72

Л. С. СЕРЖАН, Ю. В. ВАННИКОВ

ОБ ИЗУЧЕНИИ ФРАНЦУЗСКОГО ЯЗЫКА ПУШКИНА

(К постановке вопроса)

Исследование той роли, которую сыграли Пушкин и его литературные единомышленники в образовании русского литературного языка, по-прежнему остается весьма актуальным. В начале XIX в. процесс формирования литературного языка проходил в условиях угасания церковно-книжной литературы и европеизации господствующего класса. В высшей степени важно, что, по мысли людей, закладывавших основы литературного языка, русский язык должен был найти свое место в ряду «интернациональных языков», должен был стать, по крайней мере потенциально, международным. Именно так можно истолковать мысль Карамзина: «Хорошо писать для россиян; еще лучше писать для всех людей».1 Это свое предназначение русский язык выполнил.

Формой языковой европеизации оказался, по ряду исторических обстоятельств, язык французской литературы. Невозможно полно описать становление литературных норм нашего языка без учета галлицизмов (лексических, грамматических, семантико-стилистических), путей их проникновения, их исторической судьбы, без учета взаимодействия двух языковых систем в пушкинскую эпоху. В своем языкотворчестве гигант русской поэзии во многих случаях отталкивался от языка Вольтера и Руссо. Можно утверждать, что эта деятельность осуществлялась Пушкиным сознательно, целенаправленно и систематически. Справедливо отмечалось, что «Пушкин пришел к глубоко индивидуальному разрешению проблемы синтеза русской национальной и западноевропейской стихии в литературном языке».2 Действительно, в этом вопросе поэт занимал оригинальную позицию: с одной стороны, он выступал против архаистов-славянофилов кружка Шишкова, но, с другой стороны, постепенно отходил от первоначально воспринятой им «западнической» традиции карамзинского толка. Проблема эта подробно освещена в книге В. В. Виноградова «Язык Пушкина» (главы VI и VII).

Работа В. В. Виноградова, ставшая библиографической редкостью, остается до сегодняшнего дня почти единственным исследованием,3 в котором анализируется «языковая политика» Пушкина, раскрываются принципы

73

и механизм отбора франкоязычных элементов, рассматриваются способы их включения в структуру пушкинского языка и систему его стилей и описываются их многочисленные трансформации уже в рамках литературного русского языка. Здесь следует также упомянуть и изданную Институтом русского языка АН СССР книгу «Поэтическая фразеология Пушкина»,4 в которой уделено большое внимание влиянию традиционной французской фразеологии на язык поэзии Пушкина.5

Напомним некоторые факты (ряд из них приводился в книге В. В. Виноградова «Язык Пушкина») из речевого обихода и литературной деятельности Пушкина: они показывают, насколько необходимо тщательное и систематическое сопоставление двух идеолектов поэта — французского и русского.

В заметках для себя, в переписке, в черновых набросках поэтических и прозаических произведений поэт весьма часто прибегал к сравнению французского и русского слова, если хотел определить, оттенить или уточнить значение последнего. Так, например, он пишет: «Coquette, prude. Слово кокетка обрусело, но prude не переведено и не вошло еще в употребление. Слово это означает женщину, чрезмерно щекотливую в своих понятиях о чести (женской) — недотрогу».6 В письме к Вяземскому он уточняет: «Презирать (braver) суд людей нетрудно».7 В. В. Виноградов замечает: «У Пушкина исследователи (Ф. Е. Корш, Н. О. Лернер, Н. К. Козьмин и др.) не раз отмечали прием семантического дублирования русского языка французским. Это „двойное“ употребление указывает на то, что смысловая нормализация лексики, преимущественно в сфере отвлеченных понятий, шла от французского языка. Русские слово, фраза кажутся писателю семантически зыбкими, текучими <...> Ссылка на французское выражение в этих случаях замыкает значение русского слова, фразы в ясные и твердые семантические границы <...> Точный смысл французского выражения должен перелиться в русское».8

