131

«ДУБРОВСКИЙ» И «ГАЙ МЭННЕРИНГ» В. СКОТТА

Долголетнее увлечение Пушкина творчеством В. Скотта общеизвестно с давних пор: об этом существует довольно обширная исследовательская литература. К сожалению, наиболее «капитальная», по отзыву Б. В. Томашевского, работа на тему «Пушкин и В. Скотт» (1939), написанная Д. П. Якубовичем, в печати не появилась; тем не менее целая серия статей Д. П. Якубовича, которые должны были быть включены им в указанную монографию, все же увидела свет.1 В этих статьях исследователь уделил большое внимание вопросам литературной техники обоих писателей, анализируя, например, параллелизм ситуаций в их повествовательных произведениях, устанавливая сходство в отдельных эпизодах, близость некоторых композиционных приемов, характеристик действующих лиц и т. д. у В. Скотта и Пушкина.

Еще в 1824 г., живя в ссылке в Михайловском, Пушкин просил брата посылать ему книги («книг, ради бога, книг») и среди них все «новое», что можно достать из изданий В. Скотта: это — «пища души».2 С этих пор библиотека Пушкина стала пополняться произведениями В. Скотта на русском, французском и английском языках.

«Действие В. Скотта ощутительно во всех отраслях ему современной словесности», — писал Пушкин в «Литературной газете» 1830 г., в статье об «Истории русского народа» Н. Полевого (XI, 121). Сам Пушкин также не избежал воздействий В. Скотта во многих своих прозаических произведениях 20—30-х годов. Следы этих воздействий были замечены почти во всех важнейших произведениях его повествовательной прозы, начиная с «Арапа Петра Великого». Немало подобных следов отмечают в «Повестях Белкина», где Пушкин следует шотландскому романисту в мистификации авторства и в обрамлении книги; сходны и многие приемы изложения в самих повестях; так, реминисценции из «Ламмермурской невесты» ощущаются в «Барышне-крестьянке», из «Сен-Ронанских вод» — в «Метели»; ряд эпизодов в других повестях Пушкина напоминают сцены из «Роб Роя», «Эдинбургской темницы» и т. д. В общеизвестной статье о В. Скотте в «Путеводителе по Пушкину» Д. П. Якубович писал: «Идя от „Дубровского“, где Пушкин использует ряд сюжетных положений из романов В. Скотта, концентрируя их, сокращая длинноты аналогичных мест, переводя их в русский колорит. Пушкин приходит к „Капитанской дочке“, являющейся между прочим синтезом его изучения романов Скотта».3 Есть, однако, основания полагать, что поиски литературных аналогий даже между «Дубровским» и романами В. Скотта еще не завершены. На одну из них мы хотели бы обратить внимание и в настоящей заметке.

132

В повести «Дубровский» и в романе «Гай Мэннеринг»4 заслуживают внимания два несомненно сходных эпизода: описание трагической кончины помещика Андрея Дубровского и сцена смерти лэрда Годфри Бертрама. До сих пор это совпадение не было замечено исследователями. Его не зафиксировал Д. П. Якубович.5 Близость указанных эпизодов не отмечалась и в работе Т. П. Соболевой, посвященной «Дубровскому»,6 а также в исследованиях общего характера.7

Приводим для сравнения тексты.

Роман «Гай Мэннеринг» («Guy Mannering, or the Astrologuer», 1815) в русском переводе 1824 г.:8

«Тогда послышались звуки разных голосов со стороны развалин <...>

— Боже мой! — сказала Сампсону мисс Бертрам, — это голос негодяя Глоссина. Ежели батюшка его увидит, то этого будет достаточно, чтобы его убить.

Сампсон разом повернулся и большими шагами пошел навстречу Глоссину, выходившему в сию минуту из-за развалин. — Поди прочь, — вскричал он, — поди отсюда прочь! разве ты хочешь убить его, чтобы завладеть замком?

