- 28 -

А.  П.  ТОЛСТЯКОВ

ПУШКИН И «КОНЕК-ГОРБУНОК» ЕРШОВА

Весной 1834 г. профессор русской словесности Петербургского университета, известный поэт и критик П. А. Плетнев прочел студентам вместо лекции первую часть стихотворной сказки «Конек-горбунок», а затем назвал имя автора — сидевшего тут же девятнадцатилетнего студента Петра Ершова.

Плетнев, близко знавший лучших русских писателей своего времени, стал другом-покровителем талантливого юноши. По собственному его признанию, ему «суждено было услышать едва ли не первому» стихи «Конька-горбунка» (из письма к Ершову 1846 г.).1 Позднее, в 1851 г., Ершов писал Плетневу: «Книгопродавец Крашенинников снова сделал мне предложение об издании „Конька“ по исправленной рукописи, которая теперь цензируется. Я писал к нему, чтобы он доставил Вам рукопись и всякое Ваше замечание исполнил бы беспрекословно. Вы первый ввели „Конька“ в свет; надеюсь, что и теперь не откажете ему в Вашем содействии».2 Мы не знаем точно, что стоит за словами: «Вы первый ввели „Конька“ в свет». Вряд ли только публичное чтение сказки в университете. Даже это одно письмо дает основание думать, что Плетнев сделал какие-то замечания или поправки в первоначальном тексте «Конька-горбунка», принятые автором. Кроме того, по мнению некоторых исследователей, именно Плетнев рекомендовал «Конька-горбунка» в журнал «Библиотека для чтения», где появилась первая часть сказки, и способствовал напечатанию всего «Конька» отдельным изданием. Поскольку издателем и журнала, и отдельной книжки был А. Ф. Смирдин, близкий знакомый Плетнева, мнение это имеет резонное основание.

- 29 -

Впрочем, творческая история сказки не известна: ранние ее рукописи, в их числе и те, по которым набирались и первое издание 1834 г., и четвертое, исправленное и дополненное издание 1856 г., не сохранились. Собственно история первого издания сказки также совершенно не известна. Переписка и воспоминания автора и его современников не сохранили нам ни фактов, ни подробностей ее. Исследователям волей-неволей приходится при воссоздании творческой истории «Конька-горбунка» и истории его первых публикаций опираться на весьма обрывочные сведения и зачастую довольствоваться лишь предположениями.

Сам Ершов неоднократно называл трех человек, которые горячо поддержали его литературный дебют в 1834 г. и мнением которых он необыкновенно гордился. Это Пушкин, Жуковский и Плетнев. При этом имя Пушкина он почти всегда называл первым.

Доля участия Жуковского в подготовке и выпуске первого издания «Конька-горбунка» не известна. Ершова познакомили с Жуковским, и тот высоко оценил и достоинства его произведения, и его талант. В 1837 г., когда Ершов уже служил учителем в Тобольске, Жуковский приехал туда, сопровождая наследника престола, будущего царя Александра II. Ершов тут же отправился к нему и, по его словам, «был принят им как друг». При посещении гимназии Жуковский рекомендовал Ершова Александру и вслух произнес: «Я не понимаю, как этот человек очутился в Сибири».3 Эти слова были проникнуты искренним сожалением о возможной трагической участи молодого собрата по поэзии, силой обстоятельств оторванного от средоточия культурной и литературной жизни тогдашней России. Вполне возможно, что и Жуковский в 1834 г. не ограничился общей похвалой «Коньку-горбунку», а принял более близкое участие в нем, например сделал замечания или поправки при чтении рукописи, способствовал появлению сказки в печати. Однако, как уже сказано, об этом пока ничего не известно.

Судя по всему, с Пушкиным Ершова познакомил Плетнев, один из ближайших друзей великого поэта. Встречались они неоднократно и, возможно, не только в 1834 г., а и позднее, до лета 1836 г., когда Ершов уехал в Тобольск. Художник М. С. Знаменский оставил в своем дневнике запись разговора с Ершовым в конце 1863 г.:

« — Вы были знакомы с Пушкиным?

