95
ПУШКИН — В. А. ЖУКОВСКОМУ
29 ноября 1824 г. Михайловское
Мне жаль, милый, почтенный друг, что наделал эту всю тревогу; но что мне было делать? я сослан за строчку глупого письма1, что́ было бы, если правительство узнало [бы] обвинение отца? это пахнет палачом и каторгою. Отец говорил после: Экой дурак, в чем оправдывается! да он бы еще осмелился меня бить! да я бы связать его велел! — зачем же обвинять было сына в злодействе несбыточном? да как он осмелился, говоря с отцом, непристойно размахивать руками? Это дело десятое. Да он убил отца словами! — каламбур и только. Воля твоя, тут и поэзия не поможет.
Что ж, милый? будет ли что-нибудь для моей маленькой гречанки?2 она в жалком состоянии, а будущее для нее и того жалчее. Дочь героя, Жуковский! Они родня поэтам по поэзии3. Но полу-милорд Воронцов даже не полу-герой4. Мне жаль, что он бессмертен твоими стихами5, а делать нечего. Получил я вчера письмо от Вяземского6,
96
уморительно смешное. Как мог он на Руси сохранить свою веселость?
Ты увидишь Карамзиных — тебя да их люблю страстно. Скажи им от меня что хочешь.
29 нояб.
РА, 1872, стлб. 2356—2357; Акад., XIII, № 118.
1 См. примеч. 4 к письму Пушкина от конца октября 1824 г.
2 Об этом см. примеч. 3 к письму Жуковского от 1 июня 1824 г.
3 Романтическое восприятие Пушкиным судьбы Родоес Сафианос, дочери погибшего гетериста, очевидно, объясняется сильнейшим влиянием, которое оказала на него поэзия Байрона, воспевшего в «Паломничестве Чайльд-Гарольда» славу древней Эллады и героическую борьбу современной Греции против турецкого ига.
4 Полемическая реминисценция собственной эпиграммы Пушкина на М. С. Воронцова:
Полу-милорд, полу-купец,
Полу-мудрец, полу-невежда,
Полу-подлец, но есть надежда,
Что будет полным наконец.
5 Стихи Жуковского, посвященные М. С. Воронцову, неизвестны.
6 Вероятно, имеется в виду письмо Вяземского из Москвы от 6 ноября 1824 г.