— Убирайтесь, убирайтесь, почтеннейший Доминус Сампсон! — сказал ему Глоссин: — вы не очень горазды и на кафедре говорить слово, так к чему вам мешаться здесь проповедовать? Мы идем с законом в руках, мой любезный; так вы поучение поберегите для себя.

Чтобы вывести г-на Бертрама из самого себя, с некоторого времени было достаточно одного имени сего человека. Звук его голоса, узнанный им в ту же минуту, произвел удивительное действие над всем его составом. Он встал с места сам, без всякой посторонней помощи, и, обратившись к нему, сказал с запальчивостью, которая ни мало не согласовалась

133

с бледностию его лица: — Поди с глаз моих, змея, злая ехидна, уязвившая отогревшую тебя грудь! Разве ты не боишься того, что стены жилища отцов моих распадутся и тебя раздавят, порог дверей Елленгованского замка разверзнется, чтобы поглотить тебя? Не был ли ты без подпоры, без крова, без пропитания, когда я подал тебе руку помощи; и не ты ли меня и эту невинную девицу изгоняешь из замка, в котором столько веков жили мои предки, в то время когда я не имею ни друзей, ни крова, ни пропитания?

Ежели бы с Глоссином никого не было, то он, не останавливаясь, прошел бы своим путем; но присутствие сопровождавшего его, по-видимому, землемера и вид постороннего человека, находившегося подле Елленгована, побудили его противупоставить правде бесстыдство. Но несмотря на всю его наглость, он не легкое взял на себя дело. „Милостивый государь, — с трудом произнес он, — г-н Бертрам! не я виноват в том, что... собственное ваше неблагоразумие причиною тому, что...“.

Негодование полковника возросло до высочайшей степени. Прервав Глоссина, — Государь мой! — сказал он ему, — не входя в дальнейшее разбирательство сего предмета, я напоминаю вам, что ни место, ни обстоятельства, ни даже, может быть, и присутствие мое не позволяют вам продолжать теперь объясняться, и вы меня одолжите, ежели уберетесь, не говоря более ни слова.

Глоссин был человек высокой, плечистой и сильной. Он предпочел лучше выдержать нападение чужого человека, не казавшегося ему страшным, нежели продолжать защищать свой дурной поступок от упреков прежнего благодетеля. — „Государь мой! — сказал он, — я не знаю, кто вы, и никогда и никому не позволю мне говорить того, что вы мне сей час сказали“.

Маннеринг был несколько вспыльчив. Глаза его засверкали от гнева; он столь сильно закусил себе нижнюю губу, что из нее выступила кровь, и, подошедши к Глоссину, — нужды нет, — сказал он, — что вы меня не знаете, но я, я вас знаю; и ежели вы в сию же минуту не сойдете с этого пригорка, не говоря более ни одного слова, то ручаюсь вам, что вы с одного размаха слетите на самый низ.

Важный и грозный вид полковника укротил бесстыдство негодяя; он повернулся на каблуках и, пробормотав сквозь зубы, что не хочет беспокоить молодой особы, освободил их от гнусного своего присутствия.

Почталион мистрис Мак-Кендлиш, приехавший кстати, чтобы видеть происшедшее, закричал Глоссину, что ежели он когда-нибудь попадется ему на дороге, то он, Жак Жабос, будет иметь гораздо более удовольствия опрокинуть его с повозкою, нежели вытянуть кварту доброго пива.

В то время он доложил, что повозка готова для отвезения старого барина и его дочери.

Но сия помощь сделалась бесполезною. Напряжение, произведенное г-ном Бертрамом, когда он предался своему негодованию, истощило малый остаток его сил, и, упав обратно на свои кресла, он испустил дух без всякого страдания, без малейшего стона. Смерть столь мало изменила его черты, что зрителям сей печальной сцены кончину его возвестил единственно

134

крик его дочери, увидевшей глаза его угасающими и почувствовавшей прекращения биения его пульса».9

Приводим для сравнения цитату из «Дубровского»:

«<...> Кирила Петрович пустился рысью к усадьбе своего соседа — я въехал прямо во двор.

