173

ИСТОРИЧЕСКОЕ ПРОШЛОЕ В «ПИКОВОЙ ДАМЕ»

1

Действие «Пиковой дамы» с первой же главы раздваивается во времени. Современным событиям, протекающим в начале 1830-х годов, здесь постоянно противопоставляются годы молодости графини. При внимательном анализе оказывается, что это прошлое в «Пиковой даме» вовсе не одномерно, а охватывает целую историческую эпоху, с которой собственно и соотносится современность.

Казалось бы, Пушкин имеет в виду здесь лишь одно десятилетие, о чем совершенно определенно говорится во второй главе: «Графиня <...> сохранила все привычки своей молодости, строго следовала модам семидесятых годов (здесь и далее в цитатах курсив наш, — Б. В.) и одевалась так же долго, так же старательно, как и шестьдесят лет тому назад» (VIII, 1, 231). Та же хронологическая веха намечена и в главе IV: «По этой самой лестнице, думал он, может быть, лет шестьдесят тому назад, в эту самую спальню, в такой же час... прокрадывался молодой счастливец» (VIII, 1, 245).

Создается впечатление, что к тем же 1770-м годам относится и игра графини с герцогом Орлеанским у французской королевы, и игра Зорича с Чаплицким.1 Однако вовсе не 1770-е годы воскрешает обстановка спальни графини, хранящая, несомненно, самые дорогие воспоминания эпохи ее молодости. Как показал в своем исследовании академик М. П. Алексеев, здесь явственно царствует дух кануна французской революции — во всех вывезенных графиней из Парижа «игрушках, изобретенных в конце минувшего столетия вместе с Монгольфьеровым шаром и Месмеровым магнетизмом» (VIII, I, 239—240).2

174

Так, стало быть, «тайна трех карт» зародилась не в 70-е, а в 80-е годы «века минувшего»? Или же, учитывая прямое указание автора на «семидесятые годы», мы должны считать, что графиня провела в Париже около двух десятков лет?

Однако попытка дать непротиворечивый реальный комментарий к рассказу Томского в первой главе неожиданно вызывает, казалось бы, непреодолимые трудности. Напомним этот рассказ.

«Надобно знать, что бабушка моя лет шестьдесят тому назад ездила в Париж и была там в большой моде <...> Ришелье за нею волочился и <...> чуть было не застрелился от ее жестокости. В то время дамы играли в фараон. Однажды при дворе она проиграла герцогу Орлеанскому что-то очень много <...> С ней был коротко знаком человек очень замечательный. Вы слышали о графе Сен-Жермене <...> Над ним смеялись как над шарлатаном, а Казанова в своих Записках говорит, что он был шпион <...> Тут он открыл ей тайну <...> В тот же самый вечер бабушка явилась в Версали au jeu de la Reine (на игру у королевы, — Б. В.). Герцог Орлеанский метал...» (VIII, 1, 228—229).

На первый взгляд, здесь, как и во второй главе, речь идет о происшествиях 1770-х годов («лет шестьдесят тому назад»). Действительно, в начале этого десятилетия в Париже проживал граф Сен-Жермен, который навсегда покинул Париж в 1774 г., после смерти Людовика XV.3 Был там в то время и герцог Орлеанский — Людовик Филипп (1725—1785).4 Но в те годы не могла состояться «игра у королевы», потому что жена Людовика XV, Мария Лещинская, скончалась в 1768 г.

Нельзя происшествие датировать и 1780-ми годами, временем «Монгольфьерова шара и Месмерова магнетизма». В Париже в то время не было графа Сен-Жермена.5

Значит, игру графини с герцогом мы должны отнести к 1760-м годам и, как оказывается, к самому их началу. Дело в том, что в пушкинском тексте содержится косвенное, но достаточно выразительное хронологическое уточнение: рассказчику известно, что Казанова считал Сен-Жермена в своих «Записках» шпионом. Надо полагать, что Томский читал «Записки» и помнил мотивировку этого обвинения. Пушкин во всяком случае ее знал: в рукописи книги Вяземского о Фонвизине к словам «Сен-Жермен был шарлатаном» он добавил: «И шпион. Смотри Casanova».6

