35
24 января 1822 г. Кишинев.
Сперва хочу с тобою побраниться; как тебе не стыдно, мой милый, писать полу-русское, полу-французское письмо, ты не московская кузина — во-вторых письма твои слишком коротки — ты или не хочешь или не можешь мне говорить открыто обо всем — жалею; болтливость братской дружбы была бы мне большим утешением. Представь себе, что до моей пустыне не доходит ни один дружний голос — что друзья мои как нарочно решились оправдать элегическую мою мизантропию — и это состояние несносно. Письмо, где говорил я тебе о Тавриде, не дошло до тебя — это меня бесит — я давал тебе несколько препоручений самых важных в отношении ко мне — чорт с ними; постараюсь сам быть у вас на несколько дней — тогда дела пойдут иначе. Ты говоришь, что Гнедич на меня сердит, он прав — я бы должен был к нему прибегнуть с моей новой 36 поэмой — но у меня шла голова кругом — от него не получал я давно никакого известия; Гречу должно было писать — и при сей верной оказии предложил я ему Пленника... К тому же ни Гнедич со мной, ни я с Гнедичем не будем торговаться и слишком наблюдать каждый свою выгоду, а с Гречем я стал бы бессовестно торговаться, как со всяким брадатым ценителем книжного ума. Спроси у Дельвига, здоров ли он, всё ли, слава богу, пьет и кушает — каково1 нашел мои стихи к нему и пр. О проччих дошли до меня темные известия. Посылаю тебе мои стихи, напечатай их в Сыне (без подписи и без ошибок). Если хочешь, вот тебе еще эпиграмма, которую ради Христа не распускай, в ней каждый стих — правда.
Иной имел мою Аглаю
За свой мундир и черный ус.
Другой за деньги; понимаю.
Другой за то, что был француз.
Клеон — умом ее стращая;
Дамис — за то, что нежно пел:
Скажи теперь, моя Аглая,
За что твой муж тебя имел?
Хочешь еще? на Каченовского —
Клеветник без дарованья,
Палок ищет он чутьем
А дневного пропитанья
Ежемесячным враньем —
покушай, пожалуйста. Прощай, Фока, обнимаю тебя,
твой друг Демьян.
24 генв.
1822.