100

90. А. А. Бестужеву.

29 июня 1824 г. Одесса.

Милый Бестужев, ты ошибся, думая, что я сердит на тебя — лень одна мне помешала отвечать на последнее твое письмо (другого я не получил). Булгарин другое дело. С этим человеком опасно переписываться. Гораздо веселее его читать. Посуди сам: мне случилось когда-то быть влюблену без памяти. Я обыкновенно в [это время] таком случае пишу элегии, как другой мажет <?> <нрзб.> свою <?> кровать <?>.1 Но приятельское ли дело вывешивать на показ мокрые мои простыни? Бог тебя простит! но ты острамил меня в нынешней Звезде — напечатав 3 последние стиха моей Элегии; чорт дернул меня написать еще к стати о Бахч.<исарайском> фонт.<ане> какие-то чувствительные строчки и припомнить тут же2 элегическую мою красавицу. Вообрази мое отчаяние, когда увидел3 их напечатанными — журнал может попасть в ее руки. Что ж она подумает [обо мне], видя с какой охотою беседую об ней с одним из п.<етер>б.<ургских> моих приятелей. Обязана ли она знать, что она4 мною не названа,

101

что письмо распечатано и напечатано Булгариным — что проклятая Элегия доставлена тебе чорт знает кем — и что никто не виноват. Признаюсь, одной мыслию этой женщины дорожу я более, чем мнениями всех журналов на свете и всей нашей публики. Голова у меня закружилась. Я хотел просто напечатать в Вестн.<ике> Евр.<опы> (единственном журнале, на которого не имею права жаловаться), что Булг.<арин> не был в праве пользоваться перепискою двух частных лиц, еще живых, без согласия их собственного. Но перекрестясь предал это всё забвению. Отзвонил и с колокольни долой. Мне грустно, мой милый, что ты ничего не пишешь. Кто же будет писать? М. Дмитриев да А. Писарев? хороши! если бы покойник Байрон связался браниться с полупокойником Гёте, то и тут бы Европа не шевельнулась, чтоб их стравить, поддразнить или окатить холодной водой. [По<лемика> <?>] Век полемики миновался. Для кого же занимательно мнение Дмитриева о мнении Вяземского или [лучше] мнение Писарева1 о самом себе. Я принужден был вмешаться, ибо призван был в свидетельство М. Дм.<итриевы>м. Но больше не буду. Онегин мой [раз] растет. Да чорт его напечатает — я думал, что цензура ваша поумнела при Шишкове — а вижу, что и при старом по старому. — Если согласие мое, не шутя, тебе нужно для напечатания Разбойников, то я никак его не дам, если не пропустят жид и харчевни (скоты! скоты! скоты!), а попа — к чорту его. Кончу дружеской комисией — постарайся увидеть Никиту Всеволожского, лучшего из минутных друзей моей минутной младости. Напомни этому милому, беспамятному эгоисту, что существует некто А. Пушкин, такой же эгоист и приятный стихотворец. Оный Пушкин продал ему когда-то собрание своих стихотворений за 1000 р. ассигн.<ациями>. Ныне за ту же цену хочет у него их купить. Согласится ли Аристип Всеволодович? я бы в придачу предложил [бы] ему мою дружбу  mais il l'a depuis longtemps, d'ailleurs ca ne fait que 1000 roubles <см. перевод>. Покажи ему мое письмо. Мужайся — дай ответ скорей, как говорит бог Иова или Ломоносова.

29 июня

   1824.

Одесса.

Сноски

Сноски к стр. 100

1 Четыре последние слова густо замараны другими чернилами.

2 тут же  переделано из  ту же

3 когда увидел  переделано из увидев

4 она  переделано из  я

Сноски к стр. 101

1 Мнение Писарева  вписано