228

ПУШКИН — П. А. ВЯЗЕМСКОМУ

13 и 15 сентября 1825 г. Михайловское

13 сентября.

Сам съешь!¹ — Заметил ли ты, что все наши журнальные антикритики основаны на сам съешь? Булгарин говорит Федорову: ты лжешь, Федоров говорит Булгарину: сам ты лжешь. Пинский говорит Полевому: ты невежда, Полевой возражает Пинскому: ты сам невежда, один кричит: ты крадешь! другой: сам ты крадешь! — и все правы. Итак, сам съешь, мой милый; ты сам ищешь полудня в четырнадцать часов. — Очень естественно, что милость царская² огорчила меня, ибо новой милости не смею надеяться, — а Псков для меня хуже деревни, где по крайней мере я не под присмотром полиции. Вам легко на досуге укорять меня в неблагодарности, а были бы вы (чего боже упаси) на моем месте, так, может быть, пуще моего взбеленились. Друзья обо мне хлопочут, а мне хуже да хуже. Сгоряча их проклинаю, одумаюсь, благодарю за намерение, как езуит, но всё же мне не легче. Аневризмом своим дорожил я пять лет, как последним предлогом к избавлению, ultima ratio libertatis* — и вдруг последняя моя надежда разрушена проклятым дозволением ехать лечиться в ссылку! Душа моя, поневоле голова кругом пойдет. Они заботятся о жизни моей; благодарю — но черт ли в эдакой жизни. Гораздо уж лучше от нелечения умереть в Михайловском. По крайней мере могила моя будет живым упреком, и ты бы мог написать на ней приятную и полезную эпитафию. Нет, дружба входит в заговор с тиранством, сама берется оправдать его, отвратить негодование; выписывают мне Мойера, который, конечно, может совершить операцию и в сибирском руднике; лишают меня права жаловаться (не в стихах, а в прозе, дьявольская разница!), а там не велят и беситься.

229

Как не так! — Я знаю, что право жаловаться ничтожно, как и все прочие, но оно есть в природе вещей. Погоди. Не демонствуй, Асмодей: мысли твои об общем мнении, о суете гонения и страдальчества (положим) — справедливы — но помилуй... это моя религия; я уже не фанатик, но всё еще набожен. Не отнимай у схимника надежду рая и страх ада.

Зачем не хочу я согласиться на приезд ко мне Мойера? — я не довольно богат, чтобы выписывать себе славных докторов и платить им за свое лечение — Мойер друг Жуковскому — но не Жуковский. Благодеяний от него не хочу. Вот и все.

Ты признаешься, что в своем «Водопаде» ты более писал о страстном человеке, чем о воде. Отселе и неточность некоторых выражений. Благодарю от души Карамзина за «Железный колпак», что он мне присылает; в замену отошлю ему по почте свой цветной, который полно мне таскать³. В самом деле, не пойти ли мне в юродивые, авось буду блаженнее! Сегодня кончил я 2-ую часть моей трагедии — всех, думаю, будет четыре. Моя Марина славная баба: настоящая Катерина Орлова! знаешь ее? Не говори, однако ж, этого никому. Благодарю тебя и за замечание Карамзина о характере Бориса. Оно мне очень пригодилось. Я смотрел на его с политической точки, не замечая поэтической его стороны; я его засажу за евангелие, заставлю читать повесть об Ироде и тому подобное. Ты хочешь плана? возьми конец десятого и весь одиннадцатый том, вот тебе и план⁴.

Ах, мой милый, вот тебе каламбур на мой аневризм: друзья хлопочут о моей жиле, a я об жилье. Каково?

15 сентября.

Resumé:* Вы находите, что позволение ехать во Псков есть шаг вперед, а я думаю, что шаг назад — но полно об аневризме — он мне надоел, как наши журналы.

Жалею, что о Staël писал Муханов (если адъютант Раевского), он мой приятель, и я бы не тронул его, а всё же он виноват. M-me Staël наша — не тронь ее — впрочем, я пощадил его. Как мне жаль, что Полевой пустился без тебя в антикритику! Он длинен и скучен, педант и невежда — ради бога, надень на него строгий мундштук и выезжай его — на досуге. Будут и стихи, но погоди немного.

230

Горчаков мне живо напомнил Лицей⁵, кажется, он не переменился во многом — хоть и созрел и, следственно, подсох. Ты вбил ему в голову, что я объедаюсь гонением. Ох, душа моя — меня тошнит... но предлагаемое да едят.

РА, 1874, кн. I, стлб. 419 (вторая часть письма — от 15 сентября); Переписка, т. I, с. 287—290; Акад., XIII, № 214.

¹ Несколько лет спустя, когда в BE и МТ появились пародийные эпиграммы на стихотворение Пушкина «Собрание насекомых» (1829), поэт писал: «Сам съешь. Сим выражением в энергическом наречии нашего народа заменяется более учтивое, но столь же затейливое выражение: «обратите это на себя». <...> Поэту вздумалось описать любопытное собрание букашек. — Сам ты букашка, закричали бойкие журналы, и стихи-то твои букашки, и друзья-то твои букашки. Сам съешь».

² Милость царская — разрешение Пушкину лечить аневризм в Пскове.

³ О присылке «Жизни Железного колпака» см. письмо Пушкина к Жуковскому от 17 августа 1825 г. Цветной колпак — то есть колпак красного цвета, который носили санкюлоты в годы Великой французской революции. На заседаниях «Арзамаса» председатель собрания надевал красный колпак, что символизировало воинственный дух арзамасцев. Ср. со стихами Пушкина из послания к поэту В. С. Филимонову (1828):

Но старый мой колпак изношен,
Хоть и любил его поэт;
Он поневоле мной заброшен:
Не в моде нынче красный цвет.

⁴ Пушкин имеет в виду Х и XI тт. «Истории государства Российского» Н. М. Карамзина, говоря о плане «Бориса Годунова».

⁵ См. о нем примеч. к след. письму.