185

КОГДА ПУШКИН ВПЕРВЫЕ УВИДЕЛ БЕРЕГА КРЫМА?

«С полуострова Таманя, древнего Тмутараканского княжества, открылись мне берега Крыма» (XIII, 18),1 — писал Пушкин 24 сентября 1820 г. брату Льву из Кишинёва, вспоминая недавнюю поездку с Раевскими на Кавказ и в Крым.

Когда это произошло?

М. А. Цявловский в «Летописи жизни и творчества А. С. Пушкина» датирует события 12-м августа 1820 г.: вечером этого дня, считает исследователь, Раевские и Пушкин прибывают в «заштатный город Тамань».2

Естественно, что эта дата утвердилась в биографической и краеведческой литературе. Ее называет в своей книжке «Пушкин в Крыму» ялтинский краевед М. И. Выгон.3 12 августа путешественники прибывают в Тамань, как указано в двухтомном издании «Жизнь Пушкина, рассказанная им самим и его современниками»,4 а также в другом недавнем двухтомнике — путеводителе «Пушкинские места».5

Мимо внимания большинства биографов и краеведов прошли поправки, которые внес в этот вопрос кубанский краевед Н. Ф. Веленгурин в своей книжке «Дорога к лукоморью», вышедшей двумя изданиями — 1976—1984 гг. Эти поправки учтены во втором издании

186

«Летописи жизни и творчества А. С. Пушкина», в котором прибытие в Тамань датируется 13—14 августа 1820 г.6

Дополнительно изучение вопроса обнаруживает ошибочность старого и неточность нового представлений.

Одновременно с Раевскими, многократно с ними пересекаясь, путешествует по Кавказу и Крыму третьеразрядный литератор Гавриил Васильевич Гераков, автор несколько претенциозных, но зато достаточно подробных «Путевых записок по многим Российским губерниям».7

В словаре Л. А. Черейского «Пушкин и его окружение» в статье о Г. В. Геракове отмечено, что в «Путевых записках» путешественник фиксирует шесть встреч с Пушкиным — 2, 8, 9, 14, 15 августа и 8 сентября.8 Это не так. Если подходить строго, то Г. В. Гераков упоминает Пушкина всего дважды — в записи от 2 августа. Пять остальных упоминаний о встречах относятся к Раевским, но так как Пушкин путешествовал вместе с ними, то косвенно они, конечно, относятся к нему. Однако в этом случае надо говорить не о шести встречах, а еще по крайней мере о пяти, из которых две несомненно имеют отношение к Пушкину (записи от 17 августа и 9 сентября), а одна (от 17 сентября) — предположительно. Записи о встречах с семейством Раевских от 19 и 20 сентября сделаны тогда, когда поэта уже, судя по всему, не было в Крыму. Кстати, последние три записи именно из второго тома «Путевых записок» Г. В. Геракова, который Л. А. Черейским, как и некоторыми другими, не упоминается.

Г. В. Гераков свидетельствует (и это учтено в «Летописи» М. А. Цявловского), что 9 августа 1820 г. он вместе «с генералом Н. Н. Раевским и его фамилиею обедали» у коменданта Кавказской крепости 35-летнего подполковника Александра Федоровича Урнежевского,9 командира Навагинского полка.10 М. А. Цявловский далее указывает, что в этот же день — 9 августа — Раевские отправляются в дорогу и к вечеру 12 августа прибывают в Тамань. Заметим, что у дотошного Г. В. Геракова о последовавшем за обедом отъезде Раевских упоминания нет.

187

Г. В. Гераков отправляется в дорогу 10 августа после 6 часов утра в сопровождении «гостеприимного коменданта» А. Ф. Урнежевского и находится в пути почти до 16 часов. 11 августа он вновь пускается в дорогу после 6 часов утра в сопровождении офицера, полкового есаула и сотни казаков и останавливается в восьмом часу вечера. 12 августа Г. В. Гераков трогается в путь в 4 часа утра в сопровождении 150 казаков и прибывает в Тамань после 20 часов, с гордостью отметив, что он и его спутники двигались необыкновенно быстро: 185 верст последнего дня пути преодолели за 12 часов езды. Естественно, после такой дороги путешественники «утомленные возлегли на сено и предались сладкому сну».11

Такой темп движения для Раевских был совершенно невозможен. Во-первых, потому, что с ними были женщины: совсем юные Мария (14 лет) и Софья (13 лет), а также, по-видимому, немолодые англичанка Мятен (у Г. В. Геракова — Матень), компаньонка Анна Ивановна и няня, для которых такие нагрузки (тяжелые и для мужчин) были бы слишком велики.