В это время больной сидел в спальной у окна. Он узнал Кирила Петровича, и ужасное смятение изобразилось на лице его — багровый румянец заступил место обыкновенной бледности, глаза засверкали, он произносил невнятные звуки. Сын его, сидевший тут же за хозяйств<енными> книгами, поднял голову и поражен был его состоянием. Больной указывал пальцем на двор с видом ужаса и гнева. Он торопливо подбирал полы своего халата, собираясь встать с кресел, приподнялся — и вдруг упал. Сын бросился к нему, старик лежал без чувств и без дыхания — паралич его ударил. — Скорей, скорей в город за лекарем! — кричал Владимир. — Кирила Петрович спрашивает вас, — сказал вошедший слуга. Владимир бросил на него ужасный взгляд.

— Скажи Кирилу Петровичу, чтоб он скорее убирался, пока я не велел его выгнать со двора — пошел. — Слуга радостно побежал исполнить приказание своего барина; Егоровна всплеснула руками. — Батюшка ты наш, — сказала она пискливым голосом, — погубишь ты свою головушку! Кирила Петрович съест нас. — Молчи, няня, — сказал с сердцем Владимир, — сейчас пошли Антона в город за лекарем. — Егоровна вышла.

В передней никого не было — все люди сбежались на двор смотреть на Кирила Петровича. Она вышла на крыльцо — и услышала ответ слуги, доносящего от имени молодого барина. Кирила Петрович выслушал его сидя на дрожках. Лицо его стало мрачнее ночи, он с презрением улыбнулся, грозно взглянул на дворню и поехал шагом около двора. Он взглянул и в окошко, где за минуту перед сим сидел Андрей Гаврилович, но где уж его не было. Няня стояла на крыльце, забыв о приказании барина. Дворня с шумом толковала о сем происшествии. Вдруг Владимир явился между людьми и отрывисто сказал: — Не надобно лекаря, батюшка скончался.

Сделалось смятение. Люди бросились в комнату старого барина. Он лежал в креслах, на которые перенес его Владимир; правая рука его висела до полу, голова опущена была на грудь — не было уж и признака жизни в сем теле, еще не охладелом, но уже обезображенном кончиною. Егоровна взвыла — слуги окружили труп, оставленный на их попечение, вымыли его, одели в мундир, сшитый еще в 1797 году, и положили на тот самый стол, за которым столько лет они служили своему господину» (VIII, 177—178).

Сходство сюжетных ситуаций в приведенных сценах из произведений Пушкина и В. Скотта бросается в глаза, но это не исключает существенных

135

различий в их содержании и композиционном применении. Установить преемственные черты сходства между действующими лицами двух эпизодов, где сталкиваются главные антагонисты, практически невозможно. Лэрд Годфри Бертрам Элленгауэн не имеет ничего общего с помещиком Андреем Гавриловичем Дубровским. В свою очередь русский барин Кирила Петрович Троекуров ничем не напоминает авантюриста Глоссина. Между ними нет характерологических связей, они выполняют и различную сюжетную роль.

У Вальтера Скотта Глоссин — негодяй по натуре. Троекуров не был таковым от природы. Ему свойственны гуманные порывы: он предлагает свое покровительство Андрею Дубровскому, желая спасти его от унижений бедности. Однако лучшие человеческие черты Троекурова изуродованы феодально-крепостнической действительностью. Акция Глоссина по отношению к его жертве рассчитана и обдумана, его преступление подготовлено заранее. Троекуров же действует импульсивно, как истый крепостник-самодур, который ни в ком не терпит противоречия и неповиновения. Но, совершив подлость, он испытывает угрызения совести и готов помириться. Отсюда и различие в художественных приемах подготовки сравниваемых сцен. В романе «Гай Мэннеринг» роковая встреча Глоссина и лэрда Бертрама происходит случайно — обычный прием писателей-романтиков. Став хозяином имения Элленгауэн, Глоссин целиком поглощен хозяйственными заботами, и судьба разоренного им лэрда Бертрама нисколько его не волнует. Встреча с семьей Элленгауэн неожиданна для него самого. У Пушкина Троекуров едет к Дубровскому, чтобы загладить ссору, возвратив старому товарищу незаконно отнятое имение.

