«... НЕКТО АНЧАПОВ»?

Встретившись 11 апреля 1833 г. с поэтом-баснописцем Иваном Андреевичем Крыловым, Пушкин записал его воспоминания о Пугачевском восстании, в том числе и рассказ о том, как юный в ту пору Ваня Крылов, приехав с матерью Марией Алексеевной в Яицкий городок, где служил его отец, капитан Андрей Прохорович Крылов, не раз игрывал с детьми в «Пугачевщину»: «Дети разделялись на две стороны, городовую и бунтовскую, и драки были значительные. Крылов, как сын капитанский, был предводителем одной стороны. Они выдумали, разменивая пленных, лишних сечь, отчего произошло в ребятах, между коими были и взрослые, такое остервенение, что принуждены игру запретить. Жертвой оной чуть было не сделался некто Анчапов (живой доныне). Мертваго, поймав его, в одной экспедиции, повесил его кушаком на дереве. — Его отцепил прохожий солдат» (IX, 492).1

При чтении пушкинской записи представляется, что Мертваго и Анчапов были сотоварищами Крылова по играм в «Пугачевщину». Но при обращении к мемуарам Дмитрия Борисовича Мертваго (1760—1824), — а именно о нем шла речь в рассказе Крылова, — выясняется, что он, Мертваго, в Яицком городке (с 1775 г. Уральск) не бывал ни в дни своей юности, ни в последующие годы. Во время Пугачевского восстания Мертваго жил в Алатыре, где 23—24 июля 1774 г. останавливалось войско Е. И. Пугачева. После того как Пугачев ушел на юг, направившись в Нижнее Поволжье, жизнь в Алатыре стала входить в обыденную колею. Но события Пугачевского восстания глубоко врезались в память алатырцев, а у местных подростков игра в «Пугачевщину» сделалась одной из наиболее популярных, оттеснив на второй план исконные игры в лапту и чушки (бабки).

Однажды, когда в Алатыре шла игра в «Пугачевщину», подростки разделились на две партии, одной из них предводительствовал Мертваго, а другой — сын ямщика. Этот последний и «послал из партии своей лазутчиком мальчика-дворянина, ровесника мне», — вспоминал Мертваго, — поручив ему «разведать, откуда удобнее на нас напасть. Этот мальчик, маленький ростом, разделся и, прикрыв спину рогожею, пополз на животе исполнять данное ему поручение. Неприятель наш не знал, что для надзора за его движениями я поставил в скрытых местах несколько часовых, которые поймали и привели ко мне лазутчика. Я собрал начальников моей партии, нарядил суд, который решил виновного повесить, и как ни любил я этого мальчика, но привел в исполнение приговор суда. К счастию нашему, петля, сделанная из той рогожи, которая покрывала лазутчика, слабо скрученная, была мягка и не сильно захватила горло; однако он переставал уже дышать, когда гарнизонный солдат, шедший по пустырю, увидев наши проделки, прибежал и во время снял повешенного,

170

который долго лежал без чувства. Мы стали дышать ему в рот и качать, и — кое-как оживили».2

Мертваго не назвал фамилии мальчика, едва не ставшего жертвой опасной игры, но очевидно, что речь шла о том самом Анчапове, который был упомянут в рассказе Крылова. Это наблюдение подтверждается несомненными чертами сходства в показаниях Крылова и Мертваго об одном и том же событии. О приключении, случившемся с Анчаповым, последний и рассказал Крылову во время одной из встреч в Петербурге, где в 1797—1801 гг. Мертваго служил по провиантской части в Военной коллегии, в 1807—1810 гг. — в Военном министерстве, а в последующие годы — сенатором в одном из департаментов Сената. Следует заметить, что мемуары Мертваго, над которыми он работал в конце 10-х — начале 20-х гг. XIX в., были опубликованы много лет спустя после гибели Пушкина и кончины Крылова.3

