но если они ставили это искусство выше изящной, высокой поэзии — то, верно, шутя, слово Буало, будто хороший куплетец лучше иной поэмы3, нигде уже ныне не находит верующих, ибо Рубан, бесталанный Рубан написал несколько хороших стихов4, но читаемую поэму напишет не всякий. Проговориться не значит говорить, блеснуть можно и не горя. Чем выше предмет, тем более надобно силы, чтобы объять его — его постичь, его одушевить. Иначе ты покажешься мошкою на пирамиде — муравьем, который силится поднять яйцо орла. — Одним словом, как бы ни был велик и богат предмет стихотворения — он станет таким только в руках гения. Сладок сок кокоса, но для того, чтоб извлечь его, потребна не ребяческая сила. В доказательство тому приведу и пример: что может быть поэтичественнее Петра? И кто написал его сносно? Нет, Пушкин, нет, никогда не соглашусь, что поэма заключается в предмете, а не в исполнении! — Что свет можно описывать в поэтических формах — это несомненно, но дал ли ты Онегину поэтические формы, кроме стихов? поставил ли ты его в контраст со светом, чтобы в резком злословии показать его резкие черты?5 — Я вижу франта, который душой и телом предан моде — вижу человека, которых тысячи встречаю наяву, ибо самая холодность и мизантропия и странность теперь в числе туалетных приборов. Конечно, многие картины прелестны, — но они не полны, ты схватил петербургский свет, но не проник в него. Прочти Бейрона; он, не знавши нашего Петербурга, описал его схоже — там, где касалось до глубокого познания людей6. У него даже притворное пустословие скрывает в себе замечания философские, а про сатиру и говорить нечего. Я не знаю человека, который бы лучше его, портретнее его очеркивал характеры, схватывал в них новые проблески страстей и страстишек. И как зла, и как

473

свежа его сатира!7 Не думай, однако ж, что мне не нравится твой «Онегин», напротив. Вся ее мечтательная часть прелестна, но в этой части я не вижу уже Онегина, а только тебя8. Не отсоветываю даже писать в этом роде, ибо он должен нравиться массе публики, — но желал бы только, чтоб ты разуверился в превосходстве его над другими. Впрочем, мое мнение не аксиома, но я невольно отдаю преимущество тому, что колеблет душу, что ее возвышает, что трогает русское сердце; а мало ли таких предметов — и они ждут тебя!9 Стоит ли вырезывать изображения из яблочного семечка, подобно браминам индейским, когда у тебя в руке резец Праксителя? Страсти и время не возвращаются — а мы не вечны!!! — Озираясь назад, вижу мое письмо, испещренное сравнениями — извини эту глинкинскую страсть10, которая порой мне припадает. Извини мою искренность, я солдат и говорю прямо, в ком вижу прямое дарование. Ты великий льстец насчет Рылеева, и так же справедлив, сравнивая себя с Баратынским в элегиях, как говоря, что бросишь писать от первого поэмы — унижение паче гордости11. Я напротив скажу, что, кроме поэм, тебе ничего писать не должно. Только избави боже от эпопеи. Это богатый памятник словесности — но надгробный. Мы не греки и не римляне, и для нас другие сказки надобны12.

О здешних новостях словесных и бессловесных не многое можно сказать. Они очень не длинны по объему, но весьма — по скуке. Скажу только, что Козлов написал «Чернеца», и говорят — недурно13. У него есть искры чувства, но ливрея поэзии по нем еще не обносилась, и не дай бог судить о Бейроне по его переводам: это лорд в Жуковского пудре. Н. Языков точно имеет весь запал поэзии: чувства и охоту учиться, но пребывание его на родине14 не много дало полету воображению. Пьесы в «Полярной звезде»15 только что отзываются прежними его произведениями. Что же касается до Баратынского — я перестал веровать в его талант. Он исфранцузился вовсе. Его «Эдда» есть отпечаток ничтожности, и по предмету и по исполнению, да и в самом «Черепе» я не вижу целого — одна мысль, хорошо выраженная, и только. Конец — мишура16. Бейрон не захотел после Гамлета пробовать этого сюжета и написал забавную надпись — о которой так важно толкует Плетнев17. Скажу о себе: я с жаждою глотаю англинскую лит-ру и душой благодарен англинскому языку — он научил меня мыслить, он обратил меня к природе —

