416

Е. А. БАРАТЫНСКИЙ — ПУШКИНУ

Первая половина (после 7) декабря 1825 г.¹ Москва

Благодарю тебя за письмо, милый Пушкин: оно меня очень обрадовало, ибо я очень дорожу твоим воспоминанием. Внимание твое к моим рифмованным безделкам заставило бы меня много думать о их достоинстве, ежели б я не знал, что ты столько же любезен в своих письмах, сколько высок и трогателен в своих стихотворных произведениях.

Не думай, чтобы я до такой степени был маркизом², чтоб не чувствовать красот романтической трагедии! Я люблю героев Шекспировых, почти всегда естественных, всегда занимательных, в настоящей одежде их времени и с сильно означенными лицами. Я предпочитаю их героям Расина;

417

но отдаю справедливость великому таланту французского трагика. Скажу более: я почти уверен, что французы не могут иметь истинной романтической трагедии. Не правила Аристотеля налагают на них оковы — легко от них освободиться, — но они лишены важнейшего способа к успеху: изящного языка простонародного. Я уважаю французских классиков, они знали свой язык, занимались теми родами поэзии, которые ему свойственны, и произвели много прекрасного. Мне жалки их новейшие романтики: мне кажется, что они садятся в чужие сани.

Жажду иметь понятие о твоем «Годунове». Чудесный наш язык ко всему способен³, я это чувствую, хотя не могу привести в исполнение. Он создан для Пушкина, а Пушкин для него. Я уверен, что трагедия твоя исполнена красот необыкновенных. Иди, довершай начатое, ты, в ком поселился гений! Возведи русскую поэзию на ту степень между поэзиями всех народов, на которую Петр Великий возвел Россию между державами. Соверши один, что он совершил один; а наше дело — признательность и удивление.

Вяземского нет в Москве; но я на днях еду к нему в Остафьево и исполню твое препоручение⁴. «Духов»⁵ Кюхельбекера читал. Не дурно, да и не хорошо. Веселость его не весела, а поэзия бедна и косноязычна. «Эду» для тебя не переписываю, потому что она на днях выйдет из печати. Дельвиг, который в Петербурге смотрит за изданием, тотчас доставит тебе экземпляр и, пожалуй, два, ежели ты не поленишься сделать для меня, что сделал для Рылеева⁶. Посетить тебя живейшее мое желание; но бог весть когда мне это удастся. Случая же верно не пропущу. Покамест будем меняться письмами. Пиши, милый Пушкин, а я в долгу не останусь, хотя пишу к тебе с тем затруднением, с которым обыкновенно пишут к старшим.

Прощай, обнимаю тебя. За что ты Левушку называешь Львом Сергеевичем? Он тебя искренно любит и ежели по ветрености как-нибудь провинился перед тобою — твое дело быть снисходительным. Я знаю, что ты давно на него сердишься; но долго сердиться не хорошо. Я вмешиваюсь в чужое дело; но ты простишь это моей привязанности к тебе и твоему брату.

Преданный тебе

Баратынский.

Адрес мой: в Москве, у Харитона в Огородниках, дом Мясоедовой.

418

Баратынский Е. А. Сочинения. M., 1869, с. 419—421; Акад., XIII, № 235.

¹ Датируется по содержанию (см. ниже).

² Маркиз — в данном случае приверженец французского классицизма, в чем упрекал Баратынского, в частности, Дельвиг (см. письмо Дельвига Пушкину от 10 сентября 1824 г.).

³ Парафраза строки из эпистолы II («О стихотворстве») А. П. Сумарокова (1747): «Прекрасный наш язык способен ко всему».

⁴ Препоручение — по-видимому, доставить Дельвигу отрывки из 2-й главы «Онегина», находившейся у Вяземского. С той же просьбой (списать эти отрывки или поручить это Баратынскому) обращался к Вяземскому Дельвиг в письме 28 ноября 1825 г. (см. примеч. к письму Пушкина Дельвигу от октября — первой половины ноября 1825 г.). Вяземский ответил Дельвигу 7 декабря; его письмо отсылал в Петербург Баратынский, который тогда еще сообщил Вяземскому о своем намерении посетить его в Остафьеве (см.: Вацуро, с. 66—67, 258). Таким образом, настоящее письмо написано вскоре после 7 декабря.

⁵ «Шекспировы духи» (1825), драма Кюхельбекера.

⁶ Издание «Эды» задержалось до начала 1826 г. Баратынский говорит о замечаниях Пушкина на полях печатного экземпляра «Войнаровского» Рылеева (см. письмо Пушкина Рылееву от второй половины мая 1825 г.).