Первое документальное свидетельство, касающееся Анчапова, удалось обнаружить в бумагах походной канцелярии генерал-аншефа графа П. И. Панина, командующего карательными войсками, усмирявшего Пугачевское восстание на территории Поволжья и Урала. 28 ноября 1774 г. к Панину обратились с прошением проживавшие в Алатыре малолетние дворяне Николай Анчапов и его сестры Анна и Мария. В своем прошении они сообщили, что их отец, управлявший алатырскими казенными винокуренными заводами, убит взбунтовавшимися крестьянами, которые полностью, «без остатку все», расхитили имущество их отца, «собранное чрез пятьдесят лет» его жизни и службы. Николай Анчапов и его сестры просили выдать им денежное вспомоществование: «... к пропитанию нашему <дать> сколько либо», а также и на наем подвод для поездки в Москву. Рукой Панина на прошении проставлена резолюция: «Дать сто рублев», — а ниже ее внесена канцелярская помета об исполнении этого предписания: «3 декабря. 100 рублев. Алатырь».4 Рассматриваемый документ служит комментарием к рассказам Крылова и Мертваго, удостоверяя то, что Николай Анчапов в дни Пугачевского восстания жил в Алатыре, где и произошло с ним памятное приключение во время игры в «Пугачевщину», отображенное в показаниях названных воспоминателей.

Следует отметить, что в литературе не имеется комментирующих указаний об Анчапове. Не дал каких-либо пояснений на этот счет и Ю. Г. Оксман, в 1936 г. впервые опубликовавший пушкинскую запись воспоминаний Крылова.5 В составленном Г. П. Блоком указателе к тому IX Большого академического собрания сочинений Пушкина Анчапов назван одной только фамилией, без обозначения его имени и отчества (IX, 814).

171

Любопытное известие об Анчапове встретилось в одном из писем литератора пушкинского времени А. Е. Измайлова, опубликованном в 1978 г. Я. Л. Левкович. В письме от 11 марта 1826 г. к своему приятелю П. Л. Яковлеву (брату М. Л. Яковлева, лицейского друга Пушкина) Измайлов, рассказывая о церемонии погребения Александра I в соборе Петропавловской крепости, писал: «Знаешь ли ты карлика Анчапова? Насмешники выдумали, будто зрители во время процессии, увидя его, спрашивали: не наследник ли6 этот малютка? А этому малютке уже за 50 лет. — Ассистент Голстинского герба7 заходил с ним в герберг8 и чуть было его там не забыл».9 Анчапов изображен Измайловым как анекдотически нелепая фигура, вызывавшая и по своему внешнему виду, и по комичности случавшихся с ним приключений неизменные усмешки как со стороны знакомых ему людей, так и у впервые встречавшихся с ним.

Сообщение Измайлова стало отправным пунктом для последующих разысканий об Анчапове: стало ясно, что в 1826 г. он был жителем Петербурга — то ли чиновником, то ли праздно живущим дворянином, иначе он не мог бы участвовать в официальной церемонии погребения Александра I. Обращение к адресной книге жителей Петербурга, изданной С. И. Аллером в 1822 г., позволило установить данные об Анчапове, где, в частности, сообщается, что коллежский советник Анчапов Николай Васильевич жительствует в доме Ассигнационного банка.10

Так как Анчапов имел квартиру в казенном здании Ассигнационного банка, то вполне правомерно возникло предположение, что и служил он чиновником в том же банке. Это подтвердилось при ознакомлении с так называемыми «Месяцесловами» — ежегодно издаваемыми списками чиновников по всем правительственным учреждениям Российской империи. В «Месяцеслове» на 1826 год среди чиновников Ассигнационного банка значится младший директор 2-го отделения Николай Васильевич Анчапов, чиновник 5-го класса (т. е. статский советник), кавалер ордена Владимира 4-й степени.11 Беседуя с Пушкиным в 1833 г., Крылов сказал, что Анчапов «живой доныне». Так оно и оказалось: в «Месяцеслове» на 1833 г. Анчапов упомянут в той же должности и в том же чине, но вот наград у него прибавилось: он стал еще и кавалером ордена Анны 2-й степени, а также получил «пряжку» с цифрой «XX» — знак отличия за 20-летнюю беспорочную службу.12