С. А. Рейсер обнаружил то единственное место в издании мемуаров Казановы, имеющемся в библиотеке поэта, где говорится о Сен-Жермене как о французском шпионе: «Герцог Шуазель сделал вид, что Сен-Жермен лишился его доверия во Франции, для того, чтобы он в качестве шпиона служил ему в Лондоне. Но лорд Галифакс не поддался на этот обман —

175

он даже нашел хитрость неуклюжей. Но это лишь обычные любезности, которыми все правительства обмениваются, чтобы казаться безупречными».7

Для комментария к «Пиковой даме» необходимо подробней ознакомиться с несколькими страницами мемуаров Казановы, конечным выводом из которых и является свидетельство, обнаруженное С. А. Рейсером. В 1759 г. Сен-Жермен был послан в Гаагу для переговоров с английскими представителями по поводу заключения мира — в Семилетней войне Англия была противником Франции. С аналогичной целью в Гааге оказался и Казанова, попытавшийся — по указанию французского посла в Голландии — наладить контакт с Сен-Жерменом. Однако своими действиями Сен-Жермен отнюдь не способствовал успеху переговоров, что вызвало гнев министра иностранных дел Шуазеля и Людовика XV, после чего Сен-Жермен бежал в Лондон. Это произошло в 1760 г. Обычно считается, что бегство Сен-Жермена в Лондон было вызвано реальной враждебностью Шуазеля, обусловленной тем, что своим бестактным, абсурдным поведением в Гааге Сен-Жермен поставил мирные переговоры под угрозу срыва.8 И лишь один Казанова в своих мемуарах утверждает, что ссора Сен-Жермена с Шуазелем была инсценирована в целях засылки Сен-Жермена в Англию как шпиона. Казанова вспоминает, как весной 1761 г., гуляя в Булонском лесу с мадам Д’Юрф, он увидел там Сен-Жермена, поспешившего от них скрыться, а затем мадам Д’Юрф сообщила Казанове слова Шуазеля о том, что Сен-Жермен провел ночь в его кабинете.9 Казанова и до этой, неожиданной только для мадам Д’Юрф, встречи в Париже был уверен в том, что Сен-Жермен оказался в Англии в качестве шпиона, но был заподозрен англичанами и теперь тайно приехал в Париж, чтобы получить новые инструкции у Шуазеля. В 1762 г. Сен-Жермен находится уже в Петербурге, где поддерживает близкие отношения с братьями Орловыми во время свержения и убийства Петра III. Затем он появляется в Италии, в немецких княжествах, а в 1770—1774 гг. снова находится в Париже (когда там не было королевы). Для «игры у королевы» остаются, таким образом, конец 1750-х годов и период «нелегального» пребывания Сен-Жермена в Париже с весны 1761 до 1762 г. Герцогом Орлеанским здесь мог быть только Людовик-Филипп (1725—1785), ставший герцогом Орлеанским в 1752 г. «Если Людовик XIV перестал играть под старость, — замечал В. Р. Зотов, — то Людовик XV играл в карты всю жизнь. В салоне госпожи Сент-Амарант собиралось все лучшее общество и герцог Орлеанский проигрывал огромные суммы».10 Королевой же, у которой происходила игра в фараон, могла быть только жена Людовика XV, Мария Лещинская. Если увиденные Германном в комнате графини аксессуары и связанные с ними имена свидетельствуют о ее пребывании в Париже в 80-е годы XVIII в., накануне и в начале Великой Французской революции, то участие в приключениях рассказа Томского графа Сен-Жермена свидетельствует о другом,

176

более раннем пребывании графини в Париже, в период Семилетней войны.11

Современный Пушкину читатель, видя рядом имена Казановы и Сен-Жермена, сразу понимал, что речь идет о событиях 50—60-х годов XVIII в., описанных в мемуарах Казановы,12 так как со второй половины 70-х годов Сен-Жермен жил «на покое» в немецких княжествах, а в 80-х годах, накануне революции, в Париже уже действовал его ученик Калиостро.

