Август 1836 г. Петербург.
(Черновое)
Ты думал, что твоя статья о партизанск<ой> войне пройдет сквозь ценсуру, цела и невредимо. Ты ошибся: она не избежала красных чернил. Право, кажется, военные ценсоры марают для того чтоб доказать, что они читают.
Тяжело, нечего сказать. И с одною ценсурою напляшешься; каково же зависеть от целых четырех? Не знаю, чем провинились русские писатели, которые не только смирны, но даже сами от себя согласны с духом правительства. Но знаю, что никогда не бывали они притеснены, как нынче: даже и в последнее пятилетие царств.<ования> покойн.<ого> имп.<ератора>, когда вся литература сделалась рукописною благодаря Красовскому и Бирукову.
Ценсура, дело земское; от нее отделили опричину — а опричники руководствуются не уставом, а своим крайним разумением.