474

это неистощимый источник! Я готов даже сказать: Il n’y a point du salut hors la littérature Anglaise*. Если можешь, учись ему. Ты будешь заплочен сторицею за труды18. Будь счастлив, сколько можно —

вот желание твоего — Алек. Бестужева.

РА, 1881, кн. I, с. 425—427; Акад., XIII, № 142.

1 ПЗ на 1825 г. вышла в марте.

2 См. письмо Пушкина Рылееву от 25 января 1825 г.

3 Бестужев полемически заостряет мысль Буало о том, что хороший сонет лучше длинной поэмы (см. его «Поэтическое искусство»).

4 В. Г. Рубан (1742—1795) — поэт, автор стихов о памятнике Петру I.

5 Немаловажным фактором, определяющим оценку Бестужевым романа, служит то, что ему была известна только первая глава «Онегина».

6 Байрон в резких тонах описал Петербург в стихотворном романе «Дон-Жуан».

7 Бестужев стремился побудить Пушкина усилить гражданские темы и ноты в его творчестве.

8 См. также суждение Белинского об «Евгении Онегине»: «Можно указать на немногие творения, в которых личность поэта отразилась бы с такою полнотою, светло и ясно, как отразилась в «Онегине» личность Пушкина» («Сочинения Александра Пушкина. Статья восьмая»).

9 Верный единомышленник Рылеева, Бестужев превыше всего ставил «гражданский род» поэзии. Кроме того, он намекает на темы исторические (ср. с письмом Рылеева к Пушкину от 5—7 января 1825 г.).

10 Бестужев имеет в виду особенности слога Ф. Н. Глинки.

11 Подробнее об отношении Пушкина к поэзии Рылеева см. в переписке Пушкина с Рылеевым и примеч. к этому разделу.

12 Слегка перефразированные строки из богатырской сказки Карамзина «Илья Муромец».

13 О «Чернеце» И. И. Козлова см. в письме Плетнева к Пушкину от 3 марта 1825 г. (т. 2 наст. изд.), а также в письмах Пушкина к брату от первой половины мая 1825 г. и к Вяземскому от 25 мая 1825 г.

14 То есть в Симбирской губернии, где находилось поместье Н. М. Языкова и его братьев.

475

15 В ПЗ на 1825 год Н. М. Языков опубликовал стихотворения «Родина», «К***» и отрывок из повести «Разбойники».

16 В поэме Баратынского «Эда» и в его стихотворении «Череп» Бестужев усматривал отсутствие центральной высокой идеи.

17 Автор письма имеет в виду стихотворение Байрона «Надпись на кубке из черепа». По-видимому, Бестужев, подобно другим декабристам-литераторам, чрезвычайно высоко ценил образы Жизни и Смерти в русской поэзии. Именно поэтому он считал недопустимым поэтическое «обыгрывание» темы Гамлетовского черепа. В ПЗ на 1825 год Бестужев не без желчи писал: «Мне кажется, что г. Плетнев не совсем прав, расточая в обозрении полною рукою похвалы всем и уверяя некоторых поэтов, что они не умрут потому только, что они живы...» («Взгляд на русскую словесность в течение 1824 и начале 1825 годов»).

18 Бестужев изучал английский язык с начала 1824 г. и с увлечением читал в подлиннике Шекспира, Байрона и Вальтера Скотта. Подробнее о влиянии изучения английской литературы на творческую и критическую деятельность Бестужева см.: Мордовченко, с. 350—351.

Сноски

Сноски к стр. 474

* Нет спасенья вне английской литературы (фр.).