172

Наиболее полные биографические данные Анчапова удалось установить по его формулярному списку, обнаруженному в Центральном государственном историческом архиве СССР (Ленинград). Список этот составлен в октябре 1835 г. и сообщает, что служащему во 2-м отделении Ассигнационного банка младшему директору Николаю Васильевичу Анчапову 75 лет отроду;13 вероисповедания он «греко-российского, православного; по происхождению из грузинских дворян»;14 женат, но детей не имеет; владеет двумя родовыми имениями в губерниях Казанской и Тамбовской (в первом состоит 64 души крепостных крестьян, во втором — 245, а в обоих — 309), эти имения были пожалованы его отцу по духовному завещанию грузинского царевича Георгия, выехавшего в Россию в первой половине XVIII в. С 1777 г. Анчапов учился на геодезиста в Казанском экономическом правлении, с 1781 г. служил в Симбирске протоколистом в дворянской Опеке, потом был соляным приставом, дослужился до чина губернского секретаря, в 1793 г. вышел в отставку. В 1799 г. Анчапов поселился в Петербурге и с того времени по 1808 г. служил в Экспедиции для свидетельствования государственных счетов, где, последовательно проходя служебную лестницу, получил чины титулярного советника (1799), коллежского асессора (1803), надворного советника (1807); в 1806 г. за усердную службу пожалован бриллиантовым перстнем. В 1808 г. Анчапов определен в Ассигнационный банк на должность младшего директора одного из отделений, где за время службы получил чины коллежского советника (1816) и статского советника (1824). Начальство не раз отличало Анчапова наградами и пожалованиями: в 1824 г. он был награжден орденом Владимира 4-й степени, в 1832 г. — орденом Анны 2-й степени, в 1830 г. — знаком отличия беспорочной службы за 20 лет, в 1829 г. он получил 5 тыс. р. на уплату долгов Опекунскому совету. За время службы Анчапов лишь дважды был в отпусках: две недели в январе 1825 г. и три дня в 1827 г. Формулярный список отмечает, что Анчапов не подвергался когда-либо штрафам, «под судом и следствием не был, к службе способен, получения следующего чина достоин».15

Шли годы. Анчапов, давно уже состарившийся среди банковских счетов, векселей и гроссбухов, оставался на своем посту. В «Месяцесловах» 1836, 1837 и 1838 гг. он значится служащим Ассигнационного банка, состоя в прежней должности младшего директора 2-го отделения и в том же самом чине статского советника; единственное новшество состояло лишь в том, что его вицмундир украсился еще одним знаком чиновничьего

173

усердия — знаком отличия за 25-летнюю беспорочную службу (получен в 1837 г.).16

В списке чиновников Ассигнационного банка, опубликованном в «Месяцеслове» 1839 г., Анчапов не упоминается. Нет упоминаний о нем и в «Месяцесловах» последующих лет. Это могло означать, что в 1839 г. Анчапов либо перешел на службу в другое учреждение, либо скончался. Последнее из этих предположений подтвердилось при обращении к архивным документам Ассигнационного банка, в которых сообщается, что Анчапов умер б мая 1839 г. — эта дата указана в прошении его вдовы о назначении пенсии17 и в доношении 2-го отделения банка в его правление.18

Старинный житель Петербурга, служащий ведомства, весьма далекого от изящной словесности, Анчапов не был вхож в круг столичных литераторов19 и наверняка не знал того, что его имя промелькнет в беседе двух знаменитых поэтов — Крылов расскажет, а Пушкин упомянет в своей записи об эпизоде из далекой юности Анчапова, косвенно связанном с Пугачевским восстанием.

Р. В. Овчинников

———