ЗАГАДОЧНЫЙ ПОРТРЕТ

В прижизненной иконографии Пушкина существует загадочный портрет, автором которого считается И. Л. Линев. По мнению некоторых исследователей, этот портрет наиболее реалистически передает внешность и состояние Пушкина в последние годы жизни.

Об истории создания портрета не сохранилось ни документальных данных, ни свидетельств современников. Ничего не известно и об истории бытования портрета до 1877 г. В 50-ю годовщину со дня смерти поэта он поступил в музей при Александровском лицее от артиста Л. Л. Леонидова. Первые сведения о портрете дал С. Ф. Либрович сначала в газете «Новости» (1888 г., 20 декабря), затем в книге «Пушкин в портретах».

«Библиотекарь лицея Я. Г. Северский. — писал исследователь, — случайно в разговоре с балетным артистом Стуколкиным узнал, что в семействе жены последнего когда-то хранился портрет Пушкина, перешедший затем к артисту Леонидову в числе разных других вещей, в виде прибавки к приданому за женой — свояченицей Стуколкина. Как попал портрет в семейство последней — неизвестно... На загрязненном, запыленном и поблекшем от времени полотне едва можно было различить черты лица и на первый взгляд можно было подумать, что это какая-нибудь плохая копия с Кипренского. Портрет был подписан буквами „И. Л.“».1

175

Поступивший в музей портрет Пушкина был реставрирован и дублирован (авторский холст наклеен на новое основание), и тут-то, по словам Либровича, «выступили, как живые, черты лица поэта. Тогда можно было вполне оценить, что портрет — действительно замечательный. Навели справки — чьей кисти мог принадлежать портрет. По начальным буквам „И. Л.“ и по характеру живописи петербургский Эрмитаж признал портрет принадлежащим кисти И. Л. Линева».2

Итак, на основе подписи и манеры письма, казалось, было определено имя художника — И. Л. Линев. Атрибуция такого характера возможна, если речь идет о работах достаточно известного художника. В данном же случае определение автора портрета ничем не подтверждается — нет художника с таким именем, нет, соответственно, и ни одной его работы.

Однако имя Линева закрепилось за портретом. Надпись на краю живописи «рис. съ натуры И. Линев» ввела портрет в число прижизненных. В исследованиях по иконографии Пушкина рядом с именем Линева стала появляться как бесспорная и дата создания портрета — 1836—1837 гг.

Вслед за Либровичем восхищенные отзывы о портрете дают М. Беляев («сходство его и, так сказать, документальность, по-видимому, изумительны»3) и Э. Голлербах («общая концепция портрета, его строгий реализм, явное отсутствие прикрас, наконец, сходство самой конструкции лица с автопортретами поэта — заставляют нас верить Линеву»4).

Правда, Голлербах высказывает некоторое сомнение в том, что портрет прижизненный: «... трудно предположить, что появление нового портрета Пушкина в последние годы его жизни осталось незамеченным его современниками».5

Ссылаясь на «мертвенность облика Пушкина», «некоторую окоченелость лица, не уменьшающую, однако, впечатления сходства», Голлербах высказывает предоположение, что Линев мог сделать портрет с рисунка Ф. А. Бруни «Пушкин в гробу» или собственной подобной зарисовки, которую затем «превратил в портрет живого Пушкина».

К числу замечательных иконографических документов» относил портрет Линева И. Зильберштейн, отвергавший гипотезу о перерисовке портрета с изображения Пушкина в гробу.6

Признав, что о портрете по-прежнему ничего не известно, кроме того, что сообщил о нем Либрович, Зильберштейн сделал попытку доказать, что портрет написан с натуры. Факт создания портрета Зильберштейн связал с двумя нерасшифрованными записками В. А. Жуковского к Пушкину, условно датируемыми началом 1836 г. В них Жуковский приглашает Пушкина к себе для позирования художнику.

