115

ИЗ ИСТОРИИ РАННИХ ФРАНЦУЗСКИХ ПЕРЕВОДОВ ПУШКИНА

Роль Сергея Дмитриевича Полторацкого как пропагандиста творчества Пушкина достаточно хорошо известна.1 Начиная с 1822 г. он постоянно помещал сведения о Пушкине и других русских писателях в «Revue encyclopédique», парижском журнале, связь с которым осуществлял через двух сотрудников журнала — Э. Эро, прожившего несколько лет в России, и Ж. М. Шопена, хорошо знавшего русский язык, также находившегося в России несколько лет в качество секретаря князя А. Б. Куракина. В 1826 г. Шопен перевел на французский язык «Бахчисарайский фонтан», а во втором номере «Московского телеграфа» за 1828 г. появилась анонимная заметка Полторацкого2 о переводе тем же Шопеном «Цыган», который, как сообщалось в заметке, он «посвящает одному русскому любителю словесности». Здесь же читатель уведомлялся также, что Шопен приступил к переводу «Кавказского пленника» и «Онегина».3

О судьбе и истории упомянутых выше переводов сведений не было, между тем материалы архива Полторацкого сообщают на этот счет некоторые не лишенные интереса детали. В неопубликованном письме к Полторацкому Э. Эро от 14 октября 1829 г. говорится следующее: «Мой друг и сотрудник г-н Шопен завершил только что перевод поэмы Пушкина, который он предполагает посвятить вам. Я хотел бы сделать то же, но у меня для этого не хватает возможности <...> Я не получил атлас Радищева и портрет Пушкина, предназначавшийся для Шопена».4

Таким образом, выясняется, что Полторацкий и был тем «любителем русской словесности», которому должен был быть посвящен перевод «Цыган». Полторацкий был, несомненно, в курсе этой работы Шопена. С ней непосредственно связан проект французского издания поэм Пушкина, для которого и предназначался упомянутый Эро портрет. Об этом проекте сам Полторацкий писал «по прошествии двух лет со дня возвращения <...> из Парижа» (т. е. 10 апреля (29 марта) 1834 г.), отыскав его в своих бумагах. Вот дословный текст этой записи, сделанный частично по-французски: «Проекты для Парижа. 1) Кавказский пленник. Переиздать русский текст с параллельным французским текстом в переводе Шопена, с портретом (из Северных цветов) и с гравюрами, рисованными моей женой (Мария Петровна Киндякова, жена С. Д. Полторацкого, была неплохой художницей-дилетанткой, — В. К.), 2) „Бальный вечер“ Баратынского, id.; окупится, а барыши Шопену, да себе 25 экземпляров».5

116

Мы можем приблизительно предположить, что проект этот, «заново отысканный» Полторацким в 1834 г., мог возникнуть в 1828—1829 гг. Портрет Пушкина, о котором писал Полторацкий (гравюра Уткина с оригинала Кипренского), появился в «Северных цветах» на 1828 г., вышедших 22 декабря 1827 г.6 Именно эти годы были временем наиболее близкого общения Полторацкого с Пушкиным.

Шопеновский перевод «Бахчисарайского фонтана», который только и появился в печати, не был высоко оценен современниками.7 Сохранилось письмо Шопена к Полторацкому от марта 1854 г., где в ответ на просьбу последнего о присылке в Россию экземпляра «Бахчисарайского фонтана» он дает не слишком высокую оценку собственному переводу: «Прошло уже несколько дней, как я получил ваше милое письмо; я сразу поехал в деревню, чтобы разыскать старый грех своей юности „Фонтан слез“ (так для благозвучия во Франции называли „Бахчисарайский фонтан“, — В. К.), ни один экземпляр которого я не видел много лет, чтобы, наконец, послать вам этот перевод, единственная правда которого состоит в том, что он стал ныне таким редким, что я едва мог разыскать его для вас. Поскольку мы еще не объявлены врагами (назревала Крымская война, — В. К.), я надеюсь, мой хилый труд дойдет до вас».8

Таким образом, планам Полторацкого относительно перевода «Цыган» на французский язык при жизни Пушкина не суждено было осуществиться. Однако он и его друзья-библиографы зорко следили за тем, что появлялось в печати о Пушкине, как переводили поэта за границей. В архиве Полторацкого сохранился черновик незаконченной статьи его сотрудника по библиографическим трудам и друга И. А. Бессонова, написанной в ноябре 1847 г. в виде письма в «Journal des Debats» относительно переводов Пушкина, сделанных Дюпоном.9 И. А. Бессонов прежде всего упрекает Дюпона в том, что тот считает свои переводы первыми во Франции, и перечисляет тех, кто переводил Пушкина или писал о нем по-французски: Дюпре де Сен-Мор, Шопен, Ансло, Н. Голицын, Э. Мещерский, Лекуант де Лаво, Сиркур, П. Мериме, К. Мармье, Репэй, К. Павлова, Хлюстина (гр. Сиркур). «Возможно ли, — пишет далее Бессонов, — живя в России 8 лет, настолько изучить трудный для иностранца язык, чтобы попытаться перевести не только мелкие стихотворения, но и такое сочинение, как „Евгений Онегин“, в котором отразилась общественная русская жизнь 20-х годов, „Борис Годунов“, в котором язык Пушкина достиг крайней точки художественной выработанности и простоты, и „Цыган“, этого тоску навевающего, унылого, как предчувствие, страстного, как характер автора, неуловимого и туманного, как наши русские степи, как наши горизонты, творения (вариант: «В нем столько принадлежащего русской натуре автора, столько его воспоминаний, намеков, сближений, страсти, слез и воплей обманувшегося, разочарованного сердца, что разве сам поэт мог бы решиться на покушение передать сие на другом языке, да и тогда понято оно и оценено могло бы быть одними русскими. В Европе в этой поэме иностранцы, а частию и наши критики старой школы хотят видеть то Дон-Жуана, то Чайльд-Гарольда, мы видим худо воспитанного, развращенного светом, праздного, без высокой цели, без общественного призвания русского дворянина»). Мы, русские, не вполне еще поняли сами и оценили это необыкновенное, исключительное произведение, положившее

117

резкую черту между всем, что было у нас написано прежде, и у каждого самого способного, самого знающего европейские языки задрожала бы рука, если бы вздумали передать его».10

Эта интересная на наш взгляд статья так и не увидела свет, а через год после ее написания скончался безвременно и сам автор, оплакиваемый Полторацким, который очень ценил в нем критика, библиографа, преданного памяти Пушкина человека.

Таковы эпизоды из ранней истории распространения произведений Пушкина за границей, добавляющие некоторые частные, но не лишенные интереса факты к истории восприятия Пушкина на Западе.

В. В. Крамер

–––