Во-вторых, поезд Н. Н. Раевского состоял не только из легких и быстрых экипажей (как у Г. В. Геракова), но и более тяжелых и менее быстроходных карет, которых было две.12 Мало того, в поезде была кухня со всеми принадлежностями.13

В-третьих, Н. Н. Раевский был не простой путешественник, а особенный. Это отметил Пушкин в своем письме брату Льву, которое мы уже цитировали: «Хотя черкесы нынче довольно смирны, но нельзя на них положиться; в надежде большого выкупа — они готовы напасть на известного русского генерала. И там, где бедный офицер безопасно скачет на перекладных, там высокопревосходительный легко может попасться на аркан какого-нибудь чеченца» (XIII, 18). Именно поэтому у Н. Н. Раевского был не только отряд сопровождения из 60 казаков (как и у Г. В. Геракова со спутниками), но и готовая к стрельбе пушка — «заряженная», «с зажженным фитилем». Ясно, что она тоже отнюдь не способствовала быстроте передвижения. Доверимся точности пушкинского художественного определения: поэт написал брату, что пушка «тащилась» за путешественниками.

И наконец (и это в-четвертых), если уж Г. В. Геракова часто и торжественно встречали в пути, то с Н. Н. Раевским это, конечно, происходило не реже и не менее торжественно. «Путешественников, — писал П. И. Бартенев, — везде встречали с большим почетом; в городах обыватели с хлебом и солью выходили к славному защитнику отечества».14 Думается, что вообще быстрота движения Г. В. Геракова («мы не ехали, а летели»)15 объясняется тем, что

188

сопровождавший его отряд с офицерами должен был готовить дорогу, встречи и ночлег для именитого гостя, ехавшего следом. Ведь кто-то передавал по эстафете письма-распоряжения того же генерала А. П. Ермолова — товарища Н. Н. Раевского по оружию и по славе, из владений которого путешественники выезжали, покидая Кавказ, — начальникам вверенных ему, а также прилегающих земель. Отрывок из подобного документа приводит в своей книжке «Раевские мои...» Т. К. Галушко. Это, видимо, письмо генерала А. П. Ермолова атаману Черноморского казачьего войска Г. К. Матвееву: «Если генерал Раевский, знаменитый заслугами своими, сам отзовется с похвалою на счет Ваш, похвала его сделает Вам много чести».16 Для понимания истинного значения этого письма следует помнить, что 17 апреля 1820 г. по армии был объявлен приказ № 20 о передаче Черноморского казачьего войска в подчинение Отдельному Кавказскому корпусу А. П. Ермолова.17

Таким образом, дорога должна была отнять у Раевских больше времени, чем у Г. В. Геракова, даже если исходить из предположения, что они пустились в путь уже во второй половине дня 9 августа, сразу после торжественного обеда, а не 10-го утром.

Когда же в таком случае Раевские прибыли в Тамань?

Известно, что по приезде в Тамань Раевские остановились в крепости Фанагория. Административно составляя с Таманью единое целое, крепость располагалась в двух верстах от нее и запирала дорогу в Тамань с Кавказа. В «Путевых заметках» Г. В. Гераков, рассказывая, как 12 августа в девятом часу вечера он со спутниками прибыл в Тамань, с легкой обидой отмечает, что «чрез крепость не хотели нас пустить; но, видя четыре экипажа на мосту, которых нельзя было поворотить, доложили коменданту Каламаре, и он позволил». Миновав Фанагорию, путешественники спустя некоторое время уже при свете месяца прибыли в саму Тамань, где «остановились на лучшей улице в приготовленной квартире козацкого офицера».18

Пройдет ровно 17 лет, и эти места в сентябре 1837 г. увидит и даже зарисует высланный на Кавказ за стихотворение «Смерть Поэта» Лермонтов. Позднее в «Герое нашего времени» он засвидетельствует, что все осталось без изменения: та же «скверная» Тамань с удивительными видами на Крым через пролив, пристанью и «казенными квартирами» для малочиновных проезжающих, в число которых попал и опальный поэт-корнет; та же неподалеку расположенная крепость Фанагория, в которую должны обращаться все отплывающие, т. к. в крепости по-прежнему находится начальство во главе с комендантом.19

189

Вернемся к скрупулезному и самолюбивому Г. В. Геракову, который отмечает, что 14 августа в шестом часу вечера, когда он со своим спутником был в отлучке, генерал Н. Н. Раевский «был у нас». Вернувшись и узнав об этом, они тотчас, «взяв дрожки», поехали из Тамани, где остановились сами, в Фанагорию и «приветствовали приезжего почтенного генерала».20 Из самой фразы («приезжего») явствует, что Н. Н. Раевский и его спутники незадолго перед тем приехали.