«... завтра (в субботу) жду тебя также непременно к себе часу во втором поутру. У меня будет живописец, и ты должен с полчаса посидеть под пыткою его животворной кисти» (XVI, 100).

176

«Не забудь, что ты у меня нынче в час будешь рисоваться. Если не найдешь меня, паче чаяния, дома, то найдешь у меня живописца. Прошу пожаловать» (XVI, 100).

Кроме этих записок, нет других подтверждений, что Жуковский заказывал кому-то портрет Пушкина. При такой версии невольно возникают вопросы: почему Жуковский, портреты которого писали первоклассные художники, пригласил никому не известного любителя для создания портрета Пушкина? Почему Пушкин, отказывавшийся в 1836 г. позировать К. Брюллову, согласился, чтобы его портрет написал художник-любитель?

Именно с этим портретом Зильберштейн связал и не расшифрованную до сих пор записку Пушкина: «Посылаю тебе мою образину. Скажи, сколько хочешь ты за свою карету? есть покупщики» (XV, 70). В разных изданиях адресатом этой записки называют предположительно Вяземского или Нащокина, относят ее то к 1828, то к 1833 г.

«Жестокий реализм портрета, — пишет Зильберштейн, — естественно не понравился Пушкину (об этом свидетельствует его выражение «образина») и, очевидно, не пришелся по душе Жуковскому. Этим и можно объяснить тот факт, что портрет скоро оказался забытым и на целых 50 лет пропал из поля зрения».7

Однако слово «образина» в пушкинском кругу означало не оценку работы художника, а шутливое отношение к своему изображению. Так, например, П. А. Вяземский, обращаясь к А. И. Тургеневу с просьбой выслать ему портреты арзамасцев, писал 20 апреля 1816 г.: «... высылайте мне скорее свои образины: я очень ими дорожу».8

В подобном же тоне написано письмо В. А. Жуковского к А. П. Киреевской (Елагиной) при посылке ей портрета работы Г. Гиппиуса: «... я могу иметь несколько экземпляров за то, что сидел для живописца. Примите же мою рожу, как бы хотелось сказать это о самом себе».9

Записка Пушкина могла относиться и к портрету Гиппиуса, которому Пушкин позировал в 1827—1828 гг. и, вероятно, так же как и Жуковский, имел несколько экземпляров литографированного портрета, и к гравюре Н. И. Уткина, широко продававшейся в Петербурге в конце 1820-х гг.

Таким образом, нельзя считать убедительными доводы, приведенные Зильберштейном в пользу того, что портрет писался с натуры по заказу Жуковского.

Относительно нерасшифрованных записок Жуковского в качестве гипотезы выскажем предположение, что в них речь могла идти о позировании Пушкина одному из группы художников, писавших картину «Субботнее собрание у Жуковского». Картина создавалась в 1834—1836 гг. учениками А. Г. Венецианова. Один из них, А. Н. Мокрицкий, вспоминал об истории создания этого полотна: «Василий Андреевич пожелал иметь перспективный вид своего кабинета и в нем портреты лучших своих друзей

177

и приятелей, нужно было поместить более десяти человек и всех написать с натуры... Михайлов написал кабинет, другие ученики писали фигуры, на мою долю достались тоже две фигуры».10

Из этих воспоминаний следует, что все изображенные на картине друзья Жуковского писались с натуры. Вполне вероятно, что позировали они непосредственно в интерьере кабинета Жуковского. При этой гипотезе становится понятным, почему художник ждал Пушкина именно в квартире Жуковского.

Резко отрицательный отзыв о портрете Линева, противоположный приведенным выше, дал И. Грабарь: «Существует еще один портрет... дурной славы, приписываемый некоему Линеву. На нем вовсе не следовало бы останавливаться, если бы он не был незаслуженно превознесен М. Д. Беляевым и Голлербахом, считающими его „одним из самых примечательных“, а в смысле сходства и документальности просто „изумительным“.