2

Как известно, прототипом старой графини в «Пиковой даме» считалась княгиня Н. П. Голицына, урожденная Чернышева. 7 апреля 1834 г. Пушкин заметил в своем дневнике: «При дворе нашли сходство между старой графиней и кн. Натальей Петровной и, кажется, не сердятся» (XII, 324). Она же действительно была в Париже два раза, в 1761—1762 и 1786—1790 гг., что уже отмечалось в пушкиноведении.13 Полезно, однако, остановиться на этих событиях, чтобы устранить обычно повторяемые неточности. В первый раз Наталья Петровна и ее сестра Дарья Петровна14 находились в Париже вместе со своим отцом, русским послом графом П. Г. Чернышевым. Он прибыл в Париж весной 1761 г.,15 т. е. как раз тогда, когда, согласно Казанове, и Сен-Жермен, изгнанный из Англии, тайно приехал в Париж. Поскольку Сен-Жермен в начале 1762 г. оказался в Петербурге, то он мог в 1761 г. поддерживать отношения с русским посольством в Париже, а значит, и встречаться с Н. П. Чернышевой. Возможно, что встречи Сен-Жермена с Н. П. Чернышевой и послужили основой для анекдота о передаче ей Сен-Жерменом в Париже «секрета трех карт», который рассказал Пушкину ее внук.16 Для того чтобы анекдот развернулся в гениальную новеллу, необходимо было, чтобы Пушкин нашел неожиданное

177

ему подтверждение при чтении мемуаров Казановы: в случае, если Сен-Жермен перед появлением в Петербурге находился (тайно) в Париже в 1761 г., то он, действительно, мог встречаться, в соответствии с фамильным анекдотом, с приехавшей в Париж вместе с отцом Н. П. Чернышевой. Но появление Сен-Жермена в Париже в 1761 г. могло иметь место только в том случае, если он в 1759—1760 гг. не бежал в Англию после ссоры с Шуазелем, а оказался засланным туда как французский шпион (ср. у Пушкина: «он был шпион»), о чем говорит только один Казанова в своих «Записках».

В 1762—1786 гг. Наталья Петровна находилась в России. Выйдя в 1766 г. замуж за кн. В. Б. Голицына, она здесь родила пятерых детей: Петра (1767), Бориса (1769), Екатерину (1770, именно ее парижане в 1786—1790 гг. называли Венерой), Дмитрия (1771) и Софью (1775).17

Добавим к этому, что в каталоге историко-художественной выставки 1905 г. помещены описания двух портретов: «749. Голицын князь Владимир Борисович <...> Супруг графини Н. П. Чернышевой. Работы А. Рослена 1762 года в Париже. Собственность князя П. П. Голицына в имении Марьино Новгородской губернии. 750. Чернышева графиня Наталья Петровна <...> Третья дочь графа Петра Григорьевича <...> Вышла замуж за князя В. Б. Голицына. Работы А. Рослена. 1777 г. Собственность князя П. П. Голицына в имении Марьино Новгородской губернии».18 Портрет Н. П. Голицыной Рослен писал в России, портрет же ее будущего мужа — в Париже. Александр Рослен (Рослин), находившийся в России в 1775—1777 гг., жил в Париже с 1752 по 1793 г.19 Возможно, В. Б. Голицын состоял в 1761—1762 гг. в русской миссии под начальством своего будущего тестя.20 Таким образом, одновременное присутствие в Париже — в рассказе Томского — графа Сен-Жермена, юной графини Анны Федотовны и ее мужа соответствует одновременному пребыванию в Париже в 1761 г. реальных лиц: графа Сен-Жермена, прототипа юной графини — дочери русского посла Н. П. Чернышевой и сотрудника русской миссии, ее будущего мужа, В. Б. Голицына.