По мнению Б. В. Томашевского, в «Дубровском» традиции писателей-романтиков сказались не столько «в изображении и подборе характеров», сколько «в деталях, в разработке отдельных сцен, в сцеплении событий».10 Действительно, преемственно близки в данном случае только приемы композиции. В эпизоде из романа «Гай Мэннеринг» Пушкина привлекли прежде всего расстановка действующих лиц, техника сцены, мастерство шотландского писателя в создании конфликтной ситуации. Оттолкнувшись от сюжетного эпизода этого произведения, Пушкин нашел убедительное художественное решение сцены последней встречи Троекурова и Дубровского. Он сохранил даже сходную развязку: внезапную смерть героя, вызванную сильным душевным потрясением. Но сцену из романа Вальтера Скотта автор «Дубровского» использовал в самом общем виде. Так, в приведенном эпизоде из «Гая Мэннеринга» малообразованный, недалекий лэрд Годфри Бертрам при виде своего врага Глоссина неожиданно произносит яркую, патетическую, литературно правильную речь в стиле романтического героя. На это противоречие уже указывали исследователи.11 У Пушкина же парализованный Дубровский способен произнести только невнятные звуки. Все его негодование проявилось в жесте, полном ужаса и гнева.

136

Кроме того, у Вальтера Скотта активная роль в данном эпизоде принадлежит Мэннерингу, фигура которого объединяет сюжетные линии романа, а главный герой произведения — Браун-Бертрам — не принимает в них участия. В пушкинской сцене на первом плане появляется молодой Владимир Дубровский, который отдает приказание прогнать Троекурова. Так завязывается новый сюжетный узел.

В эпизоде столкновения с Глоссином у Вальтера Скотта принимает участие всего шесть человек. Пушкин создает массовую сцену. Непосредственное участие в происходящих событиях принимает дворня. Люди Дубровского остро реагируют на происходящее: решается участь не только господ, но и самих крепостных. Все это значительно меняет характер действия, которое разыгрывается на фоне народной толпы. Интересно, что Вальтер Скотт только бегло упоминает о встрече Мэннеринга со старой служанкой лэрда Элленгауэна. В повести «Дубровский» няня Егоровна является участником описанного драматического события, которое отчасти передано через ее восприятие.

У Пушкина полностью меняется эстетическая окраска всего эпизода смерти Дубровского — он имеет трагическое звучание. В романе Вальтера Скотта участие в сходном эпизоде чудаковатого Сэмпсона и трусливого кучера миссис Мак-Кэндлиш вносит комический элемент в действие.

В романе «Гай Мэннеринг» смерть лэрда Годфри Бертрама, не являясь собственно завязкой действия, дает толчок всем последующим событиям (борьба за наследство детей Элленгауэна, интриги Глоссина и его столкновение с Мэннерингом, перипетии судебного процесса и т. д.). Аналогичную сюжетную функцию в повести Пушкина выполняет и сцена смерти Андрея Гавриловича Дубровского. Она завершает экспозицию произведения и приводит к завязке основного действия. В романе Вальтера Скотта в борьбу с Глоссином вступает Браун-Бертрам, сын Элленгауэна. В повести Пушкина «сын Дубровского — Владимир принимает от отца „эстафету“ вражды и ненависти к Троекурову, к несправедливости».12 На этом сюжетное сходство оканчивается. Дальнейшее развитие конфликта в произведениях Пушкина и Вальтера Скотта не имеет ничего общего.

И. В. Зборовец

__________