— Да, я бывал у него, если вытащат к нему. Я был страшно обидчив. Мне все казалось, что надо мной он смеется, например: раз я сказал, что предпочитаю свою родину. Он и говорит:

— Да вам и нельзя не любить Сибири, — во-первых, — это ваша родина, во-вторых, — это страна умных людей.

- 30 -

Мне показалось, что он смеется. Потом уж понял, что он о декабристах напоминает».4

Согласно воспоминаниям самого Ершова, Пушкин был очень доволен «Коньком-горбунком» и сказал молодому автору: «Теперь этот род сочинений можно мне и оставить». Любопытно, что эти слова Пушкина повторил в 1860 г. А. К. Ярославцову, другу и будущему биографу Ершова, поэт Е. Ф. Розен, который был тогда у Пушкина и слышал его разговор с Ершовым. От самого автора «Конька-горбунка» узнал Ярославцов и о намерении Пушкина «содействовать Ершову в издании этой сказки с картинками и выпустить ее в свет по возможно дешевой цене, в огромном количестве экземпляров для распространения в России; но, при недостаточных средствах автора и по случаю смерти Пушкина, намерение это не выполнилось».5 Дошла до нас и характерная похвала Пушкина: «Этот Ершов владеет русским стихом, точно своим крепостным мужиком».6

Первый биограф Пушкина, П. В. Анненков, встретившийся со Смирдиным и с его слов записавший ряд ценных сведений об истории издания пушкинских произведений, об отношениях поэта с современниками, сообщил, в частности, следующее: «В апогее своей славы Пушкин с живым одобрением встретил известную русскую сказку г-на Ершова „Конек-горбунок“, теперь забытую. Первые четыре стиха этой сказки, по свидетельству г-на Смирдина, принадлежат Пушкину, удостоившему ее тщательного пересмотра».7

Эти же слова Смирдина привел, взяв из книги Анненкова, и Н. Г. Чернышевский в своей первой статье о сочинениях Пушкина, появившейся в «Современнике»: «Благородное желание помочь и одобрить всякого начинающегося писателя, в котором замечал он (Пушкин, — А. Т.) талант, хорошо известно. Об отношениях Пушкина к Гоголю излишне говорить. Многие также знают, с каким радушием старался он о литературных успехах барона Розена, г-жи Дуровой, какими похвалами встретил сказку г. Ершова „Конек-горбунок“, которую внимательно пересмотрел и первые четыре стиха которой (по словам г. Смирдина) принадлежат Пушкину».8

Спустя 60 лет, с 1915 г., по инициативе известного пушкиниста Н. О. Лернера в составе сочинений Пушкина стали печататься эти четыре стиха:

- 31 -

За  горами,  за  лесами,
За  широкими  морями,
Против  неба — на  земле
Жил  старик  в одном селе.

В такой редакции они включались в сочинения Пушкина более 20 лет. В 1936 г. М. К. Азадовский заметил, что стихи печатаются по тексту пятого, исправленного автором издания сказки, а не вышедшего при жизни Пушкина (1834), где третья строка имела другую редакцию:

Не  на  небе — на  земле.

