111

В. А. ЖУКОВСКИЙ — ПУШКИНУ

12 апреля 1826 г. Петербург

12 апреля.

Не сердись на меня, что я к тебе так долго не писал, что так долго не отвечал на два последние письма твои. Я болен и ленив писать. А дельного отвечать тебе нечего. Что могу тебе сказать насчет твоего желания покинуть деревню? В теперешних обстоятельствах нет никакой возможности ничего сделать в твою пользу. Всего благоразумнее для тебя остаться покойно в деревне, не напоминать о себе и писать, но писать для славы. Дай пройти несчастному этому времени. Я никак не умею изъяснить, для чего ты написал ко мне последнее письмо свое. Если оно только ко

112

мне, то оно странно. Если ж для того, чтобы его показать, то безрассудно. Ты ни в чем не замешан — это правда. Но в бумагах каждого из действовавших находятся стихи твои. Это худой способ подружиться с правительством. Ты знаешь, как я люблю твою музу и как дорожу твоею благоприобретенною славою: ибо умею уважать Поэзию и знаю, что ты рожден быть великим поэтом и мог бы быть честью и драгоценностию России. Но я ненавижу все, что ты написал возмутительного для порядка и нравственности. Наши отроки (то есть все зреющее поколение), при плохом воспитании, которое не дает им никакой подпоры для жизни, познакомились с твоими буйными, одетыми прелестию поэзии мыслями; ты уже многим нанес вред неисцелимый. Это должно заставить тебя трепетать. Талант ничто. Главное: величие нравственное. — Извини эти строки из катехизиса. Я люблю и тебя и твою музу и желаю, чтобы Россия вас любила. Кончу началом: не просись в Петербург. Еще не время¹. Пиши «Годунова» и подобное: они отворят дверь свободы.

Я болен. Еду в Карлсбад; возвращусь не прежде, как в половине сентября. Пришли к этому времени то, что сделано будет твоим добрым Гением. То, что напроказит твой злой Гений, оставь у себя: я ему не поклонник. Прости. Обнимаю тебя.

Жуковский.

РА, 1889, кн. III, с. 118; Акад., XIII, № 257.

¹ Положение Пушкина в этот момент было крайне неустойчиво и рискованно. Показания арестованных — М. Бестужева-Рюмина, М. Паскевича, И. Иванова, Н. Лисовского, А. Тютчева, М. Спиридова, П. Громницкого, М. Муравьева-Апостола и др. свидетельствовали об огромном влиянии вольнолюбивой лирики Пушкина («Вольность», «Деревня», «Кинжал») на воспитание целого поколения молодежи. «Мы знали впоследствии некоторых весьма пожилых людей и в высоком уже звании, которые по доброй воле или по случайным обстоятельствам не были причастны ни к кощунству, ни к революционным мерам, а между тем твердо помнили наизусть все стихотворения Пушкина, завпечатленные этим направлением; а в наше время едва ли был какой взрослый воспитанник, который не списывал и не выучивал наизусть этих стихотворений», — вспоминал Д. И. Завалишин (Писатели-декабристы в восп. совр., т. 2, с. 247). Есть все основания полагать, что Жуковский и Карамзин хлопотали перед Николаем I за

113

опального поэта. Подробнее об этом см.: М. Нечкина. О Пушкине, декабристах и их общих друзьях. — «Каторга и ссылка», 1930, кн. 4, с. 7—40; В. В. Пугачев. Новые данные о Пушкине и декабристах (Из недавних публикаций дел Следственной комиссии). — Врем. ПК, 1975, с. 121—125; Эйдельман, с. 355—378.