Во второй раз Н. П. Голицына с мужем и детьми находилась в Париже и Лондоне с 1786 по сентябрь 1790 г.21 Встречающиеся в литературе указания на то, что Голицыны покинули Париж в 1787 г., до начала революции, не соответствуют действительности. В 1789 г. Н. П. Голицына и В. Б. Голицын действительно выехали из Парижа, но не в Россию, а в Лондон,

178

оставя в Париже сыновей. Но уже в январе 1790 г. Н. П. Голицына с мужем возвратились из Лондона в Париж, который они покинули только в сентябре по повелению Екатерины II.22 М. П. Алексеев обратил внимание на то, что замеченные Германном в спальне графини «рулетки» представляли собой распространившиеся среди французской знати в канун революции игрушки-диски, усыпанные бриллиантами, передвигавшиеся вверх и вниз по шнуркам. После начала массовой эмиграции из Франции народ стал называть эти игрушки «эмигретками».23 Между тем по сообщению Ф. Ф. Вигеля, дом Н. П. Голицыной в Петербурге стал после 1790 г. центром французской «белой» эмиграции.24 В этот период бежали из Парижа и Месмер, и мадам Лебрен, в 1795 г. оказавшаяся в России.

3

В заключение отметим любопытные текстовые параллели между «Пиковой дамой» и более ранним произведением Пушкина — «Романом в письмах» (1829). Так, в конце IV главы, выходя из дома графини после неудачной попытки получить от нее «секрет Сен-Жермена», закончившейся неожиданной смертью графини, Германн думает, что «по этой самой лестнице... может быть, лет шестьдесят тому назад, в эту самую спальню, в такой же час, в шитом кафтане, причесанный a l’oiseau royal, прокрадывался молодой счастливец, давно уже истлевший в могиле, а сердце престарелой его любовницы сегодня перестало биться...» (VIII, 1, 245). Это воображаемое «свидание» «шестьдесят лет тому назад» происходит не в Париже, а в петербургском доме графини, а его реально-хронологическое место в романе проясняется после соотнесения со следующим местом «Романа в письмах» (1829): «Ты не можешь вообразить, как странно читать в 1829 г. роман, писанный в 775-м. Кажется, будто вдруг из своей гостиной входим мы в старинную залу, обитую штофом, садимся в атласные пуховые кресла, видим около себя странные платья, однако ж и знакомые лица, и узнаем в них наших дядюшек, бабушек, но помолодевшими» (VIII, 1, 49—50).25 «Штофные кресла и диваны с пуховыми подушками» Германн видит, когда входит в спальню графини перед свиданием с нею, а вторая часть нашей цитаты из «Романа в письмах» аналогична «видению» Германна

179

в конце IV главы, с той разницей, что старинные комнаты, мебель и платья он видит не при чтении «романа, писанного в 775-м», а при посещении дома старой графини, и «помолодевшего» «счастливца» он «видит», выходя по «потаенной лестнице» из этого же дома.

Параллелизм приведенных мест «Пиковой дамы» и «Романа в письмах» не случаен, ибо не только одно это место «Пиковой дамы» соотносится с «Романом в письмах». Напомним также и начало «Романа в письмах» (первое письмо Лизы), где говорится о положении воспитанниц (VIII, 1, 45),26 и то, что героиня «Романа» — воспитанница, которую зовут Лиза, и упоминание англичанки, с «невинным удивлением» восклицающей «oho!» (VIII, 1, 48), в то время как в «Пиковой даме» фигурирует англичанин, который отвечает холодно «Oh?» (VIII, 1, 247),27 и, наконец, черновой набросок к «Роману»: «Недавно кто-то напомнил эпиграмму Давыдова какой-то спелой кокетке, которая смеялась над его демократическими склонностями к субреткам: <...> que voulez-vous, Madame, elles sont plus frâiches...» (VIII, 2, 570), — «эпиграмму», превратившуюся в эпиграф к II главе «Пиковой дамы»: «Il parait que monsieur est decidément pour les suivantes. — Que voulez-vous, madame? Elles sont plus fraîches. Светский разговор» (VIII, 1, 231).28 С другой стороны, разве не представляет «Пиковая дама» в существенной части II и III глав «роман в письмах», состоящий из переписки «воспитанницы Лизы» с Германном, причем первое письмо Германна к Лизе было «слово в слово взято из немецкого романа» (VIII, 1, 237) — очевидно, из немецкого «романа в письмах»?