Впрочем, в заметке Азадовского речь главным образом шла не о том, в какой редакции следует печатать эти строки в собраниях сочинений Пушкина, а о том, следует ли их туда вообще включать. Аргументация М. К. Азадовского сводилась к следующему: «Из сообщения Смирдина в передаче П. В. Анненкова в сущности не ясно, что было в действительности сделано Пушкиным: написал ли он вообще заново все четыре стиха или только дал новую редакцию, сохранив в основном ершовские слова и отдельные фразы. Ведь у Ершова было же какое-то начало, когда он принес или послал свою сказку Пушкину. Таким образом, даже отнесясь с максимальным доверием к свидетельству Смирдина, едва ли следует так решительно включать эти строки в основной текст. Самое большое, что можно сделать на основании рассказа Смирдина, — это печатать данный текст в отделе „Коллективное“ <...> Но правка произведения Ершовым заставляет взять под сомнение правомерность включения этого отрывка в пушкинские издания и позволяет по-иному осветить и осмыслить сообщение Смирдина. Если бы в самом деле весь зачин сказки был написан Пушкиным, то едва ли Ершов при том пиэтете, который он питал к Пушкину, решился бы на какую-либо его правку. Очевидно, Ершову не приходило в голову, что, выправляя эти стихи, он правит Пушкина. Вероятнее всего, что Пушкин произвел только какую-то редакционную работу над стихами Ершова. Но от этого они не стали пушкинскими, как не стал, например, пушкинским „Водопад“ Вяземского, хотя ряд стихов в последнем выправлен Вяземским по указанию Пушкина, и мне думается, что было бы более правильно не вводить этого отрывка ни в отдел подлинных стихотворений, ни в отдел коллективных, ни даже в отдел сомнительных».9

Мнение показалось веским и было принято: в собрания сочинений Пушкина строки из «Конька-горбунка» больше не включались. При этом М. К. Азадовский вовсе не отрицал самого факта редакторской работы Пушкина над «Коньком-горбунком», что, пожалуй, было наиболее важным сведением в сообщении

- 32 -

Смирдина (Пушкин «удостоил» сказку Ершова «тщательного пересмотра»). Однако некоторые исследователи усомнились даже в том, что Пушкин читал рукопись сказки. Так, Д. М. Климова, комментируя «Конька-горбунка» в наиболее полном издании сочинений Ершова, пишет: «...по справедливому замечанию М. К. Азадовского, мало вероятно, чтобы Ершов в V изд. подверг правке пушкинский текст <...> К тому же скорее всего Пушкин прочитал „Конька“ уже после публикации: ни в одном из мемуарных источников нет сведений о его знакомстве с рукописью сказки (см.: Ярославцов, с. 2; М. С. Знаменский. Дневник. — Сибирские огни, 1940, № 4—5, с. 239; ПД, ЦГАЛИ), а переработку текста Ершов начал значительно позднее, уже после смерти Пушкина».10

Спор о роли Пушкина в творческой истории ершовской сказки, об участии великого поэта в первых публикациях «Конька-горбунка» в 1834 г. и даже о так называемых пушкинских строках далек, по нашему мнению, от завершения. И ныне, при полной неясности этого вопроса, приобретают важность даже не очень значительные факты.

Как известно, первая публикация части сказки в «Библиотеке для чтения» вышла с чрезвычайно лестным для автора предисловием редактора журнала О. И. Сенковского, знаменитого Барона Брамбеуса. Это предисловие даже друзья Ершова, верившие в его огромную талантливость, назвали «необыкновенным отзывом». Впоследствии бо́льшая часть стихотворений Ершова печаталась в этом журнале. И для многих, например даже для Белинского, Ершов был автором «Библиотеки для чтения», протеже Сенковского. Сам Сенковский также был слишком высокого мнения о своей роли в судьбе Ершова.11 Конечно, «Библиотека для чтения» стала журналом, впервые напечатавшим юного сказочника-поэта и с вниманием относившимся к последующим его литературным произведениям. Но большой духовной, идейной связи с этим журналом у Ершова так и не возникло. Связывала их только традиция отношений и еще одно чрезвычайно важное для молодого литератора обстоятельство: «Библиотека для чтения» была одним из немногих в то время русских журналов, выплачивающих авторам гонорар. Очень кстати пришлись Ершову 500 рублей, полученные от Смирдина за отрывок из «Конька-горбунка». Да и впоследствии, будучи человеком достаточно бедным, Ершов рассчитывал как на существенное подспорье на гонорар от «Библиотеки для чтения», платившей ему по рублю за стихотворную строку. Правда, эти журнальные доходы поступали нерегулярно. Так, в начале 40-х годов Ершов тщетно пытался получить от редакции «Библиотеки для чтения»