Если не учитывать всю гамму абстрактных значений французского прилагательного obscure — «темный» (загадочный, непонятный, необыкновенный, таинственный; неясный, зыбкий, туманный; безвестный; смиренный),9 то трудно истолковать смысл некоторых пушкинских стихотворных строк:10

74

Мне страшен свет, проходит век мой темный
В безвестности, заглохшею тропой.
                                                            («Сон», 1816)

И вяну я на темном утре дней...
                                  («Элегия», 1816)

В ней сердце полное мучений
Хранит надежды темный сон.
      («Евгений Онегин», 3, XXXIX)

Тебе, но голос музы темной
Коснется ль уха твоего?
            («Полтава», Посвящение)

И, жертва темная, умрет мой слабый гений.
                                             («К Овидию», 1821)

Данный круг значений не закрепился впоследствии в семантике прилагательного «темный». Однако очень часто галлицизм не только давал новое направление смысловой деривации русского языка, но и определял его дальнейшую судьбу. Ср., например, случаи, часть которых отмечена уже в «Полном французском и российском лексиконе» Ивана Татищева (СПб., 1798): блистательный — brillant, живой — vif, чистый — pur, плоский — plat; отсюда следующие сочетания: блистательный слог, живое повествование, чистый слог, плоская мысль и т. п. Пушкинские тексты дают огромное множество примеров подобного рода.11

Таким образом, отбор языковых средств русского языка нередко сопровождался их своеобразной «переинтерпретацией» на основе французской языковой системы. И хотя конкретные направления такой переинтерпретации могли быть различными и даже противоположными (сужение значения русской языковой единицы, расширение значения, развитие новых абстрактных или конкретных значений), функционально они были вполне равнозначны, поскольку призваны были решить одну и ту же задачу: обновить литературный язык, сделав его адекватным новым историческим условиям и требованиям.

Из сказанного ясно, что исследование французского языка Пушкина имеет принципиальное значение не только для более глубокого понимания творчества поэта, но и для более глубокого проникновения в истоки многих норм современного русского литературного языка, а также для более полной реконструкции тех конкретно-исторических условий, в которых складывались эти нормы. Известно, что перу Пушкина принадлежит более двухсот произведений (главным образом писем, но также и стихотворений и черновиков статей), написанных на французском языке. К этому надо добавить многочисленные франкоязычные «вкрапления» в различные в жанровом отношении русские тексты. По приблизительным оценкам, франкоязычные произведения поэта и французские вкрапления в русские тексты образуют корпус объемом в 200 тысяч словоупотреблений. Такой объем представляется наиболее удобным для глобального лингвостилистического анализа: с одной стороны, он достаточно ограничен, следовательно, его переработка потребует относительно небольших затрат; с другой же стороны, такой объем способен обеспечить необходимую степень достоверности заключениям и оценкам.

Простейшим способом обработки франкоязычных текстов Пушкина мог бы явиться толково-частотный словарь. Будучи хорошим дополнением к словарю русского языка Пушкина, подобный словарь был бы первым

75

в лексикографической практике источником такого рода, посвященным второму языку писателя.12 Нетрудно предвидеть, какую помощь окажет такой словарь исследователям творчества Пушкина и других русских писателей, историкам русского литературного языка, а также всем тем, кто интересуется вопросами психологии творчества, билингвизма, проблемами социолингвистики.

Однако в настоящее время существуют предпосылки к тому, чтобы работу по описанию и изучению французского языка Пушкина осуществить в более широком масштабе и на более новой методической основе. Учитывая, что фактически равную ценность для исследователей будут представлять единицы всех уровней языковой системы — слова, словосочетания, фразеологизмы, синтаксические конструкции, структурные модели предложения, следует, по-видимому, отказаться от частотного словаря обычного типа и пойти по пути создания лингвостатистического справочника французского языка Пушкина.

Многоаспектный анализ языкового материала должен найти отражение в самой структуре справочника, в который наряду с генеральным списком лексических единиц следует включить и другие списки — «подсловари» единиц других лингвистических уровней, а также данные о вхождении единиц низших уровней в единицы высших уровней.

