КАРЕЛИЯ, ИЛИ ЗАТОЧЕНИЕ МАРФЫ ИОАНОВНЫ
РОМАНОВОЙ.
Описательное стихотворение в четырех частях. Федора Глинки.—
СПб. в типограф. Х. Гинце, 1830 (VIII—112 стр. в 8-ю д. л.).*
Изо всех наших поэтов Ф. Н. Глинка, может быть, самый
оригинальный. Он не исповедует ни древнего, ни французского
классицизма, он не следует ни готическому, ни новейшему романтизму;
слог его не напоминает ни величавой плавности Ломоносова, ни яркой
и неровной живописи Державина, ни гармонической точности,
10 отличительной черты школы, основанной Жуковским и Батюшковым.
Вы столь же легко угадаете Глинку в элегическом его псалме, как
узнаете князя Вяземского в станцах метафизических или Крылова
в сатирической притче. Небрежность рифм и слога, обороты то
смелые, то прозаические, простота, соединенная с изысканностию,
какая-то вялость и в то же время энергическая пылкость, поэтическое
добродушие, теплота чувств, однообразие мыслей и свежесть
живописи, иногда мелочной, — всё дает особенную печать его
произведениям. Поэма Карелия служит подкреплением сего мнения. В ней,
как в зеркале, видны достоинства и недостатки нашего поэта. Мы
20 верно угодим нашим читателям, выписав несколько отрывков, вместо
всякого критического разбора.**
(Монах рассказывает Марфе Иоанновне о прибытии своем в
Карелию.)
„В страну сию пришел я летом,
Тогда был небывалый жар,
И было дымом всё одето:
В лесах свирепствовал пожар,
В Кариоландии горело!..
От блеска не было ночей,
_________
30 * Продается у издателя, книгопродавца Ив. Вас. Непейцына в д.
Г. М. Балабина, под № 26-м. Цена экз. 6 р., с пересылкою 7 р.
** В № 6-м Литер. Газеты было вкратце изложено содержание
сей поэмы. — Издатель, г. Непейцын, заслуживает всякую похвалу
за старательное и отлично-красивое издание оной.
111
И солнце грустно без лучей,
Как раскаленный уголь, тлело!
Огонь пылал, ходил стеной,
По ветвям бегал, развивался,
Как длинный стяг перед войной;
И страшный вид передавался
Озер пустынных зеркалам...
От знойной смерти убегали
И зверь, и вод жильцы, и нам
10 Тогда казалось, уж настали
Кончина мира, гибель дней,
Давно на Патмосе в виденьи
Предсказанные. Всё в томленьи
Снедалось жадностью огней,
Порывом вихрей разнесенных;
И глыбы камней раскаленных
Трещали. — Этот блеск, сей жар
И вид дымящегося мира, —
Мне вспомянули песнь Омира:
20 В его стихах лесной пожар.
Но осень нам дала и тучи
И ток гасительных дождей;
И нивой пепел стал зыбучий,
И жатвой радовал людей!..
„Дика Карелия, дика!
Надутый парус челнока
Меня промчал по сим озерам;
Я проходил по сим хребтам,
Зеленым дебрям и пещерам:
30 Везде пустыня: здесь и там
От Саломейского пролива
К семье Сюйсарских островов,
До речки, с жемчугом игривой,*
До дальних северных лесов
Нигде ни городов, ни башень
Пловец унылый не видал,
Лишь изредка отрывки пашень
Висят на тощих ребрах скал;
И мертво всё... пока Шелойник
40 В Онегу, с свистом, сквозь леса
И нагло к челнам, как разбойник,
И рвет на соймах паруса,
Под скрыпом набережных сосен. —
Но живописна ваша осень,
_________
* В речке Повенчанке находят жемчуг, иногда довольно окатистый
и крупный. <Примечание Ф. Глинки.>
112
Страны Карелии пустой:
С своей палитры, дивной кистью,
Неизъяснимой пестротой
Она златит, малюет листья:
Янтарь и яхонт и рубин
Горят на сих древесных купах,
И кудри алые рябин
Висят на мраморных уступах.
И вот, меж каменных громад,
10 Порой, я слышу шорох стад,
Бродящих лесовой тропою,
И под рогатой головою
Привески звонкие брянчат...
„Край этот мне казался дик:
Малы, рассеяны в нем селы;
Но сладок у лесной Карелы
Ее бесписьменный язык.
Казалось, я переселился
В края Авзонии опять:
20 И мне хотелось повторять
Их речь: в ней слух мой веселился
Игрою звонкой буквы Л.
Еще одним я был обманут:
Вдали, для глаз, повсюду ель
Да сосна, и под ней протянут
Нагих и серых камней ряд.
Тут, думал я, одни морозы,
Гнездо зимы. Иду... Вдруг... розы!
Всё розы весело глядят!
30 И Север позабыл я снова.
Как девы милые, в семье,
Обсядут старика седого,
Так розы в этой стороне,
Собравшись рощей молодою,
Живут с громадою седою.
„Сии места я осмотрел
И поражен был. Тут сбывалось
Великое!.. Но кто б умел,
Кто б мог сказать, когда то сталось?..
40 Везде приметы и следы
И вид премены чрезвычайной
От ниспадения воды —
С каких высот? осталось тайной...
Но Север некогда питал,
За твердью некоей плотины,
Запасы вод; доколь настал
Преображенья час! — И длинный,
113
Кипучий, грозный, мощный вал
Сразился с древними горами;
Наземный череп растерзал,
И стали щели — озерами.
Их общий всем, продольный вид
Внушал мне это заключенье.