- 33 -

причитающиеся ему 600 рублей. По просьбе писателя его приятель В. А. Треборн встретился с Сенковским, который сказал: «Я помогал Ершову здесь, в Петербурге, как бедняку. Он был беден; я вывел его в люди, я доставил ему хорошее место в Тобольске, где он получает порядочное содержание: с него очень довольно».12

Интересна реакция Ершова на это заявление Сенковского. «Ай да барон! — писал он В. А. Треборну 25 сентября 1841 г. — По его словам выходит, что и воздух, которым я дышу, и солнце, которое греет мои грешные кости, — все это дар могущественной его десницы! Ну, уж пусть бы говорил он, что по его милости я стал знаком с грамотной братией (хотя и здесь поневоле вспомнишь благородного А. С. Пушкина), — это было бы еще несколько похоже на правду; но утверждать, что и занимаемым теперь мною местом я обязан ему, — это уже из рук вон».13 Совершенно определенно говорит Ершов в этом письме, что своим литературным дебютом он обязан прежде всего «благородному А. С. Пушкину», роль которого в этом много значительнее роли Сенковского. И, конечно же, смешно было бы думать, что Пушкин оказывал свое содействие в публикации «Конька-горбунка», не прочтя его в рукописи, а положившись лишь на мнение других, например Плетнева.

Сошлемся еще на одно забытое признание Ершова о роли Пушкина в его творческой судьбе. В 1843 г. он хотел поместить одного из своих пасынков в Петербургский университет и просил узнать у Плетнева, не примет ли тот участие в определении этого юноши в число казеннокоштных студентов. Но Плетнев откровенно объявил, что он, хотя и ректор университета, помочь в этом не может, и советовал обратиться к правителю канцелярии попечителя Петербургского учебного округа. Решив, что Плетнев просто не хочет ему помочь, Ершов с горькой обидой написал: «Петру Александровичу (Плетневу, — А. Т.) и прочим покровителям благодарен до глубины души. Со смертию незабвенного Пушкина отношения их переменились; ну да и лучше. Их расположение было не делом собственного чувства, а только отголоском мнения других. Не великая потеря!».14 Таким образом, человеком, которому Ершов больше всех был обязан в блестящем начале своего творческого пути, он считал Пушкина. Более того, он полагал, что расположение Пушкина к нему определяло отношение и Плетнева, и Жуковского. Пожалуй, эти два случайных признания Ершова с исчерпывающей полнотой раскрывают замечательное отношение к нему Пушкина.

Следовательно, нет никаких оснований полагать, что Пушкин не читал «Конька-горбунка» в рукописи (кстати, из мемуарных

- 34 -

источников, на которые ссылается Д. М. Климова, вовсе не следует, что Пушкин не знакомился с рукописью сказки и что он читал ее только в печатном издании).

Нет никаких оснований отрицать и свидетельство Смирдина о «тщательном пересмотре» Пушкиным произведения Ершова. Напомним, что Смирдин — первый издатель «Конька-горбунка», и кому как не ему было знать всю историю издания 1834 г., роль Пушкина в этом и т. д. Заметим, что книга Анненкова вышла при жизни Смирдина и Ершова и не вызвала их замечаний; во втором издании ее (1873) сообщение Смирдина было дословно повторено. К сожалению, в работах, посвященных Ершову, его отношения со Смирдиным неточно излагаются и комментируются. Смирдину чаще всего отводится роль «денежного мешка», который выплачивал авторам гонорар по указанию Сенковского. Это не соответствует истине. Смирдин вел переговоры с авторами, заказывал статьи, договаривался об оплате, а Сенковский занимался в основном литературным редактированием материалов, а часто и его полной переделкой, что порой вызывало гневные протесты авторов. И такое «разделение труда» между Смирдиным и Сенковским особенно соблюдалось в первый год издания «Библиотеки для чтения», когда Сенковский не был даже утвержден редактором журнала и выполнял свои обязанности «нелегально» при официальных редакторах, например при Иване Андреевиче Крылове.

В 1842 г. Смирдин предполагал издать «Конька-горбунка» «с картинками», на что Ершов согласился. Однако издание не состоялось, очевидно из-за тяжелого финансового положения издателя.