Лексические и фразеологические единицы должны быть семантизированы в справочнике, т. е. должно быть указано, в каких именно значениях они употребляются в тексте. Лексические единицы в общем списке ранжируются по алфавиту, фразеологические — по алфавиту относительно ядерного компонента. В качестве дополнительной характеристики лексических и фразеологических единиц словарь должен содержать сведения об их экспрессивно-стилистических особенностях. Другую группу «подсловарей» образуют частотно-распределительные списки лексем, словоформ, фразеологизмов, моделей словосочетаний и синтаксических конструкций, структур предложения. Единицы таких «подсловарей» ранжируются по частоте, в число дополнительных характеристик входят необходимые статистические данные, а также показатель дистрибутивности каждой единицы по исследованным текстам. Наконец, все единицы наблюдения должны быть специфицированы относительно жанра включающего их текста, а также относительно системы экстралингвистических характеристик (время создания текста, адресат и др.). Подобная информация позволит определить зависимость употребления и распределения языковых единиц от жанровых, стилистических и экстралингвистических факторов и тем самым выявить тексто- и стилеобразующую силу этих факторов. Разумеется, лингвостатистический справочник должен содержать и необходимую структурно-функциональную лингвистическую информацию, т. е. сведения о вхождении языковых единиц низших уровней в единицы высших уровней, а также справочный аппарат.

76

Эффективность справочника может быть многократно увеличена, если его эксплуатировать в режиме справочно-информационной системы. Для этого все единицы наблюдения, выделенные в результате анализа франкоязычных текстов Пушкина, должны быть записаны, со всеми необходимыми характеристиками, на перфоленты и введены в память машины. Тогда, помимо непосредственного получения основных списков, становится возможным формулировать различные запросы о распределении единиц в текстах, об их соотнесенности, зависимости от жанровых факторов и т. п. Такая система может эксплуатироваться неограниченно долгое время и удовлетворять самые разнообразные запросы исследователей, т. е. быть практически общедоступной. Учитывая огромный интерес ко всем аспектам творчества Пушкина как в нашей стране, так и за рубежом, нетрудно предвидеть, что эксплуатация лингвостатистического справочника в режиме справочно-информационной системы позволит быстро возместить средства, затраченные на его создание. Однако более важным оправданием для создания такой системы служит то, что в случае успеха она может постепенно «достраиваться» за счет анализа русского языка Пушкина, а в перспективе — и других авторов, сыгравших ту или иную роль в формировании и развитии русского литературного языка.13 Реализация предлагаемого здесь подхода несомненно знаменовала бы начало качественно нового этапа в исследовании истории русского литературного языка, поскольку единые принципы анализа обеспечивают полную сопоставимость результатов, а единые принципы организации информации в справочной системе позволяют формулировать самые разнообразные запросы: таковы, например, распределение жанров по авторам, по этапам литературного процесса, по этапам истории литературного языка; авторская и жанровая «специфичность» различных языковых единиц; своеобразие лексико-статистической и формально-статистической структуры текстов у одного и того же автора в разных жанрах или в разные периоды его творчества или у разных авторов одной эпохи и т. п. И на наш взгляд, более чем справедливо начать такую работу именно с творчества А. С. Пушкина.

_______

Сноски

Сноски к стр. 72

1 Карамзин Н. М. Речь, произнесенная в торжественном собрании имп. Российской академии 5 декабря 1818 г. — В кн.: Сочинения Карамзина, т. 3. СПб., изд. А. Смирдина, 1848, с. 649. Вся цитата приведена и пояснена в кн.: Виноградов В. В. Язык Пушкина. Пушкин и история русского литературного языка. М. — Л., 1935, с. 200.

2 Виноградов В. В. Язык Пушкина, с. 236.

3 Синтаксические аспекты проблемы рассматриваются в другой книге В. В. Виноградова — «Стиль Пушкина» (M., 1941).