Но ток, сорвавшись, всё кипит.
Забыв былое заточенье,
Бежит и сыплет валуны
10 И стал. Из страшного набега
Явилась — зеркало страны —
Новорожденная Онега!
„Здесь поздно настает весна;
Глубоких долов, меж горами,
Карела дикая полна:
Там долго снег лежит буграми,
И долго лед над озерами
Упрямо жмется к берегам.
Уж часто видят, по лугам
Цветок синеется подснежный,
20 И мох цветистый оживет
Над трещиной скалы прибрежной;
А серый безобразный лёд
(Когда глядим на даль с высот)
Большими пятнами темнеет
И от озер студеным веет...
И жизнь молчит, и по горам
Бедна карельская берёза;
И в самом мае, по утрам,
Блистает серебро мороза...
Мертвеет долго всё... Но вдруг
30 Проснулось здесь и там движенье;
Дохнул какой-то теплый дух,
И вмиг свершилось возрожденье:
Помчались лебедей полки
К приютам ведомым влекомых;
Снуют по соснам пауки;
И тучи, тучи насекомых
В веселом воздухе жужжат.
40 Взлетает жавронок высоко,
И от черемух аромат
Лиется долго и далёко...
И в тайне диких сих лесов
Живут малиновки семьями:
В тиши бестенных вечеров
Луга и бор и дичь бугров
Полны кругом их голосами,
Поют... поют... поют оне
114
И только с утром замолкают:
Знать, в песне высказать желают,
Что в теплой видели стране,
Где часто провождали зимы;
Или предчувствием томимы,
Что скоро из лесов густых
Дохнет, как смерть, неотвратимый,
От Беломорских стран пустых,
Губитель роскоши и цвета,
10 Он вмиг, как недуг, всё сожмет,
И часто в самой неге лета
Природа смолкнет и замрет!
„По Суне плыли наши челны,
Под нами стлались небеса,
И опрокинулися в волны
Уединенные леса.
Спокойно всё на влаге светлой,
Была окрестность в тишине,
И ясно на глубоком дне
20 Песок виднелся разноцветный.
И, за грядою серых скал,
Прибрежных нив желтело злато,
И с сенокосов ароматом
Я в летней роскоши дышал.
Но что шумит?.. В пустыне шопот
Растет, растет, звучит, и вдруг —
Как будто конной рати топот,
Дивит и ужасает слух!
Гул, стук! — Знать где-то строят грады;
30 Свист, визг! — Знать, целый лес пилят!
Кружатся, блещут звезд громады,
И вихри влажные летят
Холодной, стекловидной пыли:
„Кивач!.. Кивач!.. Ответствуй, ты ли?..
И выслал бурю он в ответ!..
Кипя над четырьмя скалами,
Он, с незапамятных нам лет,
Могучий исполин, валами
Катит жемчуг и серебро;
40 Когда ж в хрустальное ребро
Пронзится, горними лучами
Чудесной радуги цветы
Его опутают, как ленты;
Его зубристые хребты
Блестят — пустыни монументы.
Таков Кивач, таков он днем!
Но, под зарею летней ночи,
Вдвойне любуются им очи:
115
Как будто хочет небо в нем
На тысячи небес дробиться,
Чтоб после снова целым слиться
Внизу, на зеркале реки...
Тут буду я! Тут жизнь теки!..
О, счастье жизни сей волнистой!
Где ты? — В чертоге ль богача,
В обетах роскоши нечистой,
Или в Карелии лесистой
10 Под вечным шумом Кивача?“...
Духи основали свое царство в пустынях лесной Карелы. Вот
как поэт наш изображает их.
В тех горах
Живут селениями духи:
Точь в точь, как мы! В больших домах,
Лишь треугольником их кровли;
Они охотники до ловли,
И всё у них, как и у нас:
Есть чернь и титул благородных;
20 Суды, Расправы и Приказ.
Но нет балов, торговок модных,
Карет, визитов, суеты
И бестолкового круженья;
Нет мотовства и разоренья,
Так, стало, нет и нищеты!
Счет, вес и мера без обмана,
И у судейского кафтана
У них не делают кармана. —
Я не могу уверить вас,
30 Имеют ли они Парнас,
Собранья авторов и залы
Для чтения. — „А есть журналы?“
Нет-с! — Ну, и ссоры меньше там:
Литературные нахалы
Не назовут по именам
И по отечествам, чтоб гласно,
Под видом критики, ругать:
То с здравым смыслом не согласно!
40 И где, кто б мог закон сыскать,
Который бы людей уволил
От уз приличия? И им,
Как будто должное, дозволил
По личным прихотям своим,
Порою ж и по ссоре личной,
Кричать, писать, ругать публично?..
116
Зато уж в обществе духов —
Вон там, на тех скалах огромных —
Все так приязненны! так скромны!..
От человеческих грехов
Подчас им бедным очень душно!
И если станет уж и скучно
Смотреть на глупости земных,
На наши шашни и проказы,
То псов с собой четвероглазых
20 И в лес! И вот лесов чесных
Принявши образ, часто странный,
То, выше ели, великаны.
То наравне, в траве, с травой!
Проказят, резвятся, хохочут,
Зовут, обходят и морочат...
Иди к ним, с умной головой,
Начитанный теорик, — что же?
Тебе ученость не поможет:
Ты угоришь: всё глушь да мрак;
30 А духи шепчут: „ты дурак!
Сюда, мудрец, вот омут грязный!“..
Не так ли иногда приказный,
Раскинув практику свою,
Из справки в справку ходит, ходит,
И часто в бестолочь заводит
И толковитого судью?..
<1830>