Действительно, утром 13 августа Г. В. Гераков вместе с комендантом Фанагорийской крепости, полковником гарнизона и городничим осматривали крепость и о Раевских упоминания не было. 14 августа в 11 часов утра Г. В. Гераков осматривал в церкви Покрова Пресвятой Богоматери знаменитый Тмутараканский камень и другие находившиеся там экспонаты. Эта церковь с небольшим лапидарием при ней, устроенным в 1803 г. стараниями видного деятеля русской культуры, писателя, художника и архитектора, академика Н. А. Львова-Никольского, располагалась в полутора верстах к югу от Тамани.21 Вернувшись на квартиру и плотно отобедав, Г. В. Гераков ложится спать. Никакого упоминания о Раевских у него опять же нет. Видимо, и в первой половине дня 14 августа они еще не прибыли в Тамань.

Зато во второй половине дня в Тамани неожиданно появляется атаман Черноморского (т. е. прикубанского) казачества полковник Григорий Кондратьевич Матвеев. Есть все основания думать, что он прибыл в Тамань не по личным делам (здесь постоянно проживали его жена и семеро детей), а сопровождая, в соответствии с цитировавшимся выше письмом генерала А. П. Ермолова, Раевских в их путешествии по вверенным ему землям Черноморского казачьего войска.22

В самом деле, 10 августа, въехав на земли черноморских казаков, Г. В. Гераков и его спутники прямо на границе, в Карантинном редуте, сталкиваются с атаманом Г. К. Матвеевым и проводят с ним остаток дня. Утром 11 августа он отправляет их в казацкую столицу Екатеринодар (Краснодар), сам оставаясь в редуте. 14 августа в пятом часу вечера атаман Г. К. Матвеев неожиданно навещает Г. В. Геракова в Тамани. Через час Г. В. Гераков со спутником отправляются на дом к Г. К. Матвееву, не застают его, а в это время их собственную квартиру посещает Н. Н. Раевский.23

190

Следовательно, Раевские и Пушкин прибыли в Тамань во второй половине для (до 18 часов) 14 августа — на двое суток позже общепринятой даты.

Изменение даты прибытия Раевских и Пушкина в Тамань влечет за собой изменение представлений о графике их движения по землям Черноморского казачьего войска.

Во втором издании «Летописи» с опорой на работу Н. Ф. Веленгурина обоснованно внесены некоторые изменения в текст первого издания. Так, справедливо, думается, указано, что из Кавказской крепости Раевские и Пушкин отправляются в дорогу не после обеда вечером 9-го, а после ночевки утром 10 августа.

Вместе с тем во втором издании «Летописи» некритически повторены некоторые ошибочные тезисы Н. Ф. Веленгурина. В частности, вызывает сомнения предположение кубанского краеведа, что 10 августа после 6 часов утра Г. В. Гераков трогается в дорогу не только с подполковником А. Ф. Урнежевским, но и с Раевским и Пушкиным. Во-первых, для семейства Раевского с женщинами разных возрастов и большим путевым хозяйством шесть утра — слишком ранний срок. Во-вторых, для Раевских по только что указанной причине марш длиной в 107 верст (по свидетельству Г. В. Геракова) также слишком тяжел. В-третьих, невероятно, чтобы Г. В. Гераков, не упускающий случая упомянуть о любой встрече с Раевскими, вдруг умолчал о них, путешествуя с ними вместе целые сутки.