Однако при ближайшем рассмотрении он оказывается прямо скомбинированным с рисунка неизвестного художника, изобразившего Пушкина в гробу».11

Отзыв Грабаря, отрицавшего версию о том, что портрет писался с натуры, не был принят во внимание. Портрет по-прежнему занимал важное место в прижизненной иконографии Пушкина. Не сомневаясь в том, что портрет прижизненный, исследователи сосредоточили усилия на поисках сведений о художнике Линеве.

В 1972 г. появилась статья профессора С. М. Куликова (инженера по профессии) «Материалы о И. Л. Линеве — авторе портрета А. С. Пушкина».12 Куликов собрал сведения об Иване Логиновиче Линеве, фамилия и инициалы которого совпадали с предполагаемым автором портрета.

И. Л. Линев (1777—1840?) с 1797 г. служил в кавалергардском полку, где оставил о себе память как «чрезвычайно красивый, но столь же глупый и необразованный, на хорошем по службе счету у начальства».13 В 1801 г. он был уволен в отставку в чине ротмистра. О службе Линева в кавалергардском полку С. Куликов не упоминает. Вероятно, приведенный там отзыв не очень подходит для характеристики любителя искусств, друга Жуковского и автора портрета Пушкина.

В период Наполеоновских войн И. Л. Линев служил в Сумском гусарском полку. В 1811 г. он окончательно вышел в отставку в чине полковника в связи с получением в наследство после смерти отца имения в Новгородской губернии Устюженского уезда.

В справочнике «Нумерация домов С.-Петербурга с алфавитным списком проспектов, улиц ... и владельцев домов» (СПб., 1836) указан владелец дома на «2-й Итальянской улице Литейной части 17» полковник Линев (без инициалов).

В воспоминаниях В. Н. Житовой, приемной дочери В. П. Тургеневой,

178

есть упоминание о проживании семьи Тургеневых в Петербурге, в доме Линева, где у них бывал В. А. Жуковский.14

На первый взгляд как будто подтверждается версия И. Зильберштейна, что портрет писался по заказу Жуковского. Жуковский бывал у Тургеневых в доме Линева, следовательно, мог быть знаком и с владельцем дома.

«Вполне вероятно, — пишет С. М. Куликов, — что В. А. Жуковский, заручившись согласием А. С. Пушкина позировать художнику для написания портрета, обратился с просьбой написать портрет поэта к Ивану Логиновичу Линеву, с работами которого он был, конечно, знаком, бывая в доме Линева у Тургеневых».15

Но никаких подтверждений того, что Жуковский был знаком с Линевым и главное того, что Линев занимался живописью, — нет. Однако Куликов считает это бесспорным фактом и совершенно произвольно делает вывод о том, что «Тургеневых, Жуковского и Линева связывала глубокая любовь к искусству».

В подтверждение художественных интересов Линева Куликов опять же как о бесспорном факте пишет, что в поместье в окрестностях Устюжны «Ивану Логиновичу удалось воплотить свою мечту — построить церковь Вознесения и собственноручно участвовать в ее внутренней росписи».16

Обратимся к аргументам, которые приводит автор статьи в подтверждение «собственноручной» росписи церкви Линевым. (Церковь существовала до 1947 г. Несколько икон из нее находятся сейчас в Устюженском краеведческом музее.)

«Интересна картина, возможно, созданная И. Л. Линевым»; «Кисти И. Л. Линева, как нам кажется, принадлежат также два изображения евангелистов»; «Хотя эти портреты и не подписные, но некоторые из них, по-видимому, принадлежат кисти И. Л. Линева».

Эти «аргументы» легко опровергаются действительно бесспорным фактом: «Церковь построена в 1849 г. тщанием помещика штаб-ротмистра Логина Ивановича Линева. Церковь оштукатурена, выбелена известью, покрыта железом, устроена не по средствам прихода».17

Итак, «собственноручно участвовать в ее внутренней росписи» И. Л. Линев не мог, так как церковь была построена уже после его смерти на средства его сына Логина Ивановича Линева.

