94
107. П. А. ВЯЗЕМСКОМУ.
25 января 1825 г. Из Михайловского в Москву.
Что ты замолк? получил ли ты от меня письмо, где говорил я тебе об Ольдекопе, о собрании моих элегий, о Татьяне etc. В «Цветах» встретил я тебя и чуть не задохся со смеху, прочитав твою «Черту местности». Это маленькая прелесть. «Чистосердечный ответ» растянут: рифмы слёзы, розы завели тебя. Краткость одно из достоинств сказки эпиграмматической. Сквозь кашель и
95
сквозь слёзы очень забавно, но вся мужнина речь до за гробом ревность мучит растянута и натянута. Еще мучительней вдвойне едва ли не плеоназм. Вот тебе критика длиннее твоей пиесы — да ты один можешь ввести и усовершенствовать этот род стихотворения. Руссо в нем образец, и его похабные эпиграммы стократ выше од и гимнов.— Прочел я в «Инвалиде» объявление о «Телеграфе». Что там моего? «Море» или «Телега»? Что мой Кюхля, за которого я стражду, но всё люблю? говорят, его обстоятельства не хороши — чем не хороши? Жду к себе на днях брата и Дельвига — покамест я один-одинешенек; живу недорослем, валяюсь на лежанке и слушаю старые сказки да песни. Стихи не лезут. Я, кажется, писал тебе, что мои «Цыганы» никуда не годятся: не верь — я соврал — ты будешь ими очень доволен. «Онегин» печатается; брат и Плетнев смотрят за изданием; не ожидал я, чтоб он протерся сквозь цензуру — честь и слава Шишкову! Знаешь ты мое «Второе послание цензору»? там между прочим
Обдумав наконец намеренья благие... 1
Так Арзамасец говорит ныне о деде Шишкове, tempora altri <См. перевод>! вот почему я не решился по твоему совету к нему прибегнуть в деле своем с Ольдекопом. В подлостях нужно некоторое благородство. Я же подличал благонамеренно — имея в виду пользу нашей словесности и усмиренье кичливого Красовского. Прощай, кланяйся княгине — детей поцелуй. Не правда ли, что письмо мое напоминает le faire <См. перевод> Василья Львовича? Вот тебе и стишки в его же духе.
Приятелям
Враги мои, покамест я ни слова... 2
Напечатай где-нибудь.
25 янв.
Как ты находишь статью, что написал наш Плетнев? экая ералашь! Ты спишь, Брут! Да скажи мне, кто у вас из Москвы так горячо вступился за немцев против Бестужева (которого я не читал). Хочешь еще эпиграмму?
Наш друг Фита, Кутейкин в эполетах...3
Не выдавай меня, милый; не показывай этого никому: Фита бо друг сердца моего, муж благ, незлобив, удаляйся от всякия скверны.