VI
От этих знатных господ покою нет и нашему брату тюремщику. Простых людей, слава богу, мы вешаем каждую пятницу, и никогда с ними никаких хлопот. Прочтут им приговор, священник причастит их на скорую руку — дадут бутылку вина, коли есть жена или ребятишки, коли отец или мать еще живы, впустишь их на минуту, а чуть лишь слишком завоют или заболтаются, так и вон милости просим. На рассвете придет за ними Жак-палач — и всё кончено. А вот посадили к нам графа Конрада, так я и жизни не рад. — Я у него на посылках. Принеси — то-то, скажи — то-то, кликни — того-то. Начальство поминутно меня требует: всё ли у тебя исправно? да не ушел ли он? да не зарезался бы он? да доволен ли он? Черт побери знатных господ! И с тех пор, как судьи приговорили его к смерти, так тюрьма моя сделалась трактиром — ей-богу, трактиром. И друзья, и родня, и знакомые — все лезут с ним прощаться, — отпирай всякому, да смотри за всеми, да не смей никого обидеть; и хоть бы что-нибудь в руку перепало — да нет, всё народ благородный — свободен от всех податей. Право, ни на что не похоже! Слава богу, что утром отрубят ему голову, а уж эту ночь напляшемся... (Стучат.) Это кто стучится? (Идет. к дверям и отворяет окошечко.) Что вам надобно?
Слуга (за дверью).
Отворяй, — графиня с дочерью!
Тюремщик.
А где пропуск?
Слуга (бросает ему бумагу).
На! скорее ж! поворачивайся!
Тюремщик.
Сейчас, сейчас! экая каторга!
(Отворяет двери. Входят графиня и дочь ее, обе в черном
платье. Тюремщик им низко кланяется.)