В 1847 г. Смирдин хотел приобрести все произведения Ершова для напечатания в серии «Полное собрание сочинений русских авторов». Ершов предполагал включить в эту книгу сказку «Конек-горбунок», пьесу «Суворов и станционный смотритель» и повесть в стихах «Сузге», а также ряд стихотворений. Кроме того, Ершов предложил Смирдину повторить отдельное издание «Конька-горбунка». Оба эти издания не состоялись, что можно объяснить лишь неустойчивым материальным положением издателя. Скорее всего, именно Смирдин посоветовал издать «Конька-горбунка» П. И. Крашенинникову, своему бывшему приказчику. Крашенинников сохранил близкие отношения со Смирдиным. К нему перешла в конце концов его типография, а в 1847 г. и знаменитая «Библиотека для чтения». Крашенинников выпустил 4-е и 5-е издания сказки. Затем еще одно издание выпустила его вдова.

Свидетельством благодарности Ершова старому издателю стало его участие в сборнике, изданном в память А. Ф. Смирдина. Этот сборник задумывался еще при жизни издателя и должен был выйти в 1857 г. к 50-летней годовщине его деятельности. 6 сентября 1857 г. Ершов писал В. А. Треборну: «<...> если ты знаком

- 35 -

с Смирдиным (А. A. — сыном), то передай ему, что я считаю себя в долгу перед ним. Всею душою хотел бы участвовать в его издании в честь отца его, но не имею, решительно, времени написать что-нибудь. Правда, роясь в бумагах, я отыскал драматическую пьеску «Кузнец Базим», переделанную мною из повести Жуковского, но и она требует исправления. Постараюсь переслать ее г. Смирдину».15 Пьеса «Кузнец Базим» была напечатана в 3-м томе «Сборника литературных статей, посвященных русскими писателями памяти А. Ф. Смирдина» (СПб., 1858).

Как мы видим, отношения Смирдина и Ершова, начавшиеся с первых публикаций «Конька-горбунка», продолжались практически до кончины издателя. Смирдин был и главным издателем Пушкина (по подсчетам Н. П. Смирнова-Сокольского половина всех литературных доходов, когда-либо полученных поэтом, доставлена ему Смирдиным). Близкие отношения Смирдина как с Пушкиным, так и с Ершовым несомненно гарантируют достоверность его сообщения.

У Смирдина была коллекционерская жилка — он хранил автографы писателей-современников: Крылова, Жуковского, Бестужева-Марлинского, Нарежного и многих других. При просмотре описи бумаг Смирдина, составленной им самим, мы натолкнулись на любопытную запись, имеющую непосредственное отношение к теме настоящей работы: «Пушкин Александр Сергеевич. <...> Заглавие и посвящение „Конька-горбунка“».16 Следовательно, в архиве Смирдина до конца его дней хранился не известный нам автограф Пушкина, связанный с «Коньком-горбунком».

Пока нет возможности подробно раскрыть содержание пушкинского автографа, но вполне возможно, что это зачин сказки и что Смирдин, говоря Анненкову о первых четырех стихах «Конька-горбунка», написанных Пушкиным, сказал это не только по памяти, a имея, так сказать, «вещественное доказательство».

Автограф Пушкина мог быть подарен Смирдину любым из тех, кто был причастен к первым публикациям «Конька-горбунка»: самим Пушкиным, Сенковским, Плетневым, Жуковским. Но все же наиболее вероятно, что он получил его от Ершова, y которого и должен был находиться пушкинский листочек.

