- 140 -
<НАБРОСКИ ПРЕДИСЛОВИЯ К „БОРИСУ ГОДУНОВУ“.>
<I.>
<С> отвращением решаюсь я выдать в свет <свою трагедию>
и хотя я вообще всегда был довольно равнодушен <к> успеху иль
неудаче своих сочинений, но признаюсь, неудача Бориса Годунова
будет мне чувствительна, а я в ней почти уверен. Как Монтань,
могу сказать о своем сочинении: C'est une œuvre bonne de foi <См. перевод>.Писанная мною в строгом уединении, вдали охлаждающего света,
трагедия сия доставила мне всё, чем писателю насладиться
10 дозволено: живое вдохновенное занятие, внутреннее убеждение, что мною
потреблены были все усилия, наконец одобрения малого числа
[людей избранных].Тр.<агедия> моя уже известна почти всем тем, коих мнениями
я дорожу. В числе моих слушателей одного недоставало, того, кому
обязан я мыслию моей трагедии, чей гений одушевил и поддержал
меня; чье одобрение представлялось воображению моему сладчайшею
наградою и единственно развлекало меня посреди уединенного труда.<II.>
Изучение Шекспира, Карамзина и старых наших летописей дало
20 мне мысль облечь в драмматические формы одну из самых драмматических
эпох новейшей истории. Не смущаемый никаким светским <?> влиянием,
Шексп.<иру> я подражал в его вольном и широком изображении
характеров, в небрежном и простом составлении типов, Карамз.<ину>
следовал я в светлом развитии происшедствий, в летописях старался
угадать образ мыслей и язык тогдашнего времени. Источники
богатые! умел ли ими воспользоваться — не знаю — по крайней мере,
труды мои были ревностны и добросовестны.Долго не мог я решиться напечатать свою драмму. Хороший иль
худой успех моих стихотворений, благосклонное или строгое решение
30 журналов о какой-нибудь стихотворной повести доныне слабо
тревожили мое самолюбие. Критики слишком лестные не ослепляли его.
Читая разборы самые оскорбительные, старался я угадать мнения
- 141 -
критика, понять со всевозможным хладнокровием, в чем именно
состоят его обвинения. — И если никогда не отвечал я на оные,
то сие происходило не из презрения, но единственно из убеждения,
что для нашей литературы il est indifférent <См. перевод>, что такая-то глава
Онегина выше или ниже другой. Но признаюсь искренно, неуспех драммы
моей огорчил бы меня, ибо я твердо уверен, что нашему театру
приличны народные законы драммы Шекспировой — а не придворный
обычай трагедий Расина — и что всякой неудачный опыт может
замедлить преобразование нашей сцены. (Ермак А. С. Хомякова есть более
10 произвед.<ение> лирическое, чем драмм.<атическое>. Успехом своим
оно обязано прекрасным стихам, коими оно писано).Приступаю к некоторым частным объяснениям. Стих, употребленный
мною (пятистопный ямб), принят обыкновенно англичанами
и немцами. У нас первый пример оному находим мы, кажется, в
Аргивянах; А. Жандр в отрывке своей прекрасной трагедии, писанной
стихами вольными, преимущественно употребля<ет> его. Я сохранил
цезурку французского пентаметра на второй стопе — и, кажется, в том
ошибся, лишив добровольно свой стих свойственного ему разнообразия.
Есть шутки грубые, сцены простонародные. — Хорошо, если
20 поэт может их избежать, — поэту не должно быть площадным из
доброй воли, — если же нет, то ему нет нужды стараться заменять
их чем-нибудь иным.Нашед в истории одного из предков моих, игравшего важную
роль в сию несчастную эпоху, я вывел его на сцену, не думая
о щекотливости приличия, con amore <См. перевод>, но [безо всякой дворянской
спеси]. Изо всех моих подражаний Байрону дворянская спесь была1
самое смешное. Аристокрацию нашу составляет дворянство новое —
древнее же пришло в упадок, права уровнены с правами прочих
состояний, великие имения давно раздроблены, уничтожены и никто,
30 даже самые потомки <?> и проч.— Принадлежать старой арист.<окрации>
не представляет никаких преимуществ в глазах благоразумной
черни, и уединенное почитание к славе предков может только
навлечь нарекание в странности или бессмысленном подражании
иностранцам.Дух века требует важных перемен и на сцене драматической.
Может быть и они [не удовлетворят] надежды преобразователей.Поэт живущий на высотах создания яснее видит, может быть,
и недостатки справедливых требований и то, что скрывается от взоров
- 142 -
волнуемой толпы, но напрасно было бы ему бороться. Таким образом
Lopez de Vega, Шекспир, Расин уступали потоку; но гений, какое
направление ни изберет, останется всегда гений — суд потомства
отделит золото ему принадлежащее от примеси.<III.>
Je me présente ayant renoncé <à> ma manière première — n'ayant
plus à allaiter un nom inconnu et une première jeunesse, je n'ose plus
compter sur l'indulgence avec laquelle j'avais été accueilli. — Ce n'est
plus le sourire de la mode que je brigue. — Je me retire volontairement
10 du rang de ses favoris, en faisant mes humbles remrciements de la
faveur avec laquelle elle avait acueilli mes faibles essais pendant dix
ans de ma vie.<IV.>
Lorsque j'écrivais cette tragédie, j'était seul à la campagne, ne voyant
personne, ne lisant que les journaux etc. — d'autant plus volontiers que
j'ai toujours cru que le romantisme convenait seul à notre scène; je vis
que j'étais dans l'erreur. J'eprouvais une grande répugnance à livrer
au public ma tragédie, je voulais au moins la faire précéder d'une
préface et la faire accompagner de notes. — Mais je trouve tout cela
20 fort inutile.<V.>
Pour une préface. Le public et la critique ayant acueilli avec une
indulgence passionnée mes premiers essais et dans un temps où la
malveillance m'eussent probablement dégoûté de la carrière que j'allait
embrasser, je leur dois reconnaissance entière et je les tiens quittes
envers moi — leur rigueur et leur indifférence ayant maintenant peu
d'influence sur mes travaux. <См. перевод><1830>