127

В. А. ЖУКОВСКИЙ — ПУШКИНУ

11—12 ноября 1836 г. Петербург

Ты поступаешь весьма неосторожно, невеликодушно и даже против меня несправедливо. Зачем ты рассказал обо всем Екатерине Андреевне и Софье Николаевне?1 Чего ты хочешь? Сделать невозможным то, что теперь должно кончиться для тебя самым наилучшим образом. Думав долго о том, что ты мне вчера говорил, я нахожу твое предположение совершенно невероятным. И имею причину быть уверенным, что во всем том, что случилось для отвращения драки, молодой Геккерн нимало не участвовал. Все есть дело отца, и весьма натурально, чтобы он на все решился, дабы отвратить свое несчастие. Я видел его в таком положении, которого нельзя выдумать и сыграть как роль. Я остаюсь в полном убеждении, что молодой Геккерн совершенно в стороне, и на это вчера еще имел доказательство. Получив от отца Геккерна доказательство материальное, что дело, о коем теперь идут толки, затеяно было еще гораздо прежде твоего вызова2, я дал ему совет поступить так, как он и поступил, основываясь на

128

том, что если тайна сохранится, то никакого бесчестия не падет на его сына, что и ты сам не можешь предполагать, чтобы он хотел избежать дуэля, который им принят, именно потому, что не он хлопочет, а отец о его отвращении. В этом последнем я уверен, вчера еще более уверился и всем готов сказать, что молодой Геккерн с этой стороны совершенно чист. Это я сказал и Карамзиным, запретив им крепко-накрепко говорить о том, что слышали от тебя, и уверив их, что вам непременно надобно будет драться, если тайна теперь или даже и после откроется. Итак, требую от тебя уже собственно для себя, чтобы эта тайна у вас умерла навсегда. Говорю для себя вот почему: полагая, что все обстоятельства, сообщенные мне старым Геккерном, справедливы (в чем я не имел причины и нужды сомневаться), я сказал, что почитаю его как отца вправе и даже обязанным предупредить несчастие открытием дела как оно есть; что это открытие будет в то же время и репарациею того, что было сделано против твоей чести перед светом. Хотя я не вмешался в самое дело, но совет мною дан. Не могу же я согласиться принять участие в посрамлении человека, которого честь пропадет, если тайна будет открыта. А эта тайна хранится теперь между нами; нам ее должно и беречь. Прошу тебя в этом случае беречь и мою совесть. Если что-нибудь откроется и я буду это знать, то уже мне по совести нельзя будет утверждать того, что неминуемо должно нанести бесчестие. Напротив, я должен буду подать совет противный. Избавь меня от такой горестной необходимости. Совесть есть человек; не могу же находить приличным другому такого поступка, который осрамил бы самого меня на его месте. Итак, требую тайны теперь и после. Сохранением этой тайны ты так же обязан и самому себе, ибо в этом деле и с твоей стороны есть много такого, в чем должен ты сказать: виноват! Но более всего ты должен хранить ее для меня: я в это дело замешан невольно и не хочу, чтобы оно оставило мне какое-нибудь нарекание; не хочу, чтобы кто-нибудь имел право сказать, что я нарушил доверенность, мне оказанную. Я увижусь с тобою перед обедом. Дождись меня.

Ж.

«Весы», 1909, № 1, с. 61—62 (по копии), перепечатано: РА, 1909, кн. II, с. 154—155; Переписка, т. III, с. 403—404 (по подлиннику); Акад., XVI, № 1286.

129

1 Екатерина Андреевна и Софья Николаевна — Карамзины. Подробнее об участии Карамзиных в семейной драме Пушкина см.: Карамзины, с. 3—413. Пушкин, конечно, сознательно рассчитывал на распространение слухов, которые могли бы опорочить в свете отца и сына Геккернов: Дантес, сделавший предложение свояченице Пушкина под угрозой поединка, рисковал утратить репутацию храброго кавалергарда, влюбленного в красавицу Н. Н. Пушкину.

2 Речь идет о сватовстве Дантеса к Е. Н. Гончаровой. Подробнее об этом см. примеч. 1 к письму Жуковского от 9 ноября 1836 г. После официального предложения Пушкин соглашался отказаться от вызова, объявив сватовство Дантеса мотивом отказа. «Отказ Пушкина. Письмо, в котором упоминает [слухи] о сватовстве», — записано в конспективных заметках Жуковского (П. в восп., т. 2, с. 340). Такой мотив отказа не устраивал Дантеса и Геккерна.