Следует вспомнить рассказ Ершова М. С. Знаменскому: «Да, я, когда приехал сюда, в страшной хандре был и много сжег. Теперь жалко: напомнило бы, по крайней мере, молодость... Были y меня и заметки, писанные Пушкиным и другими».17 Можно предположить, что эти заметки относились, так же как и пушкинский автограф, хранившийся y Смирдина, к «Коньку-горбунку» и представляли собой замечания, поправки и варианты

- 36 -

к его тексту, сделанные Пушкиным и другими литературными друзьями Ершова. То, что автор сказки их уничтожил, возможно, навсегда лишило нас надежды восстановить ее творческую историю. Может быть, навсегда останутся неизвестными и строки в «Коньке-горбунке», принадлежавшие Пушкину, Плетневу, а возможно и Жуковскому... Вместе с тем сам факт уничтожения Ершовым заметок Пушкина и других писателей позволяет считать, что огромное уважение автора «Конька-горбунка» к Пушкину и другим писателям-друзьям и глубокая благодарность им за бескорыстную помощь могли вовсе не распространяться на то, что казалось ему, современнику и участнику великой эпохи в русской поэзии, маловажным, например сохранение пушкинских заметок или его строк в «Коньке-горбунке». Поэтому главный аргумент М. К. Азадовского против утверждения Смирдина о пушкинских строках в сказке — недопустимость исправления пушкинского текста Ершовым — не кажется нам основательным. К тому же строка «Против неба — на земле» несомненно лучше, образнее прежней: «Не на небе — на земле». Наконец, может быть, Ершов восстановил именно пушкинскую строку, исправленную цензором в публикации 1834 г.

Гениальная сказка Ершова «Конек-горбунок» осталась главной его книгой, и время, когда она создавалась, когда появились ее первые публикации, сохранилось в его памяти как самая лучшая пора блистательного творческого успеха и грандиозных надежд, пора, когда юный автор «Конька-горбунка» был согрет вниманием и поддержан лучшими поэтами России — Пушкиным и Жуковским.

«Я все еще современник той прекрасной эпохи нашей литературы, — писал Ершов Плетневу в 1850 г., — когда даже едва заметный талант находил одобрение, когда люди, заслужившие уже известность (я вспоминаю А. С. Пушкина, В. А. Жуковского и Вас), не считали для себя унизительным подать руку начинающему то же поприще, которое они прошли с такою честию».18

_________

Сноски

Сноски к стр. 28

¹ Цит. по кн.: Петр Павлович Ершов, автор сказки «Конек-горбунок». Биографические воспоминания университетского товарища его, А. К. Ярославцова. СПб., 1872, с. 118 (далее: Ярославцов).

² Цит. по кн.: Ершов П. П. Конек-горбунок. Стихотворения. Л., 1976 (Библиотека поэта. Большая серия. 2-е изд.), с. 303.

Сноски к стр. 29

³ Ярославцов, с. 52.

Сноски к стр. 30

⁴ Сибирские огни, 1940, № 4—5, с. 289.

⁵ Ярославцов, с. 2—3.

⁶ Русский архив, 1899, № 6, с. 355.

⁷ Анненков П. В. [Материалы для биографии А. С. Пушкина]. — В кн.: Сочинения Пушкина... Изд. П. В. Анненкова. СПб., 1855, т. I, с. 166.

⁸ Чернышевский Н. Г. Полн. собр. соч. В 15-ти т. М., 1949, т. 2, с. 444.

Сноски к стр. 31

⁹ Азадовский М. Пушкинские строки в «Коньке-горбунке». — В кн.: Пушкин. Временник Пушкинской комиссии. Л., 1936, т. II, с. 315—316.

Сноски к стр. 32

¹⁰ Ершов П. П. Конек-горбунок. Стихотворения. Л., 1976, с. 302.

¹¹ Впрочем, и поныне в некоторых работах о Ершове Сенковского называют не более и не менее как издателем «Конька-горбунка».

Сноски к стр. 33

¹² Ярославцов, с. 80.

¹³ Там же.

¹⁴ Там же, с. 99.

Сноски к стр. 35

¹⁵ Ярославцов, с. 159.

¹⁶ Список с «Описи бумаг А. Ф. Смирдина». — ГПБ, ф. 696. Симони П. К., ед. хр. 66. Копия 1857 г.

¹⁷ Сибирскре огни, 1940, № 4—5, с. 239.

Сноски к стр. 36

¹⁸ Ярославцов, с. 131—132.