Сноски к стр. 73

4 Поэтическая фразеология Пушкина. M., 1969. Книга эта состоит из работ двух авторов — А. Д. Григорьевой («Поэтическая фразеология Пушкина», с. 1—280) и Н. И. Ивановой («Поэтическая глагольная перифраза у Пушкина», с. 293—373). К книге приложен интересный и удобный для пользования «Указатель описательно-метафорических, перифрастических сочетаний и символов».

5 К сожалению, авторы не уточнили в названии и недостаточно объяснили в самом тексте книги тот факт, что в ней сопоставляются случаи традиционной образной выразительности (французские и русские), а вопрос о пушкинских новациях остается за рамками исследования. Думается также, что вряд ли имеет смысл сопоставлять библеизмы в произведениях Пушкина и их французские эквиваленты, как это делается в книге (с. 149—156 и др.): хотя церковно-книжное «испить чашу сию» могло в двуязычном сознании поэта каким-то образом переплетаться с французским «boir le calice jusqu’à la lie» (пример на с. 152), подобные славянизмы отнюдь не выводятся из эквивалентных им галлицизмов; это, скорее, параллельные явления русского и французского языков, возводимые к общим источникам.

6 Цит. по кн.: Виноградов В. В. Язык Пушкина, с. 263.

7 Там же, с. 264.

8 Там же, с. 263.

9 Ср., например: Le petit Robert. Dictionaire alphabetique et analogique de la langue française par P. Robert. Paris, 1972, p. 1174.

10 Виноградов В. В. Язык Пушкина, с. 196—197.

Сноски к стр. 74

11 Ср.: там же, с. 250—275.

Сноски к стр. 75

12 Как известно, первым словарем языка русского писателя был составленный К. Петровым «Словарь к сочинениям и переводам Д. И. Фонвизина» (СПб., 1904); в этом словаре, как и в более раннем маленьком словарике, приведенном к статье Я. К. Грота «Язык Державина» (Сочинения Державина, т. IX, 1883), использованная лексика в словоупотреблениях писателей не регистрировалась. Длительные попытки составить словарь языка Пушкина (начиная от опыта сотрудников А. И. Урусова, 1899 г.), как видно из обзора этих многолетних предприятий (см.: Проспект словаря языка Пушкина. М. — Л., 1949, с. 7—10), ни разу не включали франкоязычную лексику и фразеологию в проектируемые словари, хотя значение их для понимания и оценки лингвистической культуры Пушкина подчеркивалось неоднократно. См., например, статью В. А. Малаховского «Язык писем А. С. Пушкина» (Известия Академии наук СССР, Отдел обществ. наук, 1937, № 2—3, с. 503—527), в которой сделаны наблюдения над французским языком в письмах поэта (с. 526—530).

Сноски к стр. 76

13 Значительный интерес представляли бы в данном случае аналогичные по принципам своего составления лингвистические справочники по французскому языку других русских поэтов, например Ф. И. Тютчева или П. А. Вяземского (о последнем существует лишь краткая справка Рене Галлана, см.: Галлан Р. Французский язык писем кн. П. А. Вяземского. — В кн.: Русский литературный архив. Нью-Йорк, 1956, с. 54—55). Не маловажными для сопоставления были бы специальные лингвистические работы о французском языке И. С. Тургенева (см. о нем в статье М. П. Алексеева «Письма Тургенева» в кн.: Тургенев И. С. Полное собрание сочинений. Письма, т. I. Л., Изд. АН СССР, 1961, с. 75—80) или Л. Н. Толстого (весьма интересные работы на эту тему опубликованы А. В. Камневым; таковы, например, его статьи «Французская речь у русского писателя» (Sbornik pedagogicke fakulty v Plzne. Jazyk a literatura, VI, Praha, 1966, s. 103—135) и «Л. Н. Толстой и французский язык» (отд. оттиск, Praha, 1968)). Ср.: Паперно И. А. О двуязычной переписке пушкинской эпохи. — Труды по русской и славянской филологии, XXIV, литературоведение, Тарту, 1975.