Таким образом, в лаконичном повествовании «Пиковой дамы» аккумулировано длительное историческое время, первая половина которого — «молодость графини» — приходится на 1760—1780-е годы; между двумя посещениями графиней Парижа в 1760-х и 1780-х годах имело место ее пребывание в России в 1770-е годы («шестьдесят лет тому назад»).

Создается впечатление, что в «Пиковой даме» продолжены — в новом трагическом ракурсе — размышления Пушкина о закономерностях русской и европейской истории, намеченные отчасти в его первых прозаических произведениях, не доведенных до конца. И в этом отношении осмысление исторического прошлого, каким оно реально предстает в «Пиковой даме», представляет особый интерес.

Б. Я. Виленчик

Сноски

Сноски к стр. 173

1 См.: Виноградов  В. В. О языке художественной прозы. M., 1980, с. 256—257, 261.

2 Алексеев  М. П. Пушкин и наука его времени. — В кн.: Алексеев М. П. Пушкин. Л., 1972, с. 103. Впервые в кн.: Пушкин. Исследования и материалы. М.; Л., 1956, т. I, с. 82.

Сноски к стр. 174

3 Encyclopedia Britannica. Chicago; Toronto; London, 1957, vol. 19, p. 831; Birch Una. The comte de Saint-Germain. — The nineteenth century, 1908, january, N 371, p. 124—125.

4 Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона. СПб., 1897, т. XXII, п/т. 43, с. 152—153 (статья «Орлеанский дом»).

5 Поэтому встречающиеся указания на то, что графиня играла в карты в Версале с сыном Людовика-Филиппа Филиппом Эгалитэ «у королевы» Марии-Антуанетты, являются ошибочными.

6 См.: Вацуро   В.  Э., Гиллельсон М. И. Новонайденный автограф Пушкина. М.; Л., 1968, с.  41, 73.

Сноски к стр. 175

7 Рейсер С. А. Пушкин и мемуары Казановы. — В кн.: Временник Пушкинской комиссии. 1976. Л., 1979, с. 129.

8 Larousse P. Grand dictionnaire universel. Paris, 1864, t. 14, p. 68—70.

9 Mémoires de J. Casanova de Seingalt... Paris, 1880, t. V, p. 361—366.

10 Зотов В. Р. История карточной игры. — Новь, 1886, т. X, № 13, с. 7.

Сноски к стр. 176

11 Герцог Ришелье (1696—1788), влюбленный в «Венеру московскую» до мыслей о самоубийстве, также более уместен в Париже 60-х, а не 80-х годов. Когда же Томский рассказывает об игре Зорича с Чаплицким и о передаче графиней Чаплицкому секрета Сен-Жермена, то он говорит уже о времени, когда графиня «была строга к шалостям молодых людей», т. е. об эпохе, наступившей после того, как мадам Лебрен нарисовала в Париже портрет «молодой красавицы», который Германн увидел в спальне графини, т. е. после 80-х годов XVIII в. Поскольку фаворит Екатерины II в 1777—1778 гг. генерал-лейтенант С. Г. Зорич умер в 1799 г., то этот эпизод рассказа Томского можно поместить в 90-е годы.

12 Мемуары Казановы были необычайно популярны в пушкинское время, см.: Рейсер  С. А. Пушкин и мемуары Казановы, с. 127.

13 См.: Рабкина Н. А. Прототип «Пиковой дамы». — Вопросы истории, 1968, № 1, с. 214; Белоусов  Р. С. Из родословной героев книг. М., 1974, с. 233—235; Пушкин  А. С. Собр. соч.: В 3-х т. М.; Л., 1937, т. III, с. 695; Бартенев  П. И. Рассказы о Пушкине, записанные со слов его друзей в 1851—1860 гг. Л., 1925, с. 122 (примеч. М. А. Цявловского).