И. Л. Линев умер, вероятно, в конце 1839 или в начале 1840 г., так как при рождении его внука Ивана 3 февраля 1840 г. отмечены восприемники: «отставной поручик Александр Федорович Кисловский и умершего полковника Ивана Логиновича Линева жена Александра Ивановна».18

Следовательно, версия о занятиях И. Л. Линева живописью ничем не подтверждается. С. М. Куликов исходил из заданного факта — автор портрета

179

И. Л. Линев. Но в его работе нет ни одного аргументированного довода для отождествления реально существовавшего полковника Ивана Логиновича Линева с автором портрета Пушкина.

При изучении прижизненной иконографии Пушкина следует иметь в виду отношение поэта к самому факту портретирования. Пушкин не только никогда не заказывал своих портретов, но и отказывал художникам, хотевшим его написать. Особенно важно учитывать этот момент, когда речь идет о последних годах жизни поэта.

В мае 1836 г. Пушкин писал из Москвы жене: «Здесь хотят лепить мой бюст. Но я не хочу. Тут арапское мое безобразие предано будет бессмертию во всей своей мертвой неподвижности» (XVI, 1196).

К концу своей короткой жизни Пушкин, как бы предчувствуя развязку, пишет итоговое стихотворение «Я памятник себе воздвиг нерукотворный». Для него небезразлично, каким предстанет он перед будущим читателем, каким «предан будет бессмертию».

Еще болдинской осенью 1830 г. в «Опровержении на критики» Пушкин писал: «В другой газете объявили, что я собой весьма не благообразен и что портреты мои слишком льстивы. На эту личность я не отвечал, хотя она меня глубоко тронула» (XI, 162). Речь шла об отзыве на портрет О. Кипренского. Эту обиду Пушкин помнил, если написал, что она его «глубоко тронула».

Насмешки над происхождением, внешностью Пушкина вряд ли могли вызвать у него желание заказывать свои портреты, да еще художникам-любителям, что дало бы повод посмеяться не только над «неблагообразной» внешностью, но и над неумелым, непрофессиональным изображением.

Уже одно это не позволяет категорично решать вопрос о согласии поэта позировать неизвестному любителю.

Обратимся непосредственно к анализу самого портрета.

В 1986 г. в Отделе технико-технологических исследований ГРМ была произведена экспертиза портрета, выявившая значительные расхождения между первоначальным авторским изображением и позднейшими реставрационными записями.

При поступлении в музей Александровского лицея в 1887 г. портрет, по свидетельству Либровича, находился в очень плохом состоянии и был тщательно реставрирован. Именно эта реставрация изменила черты лица изображенного: «... прописаны левая бровь и глаза, нижняя часть носа вместе с теневой частью ноздри; сплошная запись по теневому краю лба и подбородку. Эти записи существенно искажают черты лица поэта, так как лежат не в границах утрат авторской живописи».

При сравнении портрета с фотографией, сделанной с экрана телевизионной инфракрасной системы, эти различия явственно заметны. Искажено изображение правого глаза — нарушена параллельность и соответствие направленности взгляда по отношению к левому глазу. Утяжелен подбородок. Заново написан кончик носа и опись ноздри. С правой стороны расширено очертание лба, увеличивающее поворот головы изображенного. Непрофессиональная, грубая реставрация придала и мертвенность, неподвижность чертам лица, что дало основание говорить о сходстве портрета с рисунками, изображающими Пушкина в гробу.

180

Насколько же точно первоначальное авторское изображение передает реальные черты внешности Пушкина? Поэт изображен со слегка вьющимися волосами, с бакенбардами, прямым носом и карими глазами.

На других портретах Пушкина и особенно на автопортретах — характерный опущенный кончик носа. Попытка передать эту особенность внешности Пушкина сделана реставратором, заново написавшим нижнюю часть носа.