Можно, думается, предложить иную версию: рано утром 10 августа подполковник А. Ф. Урнежевский покидает Кавказскую крепость вместе с Г. В. Гераковым, чтобы лично проверить готовность станиц к проезду высокого гостя. В дальнейшем путешествии до Тамани роль гонца будет выполнять отряд, сопровождающий Г. В. Геракова, т. к. полковник Г. К. Матвеев присоединится к семейству Раевского. Раевские с Пушкиным трогаются позже и совершают переходы от 70 до 90 верст. В расчетах конкретной длины дневных переходов и поисках мест для ночевок может помочь хранящаяся в ЦГА Крыма «Выписка» из маршрутного листа Главного директора путей сообщения генерал-инженера А. А. Бетанкура, проезжавшего с Кавказа в Крым в сентябре 1820 г.24 В «Выписке» указано, что местом двух ночевок А. А. Бетанкура были Усть-Лабинская крепость (ныне Усть-Лабинск) и город Екатеринодар (Краснодар), где тоже была крепость. Видимо, именно эти станции могли обеспечить наибольший комфорт и безопасность для ночлега такого высокого гостя, равным которому по званию был Н. Н. Раевский (оба они принадлежали ко II классу).

После этого в маршрутном листе А. А. Бетанкура запланирован переход в 112 верст до Калаузы, что для Раевских, как мы уже писали, невозможно. От Екатеринодара до Тамани, согласно «Указателю дорог» за 1804 г., было только две крепости — Копыл (ныне Славянск-на-Кубани) и Темрюк.25 Переход до первой, в соответствии

191

с маршрутным листом А. А. Бетанкура, составляет от Екатеринодара 87 верст,26 переход до второй — еще 68, что вполне удовлетворяет темпу движения Раевских. Остановка в Копыле косвенно подтверждается приводимым Н. Ф. Веленгуриным местным преданием о ночлеге Пушкина в станице и участии поэта в тушении возникшего пожара.27 Показательно и то, что в книге И. Дебу (которая, кстати, была в личной библиотеке поэта) Копыл отнесен к числу «примечательных мест в Черномории». Во времена Пушкина это было пограничное укрепление на Протоке, северном рукаве Кубани, впадающем в Азовское море. «Здесь некогда было местопребывание сераскира, начальствовавшего над всеми кубанскими татарами вместо крымского хана».28

В пользу Темрюка свидетельствует Г. В. Гераков, отметивший, что это одна из самых благоустроенных станций на пути.29 Если в Тамани было 75 домов, то в Темрюке, имевшем статус местечка, насчитывалось 70 домов (Г. В. Гераков называет иную, чем И. Дебу, цифру — 90 домов). Правда, старая крепость в Темрюке к 1820 г. пришла в полный упадок и была фактически разобрана, но здесь располагалась одна из 8 рот Таманского гарнизонного полка (в Фанагории располагались две роты) и был «хорошо содержимый» лазарет.30

Наконец, от Темрюка до Фанагории сравнительно короткий переход в 50 верст,31 позволяющий путешественникам завершить его ко второй половине дня и вечером еще навещать знакомых и принимать гостей.

Подробное изложение нашей версии графика движения Раевских и Пушкина по Черномории дано в Приложении I.

Явившись навестить «приезжего» знаменитого генерала, Г. В. Гераков, как и следовало ожидать, застал в еще недавно тихой и сонной крепости Фанагория полный сбор: «Тут все военные были, и все препорядочные люди».32

Кстати, последнее замечание автора «Путевых записок» позволяет ставить вопрос о пополнении сведений словаря Л. А. Черейского об окружении Пушкина в Тамани. В словаре упомянут комендант Фанагорийской крепости полковник Каламара, но не названы фигурирующие у Г. В. Геракова командир Таманского гарнизонного полка полковник Бобоедов, городничий Тамани есаул Мартын Степанович и атаман черноморских казаков полковник Г. К. Матвеев (см. Приложение II).

192

Ясно по крайней мере одно: в число «всех военных», съехавшихся приветствовать Н. Н. Раевского и его близких, в Тамани, где жителей было меньше 200 человек, названные лица не могли не войти как по званиям, так и по должностям.

13 августа утром после 2-месячной засухи полил долгожданный дождь. К полудню на море разыгрался шторм, который сделал невозможной переправу в Керчь. Но через «пенистые волны», как писал Г. В. Гераков, «взорам нашим представлялись Ениколь и Керчь». «Боспорский пролив с берега прекрасен особенно при непогоде»,33 — заключал он.

Такими крымский берег и пролив и «открылись» в субботний день после полудня 14 августа (26 августа по н. ст.) 1820 г. Пушкину.

В. П. Казарин

________