14 Во II главе «Пиковой дамы» графиня говорит о Елецкой: «Такова ли была ее бабушка, княгиня Дарья Петровна?» (VIII, 1, 231). Комментаторы давно отметили, что сестрой княгини Н. П. Голицыной была графиня Дарья Петровна Салтыкова (1739—1802).

15 См.: Бантыш-Каменский Н. Н. Обзор внешних сношений России (по 1800 г.), ч. 4. Пруссия, Франция, Швеция. М., 1902, с. 111.

16 См.: Бартенев  П. И. Рассказы о Пушкине..., с. 47.

Сноски к стр. 177

17 См.: Шереметев П. С. Вяземы. Пг., 1916, с. 85, 101; Голицын  Н. Н. Род князей Голицыных. СПб., 1892, с. 178—179.

18 Каталог историко-художественной выставки... в Таврическом дворце. СПб., 1905, вып. IV, с. 18.

19 Государственный Эрмитаж: Западноевропейская живопись. Каталог, 2. Л., 1981, с. 282.

20 В 1762 г. в Париже А. Рослен писал также портреты П. Г. Чернышева (см.: Сапрыкина  Н. Г. Коллекция портретов собрания Ф. Ф. Вигеля. М., 1980, с. 66) и «состоящего при посольстве в Париже» кн. Андрея Михайловича Белосельского-Белозерского, пасынка сестры П. Г. Чернышева Натальи (см.: Щербатова  М. Н. Материалы для справочной книги по русским портретам, вып. 2 («Б»). М., 1910, № А728, А733, А738).

21 См.: Серчевский Е. Записки о роде князей Голицыных. СПб., 1853, с. 107.

Сноски к стр. 178

22 См.: Шереметев П. С. Вяземы, с. 103, 107, 120, 122—123.

23 Алексеев М. П. Пушкин и наука его времени, с. 103—104; см. также примеч. 250 на с. 104—105.

24 Вигель Ф. Ф. Записки. М., 1891, т. 1, с. 138.

25 Отметим здесь сходство «видения» Германна в конце IV главы с описанием одевания графини в начале II главы. В обоих случаях упоминается время «шестьдесят лет тому назад», в обоих случаях особое внимание обращается на одежду и прическу графини и «счастливца», в обоих случаях имеются одинаковые стилистические повторы. В начале II главы речь идет о временны́х факторах: упоминаются «молодость» графини и «семидесятые годы», отмечается, что в настоящее время, т. е. в 1830-е годы, графиня одевается «так же долго» и по той же моде, что и «шестьдесят лет назад». В конце IV главы подчеркивается пространственное совпадение: «счастливец» поднимается «по той же лестнице», того же самого дома, к той же самой графине, что и «шестьдесят лет назад». Одет он, конечно, по моде «шестьдесят лет назад», как и графиня в начале II главы. В итоге мы можем говорить о свидании в «семидесятые годы» в петербургском доме графини.

Сноски к стр. 179

26 См.: Якубович Д. П. О «Пиковой даме». — В кн.: Пушкин. 1833. Л., 1933, с. 65—66.

27 Еще очевидней это сходство проявляется при обращении к черновому автографу «Романа в письмах» (VIII, 2, 562). См. варианты к строкам 13—16:

13—14

Он привязался к леди Пелам, приезжей англичанк<е>, и от нее не отходит | а. Он подружился с приезжим англичанином и с ним не разлучен б. Он подружился с приезжею англичанкою и от нее не отходит — <...>

15

На его речи | На все его речи

15

Отвечает она | он отвечает

15

невинного удивления | холодного удивления3 (примеч. 3: невинного — позднейшая карандашная поправка)

16

восклицанием oho! | восклицанием ого!

28 Гладкова Е. Прозаические наброски из жизни «света». — В кн.: Временник Пушкинской комиссии. М.; Л., 1941, т. 6, с. 317.