А. Читали вы в последнем № Г<алатеи> критику NN?
В. Нет, я не читаю русской критики. —
А. Напрасно. Ничто иное не даст вам лучшего понятия о
состоянии нашей литературы.
В. Как! неужели вы полагаете, что журнальная критика [есть]
окончательный суд произведениям нашей словесности?
А. Ни мало. Но она дает понятие об отношениях писателей между
собою, о большей или меньшей их известности, наконец о мнениях
10 господствующих в публике.
В. Мне не нужно читать Т.<елеграф>, чтобы знать, что поэмы
Пушкина в моде — и что романтической поэзии у нас никто не
понимает — что же касается до отношений г-на Раича и г. Полевого,
г-на К.<аченовского> и г. Б.<улгарина> — это вовсе не любопытно…
А. Однако же забавно. —
В. Вам нравятся кулачные бойцы?
А. Почему же нет. Державин их воспевал. Наши бояре ими
тешились. — Мне столь же нравится кн. В.<яземский> в схватке с
какимнибудь журнальным буяном, как и гр. Орлов в бою с ямщиком. —
20 Это черты народности. —
В. Вы упомянули о кн. В.<яземском>. — Признайтесь, что из
высшей литературы он один пускается в полемику.
<А>. Тем хуже для литературы. Если бы все писатели, заслуживающие
уважение <и> доверенность публики, взяли на себя труд управлять
общим мнением, то вскоре критика сделалась бы не тем, чем она есть.
Не любопытно ли было бы, например, читать мнения Гнедича о
ром<антизме>, или Кры<лова> об нынешней элегической поэзии?
Не приятно ли было бы видеть Пушкина, разбирающего трагедию
Хомякова? Эти господа в короткой связи между собою и вероятно
30 друг другу передают взаимные замечания о новых произведениях.
Зачем не сделать и нас участниками в их критических беседах.
<В.> Публика довольно равнодушна к успехам словесности —
истинная критика для нее не занимательна. Она изредко смотрит
на драку двух журналистов, мимоходом слушает монолог
раздраженного автора — или пожимает плечами.
91
<А.> Воля ваша, я останавливаюсь, смотрю и слушаю до конца
и аплодирую тому, кто сбил своего противника. Если б я сам был
автор, то почел бы за малодушие не отвечать на нападение —
какого бы оно роду ни было. Что за аристократическая гордость
позволять всякому уличному шалуну метать в тебя грязью! посмотрите
на анг.<лийского> лорда: он готов отвечать на учтивый вызов
gentleman <См. перевод> и стреляться на кухенрейтерских пистолетах или снять
с себя фрак и боксовать на перекрестке с извозчиком. Это
настоящая храбрость. Но мы и в литературе, и в общественном быту
10 слишком чопорны, слишком дамоподобны.
В. Критика не имеет у нас никакой гласности, вероятно и
писатели высшего круга не читают р.<усских> журналов и не знают,
хвалют ли их или бранят. —
А. Извините, Пушкин читает все № Вестника **, где его ругают,
что значит, по его энергическому выражению — подслушивать у
дверей, что говорят об нем в прихожей.
В. Куда как любопытно!
А. Любопытство, по крайней мере, очень понятное! — Пушкин и
отвечает эпиграммами, чего вам более.
20 В. Но сатира не критика — эпиграмма не опровержение. Я хлопочу
о пользе словесности, не только о своем удовольствии.
<1830>