Как известно, глаза у Пушкина были голубые. Сам поэт, описывая свою внешность на так называемом «Билете на проезд в Петербург» на имя Алексея Хохлова, указал: «... волосы темнорусыя, глаза голубыя».

В подтверждение документальности портрета Голлербах, Беляев и Зильберштейн акцентировали внимание лишь на словах П. В. Нащокина, записанных П. Бартеневым: «К концу жизни у него уже начала показываться лысина и волосы переставали виться».19

Однако можно привести и другие, противоположные этому свидетельства современников.

И. С. Тургенев, видевший Пушкина за несколько дней до его смерти в зале Энгельгардта, так описывал его внешность: «Помню его смуглое небольшое лицо, его африканские губы, темные желчные глаза под высоким лбом почти без бровей — и кудрявые волосы».20 Кудрявые волосы у Пушкина отмечал и В. П. Бурнашев, видевший поэта в гробу: «Великолепные курчавые темные волосы были разметаны на атласной подушке».21

Таким образом, утверждение о правдоподобии и документальности портрета представляется достаточно спорным.

Множество вопросов возникает и при анализе авторской подписи «рис. с натуры И. Л...» (как установила экспертиза, именно так был подписан портрет первоначально).

Надписи такого рода не встречаются на живописных работах. Слово «рисовал» не характерно для живописи, оно употребляется только в отношении рисунков, выполненных карандашом или акварелью. В применении к живописной работе оно воспринимается как профессиональная неграмотность.

Нарочито звучит подчеркивание «с натуры», как бы стремящееся убедить зрителя, заставить его поверить.

Но то, что портрет был написан не с натуры, подтверждает одна деталь, никем до сих пор не замеченная: сюртук у Пушкина застегнут с левой стороны. При написании портрета с натуры такой ошибки художник не мог допустить. Перевернутое, зеркальное изображение оригинала часто можно встретить на литографированных оттисках, когда композиция рисунка оказывается повернутой в другую сторону. В этих случаях меняется поворот головы, расположение орденов и пуговиц по сравнению с оригиналом. Возникает явное противоречие между тем, что мы видим (изображением), и тем, в чем нас пытаются уверить (надписью).

181

По данным экспертизы, портрет написан на ранее использованном под другую живопись холсте. Этот момент также вызывает сомнение в создании портрета с натуры. Навряд ли художник, писавший заказной портрет прославленного поэта, использовал бы старый, уже употребленный холст.

Именно тем, что портрет написан не с натуры, можно объяснить и несоответствие цвета глаз у Пушкина. В данном случае сработал стереотип: Пушкин негритянского происхождения, смуглый, следовательно, глаза у него карие.

Наконец, странно выглядит и сама подпись автора портрета. Не просто монограмма (И. Л.), но вместо букв фамилии проставлены точки. Подобные подписи не встречаются у художников. Как выявила экспертиза, при реставрации портрета потертая подпись была поновлена и вместо точек в фамилии проставлены буквы.

По свидетельству Либровича, определение имени автора портрета было произведено уже после реставрации, которая, как стало теперь известно, значительно изменила первоначальное изображение. Следовательно, автор атрибуции не мог судить о «характере живописи» при определении имени художника, так как авторское изображение было скрыто грубой реставрацией. Да и могли ли быть широко известны работы художника «со слабой профессиональной подготовкой» (по данным экспертизы)? Появление имени Линёва пока остается загадкой.

Итак, те факты, которыми мы располагаем сегодня, дают все основания для того, чтобы исключить этот портрет из числа прижизненных и отказаться от авторства Линева. Нет ни одного реального довода, который позволил бы рассматривать портрет в одном ряду с работами Тропинина и Кипренского.

Это портрет явно посмертный, выполненный в конце 1830-х или начале 1840-х гг. художником-монограммистом «И. Л.» скорее всего по какому-то литографированному портрету, появившемуся после смерти Пушкина. Оригинал значительно изменен, не сразу узнается. Возможно, портрет был скомбинирован с нескольких изображений Пушкина.

Т. Г. Александрова

————